В данном мировоззренческом контексте имело совсем не первостепенное значение то, что Священная Римская Империя изначально была католической, а среди конгломерата государственных образований, входивших в её состав, целый ряд давно порвал духовные связи с Римом, провозгласив себя приверженцами «протестантского» закона. Здесь самыми заметными были Пруссия и Голландия, однако формально и они входили в состав Империи. Потому когда французы вторглись в пределы Священной Империи, сея кругом безбожие, то Павел I не мог остаться равнодушным наблюдателем.
Он отправил армию воевать совсем не «за Мальту», как иногда безосновательно утверждается. Мальта вообще не фигурировала в планах военных кампаний. Он боролся за принцип христианского мироустроения, нарушенный и разрушенный французской революцией, Потому семнадцатитысячный русский контингент оказался в Голландии, где должен был помочь англичанам одолеть французов, а несколько десятков тысяч русских воинов оказались в Италии, где и сокрушили власть «антихристову». Для России это была религиозная война, и именно так её и воспринимал Император Павел I. Потому Россия и не искала никаких выгод, и со стороны казалось, что это — только «авантюра». Но так казалось только со стороны.
Здесь уместна одна историческая ремарка, касающаяся другой героической русской военной кампании и реакции на неё западоцентричного сознания. В 1812 году Россия отразила нашествие армии Наполеона, сокрушив его «непобедимую армию», а затем продолжила войну в Европе до полного разгрома Наполеона. Когда же Русская армия вошла в Париж, то русские ничего для себя не потребовали. В России французы сожгли и разграбили сотни городов и деревень, ограбили и сквернили сотни храмов и монастырей, но на Францию даже не была наложена контрибуция. В Париже и других городах не был разорён ни один дом; не было даже разбито ни одного окна.
Император Александр I явил невиданное в мире великодушие: он «наказал французов добротой». Ну, и каков результат? Самый непотребный. Почти двести лет западные историки и публицисты, да и некоторые наши, доморощенные «западолюбители», без устали инсинуируют по адресу России, по поводу «тёмного царства», а о зверствах французов — ни слова. Они ведь якобы представляли «страну прогресса»…
Император Павел, как человек полнокровного христианского чувства и бескомпромиссного рыцарского долга, был убеждён, что перед лицом «революционной чумы» все правители объединятся, отбросят все былые противоречия и несогласия. Беда должна всех сплотить. Однако реальность очень быстро охладила христианский романтический пыл Самодержца. Выяснилось, что «союзники» руководствуются в своей деятельности не высокими интересами и общими целями, а только корыстью и расчётом. Русские им нужны были как таран, как «пушечное мясо», чтобы за их спиной обделывать свои делишки: добиваться территориальных приращений, выгод в торговых операциях, нужных династических комбинаций, И всё. Так вели себя англичане в Голландии, когда под шумок военных действий присвоили голландский флот, но что ещё более отвратительно — так же повел себя и «бывший свояк» Император Франц.
Русские войска в Италии в 1799 году были отданы под верховное командование Императора Франца; ведь они пришли на помощь Империи. Австрийские военачальники относились к русским как к людям «второго сорта», третировали и унижали, когда представлялся случай. Русский командующий A.B. Суворов, как человек с развитым чувством национального достоинства, терпеть подобное не мог. Случались стычки и конфликты. Самое отвратительное случилось потом. Австрийцы, вступив в тайные переговоры с французами, фактически заблокировали русских на севере Италии, в Ломбардии, перекрыв подвоз продовольствия и боеприпасов и закрыв русским возможность отхода.
В Париже потирали руки: капитуляция этих «ужасных русских» представлялась неизбежной. И тогда Суворов совершил невозможное, потрясая врагов, и вызвав восхищение на Родине: он вывел армию из Ломбардии через Альпы в Германию, а затем она вернулась в Россию. Уход русских тут же сказался на положении дел. Весной 1800 года Наполеон нанес сокрушительное поражение австрийцам при Моренго и вернул под свой контроль Италию.
Император Павел I терпеть не мог предательства. Вена и Лондон предали Россию, предали великую идею очищения Европы от «революционной заразы», а потому всякое дальнейшее союзничество с ними становилось невозможным. Фактически рухнула «великая коалиция», включавшая Англию, Австрию, Россию, Турцию и Неаполитанское королевство. Обычно ее «окончательный распад» датируют Аюневильским мирным договором, заключенным Австрией и Францией 9 февраля 1801 года в местечке Люневиль во Франции, который стал первым (но не последним) актом капитуляции носителя титула Императора Священной Римской Империи перед «безбожными французами». Фактически же коалиция уже не существовала к началу 1800 года, когда Император Павел принял бесповоротное решение больше не оказывать поддержки «союзникам».
Без России а нти французе кая коалиция превращалась в ничто. Пруссия, Швеция и Дания уклонялись от участия в борьбе с Наполеоном, Англия, любившая «таскать каштаны из огня» чужими руками, ничем не могла повлиять на ход дел на континенте. Турция являлась слабой и малодеятельной. Разрушенное Неаполитанское королевство под главенством династии Бурбонов не имело ни сил, ни средств, ни армии.
В результате Австрия, которую однажды Император Павел назвал «слепой курицей», оказалась фактически один на один с Наполеоном. И плата за предательство оказалась высокой. Император Франц II испил «чашу Иуды» до дна. «Священная Империя» лежала в руинах. Император вынужден был в 1806 году сложить полномочия и корону Империи, отказавшись от участия в делах германских государств. Отныне это — только Австрийский Император Франц I. Но на этом унижения не закончились. В 1808 году французы вступили в Вену и обезумевшим от ужаса представителям Дома Габсбургов во главе с Императором пришлось бежать из столицы, теряя по дороге не только коронные драгоценности, но и личные вещи.
Самый же большой позор Габсбургов[113] настиг позже. 2 апреля 1810 года в Париже, во дворце Аувр, состоялось бракосочетание дочери Императора Франца принцессы Марии-Ауизы (1791–1847) и «Императора французов» Наполеона Бонапарта. Наполеон очень хотел породниться с древней династией «Римских Императоров». А чего же желал Франц? Он хотел любой ценой только мира и покоя.
Его девиз: «мы вынуждены уступать под давлением обстоятельств» — отражал политическую беспринципность и конформизм. Потому он отдал свою старшую дочь замуж за человека, которого многие годы в Вене иначе как «чудовищем» не называли и при упоминании даени которого мать Марии-Луизы, урождённая принцесса Бурбон-Неаполитанская Мария-Терезия (1772–1807), чуть ли не теряла сознание. Ведь ее дочь — внучатая племянница казненной в 1793 году французской Королевы Марии-Антуанетты![114]
Ничего этого Императору Павлу увидеть не довелось. Однако он задолго до морального краха Габсбургов пришел к убеждению, что в Вене не руководствуются великим принципами; там, как и в Англии, правит бал только сиюминутная выгода и жалкий расчёт мелких купчиков. А потому и большого дела с ними никогда не стоит затевать. Предадут, обведут, или, как говорят в народе о недобросовестных лавочниках, обязательно «обвешают», «обсчитают» и «обмеряют».
В 1800 году явно обозначился новый внешнеполитический курс Императора России, курс, вызвавший панику в Вене, но особенно в Лондоне, курс, который в конце концов стал поводом, причиной и самым «сильным аргументом» в деле убийства Павла Петровича. Тенденциозные авторы традиционно объясняли принципиальное изменение внешнеполитической ориентации России «сумасбродством» Самодержца, его «болезненным» самолюбием. На самом деле все выглядело совершенно по-иному: на смену политике идеалов пришла политика интересов; ведь, как стало очевидным, по-иному с европейцами вести себя было невозможно. Они просто не понимают «иного».
Россия, с одной стороны, начала серию дипломатических консультаций с Пруссией, Швецией и Данией для создания совместного «Северного союза», который должен был положить конец морскому господству Англии, по крайней мере в акваториях северных морей Европы. Во-вторых, явно обозначились признаки возможного сближения России с Францией. Ход событий во Франции показывал, что революция там завершилась, что в будущем эта мятежная страна, взбудораженная хаосом и отравленная революционным ядом, вернётся к традиционной форме государствоустроения. Ктому имелись веские поводы.
В ноябре 1799 года Бонапарт совершил государственный переворот, установив в звании «первого консула» единоличную диктатуру. Вскоре он разогнал революционные ассамблеи — «Совет пятисот» и «Совет старейшин», став фактически пожизненным правителем Франции. К этому времени были прекращены гонения на церковь; во Франции впервые за последние десять лет начали восстанавливаться приходы. Всё это говорило о том, что революция преодолена, побеждена, а потому и Францию теперь следует воспринимать по-другому.
В Наполеоне Бонапарте Императора Павла 1 подкупало то, что ему всегда нравилось в людях: смелость, решительность, настойчивость в достижении цели. Эти качества свидетельствовали о силе личности, а сильные личности достойны, по крайней мере, уважения. Именно они творят историю. Это не какой-то безвольный Император Франц, который умел писать многостраничные послания, наполненные пустой словесной чепухой, но не был способен выполнить ни одного обещания. С ним можно и нужно поддерживать благопристойные династические отношения, но не более того.
10 октября 1799 года в Гатчине состоялась торжественная церемония бракосочетания старшей дочери Императора Павла Великой княжны Александры Павловны (1783–1801) и брата Императора Франца эрцгерцога Иосифа-Антона (1776–1847), Палатина Венгерского (Наместника Австрийского). Ещё раньше, когда Александре только исполнилось тринадцать лет, в 1796 году, выдать внучку замуж вознамерилась Екатерина II. Её выбор пал на Шведского Короля Густава IV. Но тогда всё закончилось грандиозным скандалом; восемнадцатилетний Король выдвинул неприемлемые условия, помолвка не состоялась, и это, как уже упоминалось, стало сильнейшим потрясением для Императрицы Екатерины, ускорившим её кончину.