Выглядит на все сто. В сексуальном черном платье до колен, туфлях на высокой шпильке и блестящими каштановыми локонами, вьющимися по плечам. Грудь из декольте вываливается, ноги от ушей. Бывшая модель. Следы былой красоты. Она мне напоминала породистую суку. Но как была шлюхой, так и осталась. Правда, очень дорогой шлюхой. Такие по карману не многим, и их цена измеряется далеко не по часам, и далеко не одними лишь плотскими удовольствиями. Ксю могла продать и добыть информацию, могла помочь, могла зад прикрыть или подставить свой для любых извращений. Таких в свое время под врага подкладывали.
— Как можно не скучать по такой женщине, как ты, Ксения?
Усмехнулась уголком ярко накрашенных губ и протянула мне бокал. В зеленых глазах сверкает похоть и недоверие. Не знает, зачем пришел. Опасается. Потому что мальчик уже давно не просто дорогой девайс из ее притона, которому она подкидывала клиенток. Она знает обо мне предостаточно, чтобы понимать, кто есть кто. На сегодняшний день.
— Очень просто. Как это делал ты в течение последних лет после того, как вылез из моей постели и решил, что тебя порочит связь со мной.
— Как можно? Наоборот. Я не хотел порочить тебя связью с таким ублюдком, как я.
— Не морочь мне голову, мальчик. Я всегда знала, что у тебя прекрасно подвешен язык, и иногда мне нравилось слушать, как красиво ты поешь или как грязно материшься.
— Или как искусно использую язык и по другому назначению, пока ты дергаешься, связанная и политая воском, — я схватил ее за руку и потянул к себе, но она смотрела на меня сверху вниз и не торопилась упасть в мои объятия.
Запищал сотовый, и я, бросив взгляд на дисплей, ответил.
— Да.
— Пару тачек засекли, Зверь. В периметре.
— Ведите. Пробейте номера. Отзвонитесь потом.
В этот момент она сжала мои волосы:
— Ты по делу?
— По делу.
Резко встал с кресла, забыв отключить телефон, развернул ее спиной к себе и плашмя уложил на стол, выкручивая руки за спиной и затыкая ей рот ее же трусами, которые стянул, пока она виляла задом и пыталась освободиться.
Через минуту пела уже она. В иных тональностях, с визгами и надсадными стонами, заливаясь слезами, когда я порол ее упругую задницу ремнем, пока долбился в нее, думая о том, что мне до безумия хочется затянуть им ее шею и дернуть до характерного хруста.
— Так кто я? Мальчик? Забыла, как меня называла?
Мычит и вертит головой.
— Забыла, чьи сапоги вылизывала и умоляла кончить тебе в рот?
Судорожно сжимает меня изнутри, а я смотрю на стену и долблюсь в нее в одном ритме, впиваясь в волосы и раздумывая о том, не останутся ли они у меня в руках, если дерну посильнее, или не лопнет ли силикон, придави я ее сильнее к столешнице. А еще о том, как моя женщина вот так же выла под гребаным Бакитом, пока тот ее драл, как последнюю… Как писала ему сообщения, как рассказывала о других мужиках, как врала мне, тварь, изо дня в день, ложилась со мной в постель, смотрела мне в глаза, а сама воняла всеми ими, а я боготворил ее. Молился на каждый ее вздох. Боялся боль причинить. Сломать. Только это она меня ломала все время. Все долбаное время она делала из меня последнего лоха, из меня и из брата моего. Семью нашу в пепел превращала. Смотри, малыш, как я других… Ты бы выла, если бы увидела? Ты бы почувствовала, как это гореть живьем? Ты бы, тварь, подыхала, как я сейчас?
Я бы заставил тебя смотреть, если бы знал, что тебе хотя бы на четверть так же больно, как мне.
Мычание Ксю иногда возвращали в реальность, но мне было плевать на нее. Я знал, что ей нравится, чувствовал, как она кончает, и полосовал ее зад сильнее и сильнее. Сам так и не кончил. От кокса стоит, а разрядка — она в мозгах… и они не здесь. Они там. В доме у озера, где надежда раздавленная у ЕЕ ног валяется, уже окоченела.
Ксю поправляла макияж у зеркала, а я развалился в кресле и осоловевшим взглядом смотрел на безвкусные картины, которыми была увешана ее спальня в стиле самого вульгарного борделя в ярко-красных тонах.
— Изверг. Всю прическу к дьяволу. Мне вечером на прием, а я сесть не смогу, — но в голосе нотки эйфории. Давно ее так не драли, судя по всему. Рада. Глаза сверкают.
— Не прибедняйся. Постоишь, вспоминая как я тебя сегодня трахал.
— Как зверь, Макс. Как всегда.
— Некоторые вещи неизменны.
Она повернулась ко мне и усмехнулась той загадочной улыбкой, которая нравилась мне десять лет назад. Да, когда-то она мне нравилась. Казалась мне шикарной. Я бы сказал, фешенебельной. За нее платили огромные деньги, а она мне сама платила. Мне это льстило. Сейчас… сейчас я просто выплеснул агрессию и ярость. И еще мне были нужны ответы.
— Неизменны… например то, что я не вытолкала тебя за дверь, подонка такого, а потекла, как только увидела. Сволочь. Где ты был все эти годы?
— Потому и потекла, — я закурил, чувствуя, как возвращается лихорадка, как опять начинает трясти и отходит "анестезия". Она подошла ко мне и взъерошила мои волосы.
— Не поэтому. Но какая разница. Посмотри на меня.
Я посмотрел, чуть щурясь и выпуская медленно сигаретный дым.
— Тебе дурь нужна, верно, мальчик? Сколько?
— Нужна, — кивнул я, — для личного пользования.
— И что-то еще?
— Верно. И что-то еще.
Она грациозно прошла по спальне к комоду, достала пакетик и бросила мне, но я не поймал. Он аккуратно приземлился у моих ног.
— Подними, — сказал я ей, и она не посмела ослушаться, а когда подползла на коленях к моему креслу я продолжил напоминать ей, что мальчиком меня называть все же не следует.
Она согласилась со мной спустя еще час. Пока пыталась довести до конца и ртом, и как только умела.
— Под дозой, да? Обдолбанный по полной.
— Тебе-то какая разница. Кайфуй. Когда тебя еще столько… м?
— Самоуверенная скотина.
— Разве я не прав?
Трахал ее и понимал, что от шага в бездну меня отделяет всего несколько сантиметров, и я должен их совершить. Нет у меня больше времени. Вот она — конечная. Я совсем рядом. Скоро все закончится.
Ксю рассматривала фото Дарины несколько минут. Ревниво рассматривала, как рассматривают изображение соперниц помоложе и покрасивее. А я чувствовал, как продолжаю обливаться потом… я видел по ее глазам, что узнала. Но хотел услышать. Чтобы произошел щелчок. Внутри. Чтобы все нахрен отключилось и я дошел до своей точки. Я устал держать цепь.
— Была у меня с Ахмедом. Не помню, когда. Полгода назад, кажется. Красивая, сучка. Индивидуалка. Сама себе клиентов выбирает. Мертвого возбудит… я сама ее тогда захотела. Давно меня так не пробирало.
Я привстал на локтях, и в висках начинает завывать, дергает в груди.
— И?
— Что и? Трахались до озверения. Ты ж знаешь, я всеядна. Ахмед и с двумя справится… впрочем, как и ты. Тебе бы она понравилась. Сочная, упругая, а вытворяет такое… Моим шлюхам бы поучиться у нее.
Сам не понял, как обе руки сжались на горле у старой ведьмы. Убью суку. Еще одно слово — и просто убью ее нахрен.
— Передышку дай, Макс… притомил. Болит все.
Думала, я завелся. Да. Я завелся. И я уже вряд ли остановлюсь. Я почти сдох. Еще один удар, и зверь сорвется с цепи.
— Звали как? Помнишь?
Смотрит на меня расширенными глазами, и вдруг я вижу, как они лихорадочно загораются пониманием.
— Из-за нее пришел? Не кокс, не я… а из-за суки этой, да? Только не говори, что запал. Не говори… — захрипела и расхохоталась, как истеричка, а меня рвет на части. Секунда — и я ею прикончу. Голову голыми руками оторву. Я сильнее пальцы сжал, и зеленые глаза подернулись дымкой страха. Кажется вспомнила, кто я такой. Наконец-то.
— Как звали ее помнишь?
— Ася… и еще как-то называл ее. То ли Марина… то ли Арина.
— Дарина? — и никакого щелчка, только внутри разливается чернота. Кровь не красного цвета, она черная, когда истекаешь ею изнутри. Она по глазам с обратной стороны течет, и я ничего не вижу. Слепну я.
— Дарина… Отпусти. Красный. Мать твою.
Я руки убрал и потянулся за пакетиком на ее тумбочке, потянул еще дорожку.
— Ублюдок обдолбаный. Ты меня чуть не убил. Передоз будет.
— Не твое дело.
— Не мое. Пора тебе, Макс. Без звонка больше не являйся. Не впущу.
Я ее уже не слышал. Я агонировал. Вот теперь я подыхал, и анестезия не брала. Приход есть… но боль адская во всем теле. Ксю молчит. Видать, сильно испугалась. Не зря испугалась. Я сам понимал, что у меня по глазам видно, что не в себе. Потому что не в себе. Мне уже не воняет смертью. Она во мне. Я и есть смерть.
Зазвонил мой сотовый, и я на автомате ответил, краем глаза наблюдая, как она у зеркала шею припудривает и тихо матерится. Охрану так и не вызвала. А могла. Вполне.
— У нас проблема, Зверь.
— Какая? Номера пробили?
— Да там все нормально. Левые какие-то. Залетные. Дарина Александровна сотовый одного из наших парней забрала. Заперлась в комнате своей. Не знаем, что делать без ваших распоряжений.
— Звонки исходящие были?
— Да. Бакиту звонила.
Я сжал смартфон с такой силой, что по дисплею пошли трещины.
— Что нам делать, Зверь?
— Скоро буду. Ничего не делать.
Повернулся к Ксю, которая все еще нервно припудривала следы от моих пальцев.
— Счет пришли мне. За моральный и физический.
— Подонок ты. Не приходи больше. Никогда.
Сунул телефон в карман и пошел пошатываясь к двери. В кромешной тьме. На ощупь. Мрак перед глазами. И тишина в голове. Гробовая. Мертвая тишина. Вот теперь это конец. И мой и ее.
ГЛАВА 17. Дарина
Секунды, минуты, часы. Длиной в вечность и неизвестность. Я ждала. Это самое невыносимое — ждать. Нет, именно его я могла ждать бесконечно долго. Но сейчас я ждала НАС. Будем ли МЫ еще или НАС уже нет?
Та ночь дала мне надежду. Она поселила во мне маленький луч света, который я увидела в его глазах, когда он смотрел на меня перед тем, как ушел. Такой безумно красивый, родной. Я не могла поверить, что со мной он может быть другим. Это же я. Его маленькая, его малышка. Это же мне он что-то читал, когда я не могла уснуть, это меня он по ночам носил на руках, это ко мне он относился так нежно и бережно, что мне мог бы позавидовать хрусталь.