Луи, однако, решил не терять времени даром. В недавнем прошлом большой любимец женщин всех мастей и положений, он в бегах совсем забыл о дамской ласке и внимании. Порой приходилось перебиваться лишь девками на постоялых дворах, да и то тайком и за деньги, чтобы не дай Бог не раскрыть свое инкогнито. И тут в его руках оказалось стройное и гибкое тело юной леди из далекой России, причем явно питающей к нему нескрываемый интерес. Король вспомнил молодость и легонько провел рукой по спине партнерши так умело, что у нее мурашки пробежали по всему телу. Лиза столь раскраснелась от возбуждения, что возблагодарила Бога за спасительную маску, скрывающую ее стыд. Опытный король не стал останавливаться на достигнутом эффекте, тут же прижал к себе Лизавету потеснее и уже не особо стесняясь принялся оглаживать ее во всех доступных местах. Лиза и рада была бы оказать сопротивление и хоть как-то отстраниться, да его величество был силен и неимоверно притягателен, так что ей ничего не осталось, кроме того, чтобы растаять окончательно в руках страстного Луи и только молить Бога, чтобы танец подольше не кончался. Но танец все же кончился и порядком подуставший монарх решил несмотря на новые горизонты сладострастных радостей удалиться с танцпола.
– Я подумаю… – его величество, устроясь после танца на хрупком кресле поудобнее, вознамерился испить третью чашку кофе, собственноручно налитую из кофейника дрожащими руками. – Терпеть не могу эти балы и карнавалы, у венецианцев это лишь поощряет невежество и распущенность, подрывая благополучие республики… – заявил он лукаво.
– Да, я подумаю.
– Тут и думать нечего! – Лиза обмахнулась веером, грудь ее вздымалась, вероятно от жары и волнения, а может быть и от недавней близости с коронованной особой, пусть и в изгнании.
– А вы знаете, мадемуазель, я пожалуй соглашусь, если тамошние женщины похожи на вас! Ведь в вас легко влюбиться… – король усмехнулся. – Любовь играет немаловажную роль в политических играх, вот например некий швед так втюрился в супругу моего непутевого братца, Марию-Антуанетту, что и устроил все это бегство в карете!
– Боже, как это любопытно и увлекательно! Неудивительно, что королевские особы вызывают любовь у простых смертных… – при этих словах Лесистратова закатила глаза куда-то кверху, а возвращая их в исходную позицию, заметила в зале какое-то новое движение.
– Ну это столь естественно! – тучный король захохотал.
– Но мне пора бежать, ваше величество, меня ждут, а с вами несомненно еще свяжутся! – тут Лиза присела в реверансе и оставила Луи наедине с его грустными мыслями и кофе.
В это время в зале появился седой сухопарый господин, на которого все невольно обращали внимание. Он был одет во все черное, с переливчатым шитьем, и носил черную же как вороново крыло маску, толпа раздвигалась когда он проходил мимо, от него, казалось, веяло холодом могилы и все поникало при его приближении как последняя трава осени пред дыханием суровой зимы.
Присутствующие перешептывались, уж не сам ли это постаревший Джакомо Казанова, знаменитый венецианец, сердцеед и масон, который был не только авантюристом, но также увлекался магией и каббалистикой, кстати именно благодаря ему гамма венецианских карнавальных костюмов значительно расширилась. Некоторые же масоны, подобно Гольдони, видели в масонстве лишь лишнюю возможность устроить веселую вечеринку.
Тут красный арлекин, выскочив опять из ниоткуда, подошел вместе с седым сеньором прямиком к Лизе. Сердце Лесистратовой забилось еще чаще, хотя это было вряд ли возможно.
– Позвольте вам представить – мессир хозяин! – арлекин Клаус склонился в поклоне.
– Оставьте нас, – произнес мессир повелительно, с непонятным акцентом, и шута тут же и след простыл.
– Сударыня, я давно хотел взглянуть на вас поближе! – так начал свою речь странный господин, причем Лесистратова была вынуждена признать, что он не лишен некоторого шарма и обаяния. – Вы еще прекраснее чем я думал… а прекрасная женщина должна быть разумной, не так ли?
– Ах, мессир, прекрасные женщины редко бывают разумными! – Лесистратова попыталась выиграть время, дабы собраться с мыслями.
– Не скажите – женщины гораздо практичнее чем иногда может показаться, и вам ли этого не знать! – возразил черный господин. – Вы пытаетесь устроить и торговые дела, и любовные, и послужить своему государю – все вместе! Это похвально, но не лучше ли служить кому-то одному?
– Кому же? – Лиза сделала вид, что совершенно не догадывается о чем идет речь.
– Мне! Только не притворяйтесь, что вы еще не поняли, кто я таков. Вам очень повезло, что в нашу последнюю встречу в Париже вы выбрались из Лувра живой и здоровой… не всем присутствующим так пофартило, мадемуазель!
– О мой бог! Мне кажется, сударь, что вы сам дьявол! – заявила Лизавета, понемногу приходя в себя.
– Ну что вы, я вовсе не легендарный персонаж, я вполне реален. Хотя мое могущество, как вы могли уже заметить, несомненно велико и я предлагаю вам службу. Вы будете богаты, счастливы и довольны. Ваш ответ?
– Ах, господин барон, мне ужасно хочется согласиться… Но что же будет, если я все же откажу? – попробовала прибегнуть к кокетству наша героиня, что, впрочем, не возымело должного действия.
– Лучше не думать об этом! Мой гнев страшен, – произнес Черный барон, а это был разумеется он, мрачно. – И не рассчитывайте на ваших спутников, они все равно не смогут вам помочь.
Лесистратова поискала глазами в кружащейся танцующей толпе графа Г. и Морозявкина, но и впрямь они были далеко, танцуя с какими-то красотками и не думая более ни о чем. Вольдемар рассказывал жгучей черноокой сеньорите о своей охоте на медведей в России, и о том как однажды он голыми рукам и ножиком для чинки перьев уложил троих матерых зверюг, а граф повествовал о двух своих роскошных дворцах в Москве и Петербурге и о сказочном имении, в котором он имел честь и наслаждение жить райской жизнью. Итальянские дамы, несмотря на паршивое владение своих кавалеров языком Бокаччо, слушали, внимая каждому слову.
– Лучше представьте себе сударыня, от чего вы отказываетесь! Это вечная молодость! Я могу не только состарить человека, но и омолодить его, и заставить всегда выглядеть на столько лет, на сколько он сам захочет! В кого вы превратитесь лет через двадцать – особенно в холодной и мрачной России, где женщины моментально обращаются в сгорбленных годами старух? А я способен сохранить вас юной и прекрасной навечно! – барон в этот момент очень походил на Сатану.
– Не может быть! – Лиза охнула, в ее сердце неумолимо начал разгораться пламень желания, нет, просто жажда, неутолимая жажда вечной юности.
– Посмотрите на мое лицо – ни одной морщины! – барон на секунду снял маску, дабы Лиза удостоверилась в его словах, его лицо, и вправду без морщин, напоминало морду хищной птицы. – А седина – это просто краска.
Несколько секунд Лесистратова размышляла. Предложение черного барона было необычайно заманчиво, но для того чтобы его принять, нужно было пожертвовать очень многим, и прежде всего душевным спокойствием, на что она пойти никак не могла, даже ради такого прекрасного в своей негативной ауре кавалера. Необъяснима все же дамская логика. Ну как казалось бы можно променять вечное цветение молодости на эфемерный душевный покой. И все же…
– И все же, сударь, я говорю вам – нет! Нет и нет! – Лиза нагнула голову, ожидая что после этих слов в нее непременно ударит молния.
– Несчастная, противиться мне? Ну что ж… Схватить ее! Заточить! Не выпускать! Вы узнаете, сударыня, всю силу моего гнева! – барон, несостоявшийся лизонькин мессир, хлопнул в ладоши и неведомо откуда появившиеся стражники уволокли ее прочь.
Краем глаза Лесистратова заметила, как на помощь к ней пытались пробиться граф Г., отчаянно рубившийся со стражей, и даже кажется кого-то заколовший, и Морозявкин, размахивавший руками и вопивший как оглашенный, но ничто не помогло. Дворец дожей был соединен с темницей посредством моста вздохов, который назывался так потому, что именно по нему проводили заключенных в тюрьму. Сей мрачный мост с крытой галереей зловеще нависал над каналом Рио ди Палаццо. Несчастные родственники осужденного бросали на него последний взгляд через зарешеченное окошечко и испускали последний вздох – оправдательных приговоров выносить тогда было не принято.
Вскоре с местным правосудием ознакомилась и Лесистратова, скоротавшая ночь в тюремной камере. Комедия суда, в которой ей довелось поучаствовать, была весьма похожа на те самые «Комедии дель арте», которые разыгрывались в местных театрах. Казалось, что это те же актеры, которые просто сменили костюмы и грим.
Наследники суда инквизиции, или «Совета десяти», моментально постановили, что сеньорита Лесистратова виновна во всех смертных грехах и достойна самого сурового наказания. Негодяй барон тут же клятвенно засвидетельствовал, что самолично видел как распущенная Лесистратова не только соблазняла всех несчастных, имевших неосторожность оказаться возле ее юбки, но и носила маску как во время Карнавала, так и до него, за что согласно декрету «Совета десяти» полагалось суровое наказание – публичная порка на площади Сан-Марко и изгнание на четыре года с территории Венецианской Республики. Однако барон, пожевав сухими губами, рекомендовал не прибегать к столь тяжкой каре, которую следовало заменить только ссылкой.
– Сеньора, в наказание за вашу развращенность и распущенность вы приговариваетесь к заточению… Куда вы хотите чтобы вас сослали – в публичный дом или же в монастырь? – поинтересовался инквизитор с любопытством.
Несколько секунд Лесистратова колебалась, ее мысль отчаянно металась между двумя этими ипостасями. Наконец, как ей ни хотелось пожить свободно и развязно, не прислушиваясь к занудливым велениям долга, она все же выдавила из себя:
– В монастырь!
– Быть по сему! – подвел итог судья.
Морозявкин и граф Г., тогда с большим трудом выбравшиеся из рук местной стражи, проводили влекомую тюремщиками мимо зарешеченных окошек Лизу печальным взглядом и не менее печальным вздохом, как и предписывалось многовековой традицией, а она послала им на прощание воздушный поцелуй.