— Это не поверхность Терры. Мы имеем дело с огромной полостью в толще коры Терры, — доложила Настя.
— Это большущая пещера! — добавила Ольга.
— Ее протяженность? — спросил Шестун-2.
— Она имеет неправильную форму. В длину около десяти километров, в ширину — примерно семь. Высота — от ста метров до двух километров. Мы почти на самом краю пещеры, поэтому здесь такой низкий свод.
— Значит, объем пещеры около шестисот тридцати кубических километров! Ничего себе пещера! — удивленно присвистнул Мюррей.
— Странно, но здесь какое-то сияние. Словно сумерки. Но нигде не видно светящихся плиток. Такое впечатление, что воздух светится сам по себе: заметил Мюррей.
— Судя по химическому составу, здесь присутствует раон — изотоп криптона. Он имеет свойства светится в силовых линиях бикронного поля. Для человеческого глаза это незаметно, да и я этого не вижу, но данные химического анализа указывают именно на это! — пояснил несколько неожиданно вмешавшийся в разговор М2Б.
— Раон? Здесь есть раон?! — удивился Андрей.
— Есть. И, судя по свечению, его не меньше 0,1 %, - подтвердил М2А.
— Значит, сама пещера тоже создана местной цивилизацией, — убежденно сказал Шестун-2, - вполне возможно, что там, внизу, мы встретим не только роботов, но и создавших их аборигенов. Начать спуск в заранее оговоренном порядке!
М2А и М3 первыми спустились в люк. За ними шагнул Андрей. Из люка пахнуло сыростью и каким-то странным, чуть сладковатым ароматом. Шестун внимательно посмотрел на спускавшегося вслед за ними Реброва, но врач понял его взгляд без слов и тут же поспешил успокоить:
— При мне бикронные датчики. Если будут обнаружены патогенные микроорганизмы, датчики тут же подадут сигнал. Так что врасплох пещера нас не застанет. К тому же при мне синтезатор самых последних версий антибиотиков и ультразвуковой резонатор, который мгновенно настраивается на нужную частоту по показаниям датчиков и вызывает разрушение РНК и ДНК обнаруженных возбудителей. Так что микромир угрожает нам мало, а вот все, что видно невооруженным глазом — скорее по вашей части, командир или же по части разрушителей, — Ребров понял, что оговорился и едва заметно смутился.
— Я — старший вахтенный офицер. Трудно привыкать? — улыбнулся Андрей.
— Да — нелегко, — кивнул врач.
— Думаю, что мне немного труднее, — вновь улыбнулся Шестун.
Ребров кивнул в знак согласия.
Вслед за врачом с сопением начал спускаться Косовский. Вскоре вся команда, вытянувшись друг за другом в вертикальную цепочку, спустилась вниз.
— Может мы зря спускаемся все сразу. Выдержит ли лестница? — с сомнением спросил Шестун-2 у Мюррея.
В ответ венерианин лишь пожал плечами. Вместо него ответил замыкавший спуск М2Б:
— Все в порядке, командир. Лестница с тройным запасом прочности. Даже если бы нас было около сотни, она бы все равно выдержала.
— Надеюсь, что ты не ошибся, — кивнул Шестун-2.
Спуск занял около четверти часа и прошел без всяких неожиданностей. Возле поверхности лестница уходила в джунгли и первым для разведки по ней спустились М2А и М3.
— Все нормально, командир, можно спускаться, — доложил один из разрушителей по рации.
Шестун-2 дал команду спускаться остальным. Через несколько минут экспедиция в полном составе оказалась внизу.
Разрушители с излучателями наготове расположились вокруг людей, образовав защитный треугольник и не забывая время от времени контролировать лестницу, а люди принялись рассматривать окружающую их местность. Под ногами у космонавтов была самая обыкновенная почва, сходная с почвой тропических лесов на полюсах Венеры — такая же богатая черноземом и, в отличие от земной, насыщенная большим количеством железа, от чего земля под ногами местами казалась пропитанной кровью. Сам лес был не слишком густым, но необычным — похожие на пальмы деревья так густо переплетались своими синевато-зелеными листьями на верхних ярусах, что все оказывалось укутанным этим своеобразным покрывалом. Внизу же было достаточно просторно и между двух соседних древесных стволов могли пройти рядом человек пять-шесть. То там, то здесь росли островки довольно высокого кустарника, образующие второй ярус растительности, а совсем под пологом леса почва была где чаще, где реже покрыта то ли травой, то ли похожими на неё низкорослыми хвощами и папоротниками. На некоторых древесных стволах висели причудливо изогнувшиеся, тянущиеся вверх лианы.
— Странное место, — пробормотал Косовский. — И знаете, что удивляет меня больше всего?
— Ну? — спросил Шестун-2. — Не тяни, Игорь — выкладывай!
— Этот лес абсолютно безмолвный. Кроме едва слышного шуршания листьев и травы нельзя различить ни единого звука. Здесь нет ни птиц, ни животных, высказал свои опасения Косовский.
— Как раз это не так уж и странно, — возразил командир. — Наверху, как мы видели — пустыня. Конечно, в других частях планеты есть обширные леса, но над нами — нет. Нет на многие тысячи километров. Пустыня, в центре которой мы находимся, вполне сопоставима с Горячей пустыней возле южного полюса Венеры и лишь вдвое уступает в размерах земной Сахаре. Думаю, что это реликтовая растительность. Присутствие раона позволяет предположить, что аборигены устроили здесь нечто среднее между огромным дендрарием и ботаническим садом. Не исключено, что растительность пещеры играет важную роль в поддержании благоприятного климата в лабиринте.
— Возможно, что так. Хотя нельзя исключить, что здесь одновременно и зоопарк, а его питомцы пока спят или же находятся где-нибудь в другом месте, — скептически пожал плечами Косовский.
Командир отправил М2А на разведку местности, а М2Б и М1 остались охранять территорию, на которой разместился экипаж. Разрушитель вернулся примерно через час и доложил, что они находятся на склоне большой горы, у подножья которой раскинулось протяжённое озеро, хорошо различимое ещё сверху.
В принципе с лестницы вся пещера была видна, как на ладони и М2А был послан скорее для того, чтобы установить степень безопасности и проходимости предстоящего пути.
Оба Шестуна и Косовский отошли под одну из пальм, чтобы обсудить дальнейшие действия экспедиции.
Об изучении пещеры не могло быть и речи — экспедиция была просто не готова к этому и ближайшей задачей, несомненно, был выход на поверхность, соединение со Снегирёвым и возвращение на «Мир». И лишь затем, основательно подготовившись, можно было заняться и пещерой, и всем лабиринтом в целом. Но возвращаться назад тем же путём, каким они попали сюда, было рискованно лишний раз встречаться с вооружёнными до зубов чужаками никому не хотелось. Оставалось одно — найти другой вход в пещеру и выбраться через него в лабиринт или, если повезёт, на поверхность.
Вначале командир хотел оставить одного разрушителя для охраны лестницы, но затем решил не дробить силы и через полчаса космонавты выступили в путь в том же порядке, в котором спускались по лестнице. Мягкая почва приятно пружинила под ногами, порождая у Шестуна давно забытые, детские воспоминания о прогулках на Земле в лесах Белоруссии. Только там пахло хвоей, а здесь в воздухе висел странный, сладковато-прелый, грибной запах.
— Знаешь, Вадим, после прохождения Паутины Циолковского меня не покидает ощущение, словно и «Мир», и все мы стали подопытными мышами, задумчиво сказал Реброву Шестун.
— Но если мы мыши, нас кто-то должен изучать?! — Ребров внимательно посмотрел на Андрея: — Кто?
— Космос. Мы изучаем его, а космос изучает нас, — пояснил Андрей.
— Ну, в известном смысле, конечно… — начал было Ребров.
Но Андрей тут же его перебил:
— Не в известном, а в прямом. Ведь обмен информацией всегда идёт в обоих направлениях. Обратная связь в той или иной степени всегда присутствует. Что-то пошло нештатно после Паутины. И это что-то даёт о себе знать даже сейчас.
— Случай. Мы могли бы здесь и не оказаться, — возразил Ребров.
— Случай, говоришь? С одной стороны да, но с другой… Я получил приказ вести флотилию к двойной системе Витязей. Там мы решили идти в Паутину Циолковского. Могли мы поступить иначе? Формально — да. По сути — нет. Без этого изучение Витязей было бы бессмысленным. Затем с нами что-то произошло. Пока мы не знаем, что именно. Но в любом случае это не могло не произойти, раз произошло. Затем исчез наш Космос и мы оказались в чужом мире. Поэтому полёт на Терру тоже был, по сути, предопределён. Могли ли мы изучать Терру, не изучив лабиринт? Конечно же, нет!
— Значит, если следовать всей формальной логике, мы не могли миновать лабиринт и то, что мы сейчас в пещере, по сути, было предопределено, подытожил Ребров.
— Не совсем, Вадим. Во всей этой последовательной цепи событий на каждом из этапов я, как командир… — Шестун замолчал, почувствовав непонятную резкую боль в висках.
— Я слушаю, Никита! Почему ты замолчал? — насторожился Ребров.
Боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Немного помассировав виски, Шестун, не останавливаясь, перешагнул через довольно большой камень, лежащий у них на пути и продолжил:
— На всех этих этапах я, как командир, всегда имел свободу выбора. Но, по сути, на каждом из этапов я обязан был принимать правильные решения. Но я ошибся. Ошибся перед тем, как войти в лабиринт. Нужно было гораздо лучше подготовиться…
Вновь почувствовав резкую боль в висках, Шестун со стоном обхватил голову руками.
— Что с тобой, Ни… — Ребров не договорил, потому что почувствовал то же самое и со стоном присел на землю.
Вскоре то же повторилось и с остальными членами команды. Люди, обхватив головы руками, со стонами падали в траву, будучи не в силах выдержать непонятную и от этого ещё более пугающую боль. Разрушители в растерянности остановились, не понимая, что происходит.
Шестун очнулся на берегу моря. Ласковое солнце приятно грело кожу, но всё же с моря несло ощутимой прохладой: всё же октябрь на Тасмании — не самое лучшее время и место для отдыха. Оглядевшись по сторонам, Андрей увидел, что рядом с ним в пластмассовом шезлонге на гравитонной подушке нежится Даша, подставив неяркому весеннему солнцу своё изящное, упругое тело.