А Джеймс тем временем несся под парусами старославянского красноречия, заготовленного специалистами в ту бурную и кошмарную пору, когда с Джексоном приключился «дзен».
— Государь Павел! Только слово молви, государь, и воспрянут со всех концов отчины и де… дедины витязи прегрозные, воротят они тебе престол щу… щуров! И пращуров! — слова что-то плохо выговаривались, но в целом, видимо, действовали все же как заклинание — что и требовалось.
Павел встал и по-деловому выпил до сих пор не тяпнутую стопку. Заложил руки за спину. Заговорил. Тихо.
— Да, это все правда. Я готов. Разрешите ли вы мне собрать узелок?
Джеймс похлопал глазами.
— Котомку? Уже?..
— Да нет, смену белья… Или теперь уже и этого нельзя? Или вы меня сразу собираетесь… в расход?
Джеймс сообразил.
— Да нет, вы меня неправильно поняли. Мы, томские краеведы…
— Знаю я таких краеведов, работников земли и леса, молочных братьев таежного гнуса! Особенно томских и… туруханских! Делайте свое дело!
— Да нет, я вовсе не из той организации, о которой вы подумали. Я… из совсем другой организации!
— Ах так, — спокойно сказал Павел, — значит, вы арестуете меня не от имени той организации, а от имени совсем другой?
— Не арестую я вас… во всяком случае, я не арестую. Покуда об этом и в самом деле не знает та организация, которую вы имели в виду! Она ведь и в самом деле не имеет ни о чем представления, мы это точно знаем!
— Благодарю вас, с меня совершенно достаточно того, что об этом знает организация, которую я в виду не имел.
— Моя?
— Ваша.
— То есть какая, как вы думаете?
— А я не думаю. Вы сами думайте.
— Но вы совершенно правы. За моей спиной стоит весьма мощная организация.
— Куда уж мощнее. Грузовики плечом отшибаете.
«Заметил, ох, заметил», — подумал Джеймс, но терять было уже нечего.
— Вы не думаете, что я могу представлять разведку великой державы?
— Вот уж не думаю. У великих держав хватает своих претендентов на русский престол. К тому же кресло это вообще пока что занято. А я еще и патриот, прошу учесть.
— Никто вашему патриотизму не мешает. — Джеймс приготовился в крайнем случае телепортироваться неизвестно куда, если бы Павел ответил на следующий вопрос решительным «нет!», — тогда инструкции немедленно менялись. — Ну, так как?
— Что как?
— Вы хотите быть русским царем?
— Вы что, в самом деле не собираетесь меня арестовывать?
— Нет, конечно.
— А что, значит, подкупать будете? Квартиру хорошую предлагать, машину там, еще что-нибудь хорошее?
— Пока что нет, а потом… называйте как хотите. Мне кажется, что в качестве квартиры вам бы очень подошел, как он там называется, Эрмитаж, да? Или Зимний дворец?
Павел сделал шаг вперед.
— Благодарю вас, но с меня хватит того, что я действительно наследник престола. Вы об этом как-то узнали. Мне этого совершенно хватит по гроб жизни, в который вы меня, кто бы вы ни были, теперь загнать хотите. И, опять-таки, если вы на самом деле не собираетесь меня арестовывать, а представляете тайную масонско-монархистскую ложу, что ли, то еще раз благодарю покорно за беседу, мне скоро на уроки.
Павел признавал себя наследником престола! Три четверти дела было сделано, душа Джеймса ликовала.
— Дудки! — крикнул он, ударил Павла по плечам, отчего тот опять упал в кресло. — Ты будешь русским царем! Я тебя сам на этот престол посажу!
— Легче легкого. Посадить. С вашей-то мускулатурой. Да и вообще посадить всегда проще всего. Да и вообще идите вы к ядрене фене!..
Джеймс — согласно инструкции — рассвирепел и наотмашь ударил Павла по щеке. Павел отдернулся, встал медленно, и изо всей силы, истинно по-царски дал Джеймсу сдачи. Помедлил и дал еще раз, отбив ладонь. И застыл. Это была совсем не обычная русская «сдача», напротив, это были медленные, со вкусом и величием данные, истинно царские оплеухи. Даже не данные, а пожалованные. И Джеймс прореагировал на них совершенно правильно, как-никак составлявший инструкции Мэрчент съел на загадочной русской душе по меньшей мере собаку Баскервилей. Джеймс медленно опустился на одно колено, поймал руку Павла и приложился к ней губами.
— Благодарю, государь.
Оба постояли, потом медленно и очень синхронно сели в кресла. Помолчали. Павел, в котором, по сути дела, впервые проснулись мордобойные инстинкты его дальних предков (все-таки Павел Первый, если бабушки в альковах ничего не напутали, был правнуком Петра Великого), чувствовал себя неловко: дал он по морде гостю на полную катушку. С другой стороны, может быть, и вправду где-то еще есть какие-то подпольные монархисты, и они-то его, Павла, теперь и отыскали? Тогда почему только теперь, а не много лет назад? Словом, было ясно, что от этого гостя интеллигентским «Я император, ну и что?», как в анекдоте про белую лошадь, не отделаешься. Сказать разве, что, мол, отрекаюсь… в чью пользу? Мысленно испытал Павел вылившийся на него ушат холодной воды: он мог отречься только в пользу сестры Софьи. Не бывать такому сраму. Нет, лучше пока принять условия игры, поиграть в императоры.
Джеймс, душа которого ликовала от полученных оплеух, — русской крови в нем не было ни капли, но уж больно глубоко он вжился в роль, — решил перейти ко второй части наступления.
— Павел Федорович, — мягко начал он, — вы, конечно, понимаете, что взять и сделать вас царем сию минуту ни я, ни те, кого я представляю, конечно, не можем. Я не уверен, что скрижали рисовых письмен, составленные вашим батюшкой, — Павла опять едва не сморило от всеведения Романа Денисовича, — содержат все сложные подробности вашего происхождения. Мы знаем гораздо больше вас, но, возможно, даже мы всего не знаем. Наши ученые, — Джеймс запнулся, не зная, продолжать ли дальше плести ахинею насчет Томского края, решил не вдаваться в подробности и продолжил, — уже несколько десятков лет, не щадя сил, изучают генеалогию Дома Романовых. У нас имеется несколько десятков относительно законных претендентов на старшинство в роду. Как из младшей ветви, так и из старшей. Да, да: так мы называем потомков царя Александра Первого Романова от его брака с Анастасией Скоробогатовой. Может быть, не все они вам известны.
Павел глядел на гостя теперь уже просто с интересом. Все, что было известно ему — и даже гораздо более того, — все, решительно все оказывалось секретом полишинеля. Теперь окончательно приходилось мириться с обстоятельствами игры в «цари-разбойники», может быть, гость знал что-то из того, что попало в утробу Митьки?
— Ваша тетушка в Лондоне уже много лет не делает тайны из своего происхождения. Беда ее в том, что у нее на руках нет ни малейших доказательств, которые, впрочем, мы могли бы для нее раздобыть, не будь она столь, м-м, неудобных убеждений. Об этом после, если пожелаете. Имеется и почти законный кандидат в одной из стран Латинской Америки. Знаете ли вы о нем?
Павел мотнул головой.
— Его полное имя… Ладно, он им все равно не пользуется, он, кстати, занимает очень видное положение, — его имя Ярослав Никитич.
— Двоюродный брат отца? Сын Никиты Алексеевича? Но ведь Никите было в восемнадцатом году неполных шестнадцать лет!..
— Не все сразу… ваше величество. В вашем роду много способных людей. К тому же не знаю, как вы, а я вполне мог бы оказаться отцом и в четырнадцать лет. Дело в другом. Ярослав Романов не может рассматриваться как серьезный претендент ввиду враждебности его политики… Впрочем, и об этом потом, если позволите. Кстати, за границей вообще нет приемлемых кандидатов из старшей линии Романовых, с тех пор, как ваша бабушка, Анна Вильгельмовна, скончалась в Праге накануне… Простите, тоже потом. Зато много кандидатов по младшей линии. И о них временно тоже забудем, если позволите. Наиболее законным из претендентов здесь, в России, должен был бы считаться ваш покойный батюшка, но по ряду причин он… находился вне поля нашего внимания.
Не мог же рассказать Джеймс о том, что ряд причин — это всего лишь полное неприятие Федором Михайловичем какого бы то ни было алкоголя. Павел же, при случае с большой охотой прикладывавшийся к рюмке, о своем происхождении до последнего времени просто не знал.
— Итак, вы и ваша сестра…
— Сестра моя — женщина.
— Это, знаете ли, в России никогда не служило препятствием для наследования престола. Возьмите хотя бы вашу прапра… бабушку, а также предшественниц. Или же батюшка завещал престол именно вам, да еще оформил завещание у нотариуса?
Павел мотнул головой снова.
— Но обращаемся мы, как видите, к вам. Не стану вас пока подробно вводить в курс дела. Скажу только, что родственников у вас много, гораздо больше, чем вы полагаете. Даже законных. А незаконнорожденными в вашем роду испокон веков принято было сорить.
Павел внезапно покраснел, и Джеймс немедленно сыграл на этом. Ничего подобного ученые-генеалоги Форбса не знали, но упускать ли случай?
— Вот взять хотя бы вас. Не так ли?
— Это-то вы откуда можете знать?
— В наше время, как и во всякое прежнее, супружеская верность — немалое ярмо, даже если у человека такая очаровательная жена, как у вас.
— Неправда! Я с Катей тогда даже знаком не был. Я вообще не знаю — где они теперь. Я даже и не видел его никогда.
Джеймс понял: женщина, и ребенок от Павла, явно мальчик. Это очень даже могло пригодиться.
— Зато мы кое-что знаем. Или можем узнать. Но ведь речь идет не только о вас, простите. Ваш отец был женат дважды. Где гарантия, что в его жизни не было третьей женщины, а то, прости Господи, и четвертой? Еще раз простите меня и не хватайтесь за пепельницу, она слишком легкая. Бейте меня лучше столиком. Также и в жизни вашего деда. Словом, претендентов очень много, но, пожалуй, если считать старшинство по мужской линии и учитывать лишь законным образом оформленные браки, то старшинство за вами.
— Ну, а делать-то что? Фер-то кё?
Джеймс посмотрел на Павла с уважением.
— Я не знал, что вы знаете французский.