[1026], любой по величине, но всегда организованной и рассчитанной. Действуйте включенным выводом плюс-минус вывод по окончании.
6П. Н. Филонов — Е. Н. Глебовой[1027]
1930-е г., Ленинград
Дорогая сестра Дунюшка!
Мы сидим втроем в моей комнате у раскрытого окна — твои ближайшие друзья К. и М.[1028] и я. Вспоминаем тебя и на самой высокой точке кипенья, с волнением обсуждаем все, что касается твоего мужа, и сегодня ждем исхода. Я еще со вчерашнего вечера с 8 ч., когда должно было решиться дело, жду. Теперь ждать недолго, уже 3 ч. 15 мин. дня. Дунюшка, Маня передавала, что ты писала мне, — я ничего не получал. Рады за тебя. Я и дочка желаем и в дальнейшем успеха и желаем, чтобы эта поездка послужила тебе в твоей карьере певицы так же, как 1905 г. Революция 1905 г. послужила уроком октябрю.
Всего хорошего.
Целую тебя, твой брат Паня.
См. прим.
Николай Ник[олаевич] и Машенька.
Забежал к Вам пораньше, чтобы передать привет от меня и от дочки, посочувствовать и, коли надо, подбодрить[1029]. Но не застал, к моему горю. Жму Вашу Н[иколай]Н[иколаевич]пролетарскую, большевистскую лапу и делающуюся большевистской лапу Машеньки.
Паня.
Письма П. Н. Филонова к Е. А. Серебряковой
Ленинград. 6 августа 1937[1030].
Хорошая, светлая моя родимая Катюша! Спасибо, что порадовала меня письмом. Я как живую увидел тебя в нем. Представилось мне, как ходишь ты по Сиверским крутым берегам, сидишь в лесу, под соснами собираешь Паньке сыроежки и пьешь чистый пахучий лесной воздух. Хорошее мое Солнце! Жаль, что не могу всего себя вписать в мои слова, и мое письмо мне кажется нищенским, но каждую буковку того, что я пишу тебе, пронизывает моя любовь к тебе. Ко мне приходила вчера Маня[1031] — привезла «красный обоз»[1032]: чай, сахар, морковь, картошку, огурцы. Поговорили о тебе, о Дунюшке; она кажется ошиблась в выборе места[1033] — письмо покажет? — так ли? У Глебова без перемен. У меня новостей, конечно, нет и не может быть, но я живу зато твоими новостями. Пиши…
Чем дальше, тем сильнее люблю мою Катюшу, тем яснее и понятнее весь твой облик и твоя поражающая жизнеспособность и жизнерадостность. Многим можно поучиться у тебя по этой линии. Ты, Катя, гуляй в любую погоду, не бойся, коли будет дождить — в это время лес сильнее пахнет. Помни обо мне, думай так, как ты писала в письме, за которое я тебя хвалил и благодарил. Шевели своей буйной головкой о панькиных делах, о моей удалой доле, и мы с тобой много хорошего выясним и вместе обдумаем. Я хотел вчера еще писать тебе, так захотелось хоть заочно, издали поговорить с тобой, но сегодня, сейчас пришли Толя и Маруся[1034] — пошлю письмо с ними. Привет тебе, мое счастье, мой боевой товарищ и в горе и в радости. Нет того часа, чтобы я о тебе не думал и не радовался, что встретился в жизни с тобой. Как говорил Руслан у Пушкина «меч — по руке».
Панька
Ленинград. 8 августа 1937 года [1035]
Хорошая моя Катя!
Вчера Толя и Маруся доставили, наверно, тебе мое письмо. Наступают ясные дни — твоя стихия, то, к чему ты так рвешься. Поправляйся, мое родное существо, мое сердце, набирай силенок, равняйся по пионерам, дыши сосновым воздухом, загорай. Ищи грибы. Те грибы, что ты мне набрала, — я сперва побоялся есть, но подумал: ведь это Катюшин дар! Собирая их, находя каждый из них, я знаю, она думала: «это все для Паньки! Он сварит их и съест, вспомянет о своей Катюше и станет богатырем». И получилось вот что! Я знаю сыроежки и масленники-моховики с детства, собирал их корзинами, знаю их вкус, но таких вкусных не ел никогда! Я думаю, что эти грибы только потому так хороши, что их рвали твои рученьки, а находили твои чудные острые глаза. Это настоящие большевицкие грибы! Немые дети нашей Родины, дети социализма!
Была Тагрина[1036], был Миша[1037] и Дормидонтов[1038]. Новостей — нет! Но кругом жизнь кипит новостями — ты их знаешь и понимаешь хорошо. Сегодня впервые радио сказало, что Япония накануне своей, скажем, переквалификации: из Великой державы она может стать маленькой державой в силу начинающейся войны в Северном Китае[1039]. Я так и думал! То же будет и с остальной фашистской сволочью!
Я все работаю, работаю и думаю, знаю, что и твоя головка ясная все думает и комбинирует планы! Встретимся — поговорим. Катя, сам не знаю почему, во мне растет чувство радости, что мы с тобой сошлись и сдружились так крепко. Ты не зазнавайся — смотри! Подумаешь, какая радость — жил парень один и вдруг свалился ему на плечи такой властитель дум как ты! Целую твои руки и маленькие крепкие ножки! Пусть они без устали носят тебя по сосновому лесу, по отраженным (нерзб.) крутым берегам. Целую. Будь счастлива. Твой Паня.
Ленинград. 23 августа 1937 г.[1040]
Дорогая Катюша! Хорошая доченька. Посылаю тебе белье — моей стирки — и товарищеский мой привет. Как мы с тобой надеялись относительно Леваневского[1041] и его товарищей, что они живы. Так и получается: сегодня радио объявило, что слыхать какие-то сигналы более ясно, чем за последние дни, но все же ничего пока понять невозможно. Но это говорит о том, что или они успешно ремонтируют свое радио, коли оно было попорчено при вынужденной посадке, или улучшаются атмосферные условия. Я думаю, что к 1-му сен[тября] они дадут о себе знать точно и четко. Как после спасения челюскинцев[1042]большевики закрепили господство над Северным морским путем, так и после спасения Леваневского с товарищами — большевики закрепят свою позицию на воздушном пути Москва-Америка. Я думаю, что в благодарность за твою уверенность в Леваневском и его товарищах, им бы не мешало прокатить тебя над северным полюсом в Америку при их следующем полете. Целую тебя, мое родное дитя; привет от Дунюшки. Твой товарищ Паня.
Такие люди как они — безусловно не погибли. Они живы, здоровы, даже самолет свой, наверное, сберегли. Может, на месте их вынужденной посадки возникнет новый папанинский лагерь[1043], новая северная станция.
25 августа 1937 г., Ленинград[1044]
Хорошая доченька! Я тоже очень хочу повидаться с тобой. Скажи — когда, в какой час приехать к тебе? Могу завтра 26, могу и 27. Я по тебе не соскучился, пустяками не занимаюсь, — тем более не соскучился, что постоянно думаю о тебе, но мне этого мало, мне надо поглядеть на тебя, полюбоваться, поговорить. Будь здорова, не забывай своего товарища. Погода тебе благоприятствует. Со дня на день, ежедневно и по нескольку раз в день жду — вот, вот заговорит радио самолета Леваневского и укажет, где они совершили посадку.
Твой верный Панька
Ленинград[1045]
Хорошая моя Катя! Спасибо тебе, что ты старательно работаешь. Тем спокойнее будет у тебя на сердце и в твоей буйной головушке. Материалы эти я прочту потом: сейчас гоню «Поднятую целину». Спасибо, что ты прислала ее. Скоро кончу читать. Смирнова дома — Терентьев[1046] сказал — письмо твое получила, шлет тебе привет. Новостей у меня никаких. Отдыхай и работай — лето стоит хорошее — не теряй ни одного дня и часа и помни обо мне. Будь здорова, целую тебя, мое солнышко.
Ленинград[1047]
Доченька
Ты даешь выписки из дневника не совсем правильно[1048]: у тебя все сбивается в кучу, и чтобы разобраться в ней — нужно мне будет потрудиться; ты мне работу затрудняешь своей бессистемностью.
Я тебе говорил и еще раз скажу, как ты должна вести работу:
Давай факт, обдумав, нужен ли он, что ты хочешь им сказать, с чем он состоит в связи, когда этот факт произошел. О таком факте, о таком событии пиши коротко, укажи место, время и обстоятельство, но по существу дела пиши, а не разглагольствуй. У тебя, как я говорил, хорошо были даны факты, когда ты писала мне из Детского Села, из Пушкина. Вот к чему сводится то, чего я от тебя требую и чем была работа, сделанная тобой в Детском:
1. Такое-то событие; случилось оно там-то, тогда-то.
2. Такое-то событие; случилось оно там-то, тогда-то.
Каждое из них написано коротко и раздельно — это то, что нам с тобой нужно сейчас, по ходу нашей работы и т. д., и т. д. Отдельными короткими фактами, ценными и интересными и продуманными (текст обрывается).