— Эй, мужик, выражайся повежливей! Я литературу преподаю, забыл? Мне что нейрон, что нейтрон — один хрен темный лес.
— Вот это-то и ужасно! Прогресс, королева его за ногу!
Чарли чем-то громко грохнул. Скорее всего, кулаком по клаве. Нет, все-таки он использует какие-то достижения прогресса: от моего лаптопа после такого удара ничего бы не осталось. А у него неверняка клава ударопрочная — полиуглеродная, ферропластиковая или просто деревянная.
— Ты только подумай! — продолжал кипеть Чарли. — В средние века ни Cети, ни даже транспорта приличного не было! Людей жгли так же легко, как их книги, за одну только идею о том, что земля круглая. И тем не менее, за полвека любая научная теория более-менее просачивалась во все более-менее просвещенные мозги! А теперь? Я вот попытался найти что-нибудь по теории Пенроуза-Хамероффа. Нет, не то чтобы я совсем не нашел упоминаний. Все гордо тоньше! Одни только упоминания и есть! Причем все они ассоциируются с лже-наукой: в первую очередь попадаются тексты откровенных шарлатанов от квантовой физики, которые только тем и занимаются, что напускают побольше тумана. «Квантовая тантра», «квантовая мантра»… бред! Не удивлюсь, если это тоже сделано специально. Все небось думают, что Большой Брат в Сети — это обязательно контроль носителей: переписывание прошлого, цензура настоящего… А по-моему, в наше время достаточно просто контролировать поисковые системы.
— Ладно, не горячись. Объясни в двух словах, что там за клеточные игры. Может, мой скрипучий филологический мозг и уловит чего.
— Ну, жизнь квантового мира в двух словах не объяснишь. В общем, считай, что он живет по своим непростым законам. А мир классической физики — по своим. Но когда квантовая система перепрыгивает в классическое состояние, когда она выбирает себе конфигурацию пространства-времени — вот тут-то и возникает невычислимость. Это как женщина, которая долго-долго пляшет голая перед гардеробом и прикидывает, чего бы сегодня надеть — зато потом уж как наденет, ни в жись не предскажешь!… В общем, Пенроуз и Хамерофф утверждают, что именно это происходит в сознании.
— В смыcле? У меня в голове пляшет голая баба?
— Да нет, дубина. Происходит квантовый переход! Микротрубки цитоскелета каждого нейрона состоят из тубулинов — это такие простенькие молекулы-димеры, каждая может принимать одно из двух состояний. Причем переключение тубулина зависит от состояний его соседей. А всего этих тубулинов — по нескольку миллионов на нейрон. Получается, что в каждой клетке живет настоящий клеточный автомат, вроде той самой «Жизни»! Только правило его переходов все равно остается загадкой. Большие массивы тубулинов могут образовывать когерентные квантовые системы — а они, как я уже сказал, возвращаются в классическое состояние совершенно невычислимым образом. Но именно этот квантовый клеточный автомат, как полагал Пенроуз, и отвечает за «моменты сознания».
— И ты думаешь, что клетчный калейдоскоп диоксида — из той же оперы? Кто-то разобрался, как работает эта квантовая автоматика мозга, и научился… хмм… перепрограммирвать ее на самом низком уровне?
— Разобраться — это было бы чересчур. Наверняка там еще черт ногу сломит на сто лет вперед. Да и вообще это может не иметь никакого отношения к нашим загадочным психосредам, я ведь только предположил… Главное в другом — чтобы хакнуть, не нужно полностью понимать, как оно работает! Кто-то заметил, что эффект диоксида похож на эффект ЛСД. Потом еще что-то заметили, начали экспериментировать… Ну да, понятно, почему им не понравилась моя лекция про обратимый диоксид. Слушай, Вик, скажи честно, зачем ты мне позвонил?
— Просто так. Случайное стечение мыслей. Хотя… Знаешь, это наверное именно та квантовая штука, которую называют интуицией. У меня она точно работает непредсказуемо. Когда я хочу ее применить, она полностью выключается. И наоборот, отлично проявляется тогда, когда я на нее плюнул и забыл о ней. Вот и сейчас я думал, что звоню тебе случайно… А вышло, что не так уж случайно, появились зацепки. Наверно, мне просто нужен был мозговой штурм в нашем старом стиле. А то в одиночку эта головоломка никак не давалась.
— Да, были у нас когда-то штурмы… — вдохнул Чарли. — Слу-ушай… А может, как-нибудь съехаться всем вместе опять, а?! И Франческо вытащили бы из его мексиканской дыры. Он там совсем разжирел наверно, как знатный дед семейства. Помнишь, как мы раньше чудили? А теперь выходит прямо как в том русском перевертыше, что ты нам читал: «Мы доломались. Сила — молодым. Они — вино. Мы — дым»…
— Погоди ностальгировать, Гулливер. Ты сказал, они прервали лекцию про обратный DA. Но он хоть существует?
Чарли замолчал. Только бы не обиделся опять…
— Тут вот какая штука, старик Робин. Он не обратный, а обратимый. Про диоксид известно, что на него нужно смотреть минут десять, потом входишь в то самое состояние. Но «приход» не постепенный, он возникает резко, в некий неопределенный момент между девятой и десятой минутой. Я думаю, именно тогда и надо включать «обратный ход». Если позже включишь — уже не вернешься, раньше — еще не дошел…
— Так ты его пробовал или нет?
— Да что ты суетишься, как лангтоновский муравей?! Я же тебе рассказываю по порядку. Когда мне предложили уйти из Университета, я обозлился. Стал искать по Сетке что-нибудь на тему этой обратимости — ничего нет. Даже старое все куда-то подевалось… вот как сейчас с Пенроузом. Хотя сам диоксид можно найти, и все подробности его изготовления — правило клеточного автомата, начальная картинка и все прочее. Тогда-то я старые дискетки и вытащил — те еще пятидюймовки, к которым сейчас и драйвера не найти! Но нашел-таки и драйвер, и свои клеточные игрушки студенческих времен. И сам сел вычислять, как переписать правило, чтобы этот калейдоскоп был обратимым.
— И не смог?
— Обижаешь, старик! И вычислил, и программку набросал. А потом думаю: блин, а как же запускать-то его? Момент «прихода» может определить только сам человек, запустивший диоксид на себе. А если я к тому моменту забалдею в красочных ковриках и не захочу «обратный ход» включать? Но все же запустил один раз. Выпил для храбрости, два таймера поставил на семь минут — чтоб заведомо вернуться до момента «прихода». Покрутились картиночки, свернулись обратно. Вроде никакого эффекта. Да и не должно было, я даже восьми минут не смотрел! Но потом я вышел на улицу… Знаешь, Вик, у меня ничего похожего ни от одной дури не было. Все вокруг такое ненормальное стало, блеклое. Люди ходят с такими неживыми лицами… И по этому серому пространству равномерно разбросаны яркие такие цветные вкрапления. И чувствуется, что все вкрапления как-то связаны и взаимодействуют. Как бы тебе объяснить это ощущение…
Чарли замялся, подбирая слова. Я собрался было сказать, что сам видел нечто подобное, когда нашел дримкетчер в электричке. Но Чарли опередил меня неожиданным сравнением:
— Помнится, как-то в Университете ты рассказывал на своей лекции, что больше половины бестселлеров начала века были написаны при помощи программ-генераторов. В конце двадцатого века эти худловарки казались лишь забавными игрушками на развалинах литературы. Но после 2003-го эту технику стали активно использовать для рекламы. Стали подмешивать в худловарки всякие нейролингвистические «крючки» — названия, слоганы, просто буквосочетания особые в нужной концентрации…
— Похоже, Чарли, теперь моя очередь рассказать, за что меня поперли из alma mater.
То, о чем я поведал Чарли, он в основном знал и сам. Я лишь выстроил полную цепочку. До конфликта меня довела нетерпимость по отношению к той культуре технокоммерческого мифотворчества, которую менее чем за десять лет умудрились повсеместно переименовать из «рекламы» в «просвещение». Меня выгнали как раз за те лекции, которые напомнил Чарли. А главным поводом стала моя электронная книга «Доктор Имаго». Содержательно она была незлой. Но ее устройство являло собой практическую иллюстрацию методов «просвещения»: при каждом обращении к электронному тексту выдавался чуть-чуть измененный вариант. Где-то менялось имя, где-то пропадала частица «не». Критики только через месяц после публикации врубились, что каждый спорит о своей версии «пластилинового романа». Больше всего это задело имагологов из Университета. Что фактически означало задеть руководящий орган. Пока профессор по никому не нужному худлу называл плоды их работы «раком информации», они еще терпели. Но после публикации «Доктора Имаго» мне предложили уйти на покой.
— Вот-вот, я как раз вспомнил эти генераторы текстов со скрытой рекламой! — воскликнул Чарли, когда я закончил рассказ. — После эксперимента с обратимым диоксидом у меня как будто другое зрение открылось. Словно я из-за кулис подсматриваю в мир, где вертится огромный диоксидовый калейдоскоп-генератор. И каждый цветной лоскуток — часть суггестивной системы, которая работает не на классических трюках имагологии, а на каком-то новом принципе. И в результате этой суггестии все люди очень спокойно относятся к разным странным явлениям вокруг них. Словно они иначе видят из-за воздействия этого калейдоскопа. Я когда из дома вышел, смотрю — из здания напротив выходят люди, надевают на головы круглые тарелки-приемники. И сразу же начинают строиться в колонну. Я головой тряхнул — обычные военные, на головах обычные фуражки. А здание — военное училище, я каждый день мимо него хожу. Потом еще несколько раз такие же глюки. По лбу себя тресну — проходит. В метро на эскалаторе… нет, про это вообще рассказывать не буду. Но вот например, выскочил я из метро. Прошелся основательно по свежему воздуху, вроде все нормально. Ну углу Друид Стрит и Джамейка Роуд уличный бэнд играет. Смешные такие ребята: фраки, белые рубашки, бабочки — и босиком! И играют хорошо так, весело. Мол, плевали они на все эти механические толпы, и весь этот правильный Лондон имели в глубоком виду… И тут я вижу: на противоположной стороне перекрестка, за спиной у музыкантов, мигает желтый светофор. И бэнд играет точно в ритм со светофором!… Ну вот, бутылка кончилась.