убляемой хлынувшими с неба потоками воды, вышел за ворота и пропал. Но времени на обиды и выяснение причин такого поступка не чужого, в общем-то, человека совсем не было, поэтому я про себя решил оставить всё как есть. Рассудив так: останусь жив, будет время всё обговорить, сломать пару копий в высокоинтеллектуальном диспуте, а если повернётся иначе…. В этом случае слова уже не нужны.
Неожиданно, комнату наполнило голубовато-белое свечение и прямо посередь комнаты открылся портал. С той стороны вышел Видящий и не произнеся ни слова, кивнул на дыру в воздухе. Поднявшись и одёрнув комбез, я шагнул в проём и снова ощутил знакомый холод и некое ощущение быстрого, невероятно быстрого движения в абсолютной пустоте, когда начинаешь осознавать понятие выражения «абсолютное ничто».
Мы оказались в пещере с высоким, метров двадцать в самой высокой точке, сводчатого купола. Повсюду мерцал сиреневый свет, струящийся прямо из стен, сам воздух наполняли резкие, терпкие ароматы от которых с непривычки кружилась голова. Но это был не тот зал, где собирался совет племени. Всё вокруг оставляло впечатление мрачной торжественности и где то на грани слуха, угадывался намёк на тихую, печальную мелодию В центре овального по своей форме зала возвышался обелиск у подножия которого лежало тело Охотника с вытянутыми по швам руками. Побратима окружало яркое сиреневое свечение, волнами гулявшее по всему телу. Музыка, до этого звучавшая словно намёк на шёпот, зазвучала с новой силой и я расслышал слова, складывающиеся в некое подобие пересказа жизни моего так неожиданно обретенного и столь быстро ушедшего брата. Смысл песни, местами ускользал от понимания, сливаясь в поток слов, образов и эмоций, по ощущениям напомнивших мне звук журчащего ручейка. Постепенно в зале появилось с десяток других Изменяющих, и каждый добавил к голосу песни свой: сородичи поочерёдно рассказывали о том, кто и как запомнил Охотника и его отношение к племени и собратьям. Казалось, что это длится вечно, время словно остановилось, его течение больше не было полноводной рекой, став стоячим прудом. Я и сам не заметил как подпеваю и слова и воспоминания словно изливались из глубин памяти, частичка души покидала меня. Дар нагрелся и…. Рассыпался в прах. Упругая волна обжигающего жара потрясла всё существо моё и тело рухнуло на колени сотрясаясь в конвульсиях. Только теперь я понял, что вижу всё как бы со стороны: зал, кровососов, себя на полу и…. увидел побратима сидящего возле своего собственного тела. Сразу захотелось оказаться рядом. Обнять брата и рассказать, что я иду отомстить, что всё было не напрасно…. Но Охотник только махнул рукой и растаял в воздухе мириадами фиолетовых и голубых искр. Тьма накрыла меня на мгновение и вот я снова стал ощущать запахи, звуки и холод пола пещеры под щекой. Слабость и тошнота ещё какое-то время не давали мне подняться, но твёрдые руки подхватив под локти помогли снова встать. В зале никого кроме Видящего и пары его телохранителей не осталось, тело побратима истаяло, поглощённое светом ушедшей Ласковой Маб. Откуда я знаю полное название светила родного мира кровососов?..
Вождь стукнул посохом оземь, по залу пробежала упругая волна сиреневого света. Потом он заговорил, но слов не было, теперь я мог слышать мыслеобразы без напряжения, как это было ещё совсем недавно:
— Ты прошёл обряд Прощания, Ступающий. Теперь, часть знаний племени и все жизни твоей обретённой семьи будут с тобой навечно, память наших предков будет говорить с тобой, когда мудрость павших будет тебе особенно нужна. В свой смертный час, позови и любой Изменяющий услышавший Последний Зов придёт для того чтобы забрать собрата в зал Скорби и Прощания. Ты не умрёшь как человек, теперь, ты навечно один из нас. Возьми обещанное и уходи: твоя семья погибла и ты появишься в этом зале только когда дорога жизни этой оболочки для тебя закончится.
Видящий махнул рукой, метрах в десяти справа открылся портал. Кровосос стоящий сразу за левым плечом вождя вышел вперёд и протянул мне на вытянутой руке светящийся янтарным светом цилиндр, сантиметров пятнадцати длинной и где-то сантиметров пять в сечении. Я взял кристалл, ладонь с еле поджившими порезами слегка кольнуло, словно от разряда статики.
— Тубус был больше. Контейнер для транспортировки не нужен?
— Ты сам теперь контейнер: приложи Ключ к коже на груди — Тон вождя стал торжественным — Пусть свершится задуманное.
Без лишних разговоров, я сделал как сказал кровосос и…. Кристалл словно нырнул мне под кожу. Странно, но никакого дискомфорта или ощущения чужеродного предмета не было. Просто я увидел некую золотистую, не больше спичечной головки, точку прямо перед глазами.
— Ключ принял тебя. Когда встретишь этого прощелыгу, поедателя отбросов — Вождь не скрывал своего презрения к Тихону — Просто положи ладонь к груди и попроси Ключ выйти. У бродяги есть способ заглушить песню Ключа. Теперь прощай, меня ждут. Пусть все твои враги умрут в страшных муках, доброй охоты Ступающий — в — Паутине!
Я только кивнул и молча шагнул в провал пространственного тоннеля. Снова холод. Снова чувство падения в пустоте. Все части головоломки собраны воедино, теперь отступать уже некуда.
3.3
…. — Меня звать Бурун, идите след в след, оружие не доставать, а кто дёрнется — успокоим сразу. Выдвигаемся.
Мы вышли в квадрат к северу от второго аванпоста «Монолита», где нас встретил этот угрюмый мужик в добротном комбезе очень напоминающем наши, только долговские «сумраки» были всё же грубее по выделке. Вооружение было стандартным — сектанты тоже очень любили амеровское оружие, этот конкретный пассажир ходил с полноразмерной М-16А3[37] с «подствольником» и новеньким четырёхкратником ACOG. Шлем сектант носил тоже какой-то особенный с буграми в районе наушной области, видимо туда была встроена гарнитура, а ларингофонный микрофон был упрятан под кокетку БЗК. Но с борзотой своей проводник ошибся, поэтому я решил чуть показать зубы, послав проводнику слабый импульс боли. Тот сначала побледнел, потом согнулся пополам и рухнул на колени, поскуливая от боли, но не имея сил даже на лишний вздох. Дождавшись, пока боль станет для сектанта непереносима, я оборвал трансляцию и встал над телом содрогающегося в рвотных конвульсиях тела.
— А теперь ты меня выслушай — Чутьё подсказывало, что я делаю всё правильно — Твоё дело отвести меня куда приказано, не раскрывая своего поганого рта. Встань, утрись и веди быстрее, времени не вагон. А вякнешь ещё что-нибудь не по делу — сожгу твои промытые мозги, вместе с той слякотью, что вместо серого вещества у твоих дружков целящих в меня вон от той высотки.
Само собой я блефовал, но никто проверять не захотел: ощущение тяжкого взгляда в затылок исчезло почти сразу, как только Бурун поднялся и отчаянно замахал руками обернувшись в сторону как раз той заросшей кустарником и редкими деревцами высотки. Минуты три спустя оттуда появилось ещё шестеро человек, вооружённых как бурун амеровскими М-16А3, только сектантский снайпер шёл с нашей отечественной СВУ. Нас взяли в коробочку так, чтобы все мои бойцы оказались под присмотром: теперь каждый артельщик так или иначе был на виду.
Когда-то, кажется это случилось в прошлой жизни, мне довелось вместе с моим тогдашним ротным, капитаном Шубиным, участвовать в обмене пленными. Так вышло, что бандиты назначили непременным условием обмена присутствие командиров пленных бойцов. Понятное дело, что поехали не «махры» из подразделения откуда выдернули троих солдатиков, а мы, чтобы так сказать качественно осмотреть лагерь одного из самых на тот момент известных бандитских вождей. Прикинули в обмятую форму соответственно званиям(настоящую, пожертвованную ради такого случая мотострелками), сделали документы и через равнинных чехов, поголовно ходившими с ксивами местного МЧС, вывели на представителя бандитов. И через два часа тряски по горному серпантину мы уже шли вслед за угрюмыми, неразговорчивыми духами в лагерь. Разумеется, духи хитрили: закладывали петли, водили нас с завязанными глазами, только вот они не учли, что места где будет производиться обмен, плотно накрывала служба радиоразведки, а наши перемещения отслеживались со спутника. В помощь было ещё два обстоятельства: во-первых, бандитам перекрыли кислород войска федеральной группировки, наглухо блокировав выходы на равнину; а во-вторых, через посредников удалось добиться освобождения из нашей тюменской колонии одного отморозка, которого мы и должны были передать «чехам» чуть позднее. Особо не вдаваясь в подробности, скажу, что обмен был устроен грамотно: нам отдают пленных солдатиков, а когда отпускают — мы даём условный сигнал, другая группа передаёт духам их ненаглядного приятеля, отбывавшего срок за разбой и изнасилование. Вопреки бытующему среди обывателей мнению, в тюрьмах сейчас не гнобят насильников. Если это чеченец, то по этапу идёт сопроводилово, где сказано, что чеха обежать нельзя или лиц решивших разобраться «по понятиям», ждут серьёзные проблемы. Дети гор особо не церемонятся, а наша, так называемая «русская» братва, редко когда может договориться о «дружбе» против кого-то и с огромным удовольствием прессует только своих. Чеченцы же напротив, держатся стаей, жёстко и до конца отстаивая свои права. Не боятся ни крови ни репрессий администрации. Поэтому ЗК, которого вынули с русской кичи, особо в тюрьме от притеснений и наездов не страдал. Просто его освободят и передадут своим, а уже через какой-нибудь месяц. Этот же самый дух всплывёт либо в Москве, либо в Воронеже и снова поёдёт грабить насильничать и убивать, чтобы вновь быть посаженным и обменянным на пару-тройку первогодков, подловленных во время наряда по гарнизонной кухне или украденных прямо с караульного поста.
Лагерь был хитро укрыт в зелёнке, в каменистой почве была отрыта сеть подземных схронов, где бандиты могли отсиживаться месяцами. Нас встретил бородатый дух с повадками наркомана со стажем и тоже как вот этот Бурун, попёр в гору, мешая русские и арабские слова, давая понять, что будет резать неверных. Положение накалялось. Со всех сторон сбежались другие «чехи», поголовно лязгая затворами автоматов и потрясая разной длинны ножиками. Всячески подбадривая своего приятеля. Ещё чуть-чуть и нас бы стали резать на куски. Но Шубин просто сделал шаг навстречу разоряющемуся в припадке словесного поноса бандиту и коротко, но сильно, пробил тому правой в брюхо. Араб рухнул ничком и в воздухе запахло говном. Надо сказать, что капитан мастерски исполнял подобный трюк, уложив как-то раз десантного майора, похвалявшегося, что де не пробить капитану-строевику его, белую кость натуральный спецназ. Ну вот и побежал потом за сменным бельём, пригибаясь…. А духа уволокли свои. Никто не накинулся на двух русских, уже почти вставших спина к спине. Так свора травящая медведя в последний момент замирает. Потому что загнанный в угол зверь буквально излучает готовность стоять насмерть и дорого продать свою жизнь. Десяток духов отступил, не выдержав молчаливого спокойствия двух среднего роста и не шибко героических пропорций русских. Отдали нам тогда солдатиков, а через неделю этого знаменитого командира накрыла бригадная артиллерия. П