Каждое слово по нервам режет, по глазам, пощечинами по щекам и губам. Мне кажется, меня под воду грязную с головой окунает, и я глотаю болотную тину, захлебываясь.
— Макс, я не хочу шампанского, налей мне виски.
— От виски быстро пьянеют, детка. Что мне делать с тобой пьяной?
— Показать, что делать с пьяными девочками, Зверь?
— Фима, главное, чтоб ты никогда не узнал, что делают с болтливыми мальчиками.
Смех, гогот, а я руку ко рту прижала и глаза закрыла. Кричу мысленно, и кажется, вселенная вертится на бешеной скорости, отматывает круги в тот самый ад. Нет, он начался не тогда, когда он меня ударил… и даже не тогда, когда швырял обвинения в лицо, он начинался сейчас, когда мой муж лапал там какую-то шлюху, зная, что я совсем рядом, за стенкой. Грязно, как же мерзко и грязно.
— Девочки, станцуйте для наших гостей. Эй, Тахир, хорош с кальяном возиться, смотри, какие у нас девочки в столице. В твоем Узбекистане таких нет.
— Ну ты загнул, Зверь. Приедешь ко мне домой, я тебе таких девочек организую. Слюной изойдешься. Но да-а-а… Шикарные девочки у вас в столице. Шикарныыые. Угодил, дорогой.
— Макс, столы шатаются, девочки ноги переломают.
— Пусть на коленях танцуют.
— А что отмечаем? — женский голос снова.
— День истины отмечаем, детка. Вот разденешься, и проверим, настоящая ты блондинка или фальшивая.
— Эй, сюда иди. На коленях у меня танцуй. Фима, вечер не начинают с минета.
— А какая разница, с чего его нача-а-ать… о-о-о… да, детка.
Сама не поняла, как повернула ручку, дверь оказалась незапертой, и я буквально ввалилась в просторный зал с бильярдным столом, бассейном с горячей водой, от которой валил пар, и застыла на пороге.
Все обернулись ко мне. Человек десять. Трое узбеков, а остальные все наши. Разморенные алкоголем, предвкушающие грязную вакханалию. Но я смотрела на Макса, у которого на коленях отплясывала полуголая блондинка. Искусно выписывала восьмерки ровно до той секунды, как я вошла в залу. Теперь она откинулась Максу на грудь и с любопытством смотрела на меня, как и все остальные. Я стиснула руки в кулаки с такой силой, что ногти вспороли кожу на ладонях.
Муж смотрел на меня исподлобья осоловевшим взглядом, сжимая ее бока, а на дне его зрачков начинала полыхать ярость. Метнул взгляд на Фиму, который быстро застегивал ширинку и напряженно смотрел то на меня, то на Макса. Узбеки играли в бильярд, но тоже обернулись ко мне, прерывая игру. Один из них медленно разрезал длинным тонким ножом апельсины на блюдце и облизывал пальцы, унизанные кольцами и перепачканные соком.
— Макс, ты делаешь мне больно, — взвизгнула блондинка.
— О. Еще одна девочка. Красивый девочка. Прятал от нас, Зверь? Заходи, красавица. Шампанское будешь?
Максим стряхнул блондинку с колен.
— Это кто такая? — шепнула одна из девиц.
— Не знаю… мне кажется, жена его.
— Ого.
Макс поправил ремень на джинсах и затянулся сигарой, медленно выпустил дым, глядя на меня, а потом лениво сказал:
— Пошла вон отсюда, — кивнул мне на дверь, но я так и стояла, тяжело дыша и чувствуя, как внутри нарастает взрыв истерики, бешеное цунами ненависти. За то, что вот так. За то, что унизил. При них. При всех. При Фиме своем, при шлюхах этих.
— Я сказал, пошла отсюда к себе. Сейчас.
А я смотрела ему в глаза и чувствовала, что задыхаюсь. Больно дышать, так больно, что хочется драть пальцами грудную клетку и глаза его гадские. Глаза, от которых с ума сходила, глаза, которыми на шлюху эту секунду назад похотливо смотрел.
— Зачем гонишь красавицу? Зачем пугаешь? Иди к нам, девочка.
Макс резко обернулся к узкоглазому мужчине, и тот перестал улыбаться. Потянул руку за бокалом, хлебнул виски и отвернулся к столу, сказал что-то на своем языке и, облапав брюнетку за ягодицы, взялся за кий.
— Фима, убери ее нахрен отсюда и дверь закрой, — Макс потянул к себе блондинку, усаживая обратно на колени, но в этот раз лицом к себе, — давай, продолжай.
У меня взгляд на его пальцах застыл. Вижу, как темнеют на ее светлой коже, и без кольца обручального. Пальцы, которыми ко мне прикасался. Держит ее за бедро, а сам на меня смотрит… и я физически чувствую, как его пьяный взгляд впитывает мою боль, наслаждается ею, пожирает ее глотками.
— Идем, — Фима под локоть осторожно взял, но я сбросила его руку, вздернула подбородок и громко, отчетливо сказала:
— Не хочу уходить. Я хочу отметить день истины вместе с вами. И еще, я так давно не играла в бильярд.
Усмехнулась и прошла к бильярдному столу. Узкие глазки того, кто просил меня остаться, плотоядно сверкнули, когда он осмотрел меня с ног до головы.
— Угостите меня вашим виски? — и, не дожидаясь ответа, взяла бокал и осушила до дна. Узбеки расхохотались, а Фима, Макс и еще двое парней напряженно молчали.
Одна из девочек шепнула другой:
— Зухра, скажи им, что нельзя. Это жена Зверя, слышишь?
Но я опередила их и, игриво запрыгнув на стол, закинула ногу за ногу, поглаживая кий, который стоял рядом. Можно. Все можно. Ему же можно, и мне можно. Чего мне уже бояться, когда у него на коленях шлюха сидит… а меня опустил только что перед своими, как шваль последнюю.
— На что играете, мальчики?
Посмотрела в глаза узбеку и отставила пустой бокал на стол.
— Меня Тахир зовут, и поиграем мы… — опустил взгляд к моему декольте, потом перевел на мои пальцы, скользящие по кию, и, наконец, посмотрел на ноги, затянутые в черный капрон, — на раздевание. Не попадешь — снимешь свой красивый платье. Для начала.
— А если ты не попадешь, Тахир, что сделаешь?
Он расхохотался, что-то сказал своим, и те тоже рассмеялись.
— Наглый и дерзкий девочка. Если я не попаду — сниму с тебя твой трусики и поиграю в тебя на этом столе.
Он протянул руку к моей груди, и я не сразу поняла, что произошло, но через секунду Тахир лежал у моих ног, и хрипел под подошвой сапога Зверя. Двое других людей Тахира уже выкинули вперед руки со стволами. Резко повернула голову в сторону Макса, тот продолжал стоять одной ногой на горле узбека, в руках тоже пистолет, стиснул челюсти. Переводит ствол с одного на другого.
— Шалав уведи отсюда, Фима. Пусть их в город отвезут. Спокойно пушки положили на стол. Все будет, как обещал.
Девицы засуетились, подбирая шмотки, ретируясь босиком к выходу в сопровождении одного из ребят моего мужа.
— Не будет никакого сделка, Зверь. Мы своим в городе скажем, что кидалово это. Перережем ваш брат на рынке, как баранов.
— Значит, не будет сделки? — сильнее нажал на горло узбека, и тот захрипел, извиваясь жирным телом на ковровом покрытии.
— Отпусти моего брата, извинись, сука твоя пусть отсосет Тахиру, потом всем нам, и будет тебе сделка.
Это было так быстро, что я не успела опомниться, раздался сильный хруст, жуткий хрип Тахира и сразу несколько выстрелов. Я глазами расширенными смотрю, как медленно узбеки оседают на пол с круглыми дырками между глаз. Даже не знаю, кто стрелял.
— Зверь, твою ж мать. Ты что творишь.
Голос Фимы взорвал тишину и зазвенел под потолком, сплетаясь с эхом выстрелов.
— Этих в лесу закопать. Тачки в реке утопите, лед хрупкий, ко дну пойдут мигом.
А сам на меня смотрит, тяжело дыша, глаза бешеные и ноздри раздуваются. И у меня адреналин со свистом по венам носится, гудит в мозгах и губы дрожат. Осознание набатом, что только что из-за меня убили троих людей, и пот струится вдоль позвоночника.
— Выполнять, — рявкнул так, что уши заложило. Боковым зрением вижу, как трупы тащат, как по полу кровавые следы тянутся. Макс продолжает на меня смотреть, а мне кажется, он меня не видит. У него взгляд, как тогда, в душе, и мне страшно его опустить, словно перестанет на меня смотреть и сорвется окончательно… он все еще стоит на горле у мертвого Тахира, а у меня в голове секундная стрелка отсчитывает.
— Что со шлюхами делать будем? Они выстрелы, наверняка, слышали.
— Ничего. Они умеют молчать. Тахир мелкая сошка. Его территорию поделят и договоримся с другими узбеками.
— Ногу убери, Зверь.
— Фима?
— Да.
— До завтра схоронись в городе. Потом разрулим. Сюда не суйся. Я утром вернусь к себе.
— Охрану все равно оставлю.
Когда за ними закрылась дверь и послышался шум отъезжающих машин, я судорожно сглотнула слюну, зная, что вот теперь настала моя очередь.
— Там, в подсобке у кухни, ведра и тряпки. Пол здесь помоешь. Уберешь за собой.
Все еще сквозь меня смотрит и вдруг за волосы схватил и к себе рванул, зашипел сквозь зубы прямо в лицо:
— Из-за тебя, сука, я только что убил троих партнеров. Сорвал хорошую сделку. Из-за твари, от которой бы не отвалилось, если бы она отсосала у Тахира. Не стала бы грязнее.
— Так почему не дал… отсосать? — глядя в глаза и чувствуя, как всю трясет от ярости и обиды. — Твои шлюхи тебе, а я ему. Все счастливы, довольны и сделка состоялась бы.
Знала, что ударит. Уже не удивилась. Схватилась за щеку, с ненавистью глядя на него и чувствуя дикое желание впиться ногтями ему в лицо.
— Потому что ты моя жена. Мою фамилию носишь. И будешь носить, пока жива. И сосать будешь у меня, и трахать тебя буду я.
— В перерывах между другими шлюхами? Лучше сейчас убей.
— И убью, — зарычал мне в лицо.
— Убей. Ты же мне не веришь. Ты же осудил меня без суда и следствия. Ни одного сомнения не закралось. Ты хотя бы видео то проверил? Посмотрел? Или ты вот так, сразу… Потому что так удобнее. Потому что можно тогда себя жалеть. Можно становиться психопатом и наслаждаться этим.
— Заткнись.
— И не подумаю. Я тебя не боюсь, Максим. Что ты можешь со мной сделать? Убить? Убей.
Я со стола позади себя нож сгребла и сжала его пальцами. Он взгляд на мою руку опустил, смотрит как кровь по ладони стекает на пол, обвивая запястье, как красной нитью, а я даже боль не чувствую.
— На. Прирежь меня прямо сейчас. Вот здесь. И всем станет легче. Тебе, мне, Андрею. Только когда правду узнаешь, кого ты убивать станешь? Себя? Хватит смелости?