– Но сейчас мы находимся в необычной ситуации. Все остальное будет намного проще.
– Но не с тобой. Ты будешь отгораживаться от меня, когда тебе это будет удобно. И использовать меня как игрушку, когда тебе это заблагорассудится.
Ник посмотрел на нее подернутыми пеленой усталости глазами:
– Ты ведешь себя неразумно. Поспи, и мы поговорим утром.
София закусила губу, с трудом сдерживая слезы:
– Я достаточно долго жила в одиночестве, Ник. Мечтая о любви, которой не получала. И я не хочу, чтобы с тобой было все так же. Я не хочу, чтобы наш ребенок жил в семье, в которой его мать несчастлива. Ты не можешь наладить нормальные отношения даже со мной, не говоря уже о ребенке.
Ник сжал губы. Слеза покатилась по щеке Софии. Он выругался и протянул руку, чтобы смахнуть слезу. В его глазах отразились смятение и настороженность.
– София…
– Да, это так, – прервала она его. – Я люблю тебя, Ник. Я поняла это, когда мы еще были на Евангелине. И ты знал об этом. Ты ловко использовал это, чтобы получить то, чего хочешь, и я сама сыграла тебе на руку.
Ник отвел глаза в сторону. Сердце Софии сжалось при этом молчаливом признании. Он действительно все знал. И почему-то это только ухудшало дело.
– Прими какое-нибудь решение, Ник, – тихо сказала она. – Определись, есть ли у тебя сердце и можешь ли ты отдать его мне. Или отпусти меня. Выбор за тобой.
Ник посмотрел на нее страдальческим взглядом, и София едва не дрогнула.
– Я знаю, что тебе пришлось нелегко в жизни. Но и мне тоже. Однако я перестала использовать это как предлог, чтобы бояться своих чувств.
Она повернулась и направилась в спальню. Она была рада положить конец своим страданиям. Если он отвергнет ее сейчас, по крайней мере, все кончится. И она не обречет себя на жизнь, полную боли. И неужели можно испытывать еще большие мучения?
Еще как можно, подсказало ей сердце. Это было только началом.
Ник проигнорировал бутылку виски, к которой он стал в последнее время слишком часто прикладываться, и вместо этого вышел на свежий воздух. В глубине сада была скамейка, куда они со Стеллой часто приходили, спасаясь от гнева отца. Ник сел на нее, вытянул ноги и откинул голову на спинку. Но не испытал обычного умиротворения. Он не мог отрицать, что каждое сказанное Софией слово было правдой. Он знал, что она любит его. И использовал это в своих целях. Он держал ее на расстоянии, потому что только так привык жить. Это было не то, чем он мог гордиться, но он смирился с этой своей скверной чертой характера и простил себя.
Но сегодня, когда он увидел, как она несчастна, хотя всего несколько недель назад сияла от счастья, он почувствовал, что у него разрывается сердце. Он хотел, чтобы она была счастлива после всего, что ей пришлось пережить. Он обещал ей, что всегда будет рядом, и вдруг политический кризис все разрушил.
Но это было неправдой. Он понял это, как только эта мысль пришла ему в голову. Поведение Идаса, конечно, заставило его пересмотреть многое. Правильно ли он поступал, сможет ли он быть лидером, способен ли он править государством? Но он принял решение отдалиться от Софии еще до этого. Когда она подобралась слишком близко к нему. Когда его собственные чувства к ней стали слишком сильными.
Потому что он боялся разрушить свои защитные барьеры, боялся, что не сможет жить без них. Он отгораживался за ними слишком долго.
Это было иронией судьбы. Он боялся. Он позволил своему страху управлять им, в то время как София отважно брала все препятствия, которые он возводил на ее пути. Женщина, которую, как он понял к собственному ужасу, он давно уже любит.
Он жаждал успокоения, которое она давала ему. Знал, что она может залечить все его душевные раны. Как она делала это снова и снова в последние несколько недель. Но сначала он должен решить проблему с Идасом. А потом он займется своими отношениями с Софией.
Вопрос был лишь в том, сможет ли он полностью отдать ей всего себя? Или разрушит ее жизнь, заставив ее остаться с ним?
Глава 14
– Первая машина подъедет через тридцать минут, сир.
Ник, стоявший на ступенях парадного входа во дворец, обернулся, чтобы кивнуть Абраму. – Держи меня в курсе.
Поклонившись, Абрам исчез внутри.
Ник снова повернулся лицом к залитой солнцем гавани. Он надеялся, что сегодня международное сообщество объединит усилия для того, чтобы отразить очень реальную угрозу потери независимости Акафинии.
Идас, как и ожидалось, предпочел не участвовать в переговорах, так что мир будет судить его в его отсутствие.
Ник потер рукой пульсирующий от боли висок. Он почти не спал предыдущие две недели, лично обзванивая лидеров двадцати пяти мировых держав, убеждая их выкроить время и приехать на саммит. И у него это получилось. Любимое место для отдыха богатых и знаменитых, Акафиния была слишком яркой жемчужиной Средиземноморья, чтобы можно было проигнорировать грозящую ей нестабильность. И ему оставалось только убедить влиятельных гостей оказать ей поддержку.
– Они скоро будут здесь?
Ник обернулся и увидел отца, выходившего из открытых дверей, опираясь на трость.
Он кивнул.
– Это поразительно, чего ты добился, Никандрос, – сказал его отец. – Я не верил, что это произойдет.
То, что раньше породило бы в нем чувство горечи – неверие отца в его силы, – на этот раз никак не задело его. Он слишком многое пережил за прошедшее время. И знал, что поступает правильно. Он стал уверенным в себе лидером страны. И лишь надеялся, что это загладит ошибку, которую он совершил в отношении Идаса.
Отец внимательно смотрел на него.
– Ты всегда умел широко смотреть на вещи. Поэтому ты был так успешен в Нью-Йорке. Делал Акафинию привлекательной в глазах всего мира. Ни я, ни Атамос не смогли бы сделать этого. Моя скорбь руководила мной все эти недели. Моя злость. Легко впасть в ярость, когда твои плоть и кровь отняты у тебя. Но я прошу прощения за то, что был тебе плохим отцом. И не только сейчас, но и в прошлом. Ты уже начал понимать, что быть королем непросто. Часто приходится делать выбор. И иногда этот выбор бывает неправильным.
Ник почувствовал, как в его груди что-то сжалось при этом извинении, с которым отец опоздал на несколько десятков лет.
– Думаю, что теперь я понимаю, как сложно быть королем, намного лучше, чем раньше.
Его отец кивнул:
– Я всегда одинаково уважал своих сыновей. Боюсь, что не всегда показывал это.
– Это все в прошлом, – ответил Ник.
– Да. Удачи тебе сегодня. Я совершенно уверен, что ты придешь ко мне с хорошими новостями.
Ник сделал глубокий выдох, когда его отец повернулся и, тяжело опираясь на трость, направился к дверям. Даже если он говорил себе, что мнение отца для него ничего не значит, оно все равно имело значение. Всю его жизнь.
София смотрела на себя в зеркало, изучая результаты целого месяца работы.
Ее платье. Ее дизайн. Это было все равно что выставить на всеобщее обозрение свой внутренний мир и надеяться, что все его полюбят.
Она повернулась к Стелле:
– Ну, что ты думаешь?
– Вау! – Глаза Стеллы расширились. – Ты выглядишь идеально. Утонченная, изысканная, беременная, настоящая королева.
Сердце Софии сжалось. Еще неизвестно, будет ли она королевой. С момента их разговора с Ником прошло две недели. Две недели с тех пор, как она бросила ему в лицо свой ультиматум, а к его ногам – свое сердце. Две недели, в течение которых он ни разу не дотронулся до нее и проводил все дни за подготовкой к саммиту, в то время как она мучилась мыслью о том, что между ними все кончено.
София закусила губу:
– Ты уверена насчет платья? Если у тебя есть какие-то сомнения, я надену что-нибудь другое.
Стелла похлопала ее по плечу:
– Никаких сомнений. Ты поразительно талантлива. А теперь бери свою сумочку. Мы уже опаздываем.
И они на самом деле чуть не опоздали на фотосессию, за которой должен был последовать обед с женами лидеров иностранных держав.
София героически улыбалась, когда они со Стеллой вышли на ступени парадного входа. Стелла заставила ее остановиться посредине лестницы:
– Продемонстрируй всем свое платье.
Принцесса считалась иконой стиля, и фотографы столпились вокруг них. Камеры защелкали, ослепляя их вспышками.
– Сказочное платье, София! – выкрикнул один из фотографов. – Чей это дизайн?
София гордо вскинула голову:
– Мой. Я планирую в следующем году запустить новую линейку в моем бутике в Нью-Йорке.
– Это будет серия одежды для беременных?
София открыла было рот, чтобы, как обычно, ответить уклончиво, поскольку официальное сообщение планировалось сделать только на следующей неделе. Но Ник поспешно поднялся по ступеням, встал рядом с ней и обнял ее рукой за талию.
– Да, – сказал он. – София и я счастливы сообщить, что мы ожидаем нашего первенца.
Стелла сдавленно ахнула при таком нарушении протокола. Папарацци бешено защелкали камерами.
– Зачем ты это сделал? – вполголоса спросила София. – Теперь они набросятся на нас, как голодные волки.
– Но мы на самом деле ждем ребенка, любовь моя. И мне было больно смотреть, как ты пытаешься уклониться от ответа.
София заставила себя улыбнуться, в то время как камеры продолжали щелкать.
– Не думаешь ли ты, что лучше было подготовить пресс-релиз, если мы не собираемся жить вместе?
Он посмотрел на нее:
– Я никогда не отпущу тебя, София. Никогда.
– У тебя нет выбора, – сказала она, продолжая улыбаться. – Я уже говорила, что уеду после этого саммита, если ты не захочешь впустить меня в свою жизнь.
– Это дает мне двадцать четыре часа на то, чтобы заставить тебя изменить свое решение.
– Ник…
– Позже, – прошептал он.
Они отправились на обед. После обеда участники саммита снова приступили к обсуждению ситуации. А помощник Ника по связям с общественностью принялся разбираться с шумихой, которая поднялась вокруг будущего королевского отпрыска. К вечеру эта новость разлетелась по всему миру с сенсационными заголовками.