— Ну, знаешь! У жевалок тоже есть хозяин, — непочтительно отвечал на угрозу Лесов телохранитель, — они не просто так жевалки сами по себе, чтобы любой сучьеух их колотил, как кедровые шишки.
Юты и стражники-лесичи аж рты пооткрывали от такой наглости со стороны лесного побродяжки. Обозвать юта сучьеухим — большего оскорбления и придумать нельзя, даже волчьеухими и то обзывали их разве что за глаза. За сравнение с волками наказывали строго, а за собак могли и подвесить. Отсюда и пошло выражение «вешать на человека собак»: то есть обвинять в непочтительном отношении к ютан-там, лучшим друзьям и защитникам княжеским, как юты сами себя величали.
— Что ты сказал, в Матушку и Первоматушку? — взревел оскорбленный ют.
— А что слышал, — спокойно отозвался Кам.
— Да я же тебя за такие слова вколочу в землю по макушку!
Ох, до чего же рискует маг, думал деревянный мальчик. Юты и прилюдно могут излупцевать простолюдина за подобное к себе неуважение, а уж в таежной-то глухомани!..
Обиженный ют поскакал на мага, пытаясь стоптать конем, но Рой легко уклонился и за сапог сдернул тройника наземь, но не дал упасть, а подхватил и зажал горло локтевым захватом. Выдернул нож из ножен и упер в бок плененному.
Только дернись! Прирежу, как кабана! Эй! И вы там, в темноте, не дергайтесь зазря, не то запорю вашего сучьеуха так, что задница от башки отвалится!
— Не стреляйте, — прохрипел ют пережатым горлом.
— Бросьте луки на землю! — теперь уже командовал Рой.
Патрули неохотно выполнили приказ.
— Всем сложить руки за головы и приблизиться ко мне! Тройникам-ютам спешиться и исполнять то же самое!
Патрульные, ворча и проклиная неловкость схваченного тройника, исполнили и это приказание.
— Ты! — Рой кончиком ножа указал на вымпел-вещуна. — Шипицын, или как там тебя, жополиз ютов?
Вещун ахнул. Наверняка ни разу в жизни не видел он подобного бесстрашия, неуважения к сказочно богатым пришельцам йз паутины и не думал о себе как о прихлебателе. Когда Шип Цын приблизился к Каму, тот рукоятью кинжала нанес вещуну удар в висок и тут же вернул нож под ребра тройнику. Вещун, не охнув, повалился в траву.
Юноша слегка ослабил свою вещун-защиту и почувствовал, что офицер связи лежит в полном отрубе, а маг, пользуясь беспамятством Шип Цына, не теряя зря времени, рисует в воображении лошадей кормушки с отборным овсом. Лошади, раздувая ноздри, сунулись к воображаемым колодам, но те чуть отодвинулись. Кони сделали по шажку, кормушки отодвинулись подальше.
Патрульные никак не могли сообразить, что же им предпринять, а кони тем временем неслышно растворялись в темноте, преследуя неторопливо удаляющуюся пищу. И некому было остановить животных: без вещуна никто и не догадывался, что в эти минуты отряд превращается в безлошадный. Лесу нравились безрассудные действия хранителя тела, но, даже обладая задатками ведуна, предсказать, что же сделает маг в следующий миг, он бы не взялся. А сделал Кам вот что: в одиночку напал на хорошо вооруженный отряд профессиональных бойцов.
Острым лезвием распорол он кожаный пояс плененного, отчего ютовы штаны свалились до колен, выдернул кривой меч из чужих позолоченных ножен и прыгнул в сторону семерки.
Запинающийся в штанах ют был не в счет, но и семеро на одного показались Нову немалой силой. Тем более что патрули оправились от первоначального изумления и повыдергивали свои мечи, а тройники-юты расстегнули кобуры и нацелили на Роя короткоствольные громобои.
— Ах, сучьи дети! — как будто даже обрадовался такому поведению патрулей Кам. — То-то же я сейчас вам уши поотстригаю!
Он взмахнул мечом, и громобой ближайшего юта полетел в траву. И похоже, что вместе с пальцами. Не успело оружие огневого боя долететь до земли, а Рой уже крутанулся на каблуке и оказался перед дальним ютом. Сверкнул меч, и в руках юта оказался приклад без ствола и огневой коробки. Еще четыре взмаха мечом, слившихся в один, и четыре волчьих уха отлетели в траву, как опавшие листья.
Пятеро лесичей обрушили удары в пустоту, где полсекунды назад находился Кам. Но он-то был уже снаружи круга, образованного патрулями, и пнул в копчик самого толстого. Тот выронил меч и ухватился за жирную задницу. Другому стражнику Рой отвесил затрещину по уху, и патрульный снопом повалился под ноги приятелям.
Оставшаяся тройка ткнула мечами в грудь бродяге, но тот проскользнул между клинками и нанес удар кулаком в глаз самому высокому из стражников. Рослый перекувырнулся через голову и затих, раскинувшись на траве.
Двойка крутанула лезвиями, при этом один пытался снести башку, а второй перерубить ноги Роя. Маг в этот миг подпрыгнул и, опираясь на меч, вертанулся в горизонтальном полете. Он летел параллельно движениям мечей: выше целившегося по ногам, но ниже того, что метил в шею. Подошвы ног Роя со всего маха врезались в солнечное сплетение коренастого патрульного, и тот переломился, как переспелый колос.
Оставшийся в одиночестве страж рубанул сплеча так, что лезвие с хрустом вонзилось в дерн, и тут же с воем покатился по поляне, потому что маг его пнул под коленку. Лес не верил своим глазам-сучьям. Сражение на поляне заняло чуть больше минуты. Противники ни разу не скрестили мечей. Тем не менее все девять стражников были выведены из строя.
Один запутался в штанах и до сих пор не мог от них избавиться, другие юты злобно выли, держась за безухие головы, два лесича валяются в отключке, а третий, коренастый, не валяется, а стоит шалашиком, упершись лбом в землю. Четвертый лелеет ушибленную задницу, пятый вопит, растирая ногу. Вымпел-вещун пришел в себя, но сидит неподвижно, не рыпается, лишь смотрит на Роя расширенными от темноты и просто страха глазами. Оно и понятно: его дело — связь, а оружие — голова, мечом махать ему не пристало. Да он, возможно, ничего режущего, страшней кухонного ножа, и в руках-то никогда не держал, подумал Нов.
Кам Рой собрал разбросанные по поляне мечи и сволок их к костру. Затем поднял исправные громобои. Один был измазан в ютовой крови, а второй пришлось доставать из кобуры на разрубленном поясе. Маг пнул ствол разрубленного громобоя к мечам, а затем с двух рук принялся палить по куче оружия, пока та не превратилась в лужу расплавленного металла. После этого телохранитель повыдергивал огневые коробки и бросил их в огонь. Костер взорвался ослепительно алым цветком, и поляна погрузилась во тьму.
Если бы Нов смотрел на все это глазами человека, то наверняка после такой яркой вспышки ничего бы уже больше не видел, но деревянные глазки мигом переключились. В свете луны еловому мальчику было видно, что оставшиеся в руках Роя громобои один за другим полетели в реку. Раздалось два коротких всплеска.
«Эй, Лесик, — услышал он призыв по вещун-связи, — кончай корни пускать, сучья пялить. Пора человеком становиться. Выходи сюда, знакомиться станем…»
Обратное превращение оказалось куда сложней, и пока Нов мысленно сбрасывал хвою, обрывал корни, превращал еловую кору в бледно-зеленые порты и рубаху, втягивал остроконечную макушку, съеживался до длины сажени (меры длины динлинов не совпадали с русскими, принятыми во втором тысячелетии от Рождества Христова), пока снимал берестяной пояс, разминал одеревеневшие мускулы и регулировал зрение, чтобы воспринимать мир по-человечески; маг подошел к юту и помог ему окончательно избавиться от штанов. Обнажил свой меч, который во время недавнего боя висел почему-то за спиной (ют пронзительно заверещал, прикрывая уши руками), ухватился за штаны тройника и двумя резкими взмахами распорол штанины сверху донизу.
Нов впервые увидел ютов срам и не поверил своим глазам, подумал даже, что у него не все в порядке со зрением: настройка неправильная. Но нет, с глазами все было в порядке, именно такой срам и имели юты — очень невидный. Так вот почему они никогда дел с нашими бабами не имеют, подумал Лес.
— Заткнись! — велел Кам визжащему от страха тройнику. — Оставлю я тебе сучьи уши на память.
Но ют продолжал вопить, будто ему в задницу кол воткнули. Рой отвесил ему пару звучных пощечин, чтобы привести в чувства. Тот вроде бы оклемался: вытянулся перед магом по стойке «во фрунт», как учеников ютшколы учили, — голова вскинута, глаза выпучены и пожирают начальника, чуть согнутые в локтях руки прижаты к бедрам растопыренными ладонями.
«Лесик, — поторопил телохранитель по вещун-связи, — ты что там копаешься? К земным сокам присосался, что ли? Никак титьку мать сырой земли не выплюнешь? Иди скорее…»
Нов наконец сумел стронуться с места и деревянными шагами двинулся к кострищу. Кам встряхнул вымпел-вещуна за шиворот и поставил рядом с ютом. Теперь оба тянулись «во фрунт», только у лесича ноги были сомкнуты: пятки вместе, носки врозь, — а у юта с его кривыми мослами, что обычно скрадывалось тканью порток, сдвинуть ноги не больно-то получалось. Ютовы конечности ходили ходуном.
Ох и трусы же, оказывается, эти юты, подумал Лес. А с мечами да громобоями в руках выглядят куда какими храбрыми. В том-то и беда, что без отпора они совсем обнаглели. Знают, что почти любого купить могут, потому и самоуверенны. Чувствуют безнаказанность и шуруют в Лесном княжестве, как у себя за пазухой.
— Вот, — сказал Кам, кивая в сторону юноши, — выпускник ютшколы чародей Лес Нов. Прошу любить и жаловать. Полюбуйтесь на него, кто ни разу не видел. Попрошу хорошенько его запомнить, особенно ютам. А я — Кам Рой. Из комариного рода, если кому непонятно! А комары умеют пребольно кусаться… Эй, там, на поляне! А ну — все сюда, кто оклемался! Нечего там валяться, не дома на перине!
Приковылял, сильно хромая, один стражник. Подошел, переламываясь в пояснице и снова выпрямляясь, коренастый. Прискользил подволакивающий ноги патрульный с растекшимся на пол-лица синяком. Прискакал держащийся за копчик жирный страж…
— А где остальные? — грозно спросил маг. — Особого приглашения требуют? Вот я на них сейчас своих родственников-комаров напущу!
И тут же все услышали комариный шелест и писк, а из темноты раздались истошные вопли: то Камова родня, разделившись на три роя, набросилась на лесича и ютов. Вся троица мигом прилетела к кострищу. Но в каком виде! Комарами они были облеплены с ног до головы, так что и глаз раскрыть не могли. Живые ковры шевелились на нерасторопных патрульных.