Смазанное движение, комната крутанулась, будто бы она была дварфийской механической каруселью, и я снова застыла каменным изваянием в руках Скримджоя.
– Боишься меня? – спросил дроу с нездоровым азартом.
Я медленно покачала головой.
– Есть определенный предел, после которого человек уже ничего не боится. Я просто хочу, чтобы это все как-то кончилось. Скажи мне, есть что-то такое в принципе, на что ты не сможешь мне ответить?
– Да, но ты не должна спрашивать, что именно. Это будет попытка сжульничать, и ты можешь погибнуть. Но направление твоих мыслей верное.
Мы вышли из столовой и теперь шли куда-то по коридору, видимо, направляясь к «его» башне.
– Теперь мне ясно. Я умерла от берсовой отравы, – мрачно проговорила я, – и это – бездна. Наказание за все про все.
Дроу покачал головой.
– Бездны нет, как таковой.
– Еще как есть.
– Ты носишь свою бездну в себе, ненаглядная, только и всего. Сама запираешь свою камеру, сама выбираешь себе пытки. Но не переживай. Если тебе нет и полутысячи, это нормально. Глупо, но нормально.
– Сама себе?! – возмутилась я. – Этот с позволения сказать обед…
– Подожди, – Скримджой остановился прямо последи коридора, протянул ладонь и коснулся двумя пальцами моего лба, – вспомни… ну скажем, как я немного поцарапал мага.
– По-ца-ра-пал?!
– Конечно! Он жив и практически здоров. Вспомни, отчего ты так не желала на это смотреть?
– Ты издеваешься. Да кому, кроме таких как ты, может быть приятно смотреть, как другой мучается?
Прохладные пальцы надавили чуть сильнее, и мир вспыхнул цветным фейервеком…
…Я сидела в столовой, вцепившись пальцами в резную ножку бокала. Эт-то еще что?
– Нет, – пробормотал мэтр Кассэл, вжимаясь в спинку кресла, – я боюсь крови. Не нужно. Пожалуйста! Я больше не хочу играть! Не нужно!!
Голос сорвался на визг, но призванные лозы уже растягивали его животом на обеденном столе. Со звоном разбился упавший бокал вина, снова вскрикнула умненькая девушка с глазами лани, невольно закусила губу управляющая замком. Мантия Кассэла испачкалась в красном вине, а на ее рукав пролился соус.
Я кусала губы, не понимая, реально это или нет?
– Смотри, ненаглядная, – улыбнулся мне дроу, – у меня нет ножа, только… А пусть будет этот соус, и все. Мэтр Кассэл, подыграйте мне, сделайте одолжение.
Красный перечный соус полился по белой коже мага, а тот закричал, срываясь на визг, и столько в этом вопле, казалось, было боли, что алые потеки и вправду стали казаться струйками крови. Меня замутило, и я снова отвернулась.
– В чем дело? – полюбопытствовал дроу. – ты же знаешь, что я не причиняю ему вреда. Более того, это все сейчас вообще происходит в твоей голове! Так почему ты отворачиваешься? Посмотри на меня. Ну же! Это твой ум создает для тебя бездну. Он сам дорисовывает боль. Боли – нет. Даже иллюзии боли нет, так зачем отводить глаза?
Столовая рассыпалась, будто кто-то встряхнул калейдоскоп, мигом сменив картинку… Мы стояли в ночном саду под ветвями неизвестных деревьев, с которых облетал розовый цвет. Только вместо дроу передо мной стоял Дэвлин. Ветер трепал выбившиеся из хвоста смоляные пряди, и запутывал в них лепестки цвета вечерней зори. Он смотрел мне в глаза и тепло улыбался, чего на самом деле не делал никогда в жизни. А потом притянул к себе, дотронулся губами до лба, да так и замер.
– Я больше никуда тебя не отпущу, – выдохнул он, – я хочу, чтобы ты была со мной всегда.
Я отпрянула, уставившись ему в лицо – точь в точь. Вот же паскудство…
Тогда Дэвлин снова мягко улыбнулся, таки не разжимая рук.
– Я люблю тебя, Крис. Прости, если мне понадобилось слишком много времени, чтоб это понять.
– Хватит! – рявкнула я, чувствуя, что из глаз потекли непрошенные злые слезы. –Больной ублюдок! Да как ты вообще смеешь?!
– Ты же знаешь, что это иллюзия, – покачал головой призрак, – этого нет, ты прекрасно знаешь, что этого нет, что тогда выводит тебя из равновесия? Ты же сейчас стоишь посреди коридора, а это только то, что ты сама желала бы видеть. Желание… А что если мы скользнем в сторону страха?
Ветер усилился, плеснув мне в лицо целую горсть лепестков, заставив на миг прикрыть глаза. А потом картинка снова сменилась, да так, что я невольно вскрикнула.
Теперь с ветви дерева свешивались цепи, такие же, как в недавней камере, и на сей раз Дэвлин, раздетый по пояс, был пленником.
– Помоги… – выдохнули окровавленные разбитые губы, когда помолодевший Орен Берс размахнулся плетью и с отвратительным влажным шлепком содрал очередную полосу бронзовой кожи.
Я кинулась к нему, но чьи-то пальцы, вцепившееся в мое плечо мертвой хваткой, удержали на месте.
– Крис, – очень медленно и спокойно проговорил Скримджой, – включи, наконец, голову. Этого – нет. Это всего лишь твой страх. Перестань его чувствовать. Сейчас.
Свист рассекаемого кожаным хлыстом воздуха, хлюпающий звук лопнувшей кожи, приглушенный стон, брызги крови.
– Прекрати это немедленно! – потребовала я.
– Так ничего и не происходит. Что прекратить? Ну, подумай сама. Что это за сад? Как ты могла здесь очутиться, а? А Берс, он же мертв. Не придумывай причину, чтобы чувствовать боль. Ну! Давай!
Это не Дэвлин, повторяла я себе, не он. Это морок. Морок, который нарочно принял это обличие, чтобы поиздеваться. Бездна! На смену ужасу пришла обжигающая злоба на того, кто посмел показывать мне подобное.
– Да… – проговорил темный. – Да, вот так, еще…
Сад начал блекнуть, а фигура в цепях оказалась внезапно обычным огородным пугалом. Берс же превратился в воткнутый в землю шест с надетым на него перевернутым кувшином с намалеванными глазами да ухмылкой.
– Неплохо, это все еще неправда, но ты смогла изменить отношение к тому, что видишь. Еще! Злость, это прекрасно.
Я потопала ногой, и земля, поросшая мягкой на вид травой, внезапно оказалась твердой, как камень. Потому что это и естькамень. Мы стоим в коридоре. Сада – нет.
Реальность текла и менялась, будто следуя за сменой моего настроения, в один момент взошло солнце, тут же, впрочем, затянувшееся черными жирными пятнами дыма. Вместо деревьев поднялись останки полуразрушенных домов.
Зараженный Хаосом город.
Центральное дерево засохло, а вместо набитой соломой куклы в цепях висела Клэр. Женщина, которая только что смеялась над тем, как ловко она подстроила смерть Эрика. И упивалась моим полубезумным отчаянием.
Вновь оживший Орен Берс, ни говоря ни слова, с насмешливым поклоном протянул мне свою плеть.
– Что б ты ни сделала! – хохотала безумная некромантка. – Ты никогда его не вернешь! Я забрала его у тебя! О! Ему было так больно! А ведь он так любил жизнь, был таким жадным до удовольствий, торопился жить. Прям как чувствовал, а?
И я ударила ее.
С размаху, с оттяжкой, желая рассечь мышцы до самых костей, желая видеть ее кровь. Еще. И еще. Свист. Вопль. Шлепок. Брызги алого. Вопль. Свист…
…А потом все исчезло, я стояла посреди гостиной Скримджоя и со всех сил колотила его кулаками в грудь. Темный эльф улыбался криво. Скримджой налил в два бокала красного сладкого вина. Я не стала отказываться, бессмысленно тратить силы на демонстративные жесты, я уже говорила, да? Наоборот, жестами показала лить до краев.
– Ну? Что я тебе говорил? Твоя бездна – в твоей голове. И эта женщина в конце… Сдается мне, что ты ободрала бы все мясо с ее костей, дай я тебе больше времени.
– Она заслужила, – мрачно проговорила я, пытаясь пить так, чтобы зубы не стучали о край.
– Чем же?
А и правда, чем же? Она мстила за то, что я участвовала в убийстве ее мужа. Вынужденно, конечно, но разве это оправдание?
– И я заслуживаю того, чтоб быть здесь, среди этих людей и в твоей компании. Ты прав.
Эльф выругался и отобрал у меня бутылку.
– Включи уже голову! Нет связи между тем, что ты «сделала», и тем, что ты здесь! Мы познакомились – меньше двух суток назад. Как и нет причины сочувствовать Кассэлу – он убил множество человек, он тебе – никто. Тебе не с чего даже морщиться, глядя на его кровь.
– Как? – только и спросила я, чувствуя себя больной и измученной.
– Не чувствуй, – фыркнул Скримджой, – это же элементарно!
– Да как?!
Он вздохнул.
– Не можешь сама, ощущай эмоции того, кто не испытывает боли от происходящего. Я же подарил тебе эмпатию. А вообще… Учись освобождать свой разум от всего, пригодится.
Я глубоко вздохнула, опускаясь в кресло.
А ведь в чем-то он определенно прав. Чаще всего переживания мешают. Вот взять вчерашний день, если бы я не заламывала руки полдня, то к ночи у меня хватило бы сил добраться до берсова кабинета, а может, и сейф открыть. Да вообще – продумать, о чем спрашивать дроу. Но вот объективно, что плохого вчера произошло именно со мной? Синяки во время тренировочного боя? Все остальное добавил мой разум, паникуя, и не позволяя сохранять разум или придумать план, да еще и измотав к ночи изрядно.
Даже сегодня в подвале…
Субъективно это было ужасно, да, но сколько вообще человек ежедневно умирает? Я не ужасаюсь, потому что не думаю об этом. В чем разница между караванщиком, которого пытали и убили разбойники на глухой дороге и тем человеком, которого убил Скримджой? Объективно – никакой. Субъективно – труп одного я просто видела, а второго – нет. Более того! Если бы я не ужаснулась, сдержала эмоции, и не стала бы бессмысленно орать на дроу, а вместо того, взвесила бы предоставленный мне выбор – тот второй человек не потерял бы язык.
Самые естественные чувства, считающиеся… добрыми, человечными могут навредить больше, чем расчетливое равнодушие.
Как такое может быть?
– Может. Не говоря уже о том, что такой подход не расстраивает нервную систему, что для мага особенно актуально, – кивнул эльф, и я только тут поняла, что рассуждала вслух, – у тебя гибкий разум, быстро приспосабливается, это полезное качество. Забавно. Кстати, ты бы сегодня вправду выпрыгнула из окна?