ные Каталога из памяти Центрального компьютера. В этом случае нам после заправки метаном следует продолжать искать маяки и, после их обнаружения, лететь на ближайшую базу. Можем, конечно, провести исследования этой звездной системы, хотя здесь, похоже, нет ничего интересного или особенно привлекательного. Вот и все, что пока пришло мне в голову.
Косовский закончил и вопросительно взглянул на командира. Шестун молча рассматривал звезды сквозь панель обзора. Повисло тягостное молчание.
— Ты согласен со мной, Андрей? — наконец спросил Косовский.
— Что ж — твоя версия очень похожа на правду. Но… — сделав паузу, Шестун грустно улыбнулся. — Но есть несколько принципиальных возражений. Слушай внимательно. Начнем с того, что я еще ни разу не попадал в ситуацию, когда бы корабль оказывался вне зоны действия нейтринных маяков. Приборы у нас действительно работают нормально — во всяком случае они прекрасно регистрируют положение и работу бикронных реакторов. А раз так, то они должны были бы фиксировать и работу маяков, если не в нейтринном, то хотя бы в бикронном диапазоне. Сеть маяков расположена так, чтобы в любой точке известной и достижимой части Вселенной можно было бы запеленговать от трех до восьми маяков. Как минимум — трех! И все это с учетом того, что они будут периодически перекрываться звездами, туманностями и прочими экранирующими объектами, затрудняющими поиск. Однако мы, сделав полный круг вокруг остатков Паутины Циолковского (если это, конечно, Паутина — тут я с тобой согласен) и не запеленговали ни одного маяка. Таким образом, либо все ближайшие маяки экранируются, что практически невозможно, либо их просто нет в окружающем нас пространстве, что уже просто невероятно.
— А если мы вне нашей части Вселенной? Вдруг мы ушли слишком далеко? со страхом прошептал Косовский. — Тогда становится вполне понятным, почему мы не пеленгуем маяка.
— До края видимой части Вселенной, вернее, до того горизонта, который берет свой отсчет с Земли, нам оставалось 12 млрд световых лет. Максимальная скорость «Мира» в виртуальном пространстве — 1 млрд световых лет на земной год. Даже внешне видно, что мы все прожили в любом случае не больше 2–3 лет даже с тем условием, что «Мир» шел незаметно для нас с максимальной скоростью. Но в таком случае мы должны были быть в 9 млрд световых лет от горизонта с центром на Земле, а значит, даже в этом случае, мы были бы среди десятков маяков и знакомых Каталогу звезд. Данные Каталога не стерты. Теоретически Центральный компьютер указывает, что мы находимся совсем рядом с системой Витязь А — Витязь Б. На практике он отказывается это подтвердить. Да и никаких признаков того, что мы незаметно перешли сверхсветовой и сверхгравитационный барьеры, нет! Мы их не проходили. Мы и в самом деле рядом с Витязем А — Витязем Б.
— Где же Витязи? — спросил Косовский и растерянно посмотрел на Шестуна.
Подождав, пока старший вахтенный офицер осмыслит только что услышанное, Шестун добавил:
— Я очень боюсь, что нет не только Витязей или маяков. Нет и Земли. Или уже нет, или, что даже более вероятно, еще нет.
— Как это нет? — удивленно переспросил Косовский и посмотрел на командира странным и, вместе с тем, цепким, пытливым взглядом, словно хотел проникнуть внутрь его головы, прочесть его мысли.
— Ишь, как посмотрел! — засмеялся Шестун, но улыбка тут же исчезла с его лица: — Не волнуйся, я не спятил. Вокруг нас изменился весь мир. Нет ни нашей флотилии, ни знакомых звезд. Есть только какой-то обрывок, отдаленное подобие нашей Паутины. Лишь жалкое подобие Паутины Циолковского. Так?
Косовский кивнул и нервно сглотнул слюну.
— Но есть один старый космический постулат — если меняется все вокруг, а ты остаешься прежним, значит, на самом деле что-то произошло с тобой, а не со всем миром. Об этом немало писали фантасты. Со Вселенной ничего не произошло. Она есть. Там остались «Де Голль» и «Филадельфия» и, думаю, что они нас ищут.
— Значит, по-твоему, это не Вселенная. Не наша Вселенная?! Где же мы, по-твоему, черт возьми?! — почти закричал Косовский.
— Кажется, я знаю, где. Не надо кричать, Игорь — старший офицер флотилии должен уметь владеть собой. Всему свое время — я ничего не скрываю от тебя, просто хочу кое в чем еще раз убедиться. Я особенно должен быть внимателен к тому, что говорю, уже в силу своей должности. Я — командир и отвечаю за все лично! — напомнил Шестун.
— Извини, но мне ты мог бы и сказать, — ответил Косовский и посмотрел командиру в глаза.
Шестун откинулся на спинку кресла и некоторое время сидел молча. Затем резким движением принял прежнюю позу и сообщил:
— Через десять минут я скажу тебе все, что думаю, но вначале выслушаем данные, которые собрала Даша Рыбачук, она из лаборатории анализа излучений.
Командир нажал кнопку связи с лабораторией АИ и на экране появилось лицо красивой, черноволосой девушки, так хорошо знакомое Косовскому.
— Докладывай, Даша! — попросил Шестун.
— Согласно анализу данных реликтового излучения возраст Вселенной пять миллиардов лет. Но… Это, конечно… Невозможно… — по лицу девушки было хорошо заметно, что она явно обескуражена данными, полученными ею самой.
— Не волнуйся, все нормально, — Шестун улыбнулся странной улыбкой и быстро взглянул в сторону Косовского.
— Я проверяла пять раз. Но результат один и тот же — пять миллиардов лет. Я не понимаю, что происходит с приборами! — продолжала объяснять Рыбачук. — Все контрольные тесты выполняются и, вместе с тем, такой результат… Я не понимаю, что происходит.
— Успокойся, Даша — все нормально. Все и должно быть так, — мягко прервал ее Шестун.
— Что происходит, Андрей? Я ничего не понимаю! — от волнения девушка забыла о субординации и это здорово удивило Косовского, который не замечал раньше со стороны Рыбачук никаких вольностей.
Впрочем, командир вызывал к себе молодую лаборантку все же чаще других, кроме, разве что, самого Косовского и Мюррея.
— Офицер Рыбачук, отдыхайте. Я вам сообщу, в чем дело, но несколько позже, — сухо ответил Шестун, вновь мельком покосившись на Косовского, но затем неожиданно смягчился, словно ему стало стыдно за излишнюю жесткость, и добавил: — Даша, не волнуйся. Все будет хорошо. Я потом все объясню, а сейчас не могу. Отдыхай. Все идет по плану.
После сообщения Рыбачук Косовский ждал, что командир, наконец, скажет о своей точке зрения, но Шестун молчал, тщательно взвешивая каждое слово, которое он должен сказать своему помощнику. Наконец, когда Косовский окончательно потерял терпение и хотел было напомнить командиру о его намерении, Шестун пояснил:
— Похоже, Игорь, мы влипли таки в историю! Как ты думаешь, что означают показания приборов?
— Это не первые подобные показания. Ровным счетом ничего не означают. Мы не можем определить, где находимся, мы потеряли два корабля. Это уже не первый случай, когда все внутренние тесты показывают полную исправность системы, а в действительности показания совершенно нереальные.
— А если все приборы показывают все точно? — спросил командир и вновь загадочно улыбнулся.
— Тогда нет никаких маяков, нет знакомых нам звезд, вообще нет ничего знакомого, кроме, разве что, этих ошметков от Паутины Циолковского! — развел руками старший вахтенный офицер.
— Представим, что их действительно нет. Вокруг нас чужой мир. Чужой и… наш одновременно. Реликтовое излучение дает возраст в пять миллиардов лет. Возраст Земли — около шести миллиардов лет. Значит?
— Значит? Значит… — Косовский со страхом посмотрел на командира, передернувшись от ужаса очевидной догадки.
— Да, — кивнул Шестун, по выражению лица Косовского догадавшийся, что старший вахтенный офицер пришел к тому же выводу. — Мы в прошлом. Это наш мир и одновременно не наш. Мы не может отыскать ни одного маяка, потому что их еще нет. Нет Цивилизации, нет Союза, нет людей. Нет самой Земли, а на месте Солнца в лучшем случае еще только формируется протозвезда. Но, учитывая, что все это движется по отношению друг к другу, мы не можем ничего запеленговать. Мы в прошлом, Игорь! Наш мир еще не родился. И мы… еще не родились, хотя это очень странно звучит.
— Что же нам теперь делать, Андрей? Как мы вернемся назад? Можно ли вообще вернуться назад? — подавленно прошептал Косовский.
— Этого я не знаю, Игорь! Но в любом случае «Мир» остается военным разведывательным кораблем, а я — его командиром. Нам еще предстоит все проанализировать и попытаться осмыслить. Если мы попали в прошлое, то должна быть и дверь в будущее. Даже длиной в четыре миллиарда лет! — уверенно ответил Шестун, плотно сжав губы.
— Будем сообщать команде корабля? — спросил Косовский каким-то обреченным, потухшим голосом.
— Не смей раскисать, Игорь — и не такое видели!
— Такого не видели…
— Да — такого не видели. Но ведь мы — разведчики. Это наша задача видеть все первыми. Возьми три капсулы — ты отправишься на один из спутников планеты-гиганта и пополнишь запасы метана. Согласно спектральному анализу особенно насыщен метаном второй по счету спутник. Ровно через сутки ты должен вернуться с полным запасом метана. Еще через сутки соберем большой совет «Мира» — к нему нужно подготовиться. И уже тогда сообщим обо всем команде, — ровным, размеренным голосом приказал Шестун.
Глава четвертаяМЕТАНОВЫЙ ОКЕАН(Первые потери)
За метаном. Зловещий Цербер. Посадка на Минск. Побережье метанового океана. Ледяные торосы. Закачка метана. Фронт облаков. Метановый дождь. Грозовые раскаты. Взлетать опасно. Надо взлетать! Взлет. Прямые попадания молний. Капсула Абу Сина падает вниз. Повторная посадка. Первые потери. Еще один взлет. Снова на «Мир».
Первой на посадку пошла капсула Абу Сина. В ней, в составе шести человек экипажа, летела и Даша Рыбачук.
Проводив взглядом зарывшийся в толщу плотных зеленых облаков аппарат, Косовский направил свою капсулу вслед за капсулой Абу Сина, внимательно следя за дистанцией. Согласно показаниям спектрометров атмосфера Минска (так решили назвать спутник) на 90 % состояла из азота и на 9 % — из метана. Еще 1 % приходился на незначительную примесь этана, ацетилена и воды. Метан в основном был сконцентрирован в атмосфере Минска в форме облаков и это позволяло надеяться на то, что на поверхности располагается метановый океан. Об этом же говорили и данные коэффициентов преломления бикронных сканеров. Прямо над верхней кромкой облаков висел огромный диск Цербера (недавно так названной за свой кровавый цвет планеты-гиганта). Цербер отсвечивал красноватым адским огнем и производил какое-то неприятное, гнетущее впечатление. Оно особенно усиливалось, когда какой-нибудь язык метановых облаков открывал часть диска и тогда Косовскому, порой, казалось, что на него смотрит зловещий глаз какого-то сверхъестественного, демонического существа.