— Что? Она сама по себе — мы сами по себе. В случае чего — сбежим…
— Ошибаешься, Арчер. Той-чьи-глаза-меняют-мир будет дело до всех аякаси — вряд ли она успокоилась с прошлого раза. А, значит, будет война сначала с магами, а потом — с людьми.
— Так у нас и сейчас война, нет?
— Война? Война, Арчер?! Да у нас сейчас мир из крепчайших! Даже наш квартал в Дзию уничтожили одним точечным ударом и предельно аккуратно: ни спеллов по-настоящему массового поражения, ни современного оружия. А вот если будет война… говорят, лисица могла убеждать демонов идти за собой не хуже нынешнего Амакава. Тебе так хочется умирать за чужой интерес? Мне вот как-то одного раза хватило…
Интерлюдия 27.Япония, Такамия. Городская частная поликлиническая больница (города Такамии). Генноске Амакава
Генноске Амакава проснулся и некоторое время слушал шелест ветра и то проявляющийся, то пропадающий шум дождевых капель по покрову опавшей листвы на земле. Было немного холодно, воздух пах влагой, и с футона решительно не хотелось вставать: не тот у него возраст, что бы пренебрегать возможной простудой. Впрочем, если приказать Кае нагреть воды…
…человек на высокотехнологичной лежанке повернулся на бок… и незаметно скривился: чувствовать себя мухой, попавшей в паутину, было не особо приятно: мягкие провода от датчиков, трубки… Стоило ощутить эти уже почти привычные тенета, и волшебная… впрочем, нет — высокотехнологичная иллюзия рассыпалась. Он открыл глаза: собранные в панель четыре стодюймовых телевизора достоверно создавали иллюзию окна, чему немало способствовала аудиосистема объемного звучания с правильно подобранным звуковым фоном — звуки осени было не отличить от тех, что регулярно последние лет двадцать будили его ранним утром в Ноихаре. Нет, звуки были и до того — просто более молодой Генноске плевать на них хотел и спал, сколько вздумается. Ох, старость — не радость, правильно говорят… вот только относится ли эта поговорка к нему теперь?
«Муха и паутина» вели себя нетипично по отношению друг к другу — вместо того, что бы запутывать добычу еще сильнее в ожидании паука, выматывая силы на бесполезное сопротивление, эта паутина из проводов и трубок, наоборот, поддерживала жизнь, позволяя организму залечить фатальные в другом случае повреждения. С другой стороны, сам организм совершенно не чувствовал себя на свой возраст: с хорошо забытым энтузиазмом тело не просто боролось за свою жизнь — оно день за днем возвращало себе то, что казалось навсегда и бесповоротно утраченным… не будь «дедушка Ген» сам экспертом по геному Амакава, он бы решил, что на его тушку кто-то исхитрился-таки наложить «изменяющий свет», действующий в лечебных целях. Кто-то… как будто выбор был велик! В последние лет двадцать он привык постоянно «держать» на себе комплексное воздействие на организм — когда «свет» был не нужен для работы… или для боя. С Саввако все было гораздо проще — «свет» с нее, разумеется, не сползал. С женой все было гораздо сложнее — раз наложенное воздействие сохранялось, и не давало воздействовать на этот участок организма повторно. Сава… Сава-тян: такая привычная, такая надежная… всегда незримо поддерживающая его. Когда-то у них были разногласия и ссоры, но на пятом десятке совместной жизни знаешь о самом близком теперь уже человеке все. О, у нее была своя собственная гордость и свое мнение — отказ применять свою «силу крови» на своих близких был воистину нерушим: сколько не уговаривай, сколько не объясняй — нет, и все: только один раз под действием сильнейших эмоций после того, как всплыла правда о произошедшем в «сокрытом» сына, она нарушила собственное правило. Упрямая была, как маленькая девочка, желающая сладкое такияки прямо сейчас — сейчас, а не дома! Надежная, как нерушимая скала. И хрупкая — как тонкая фарфоровая чашка. «Свет» подарил ей почти тридцать дополнительных лет жизни — последние восемь лет тело любимой в «особом зрении» Амакава буквально светилось: еще сильнее, чем у Химари, хотя казалось — это невозможно! Страх утраты раз за разом придавал силы проводить бесчисленные эксперименты — и новые линии втискивались между старыми… а потом находился способ втащить еще и еще. Однако, когда пришлось обработать начавший сбоить мозг, сняв внезапно появившуюся проблему транспорта кислорода и питательных веществ из коронарных сосудов и каппиляров (врачи называют это «склероз»), стало понятно — все. Конец. Человек — это вам не аякаси. И вплавленные навсегда статические изменения — начало относительно скорой деградации сознания. Впрочем, все же «скорой» — по сравнению с тем сроком, что остался жене, на пост-эффекты можно было забить. «Забить», хех! Не то, что бы старый Амакава часто заходил в магазины Ноихары, однако и нечастого общения с курьерами-людьми, продавцами, почтальоном, наконец, хватило, что бы «набраться» сленга. А уж как Саввако смешно морщила нос, услышав «новомодное» словечко! Саввако… Сава…
Больнее всего оказалось пережить не смерть сына, в конце концов, шанс на неудачу в такой опасной ситуации весьма велик — а смириться с тем, что жены просто нет в мире живых, уже пять долгих лет. А ведь для него это было как вчера — когда Торицуке объявился на границе земель Ноихары, уже стало ясно, что счет оставшейся для старшей из женщин Амакава жизни пошел на недели и дни. Времени что-то решать уже не было: никто не гарантировал, что глава Шестого Клана сможет хотя бы вернуться после боя — и муж и жена разделили обязанности. Модифицированное «сокрытое» было ударными темпами подготовлено к использованию в атаке — Генноске едва уложился в отведенный срок, достраивая «светом» структуры управления двигателями-оружием и сопровождающую инфраструктуру перед «нырком». Саввако же отправилась готовить место последнего приюта для четы Амакава: для себя и для мужа, если тому не суждено будет вернуться из бездны подпространства… и вот в итоге как все обернулось.
Генноске протянул руку — пульт был закреплен так, что искать его было не надо. Климат-контроль — смена режима: «окно». Экраны заполнило белое-желтое сияние: камера, с которой транслировалось изображение, смотрела куда-то на юго-восток. Спинка высокотехнологичной, но уже изрядно надоевшей кушетки мягко подтолкнула в спину, меняя конфигурацию, что бы больному было удобно сидеть. Поколебавшись, мужчина решил вызвать медсестру через пятнадцать минут — собственная временная неспособность сделать банальные вещи напрягала… но что тут можно было сделать? Работа экзорциста — не та стезя, что бы никогда не попадать в больницы. Беловолосый Амакава откинулся на спинку «кресла», мелкими глотками опустошая выбранный наугад пакет фруктового сока: задумавшись, он даже не чувствовал вкуса… А подумать было над чем.
Примерно через три недели после экстренной операции, проведенной теперь уже знакомой мизучи… кс-со! Каждый раз попытка провести анализ текущей ситуации натыкалась на что-нибудь… «такое»! Любому экзорцисту известно: духи предметов (цукомогами) и «концепций» (к которым относилась фугурума, например) скорее помогут человеку, чем навредят — от поведения человека зависит, конечно, но сам факт… Однако, дух стихии, «богиня рек», являющаяся продвинутым специалистом (!) в травматической хирургии (!!) у людей (!!!) решительно не лезла ни в какие ворота! Да и эта ее привязка «изменяющим светом» — явно не стандартная клятва «на ощущениях». Спонтанное «внедрение света» — затронуто все тело… это в какую надо попасть ситуацию, что бы сошлись два этих условия? Генноске представил сына, спящего в обнимку с духом и даже помотал головой, разгоняя на редкость бредовое видение: вопросы к Торицуке только множились… к сожалению, интересоваться жизнью отлученного наследника было уже поздно. Впрочем, в этом плане Юто «радовал» не меньше — умудрился привести к клятве хиноенму, да не какую-нибудь, а А-класс! Мало того, что кровососки заслуженно считались одними из самых непостоянных демонов, у которых семь пятниц на неделе, так еще и из-за особенностей «питания» представляли повышенную опасность для магов-мужчин, часто становясь косвенной причиной гибели даже подготовленных демоноубийц. Конечно, радовало, что вступивший в права Главы Клана Юто с ходу убедительно продолжил семейное ремесло… м-да. «Вступивший в права»… В очередной раз «Ноихарский Отшельник» испытал иррациональное ощущение, что за те несколько субъективных часов, пока «сокрытое» все глубже «тонуло» в Пространстве прошло вовсе не пять лет, а как минимум пятьдесят! Это же как надо ё… тронуться умом, что бы ввести разрешение на признания представителя клана в Круге Экзорцистов с двенадцати лет?! Причем ладно бы это касалось только Якоин — но, извините, Кагамимори? Они чем вообще думали?! А как минимум наполовину утратившая былую эффективность служба контроля Социального Комитета? Ясно же было, что если «резко» вырвать ведомство из рук Джингуджи ничего хорошего не будет! Конечно, Комитет, изначально задумывавшийся как служба непосредственной защиты населения от сверхъестественного, этакая прослойка между обычными людьми и изрядно поредевшими после Войны на Море и оттого просто не успевающими везде Кланами Круга благодаря интригам Двенадцатых захапал много чего еще… но это не повод внезапно и бездарно «сливать» жизни множества пусть и слабых, пусть и «чужих», но магов! Гребанная политика!
Генноске покрутил в руке смятый в маленький комок пустой пакет… и скупым движением кисти послал его через всю палату в ведро для мусора: то, что стояло рядом с постелью, старый охотник на демонов проигнорировал. Ведро с глухим бряканьем задрожало, раскачиваясь из стороны в сторону — достанься такой удар человеку, синяка не избежать. «Отшельник из Ноихары» сжал и разжал кулак — тонкие длинные сухие пальцы лишились возрастных старческих «узлов» и слушались куда охотнее: прежняя сила и координация возвращались к профессиональному убийце демонов. Пусть за последние двадцать лет он считанные разы брал в руки боевое оружие — и ни разу для участия в схватке, а пальцы были скорее привычны к скальпелю и пинцету, чем к рукояти боккена… он без сомнения готов был вступить в бой и лично. Жестокий и страшный опыт юности — это несколько не то, что можно забыть, став исследователем. Если бы честная сталь могла защитить от политики…