– Как отдохнула? – Снова вышло слишком громко, и Лиля приложила палец к губам.
– Хорошо, – ответила еле слышно. – Каталась на слоне, на каяке плавала.
«Одна?» – Игорю хотелось уточнить, но он прикусил язык. Не его это дело, с кем Лиля отдыхала. Еще решит, что он клеится.
Мало-помалу она разговорилась. Рассказала о Таиланде и каяках, о том, как быстро прошла таможню с новой идентификационной картой САГ, в обход шеренги туристов из других стран, как боялась стай рыжих обезьян у шоссе и наблюдала рыбок на мелководье, крабиков, что прятались в песке, быстро закупоривая норки. Как Игорь понял, она впервые побывала за границей и очень впечатлилась.
Он бывал в Азии, но остался равнодушен. Жара и высокая влажность делали его вялым и инертным, и даже прекрасное прозрачное море не помогало взбодриться. Только после захода солнца Игорь ненадолго приходил в себя и начинал соображать – ровно до бара, в котором они с другом ежевечерне оседали. В баре он опять проваливался в жаркое беспамятство, на этот раз другого толка, и приходил в себя лишь утром, дай бог в своей постели. В итоге Игорь отдыхал после того отпуска еще неделю, уже в Москве.
Их разговор прервала новая бариста. Широко улыбаясь, она вышла с кухни и по-мужски крепко пожала Игорю руку. Бывшая пловчиха с короткой стрижкой, она быстро выучила свои обязанности и по-спортивному ловко с ними управлялась. Симпатичная, общительная, то, что надо для кофейни. Лиля следила за их рукопожатием внимательно, что-то выискивая у Игоря в лице.
– А ты новую девочку нанял, – отметила с легкой тревогой, когда пловчиха ушла к клиентам. Кофе-машина под Лилиными мягкими руками послушно плевалась в чашку, урча и вздрагивая. – Оксана ушла?
Как будто она не знала, что ее подругу выгнали. Наверняка та Оксана еще в Таиланд писала Лиле и жаловалась на нелегкую судьбу.
– Ее ушли. Она хоть раз вовремя приходила?
Лиля отвела взгляд, дежурно соврала, мол, всегда вовремя, ну, опаздывала пару раз, но это потому что у нее ребенок маленький, ты не думай. Потом добавила, что все-таки решила увольняться.
Игорь упросил ее задержаться месяца на три, до осени. Лиля быстро согласилась и ждала еще чего-то; возможно, что Игорь вдруг одумается, призна́ется ей в любви, скажет, что наконец всё понял, прости меня, останься здесь навечно.
Но признаваться Игорь ни в чем не собирался. Так даже лучше было, что Лиля увольнялась: после той пьяной ночи между ними выросла незримая стена из невысказанных слов и Лилиных желаний и обид. А Игорь был бы и рад вернуть всё в дружеское и деловое русло, но поздно.
– Василий Васильевич свой магазин закрыл, ты видел?
Вот так! А Игорь даже не заметил. Он подался вперед, лег грудью на барную стойку и поймал за локоть ускользающую Лилю.
– Стой-стой. Это когда?
– Вчера зашел с утра и сказал, что переезжает. Обещал навещать нас иногда. Но не очень часто, наверное, он же теперь ближе к Голутвину будет, где-то там.
– У него же неплохо шло всё. Почему решил переехать, не сказал?
– Только то, что владелец расторг с ним договор. Продал кому-то здание. И еще. Вчера заходили странные мужчины. Такие… – Лиля описала руками двухметровый шкаф. – Трое в черных куртках, всё осмотрели и ушли. Я их окликнула, думала, может, помочь чем-то надо, но они вообще не ответили.
– Просто огляделись и ушли? – уточнил Игорь, и Лиля кивнула.
– А потом я их снаружи видела несколько раз, они стояли и курили. Может, турагентство искали?
В здании напротив располагалось турагентство, и какие только персонажи туда не приходили. Называлось оно «Ласковые берега», но выглядело совсем неласково, сокрытое за узкой лесенкой, курилкой и коридором со скрипучим полом, выложенным елочкой. Две комнатушки, заставленные столами, с битым кулером в углу. «Ласковые берега» отправляли жителей Коломны к берегам Египта, Турции, Таиланда, Хорватии и Крыма, всё включено, недорого и три звезды.
– Возможно, – задумчиво протянул Игорь и, выйдя из «Читальни», быстро зашагал в сторону васильвасильичевских «Хозтоваров».
На улице вовсю шпарило солнце, катилось яичным желтком по весенне-голубому небосводу. Сугробы на обочинах давно растаяли, только в тени под деревьями еще оставались островки грязного пористого снега. По дороге перед автовокзалом журчали быстрые ручьи, наполняли выбоины в асфальте, похожие на траншеи от танковых колес. Пыхтели старые автобусы, бесшумно катились электрические двухэтажные беспилотники до Москвы. У сувенирных лавок под стенами кремля бродила черная стайка туристов.
«Хозтовары» и правда были закрыты. Располагались они в длинном торговом ряду, поделенном на ячейки-магазины. За зиму перед ними слеживался многослойный ледовый пирог, который не брала ни одна уборочная машина. Его бугры просто посыпали толченым камнем, остро хрустевшим под кроссовками, а пешеходы обходили это место по проезжей части, там, где было ровно и не грозило сломанной ногой. Сейчас же пирог растаял, обнажив тротуар с щербатой плиткой, и на нем уже обосновалась торговка – ветхая местная бабка с лицом, похожим на русло высохшей реки, – сплошь морщины. В дутой куртке цвета детской жвачки, она сидела на раскладной табуретке. На одной картонке у ее ног лежали семена и удобрения, на другой – вязаные носки огромных и очень маленьких размеров, бабка распродавала коллекцию осень-зима.
– Вероника Ашотовна, утро доброе! – Игорь разлился соловьем, и бабка заулыбалась. – Как торговля идет у вас?
– Да потихоньку, Игорюш. Всё потихоньку.
– Как внучка ваша? В школу ходит?
– Да что ты… – отмахнулась Вероника Ашотовна, и Игорь сразу понял: тема злободневная. – Дочка в том году решила ее не отправлять в первый класс, говорит, пущай в саду посидит еще, успеет выучиться, в армию-то ей не надо. А я говорю: Света, как же так, восемь лет уже девке, вовсю пиликает в планшете своем. Ей давно учиться пора, но что там… – Ашотовна снова махнула рукой.
– Слышал, Васильвасилич съехал.
– И не только он, – доверительно сообщила Вероника Ашотовна. – Тут всех повыселяли. Надя из обувного сказала, через месяц снесут палатки эти.
Вот, значит, как.
– А что строить будут?
– Какой-то торговый центр. Большой. Глянь, булыжники навалили, черти.
И правда, в конце рядов, у сквера, за флагами, гирляндой к майским праздникам и полосатой сеткой заграждений, лежали бетонные блоки. На щите было написано: «СК Аврора».
– Это ж кому позволили вот так у кремля строить? Никогда не разрешали в старом городе, а тут нате.
– Знать не знаю, Игорек. – Конечно же, она всё знала, просто кокетничала и хитро щурила глаза. – То ли из администрации, то ли бандит местный, разве разберешь их?
Вероника Ашотовна проследила за взглядом Игоря вдоль торгового ряда, за которым кремовым пятном на фоне весенней слякоти выделялась «Читальня».
– Ты тоже съедешь?
У Игоря был тот же вопрос. Но из сомнений и тревог быстро выкристаллизовался ответ, который хорошо лег на душу.
– Нет, никуда не съеду. Переезжайте ко мне носками торговать.
Под ликование бабки Игорь двинулся к бэхе. Похоже, предстояло съездить в администрацию и кадастровую службу, разобраться в том, что же происходит. Вода просочилась-таки в кроссовки, ногам стало холодно. Руки тоже замерзли, и, нацепив очки, Игорь спрятал ладони в карманах. Поверх голубого неба легло пульсирующее изображение трубки: восемь пропущенных от Маршенкулова. Игорь сразу перезвонил:
– Да, Виктор Михайлович, искали?
– Игорь, тебя где носит?
– Сегодня суббота. Спал я, – машинально соврал Игорь. И к чему столько шума?
– А чё дышишь, как конь? Ладно, неважно. Китайцы хотят увидеть, что у нас есть. В понедельник припрется делегация, нужна презентация по чипам.
Игорь прикрыл глаза, чувствуя, что со свистом летит куда-то в пропасть, в жадную тьму. И на дне той пропасти лежит дерьмо.
– А что конкретно хотят увидеть?
– Всё, что есть. Запряги Диану из маркетинга, пускай оформит визуалку, предоставь ей текст. В десять утра в понедельник начало.
Маршенкулов отключился. Рядом кто-то оглушающе загудел, и, вздрогнув, Игорь уступил дорогу автобусу. Переваливаясь и расплескивая из траншеи грязь, тот поехал к остановке, где уже стояла очередь. Передняя дверь открылась, и люди, волнуясь и пихаясь, полезли внутрь.
А Игорь решил оставить запрос в администрацию на будни, прыгнул в машину и заторопился домой, готовить материалы.
Павел понял, что разучился водить, лишь попробовав следить за тонированным внедорожником Краснова. Тот мог свернуть налево, проскочив между двумя авто на встречке, а Павел терялся, не успевал перестроиться и проезжал поворот. Или пытался тоже проскочить, но подрезал кого-нибудь, и ему гудели и взбешенно орали вслед. Один раз он даже попал в небольшую аварию. Пришлось стоять, перегородив две полосы, и ждать гаишников, а пунцовая от гнева тетка всё осматривала разбитую фару «мерседеса», будто не могла поверить собственным глазам.
Но иначе было нельзя. Когда Краснов съезжал с шоссе и крупных дорог, он пропадал с камер наблюдения. Навигационной системы и автопилота в его машине не было. Вдруг у него на заднем сиденье пацан? Краснов мог заехать с ним в лес, мог остановиться прямо в поле, на обочине дороги. Павел это помнил: выцветшее небо с разводами перистых облаков и высокую траву, сухие метелки которой было видно, когда он лежал на спине. Запах кожзама. Шрам, бугрящийся на шее у Краснова.
Раздобыв график посещений «Добродела», Павел караулил Краснова у детских домов, слушая бормотание радио и чувствуя, как в ботинках леденеют ноги. А стоило включить печку посильнее, как окна начинали запотевать и ни черта не было видно. Когда Краснов садился во внедорожник, Павел выжидал несколько минут и следовал за ним поодаль. Гнал по шоссе, толкался в пробках, трясся на ухабах, резко и сильно проваливаясь в выбоины в асфальте, грозя оставить в них колёса. А после дежурил у подъезда, как гребаная Хатико.