— Думаю, что да. Это как раз тот наш шанс, на который я рассчитывал. А столкновение только окончательно убедило меня в этом, — кивнул Андрей.
— Каким образом?
— Горловина имеет искусственное происхождение, поэтому она очень узкая. Думаю, что ее сечение по всем осям в самом узком месте не превышает 400 метров. Мы просто ударились сами в себя. Представь, что по горловине, соединяющей две наши модели вселенных, движется двумерный корабль. Все будет нормально только в том случае, если размеры самой горловины значительно больше. Если они меньше — корабль вообще не сможет пройти — для него просто мало пространства в переходе. Если же эти размеры сравнимы, как в нашем случае, есть риск, что при неправильной ориентации курса корабль может застрять. Я не случайно приказал двигаться только параллельно бикронным потокам, испускаемым нашими боковыми маяками. Но, видимо, что-то не сработало и мы ударились сами в себя.
— Что же теперь делать? Почему этого не произошло в первый раз?
— В первый раз мы шли прямо по курсу, поэтому ничего не заметили. Кроме того, горловина очень узкая со стороны нашей Вселенной — лишь немногим шире, чем здесь, а с другого конца переход очень плавный. Вероятно, при возвращении сохранить ориентацию сложнее.
— А не может так быть, что горловина стала сужаться? — с тревогой спросила Даша.
— Вряд ли, хотя полностью этого исключать нельзя. Думаю, что все станет ясно, когда мы передадим собранную информацию в центр. А сейчас нам надо просто развернуть корабль и расцепить нос и собственный хвост.
— Командир, люки соединены! Герметичность — полная, — доложил Сайнс, прервавший их беседу.
Шестун выглянул через главный экран наружу — между хвостом и носом был натянут переходный мост с молеоновой сеткой снаружи и металлопластиковой гофрированной трубой внутри. Сам переход мог выдерживать температуру в 6000 К и давление порядка 1000 атмосфер.
— Вижу. Заполняйте переход кислородом и иди ко мне.
— В Пульт?
— Ко мне по стыковочному переходу!
— Как к Вам по переходу?! — удивился Сайнс: — С излучателем?
— Через несколько минут ты окажешься у меня в рубке. Я вижу переход это не двойник, это мы сами! Излучатель можешь взять с собой, но только не используй его.
— Понял, командир. Ну и дела — состыковать собственные нос и корму! Да дома никто в это не поверит! — откликнулся Сайнс и, видимо, насвистывая под нос какую-то песенку, двинулся по переходу.
— Я на месте! — через некоторое время доложил Сайнс.
— Поднимайся наверх! — приказал Шестун: — Только оставь излучатель внизу.
— Все равно с излучателем разрушитель не пропустит! — засмеялся Сайнс.
Створки лифта разошлись в стороны и в ЦПУ вошел не перестающий удивляться Сайнс:
— Неужели я все-таки дома?!
— А как же?! В ином случае ты должен допустить, что строго друг за другом выстроилось бесконечное множество «Миров», в которых находятся наши бесчисленные двойники, — заметили Шестун.
— Уму непостижимо — через хвост выйти в нос корабля! — удивленно сказала Даша.
— Только сейчас мы, наверное, наконец-то по-настоящему можем оценить работу старика Эйнштейна. Понятия «пространство» и «время» и в самом деле слишком относительны. Даже… слишком «слишком», быть может, относительны! подытожил Шестун.
Пояснив Сайнсу все, что с ними произошло, Шестун приказал готовиться к разблокировке. При необходимости Андрей готов был отстыковать и подвергнуть бикронной аннигиляции хвостовой отсек, чтобы получить пространство для маневра, но в итоге этого не потребовалось — «Мир» продолжал по инерции двигаться по четырехмерной горловине в сторону своей Вселенной и, благодаря тому, что кривизна пространства немного снизилась, а сама горловина, напротив, едва заметно расширилась, между хвостом и носом корабля вновь появился зазор. Как ни ничтожно мал он был, но все же экипажу удалось осторожно развернуть корабль перпендикулярно силовым четырехмерным гравитационным кольцам и продолжить путь.
— Есть четкий сигнал маяка! Он немного запаздывает, но все равно уверенно фиксируется! — доложил возбужденный Сайнс. — Кривизна гравитационного поля приближается к критической.
— Вести дальнейшие наблюдения! — приказал Шестун и, повернувшись к Даше, пояснил: — Как только кривизна станет критической, мы покинем зону Фаты Моргана, а это означает, что мы уже без пяти минут дома!
Шестун и Даша прильнули к иллюминатору, чтобы не пропустить момент перехода.
Миражи постепенно тускнели, увеличивались в размерах, а затем медленно, один за другим стали исчезать. Уже нельзя было заметить ничего особенного, лишь приборы фиксировали следы виртуальных двойников «Мира» в радиодиапазоне. Затем, как только корабль преодолел зону критической кривизны гравитационного поля, исчезли и эти последние слабые остатки величественной фантасмагории миражей.
— Фиксирую позывные «Филадельфии»! — радостно закричал Сайнс: — Похоже, что они где-то недалеко от Паутины. Думаю, что они уже нас запеленговали.
— Попытайся активизировать радиосвязь! — приказал Андрей и включил Главный компьютер.
«Мы в кубе 716-215-318. Произвожу точное сканирование окружающего излучения. Сканирование затруднено медной пылью. На расстоянии 0,1 а.е., за внешней границей туманности обнаружен космический корабль. Согласно его позывным — это «Филадельфия». Мы находимся на периферии двойной системы Витязь А — Витязь Б, — бесстрастно доложил компьютер, высветив сообщение прямо на прозрачном пластике главной панели обзора.
— Мы дома, Даша! Почти дома! Мы вернулись! — крикнул Шестун и обнял девушку.
Даша кивнула в ответ и по ее щекам покатились слезы.
— Нам удалось это! Удалось! Поздравляю всех членов экипажа! Мы вернулись! — кричал Шестун, включив общекорабельный канал экстренной связи.
3 февраля 1999 года — 23 февраля 2000 года, г. Витебск