замереть, и он мог только тихо ругаться вслух. Однако услышав слова на незнакомом, как думалось, языке, Саид-паша неожиданно побледнел от злости, что при его смуглом цвете кожи выглядело ужасающе.
– Так вот теперь я я вижу, что за птица залетела к нам в сети! Мало нам испанцев и венецианцев, собачьих детей римского Папы, так еще нам гадят и слуги Ушак-Паши! От него еле спасся мой мужественный брат Саид-Али вместе с турецким флотом! Шайтан, всюду они!
– Что за Ушак-паша? – поинтересовался граф Г. у Морозявкина тихим шепотом.
– Адмирал Ушаков. Он здорово их потрепал у мыса Калиакрия и они это не забыли. Теперь концы в воду и пузырья вверх…
Я придумал им страшное наказание! Женщину мы будем любить всей командой, на палубе, а эта парочка прогуляется по доске… прямо сейчас! – при этих словах пиратский люд одобрительно захохотал.
– А разве мужчин не любят? – поинтересовался Морозявкин быстро. – Я слышал, что у вас, как и у турок это широко распространено… Я не хочу гулять по доске!
– Не рассуждать! Волоките ее! – обратился атаман к своим матросам.
Лесистратова подумала о том, что ей ужасно надоели все эти грубые мужланы, интересующиеся ей только с плотской точки зрения, и что если удастся выбраться из этой авантюры живой (невинной она уже не надеялась), то она более никогда не пустится ни в какие приключения. А вслух она сказала:
– Вот еще, что за вздор! Я без них никуда не пойду!
– Пойдешь, да еще как! Ну-ка помогите ей, Ахмед и Махмуд! – с этими словами Саид-паша махнул рукой, и началась погрузка на пиратскую галеру всех, кто был признан достойными служить рабами у алжирских беев.
Однако Лиза устроила такой крик и стала так сучить ножками, что поморщившись, пиратский главарь отогнув два пальца на руке и велел доставить на галеру графа с Морозявкиным, хотя они не вызывали у него ни малейшего сочувствия.
– Мы накажем этих собачьих детей позже и более изощренно, смерть в морской пучине для них чересчур легка! – пояснил он своей команде.
Между тем все здоровые и уцелевшие в кровавой рубке были уже доставлены на галеру и прикованы к веслам. Саид-паша устроился в крошечной, но тем не менее устланной коврами и убранной шелком каюте, и удостоил мамзель Лесистратову персонального приема.
– Как я вижу, сеньора, вы не слишком рады тому, что попали сюда? Вы полагаете, что вам не повезло? – вопросил он насмешливо.
На этот вопрос Лиза ничего не ответила, гордо отвернувшись в сторону и заодно уж из любопытства рассматривая роскошные цветастые ковры и занавеси.
– А между тем я готов легко доказать, что вы все везунчики… Эй, пали! – заорал он в окно.
К этому времени пиратская галера, раздувая паруса и отчаянно скрипя веслами, за которыми сидели рабы, подстегиваемые кнутами свирепых надсмотрщиков, отошла уже на полмили от брошенной и еле держащейся на плову венецианской посудины. Услышав приказ, рявкнули разом все пушки по правому борту, и брошенное на произвол судьбы судно было изрыто ядрами, разбито в щепы и под дикие крики оставшихся на нем несчастных моряков пошло к дну.
– Прекрасный корм акулам! Иншалла, сегодня мы славно потрудились! – заявил жестокосердный капитан и глазом не моргнув, разумеется не обращая внимания на слезы, невольно брызнувшие из лизиных глаз. – А теперь я желаю дабы ты усладила меня своими ласками, о моя новая рабыня. Тогда я буду с тобой милостив, и не убью твоих друзей, а продам их в гарем вместе с тобой, дабы их там оскопили и сделали евнухами. Они всю жизнь будут говорить тонкими голосами, станут одеваться в парчу и есть на золоте, жить в довольстве и неге, среди красавиц, разве не завидная судьба?
– Каких же ласк желает мой новый повелитель? – вопросила Лиза вкрадчиво. В ее прекрасной головке уже созрел план спасения и она не теряя времени начала воплощать его в жизнь.
Саид-паша немедля приободрился. Он-то думал, что о спину этой дикой кобылицы придется изломать не одну плетку, что несомненно снизит ее ценность как товара на невольничьем рынке. Впрочем паша был убежден, что ни одна женщина на Земле не сможет противиться желаниям столь неотразимого кавалера как он.
– Сейчас у нас день, и ночные звезды еще не зажглись на небесном ложе. А посему я повелеваю тебе побрить меня, вместо брадобрея, дабы я выглядел неизменно мужественно, и наводил трепет на неверных. И только посмей порезать – тут же велю отрубить голову! Хотя и жаль портить твою точеную шейку
Лесистратова огляделась вокруг и несмело подошла к резному золоченому шкафчику в котором, как она поняла, хранились всевозможные бритвенные принадлежности и серебряное походное зеркало. Ловко подогрев воду в маленьком кувшинчике, для чего ей пришлось раздуть уголья небольшого мангала, специально служившего капитанским слугам для этой цели, она быстро омыла пиратскую физиономию теплой водой и намылила кисточкой.
– Кстати, не забудь сказать «прощай» испанскому берегу! – произнес Саид-паша, бросив беглый взгляд в иллюминатор. – Мы берем курс на Алжир… Там тебе понравится! Может я и не продам тебя султану, если сумеешь мне угодить. Возьми бритву… Но я очень придирчив, учти это!
– Учту непременно! – пообещала ему мадемуазель Лесистратова, но взяла почему-то вовсе не бритву. Напротив, ее нежные ручки вначале обвились вокруг капитанской шеи, что ему весьма понравилось, а затем потянулись ниже, и выхватили капитанские ятаганы, что паше не понравилось вовсе. Миг, и вот уже голова паши оказалась между кривыми полосами лезвий, как в ножницах.
– Что ты делаешь, мерзавка? Немедля сунь их в ножны, на место! Что за дикие шутки?! – пиратский вожак забеспокоился.
– Если немедля не прикажешь повернуть к Барселоне – испорчу твою шею, негодяй! Да так, что ни один лекарь и костоправ уже не поможет, только что могильщик будет потребен…
– Отпусти меня! Я запорю тебя насмерть, с живой шкуру сдеру и оставлю сушиться на солнце, а что останется – скормлю акулам! – капитан начал брыкаться, но это привело только к тому, что холодная сталь ятаганов впилась ему в шею.
– Вот видишь, что случится, если не будешь слушаться? У тебя оторвется голова! – наставительно сказала Лесистратова. – Немедля позови сюда моих друзей и прикажи сменить курс к испанскому берегу, иначе…
Капитан несколько секунд оценивал ситуацию, и видимо сообразил, что попал в безвыходное положение. Злобно ощерившись пастью из тридцати двух отличных зубов, он нехотя крикнул:
– Эй, боцман! Я передумал!
Вошедший боцман недоуменно воззрился на открывшуюся ему картину.
– Повелитель бреется ятаганами? О, сколь он мужественен, иншалла!
– Да, черт возьми, я бреюсь саблей! Немедля бери курс на Барселону. Я передумал.
– Но повелитель, мы уже несемся к Алжиру, и этот маневр невыполним…
– Ты что, хочешь чтобы твоя голова отделилась от шеи? Или моя голова, спаси и сохрани нас Аллах от подобного несчастья?! Мы идем в Испанию – и точка! И приведи сюда этих болванов, рабов Ушак-паши.
Почтительно согнувшись в поклоне, боцман исчез, и вот уже спустя минуту наверху раздались отрывистые крики команд, судно легло на другой галс, ветер задул в противоположный борт, и через полчаса на горизонте вырос испанский берег. Все это время Саид-паша сидел почти неподвижно, дабы не повредить тонкую кожу шеи грубыми лезвиями, зато громко выражал свое негодование.
– Я тебя… ну, ты знаешь что!
– Если успеешь! – Лесистратова озабоченно поглядела в окно – берег был уже так близко, что при некоторой сноровке до него можно было доплыть. – И где же обещанные мне приятели?
В это время в каюту втолкнули Морозявкина и графа Г., причем алжирские разбойники любезно кинули их на ковры, устилавшие пол.
– Отродья шайтана доставлены, о повелитель! – отрапортовали они бодро.
– Положите их сюда, возле меня! – отвечал Саид-паша слабым голосом.
Однако как только пленники оказались подле его ног, влекомые двумя зловещего вида пиратами, похожими на янычаров, паша коварно завопил:
– На помощь! Вашего хозяина убивают! Ко мне, мои верные слуги! Режьте ее, рвите ее на части! Аллах велик!
Однако эта фраза была последней, которую он успел произнести. Лишние разговоры на море вообще всегда плохо кончались. Мамзель Лесистратова не колеблясь сомкнула ятаганы-ножницы, миг – и отрезанная напрочь голова Саид-паши отлетела прочь, а из шеи забил темный кровавый фонтан, и тело пачкая ковер повалилось ничком.
Охране также не повезло – пока она оцепенев смотрела на окровавленное тело своего вожака, Лизонька как заправский самурай сделала буквально пару взмахов шашками, и вот уже головы янычар валялись на ковре рядом с ловко оттяпанной верхушкой своего недавнего повелителя. Морозявкин смотрел на все это широко открытыми глазами и внезапно потерял сознание. Правда совсем ненадолго. Уже через минуту он аккуратно приоткрыл один глаз и прошипел:
– Как бильярдные шары на зеленом сукне… да она настоящая Юдифь, что отрубала башку Олоферна!
– Женщина на корабле – это к несчастью, – философски добавил граф Г., поднимаясь с колен.
– Дверь! Дверь! – завопила Лизонька. – Что ж вы встали, болваны – двери запирайте!
Это замечание было совсем нелишним, так как в каюту уже ломились морские разбойники, сообразившие, что дело нечисто. Однако граф с Вольдемаром во-время заперлись, и пока дубовые доски трещали под напором корсаров, вся троица успела вылезти в ближайший корабельный иллюминатор, причем в отличие от графа и Морозявкина, немедленно бросившихся в морские воды, Лиза еще умудрилась прихватить с собой пылающий факел со стены, который она не поленилась швырнуть в соседний иллюминатор крюйт-камеры – порохового погреба галеры.
После этого она также бросилась в бурные воды морской пучины, поглотившей ее, как водится, в один миг, а чудовищной силы взрыв, осветивший окрестное море страшным красным отсветом и потрясший пиратскую галеру от киля до клотика, отправил ее ко дну вместе со всем человеческим отребьем, которое там находилось, ну и к сожалению с теми пиратскими пленниками, которым не повезло быть все еще прикованными к веслам.