– Во, хлопцы, прекрасный прозаик, плохой поэт и церковный певчий, а еще бывший артист оперного театра… Купили его роман «Проперций»? Нет? Много потеряли. Он так проперчил Москву своим «Проперцием», шо стал у нас знаменитость. Можете даже з йим почеломкаться.
После двух полстаканов Морхинин почувствовал себя сатириком:
– Помнишь, Микола, еще при Союзе меня секретарша послала с «Проперцием» к рецензентам в ЦДЛ? Трое их там сидело. И все эти трое спецов крыли моего «Проперция» и меня. Один старый хрен, фамилия Флагов.
– Го-го-го! – развеселились приезжие писатели. – Флагман литературы!
– А дама, патлы торчком? Я ее прозвал «Крыса». Знаешь, в какой норе она обретается?
Лямченко похрустел крепеньким огурчиком.
– В хорошей норе, – не без зависти признал он, – Крыса твоя, Валерьян, лишних выгрызает под корень. Зато и поставлена соответствующими влиятельными господами.
– Я знаю, – отвечая на вопросительный взгляд Лямченко, сказал Морхинин. – Тот, кто глумился над моим романом, остался на хорошем месте. А «Проперций» издан! И мной подписан договор об издании моего второго романа – «Плано Карпини».
– Да ну? – как-то мутненько удивился Лямченко.
– И между прочим, – расхвастался Морхинин, – тоже стотысячным тиражом. И пусть утрутся все, кто меня крыл по-всякому и говорил, что от моих писаний толку не будет.
После этого заявления компания притихла немного, потому что слишком большой успех кого-то из цеха всегда действует на нервы остальным. Это общее место и закон природы, ничего не поделаешь…
Морхинин выдержал примерно месяц и без телефонного звонка пришел в «Передовую Вселенную» за своей повестью. Он не сомневался в ее возврате и сделал этот «крысиный ход» неизвестно для чего – даже крупицы надежды у него не имелось.
В своем большом кабинете Крыса-Соникова находилась в одиночестве. Она разговаривала по телефону, кинув ногу на ногу. Коленка торчала острым треугольником. Это место женской плоти, которое всегда привлекает взгляд мужчины и как бы содержит особенный оттенок эротического интереса, выглядело лядаще и противно.
– Что ты пропал, Юрик? – пыталась мурлыкать Крыса, но срывалась на мерзкое повизгивание. – Две части твоего романа мы напечатали. Где же третья? Мы ведь ждем с нетерпением. У нас для тебя всегда есть место.
В процессе телефонного разговора Соникова обратила взгляд на стоявшего у двери Морхинина. Она сделала бровями движение с заключенным в нем вопросом.
– Морхинин, – напомнил свою фамилию бывший хорист.
Заканчивая уговоры неизвестного триумфального автора, Соникова указала на солидную кипу отвергнутого. Морхинина она, скорее всего, не помнила. Он порылся, нашел свою рукопись и убрал ее в кейс. К этому моменту Крыса положила трубку.
– Извините, я невольно слышал ваш разговор с автором, – улыбаясь, заговорил Морхинин. – И, по правде говоря, позавидовал ему. Кто это был?
Соникова назвала фамилию, ничего не говорившую Морхинину.
– Он, наверное, очень хорошо пишет, раз идеально подходит вашему журналу, – продолжал наш герой вполне искренне. – Где можно его прочитать? Просто хочется понять, какими достоинствами обладает этот писатель?
– Да никакими особыми достоинствами он не обладает, – неожиданно заявила Соникова. – Не советую ему подражать.
– Тогда я не понимаю, почему вы так тепло и настойчиво побуждали его нести в журнал свои произведения… Почему?
– Мы с ним приятельствуем, – слегка зевнув и откинувшись на спинку своего редакторского кресла, загадочно сказала Соникова.
– А-а… Понятно… – произнес Морхинин и попятился к двери.
Выходя, Морхинин заметил, как Крыса исподлобья, каким-то сосредоточенно-значительным взглядом наблюдает за ним. Конечно, ему желательно было бы выяснить, чем конкретно не понравилась редакторше Сониковой его повесть. Однако настали времена, когда задавать такие вопросы в литературном учреждении стало считаться нелепостью.
Что же означает откровенная фраза: «Мы с ним приятельствуем»? Что это? Дружат домами? Пьют водку или коньяк? Наконец, может быть, они временами спят вместе? Тогда что означают в характеристике «приятеля» эти явные нотки пренебрежения? Странно это все, весьма странно.
На этом Морхинин остановил ход своих размышлений.
X
А в издательстве «Крок-пресс» вышел стотысячным тиражом роман «Плано Карпини».
Морхинин получил двадцать авторских экземпляров довольно средней по объему книги в мягкой обложке. Зато художественное оформление было великолепно. Молодой график имел изысканный вкус и точное чувство исторического стиля. Когда Морхинин пришел в издательство, он почти столкнулся с ним в дверях и должен был бы вежливо остановить его. Представиться, завести знакомство, высказать свое удовольствие от его прекрасной работы, но… Проклятая нерешительность хориста, столько десятилетий просуществовавшего в поющей толпе, где главным достоинством считается умение не выделяться, смазало реакцию на внезапную встречу. Потом жизнь и ее специфические заботы отдалили это намерение. С художником он не познакомился.
Подойдя к кабинету директора, он услышал выговор Амамчана Алле Константиновне:
– Я вас не уполномочивал изменять сумму в связи с инфляцией! – на повышенной тональности гундел бывший руководитель тбилисского магазина.
– Но, Ашот Амбарцумович, плата за роман… за хороший роман… и так была занижена. А после инфляции остались бы просто крохи. Я сочла возможным переписать договор, чтобы автор мог получить те деньги, о которых договаривался.
– Это мои деньги, а не ваши! – сорвавшись на крик, взорвался Амамчан. – Мне плевать, что из-за инфляции Морхинин получил бы меньше. Хорошо, заплатите ему, как пересчитали. Но разницу я потом вычту из вашей зарплаты.
Морхинин вошел спокойно.
– Здравствуйте, – холодно сказал он с полупоклоном в сторону главного редактора. – Я могу получить гонорар за «Плано Карпини»?
– Да, пройдите с Аллой Константиновной. Она оплатит ваш труд по новому договору, – слегка остывая, проговорил Амамчан и, кажется, хотел пожать Морхинину руку. «Черт знает, – подумал директор, – а вдруг еще пригодится…»
Валерьян Александрович будто случайно сунул правую руку в карман (в левой был кейс) и, равнодушно отвернувшись, прошел за Аллой Константиновной. В ее кабинете он расписался в бухгалтерской ведомости, получил тщательно пересчитанные купюры, затем обратился с вопросом:
– Насколько вы увеличили мой гонорар в связи с инфляцией?
– Это не имеет значения… – быстро заговорила Алла Константиновна. – Расчеты с авторами входят в наши внутренние дела, – ее лицо и шея стали пятнистыми от волнения.
– Я не возьму разницу, которую вы должны будете отдать из своей зарплаты, – Морхинин принял надменный вид.
Алла Константиновна неожиданно успокоилась, потом улыбнулась. Улыбка смягчила ее напряженное лицо. Оно похорошело и помолодело на несколько лет.
– Да ладно вам, берите сколько дают, – Алла продолжала улыбаться.
«Ишь на левой щеке ямочка… И вполне приятные ухоженные зубки… – подумал ловелас Морхинин. – А уж телеса…»
– Берите, – повторила главный редактор. – Я тоже отсюда ухожу. Надоело… Расписывайтесь.
– Как же вы уйдете? – забеспокоился Валерьян Александрович. – Сейчас трудно найти работу в издательстве, я знаю.
– У меня отец директор большого издательства. Куда-нибудь меня приткнет. Подождите, я соберу свои вещи. Пойдемте вместе.
Они пошли по Беговой до метро и стали спускаться по эскалатору. Стоя ступенькой ниже, Морхинин неожиданно для самого себя осторожно обнял Аллу Константиновну и ощутил упругое сопротивление шарообразных грудей. Она опять густо покраснела и произнесла, будто глотая слюну, мешавшую говорить:
– Как вы вольно себя ведете, Валерьян Александрович… Я женщина одинокая, беззащитная…
– Я вам благодарен, что вы вступились за писателя и так стойко держались перед этим динозавром. Я слышал весь разговор из коридора. Дело даже не в деньгах, а в том, как смело и честно вы поступили.
– Ну, он уж совсем оборзел, – засмеялась бывшая главная редакторша. – Надо же хоть кому-нибудь ему об этом напомнить…
– Бесполезно. У этих людей отсутствует такое качество, как порядочность.
Когда они вышли на поверхность, Морхинин взял Аллу Константиновну под наполненный силой локоть и сказал:
– А возьму-ка я вон в том фирменном магазине бутылочку шампанского… Как вы к этому отнесетесь? Вы не против, надеюсь, отметить издание моего «Карпини»?
– Я не против, тем более… Вот видите этот большой дом с архитектурными излишествами? Я здесь живу в трехкомнатной квартире… с престарелой тетушкой. Но она сейчас на даче.
– Поразительно удачно судьба расположила все в этот день, – расплылся в улыбке бывший хорист.
– Могу добавить: муж развелся со мной по принципиальным мотивам. Он улетел два с половиной года тому назад в Австралию, однако не долетел.
– Катастрофа?
– Нет, он познакомился в лайнере со стюардессой и заспорил из-за этой стюардессы с каким-то гонконгцем. А тот взял и ударил его по горлу ребром ладони в стиле не то шаолиньского ушу, не то какого-то муай-тай. В результате мой бывший муж погиб, так и не долетев до Австралии.
– Интереснейшая история. Прямо просится на бумагу.
– Это когда вы задумаете писать книгу про дураков.
Квартира оказалась прекрасно обставлена в стиле развитого социализма с добавлением некоторых новых примет западного разложения. Посидев за быстро сервированным столом, выпив шампанского и послушав из магнитофона томное мяуканье милых французских песенок (хозяйка не любила американскую попсу), Морхинин сделал некоторые попытки потанцевать с Аллой Константиновной, надеясь приступить к началу уже определенного обольщения. Постепенно он снял пиджак, ослабил галстук и прислонился губами к белой шее главного редактора.
Алла Константиновна усмехнулась и сказала просто:
– В нашем умудренном возрасте вряд ли стоит тратить время на флирт.