слишком обычным. Не может быть, чтобы в других местах варили вот так просто и скучно — решил он и, поставив мать в известность, отправился по стране. Тогда ещё удивился, что мама отпустила сына так легко — ну чуть ли не всплакнула от умиления, и только когда вернулся через почти десять лет «странствия», узнал, почему. Да, мама умилялась не зря: сын, пусть и заполучил фирменное «шило в заднице», поставил перед собой вменяемую и достижимую цель… и даже набросал что-то вроде плана к реализации. «Весь в моего дорогого» — с умилением проворковала она, с трудом охватывая широкие плечи «дитятки».
Да, к тому моменту, как получивший повышение до шатейгашира мужчина был направлен «своим» кланом гокудо в родные пенаты (в качестве вознаграждения за весьма интенсивную службу), спиртогонщик-крестьянин умудрился не только сунуть нос в «рабочий процесс» сакеварения у «частных производителей» (за что был неоднократно бит — отсюда и «плечи» наросли — как сами собой), но и уже под покровительством «семьи» влезть с поддельными документами в разнорабочие на заводе «Осака Тебей» — очаровав менеджера по персоналу пылкой речью о желании «быть причастным к возникновению великого». Пылкие речи, видимо, тоже являлись особенностью его семьи, впрочем, такой навык всегда нарабатывается в условиях, где ему есть жизненно важное применение. Потому что кулаки — это ещё ладно, а вот палки и камни может остановить только ловко подвешенный язык! В общем, молодой авантюрист, наладив техпроцесс у себя на родине, «за заслуги перед семьёй» получил ещё одно повышение, искреннее уважение местных (основанное на финансовой стабильности — это дорогого стоит!), остепенился, обзавёлся семьёй… и к тому моменту, как его дочь была готова совершить первые в жизни шаги, совершенно забыл о «милой семейной черте». А зря!
— Так, Тахара-кун, — после третьей порции «особого» наконец-то смог собраться с мыслями Хандо, — ты знаешь, у нас в Такамии не было особого интереса: производств нет, город хоть и довольно большой, но насквозь корпоративный. Даже рыбу ловить там у них нельзя — тухловатое местечко, если по деньгам. Но ручеёк кое-какой течёт, курочка, как ты знаешь, по зёрнышку клюёт. Разбрасываться ресурсами — это не к нам.
Ну, за это просто пришлось выпить — «хорошие слова» нужно было уважить. Праздник, всё-таки, а тут почти пожелание! Да и бережливость — одна из традиционных добродетелей гокудо…
— И вот представь, мне сообщают, со стороны, заметь, гхм… «друзья» сообщают, что в Такамии происходят всякие интересные дела: мол де рабочие собраны в профсоюз и чуть ли не свою собственную коммуну замутили (и потому у них внезапно нашлись деньги на закупку тяжёлой строительной техники), а наши кагикей мышей не ловят, довольствуются формальными отчётами да стандартными поборами с наших мест. А как с «красной заразой» нам заповедано сам знаешь кем поступать, я тебе повторять не буду, в курсе. Ну и Танабата, опять же, как раз повод слегка «напомнить о себе», а то некоторые забывают отплачивать за добро. Вот и послал четыре группы: одну на аудит нашего офиса и три с заданиями…
— Семпай? — после затянувшейся на минуту паузы переспросил Тахара.
— Да вот, кохай, из рядовой, в общем-то, командировки вернулась только одна группа катагири. Та, которая успела первой добраться до речного порта. Думаю, её просто не успели найти — её командир сработал на редкость быстро, и вообще парень с головой дружит: чем-то мне тебя напомнил лет тридцать назад. Кагикей… приостановил свою работу.
— Как это?! — ситуация просто не укладывалась в голове вакагашира. Это что, война кланов начинается опять?! Потому что это единственная причина, по которой группировки без объявления официальной войны будут… вырезаться.
— Трое вежливых молодых людей с мечами зашли в здание утром, попросили выйти и запереть за собой все помещения. Кто отказывался слушать — того убедили… рукоятью в висок. Сам местный главбух мне позвонил — потом. Но он мне ничего особо нового не рассказал — я уже был в курсе. А вот всех катагири и их командиров… взяли в плен, если отбросить политесы.
Хирано постарался незаметно выдохнуть: в процессе работы бывают перегибы, иногда гибнут исполнители — один-двое. Ничего не сделаешь — работа опасная. Если удаётся доказать, что гибель людей была трагической, но случайностью (например, напоролись на спецотряд полиции, когда те брали штурмом подпольную фабрику или казино — иногда бывает), то гокудо «заминает». Но гибель нескольких десятков человек от рук людей неправительственной организации — это война! А тут остался шанс на переговоры… который Сайко-Комон явно хочет использовать! Очень, очень явно! И причём тут, интересно, он?
— Гадаешь, почему я тебе так подробно рассказываю, кохай? — впервые чуть улыбнулся Хандо Нагано. — Сейчас всё объясню. Дай только я тебе всю информацию доведу… Итак, группы в плену. Двадцать шесть человек. Бухгалтерам я до окончания на работу выходить запретил. Кстати, из двадцати шести трое серьёзно ранены: у одного кумигасиры перелом ключицы, у второго — травматическая утрата кисти руки (к счастью, его доставили в больницу, где утраченную конечность пришили… даже есть высокий шанс на то, что он сможет ей пользоваться), и у одного катагири — переломы обеих рук.
С каждой новой подробностью «держатель территории» из Такасима чувствовал, как у него от удивления ползут вверх брови. А подробности всё не кончались.
— Причём того, что остался без руки, уделала одна из жительниц рабочего квартала (которую тот против приказа пытался застрелить!), а тех двух, что с переломами — двенадцатилетняя ученица додзё боккеном… впечатляет, правда?
— Впечатляет, семпай!
— Но это ещё не всё. Всего этого я не знал, когда утром… впрочем, это надо видеть. Пошли!
Двое из гокудо, в возрасте и немалых чинах, с почти невероятной для таких господ стремительностью пересекли «главный дом» и оказались в малой гостиной — месте, где обычно собиралась семья владельца «домика». В квадратной большой комнате, со столом-котацу, акварелью расписанными бумажными стенами, низкими «компромиссными» диванами перед огромным телевизором домашнего кинотеатра, установленного на специальной подставке, появился новый предмет мебели. Красивая резьба, изгибы гнутого массива дерева, кое-где потрескавшийся от впечатляющего срока службы людям янтарный лак. Шкаф был хорош! Сам по себе, как предмет старины, и из-за функционала: за стеклянной дверцей были специальные полки для посуды, несколько разной высоты ящиков, непрозрачные дверцы, явно намекающие на то, что внутри должен быть бар.
— Ну как?
— Старинный и, наверное, очень дорогой шкафчик. Может, даже из Европы.
— Угадал. Эксперт по антиквариату несколько ох… удивился, что я вызвал его к себе в семь утра — и так еле дотерпел. Самый конец девятнадцатого века — дата изготовления ещё читается. Стоял в тёплом сухом помещении без естественного освещения, изредка использовался — вот и сохранность такая. Чего-нибудь ещё скажешь?
— Ну… разве что у той стены он смотрелся бы лучше… Семпай?!
— А-а, не обращай внимание! Просто мне уже об этом сказали семнадцать раз… и из них двенадцать — супруга! Он, к слову, там и стоял, когда я его обнаружил.
— А чего тогда перес… стоп, ОБНАРУЖИЛ?!
— Обнаружил, обнаружил, Тахара-кун! Рад, что ты не теряешь остроты ума. Сам понимаешь, в поместье хорошая система охраны, её, возможно, силами отряда армейского спецназа можно преодолеть без поднятия тревоги — но не так, чтобы не осталось следов. А теперь представь, что я почувствовал, когда меня с утра разбудил старший мажордом и чуть ли не силком потащил в малую гостиную. Поверь, увидев ЭТО, у меня глаза на выкате были не меньше, чем у него! Систему безопасности сейчас курочат, но — я не верю, что там что-то было. Не тот стиль.
— Но… это… — Хирано сделал вид, что не может подобрать слов, хотя слова у него были: живое воображение тут же нарисовало картинку, в которой тёмной ночью, обползая поля обзора камер, по поместью крадётся киношный ниндзя в театральном обтягивающем костюме, маске… и со шкафом за спиной! Для надёжности — чисто чтобы не уронить, шкаф был крест-накрест перевязан ярко-розовой лентой с завязками в виде ОГРОМНОГО банта и снабжён биркой «подарок». Он увидел это настолько наяву, что чуть не спросил вслух про ленту. И хорошо, что не спросил.
— Шкаф, как и положено «подарку», был перевязан розовой ленточкой с бантом, а карточкой служило вот это, — в руке у хозяина дома появился сложенный вчетверо лист бумаги. — А что касается места… ай, ладно, всё равно документы переносить придётся…
Сайко-Комон, сделав такой комментарий, подошёл и одним движением небрежно откинул сегмент пола, сделанный под классический матрас-татами. Потом что-то сделал рукой… и поднял дощатую крышку люка в полу — до того момента это место выглядело просто полом. Под деревянной крышкой покоился серьёзный металлический люк с кодовым замком.
— Теперь даже не знаю, что мне сделать из своего архива, может, продуктовый погреб? Как думаешь, кохай?
— Эм, бывшее бомбоубежище? — предположил вакагашира и, дождавшись кивка, предложил. — Лучше ещё одну переговорную комнату… антуражно получится, семпай?
— Хорошее у тебя воображение, Тахара-кун! Прям завидно! Ну ладно, а теперь, собственно, вот тебе и записка. Прочти, и поймёшь, почему я всё это рассказываю именно тебе!
Не без трепета вакагашира развернул бумагу и буквально впился глазами в текст — тот был написан характерным, очень знакомым почерком. Да и содержание…
Здравствуй, Хандо-одзисан! С праздником! Сто лет папа меня к тебе не возил, хорошо, что ты о себе напомнил! Зацени подарок — сама выбирала! Господин моего мужа пообещал, что его доставят ровно к началу праздника — ну правда круто? Ой, я чуть не забыла, чего вообще начала писать: тут ваши мальчики…
Тахара Хирано почувствовал, что текст начинает расплываться у него перед глазами: почерк определённо принадлежал кисти его дочери. Он уже год назад смирился с тем, что род его так и останется без продолжения: ребёнок у него был один-единственный и безумно беспутный! И тут ТАКОЙ «привет»…