Я ищу душевной муки, я пишу слова и звуки
Только песню не обманешь имитацией любви
От меня уходят те, чьих я не оправдал надежд
Только сердцу не подходит повелительный падеж
Я не знаю, что такое, я пишу вам с поля боя
Я так счастлив и спокоен от не сбывшихся надежд
Посмотри, какое сердце у размеренной реки
Посмотри, как в этом сердце тают злые ледники
Между адом, между раем мы с тобою умираем
Только мы с тобой не знаем, что от собственной руки
То ли музыка устала протекать в моей крови
То ли сердце перестало жить в иллюзиях любви
Я ищу душевной муки, я пишу слова и звуки
Только песню не обманешь имитацией любви
Сейчас, в свете того, что я перевожу иногда французских поэтов, я пришел к совершенно точному выводу о том, что у них всего три темы: море, женщина, поэт и поэзия. Море, пожалуй, – для меня самая главная из стихий. Не так давно я был на Камчатке, где у меня был номер прямо над морем. Я успел полюбоваться красивым закатом, чудесно уснул, проснулся – шторм. Думаю, море может дать представление о силах волн поэтических, когда ты пишешь песню очень мощную.
«У тебя глаза два моря
Что не снились кораблю»,
– красиво, очень даже.
Да, я сейчас понимаю, что я слишком долго жил – буквально до пятидесяти лет – под иллюзорным впечатлением, что женщины сами по себе более правильны, чем мужчины. Что они практически идеальны. Возможно, это приходит из феминистического воспитания. Потому что даже в школах, помнится, нам объясняли, что девочки всегда правы, и, когда девочки шкодили, получали по шеям мальчишки. И всегда как мантру мы заучивали, что моя мама самая лучшая. И у меня, как у человека с нормальным языком, все время было миллион вопросов: я не понимал, как у каждого может быть самая лучшая мама, для меня это было просто какое-то раздвоение, расщепление мозга. Сейчас вроде пелена спадает с моих глаз, я наконец занялся делом. Но песня времен вот этого заблуждения по поводу женщин, да.
У тебя глаза два моря
Что не снились кораблю
Оставайся – я тебя люблю
Распахни свои два моря
Посмотри – иди к окну
Оставайся – мир идет ко дну
Мир остался зыбкой гладью
Декораций за окном
Хоть и сладким, но всего лишь сном
У тебя глаза два моря
Что не снились кораблю
Оставайся – я тебя люблю
Вышел месяц из тумана
Над вечернею Москвой
Пролетелся над Невой
Вынул ножик из кармана
И твое сердцебиенье
Переходит вдруг на рысь
Видно где-то начались
Чудеса и приключенья
Сердце так и рвет на части
Неземное представленье
Подстрекая вожделенье
Неиспытанного счастья
Кто вы, нежная девица
Вы, наверно, не ели
Что так быстро захмелели
Это ж надо умудриться
Сны идут гуськом по коже
В недопрожитое детство
В три-седьмое королевство
Видно, день неплохо прожит
Альбом «Josephine» (2005 г.)
Вот альбом «Josephine» я сейчас на французский перевожу потихонечку. Мне кажется, он будет логично звучать по-французски. А песня – это полностью письма Наполеона к Жозефине, написана наподобие песни «Дубровский», где я взял фразы Пушкина из романа «Дубровский» и из фраз составил песню, немножко сымпровизировав в последнем куплете. В «Josephine» я даже не импровизировал: здесь все фразы, кроме: «…все это тебе, ma Josephine…», – из писем Наполеона к Жозефин. «И русские как тени умирают без слов, и уносят моих солдат», – все это у него в письме было, а также то, что солдат «хоть камнями корми от руин московских». Наверно, единственная песня, написанная с документальной точностью, поэтому даже полезно будет, если дети ее услышат: будут знать, что тогда происходило.
Мы искали рая
Мы попали в ад
Тихо умирая
Шепчет мой солдат
Души улетают
В небо сентября
И все, моя родная
Зря
Я и мой Мюрат
Растерянные львы
Я кормлю солдат
Руинами Москвы
Сломленный в борьбе
Стою среди руин
И все это тебе
Ma Josephine
Русские как тени
Без красивых фраз
Мрут как привиденья
Унося и нас
Тихо улетая
В небо сентября
И все, моя родная
Я
Я и мой Мюрат
Растерянные львы
Я кормлю солдат
Руинами Москвы
Сломленный в борьбе
Стою среди руин
И все это тебе
Ma Josephine
Да, говоря о том, что ты был под иллюзией идеальности женщины, как-то странно, но ты не замечаешь, что тебе предлагают бесконечную череду пыток: ты все принимаешь за любовь, за счастье, романтизируешь все это. Тема амазонки уже прослеживается и в этой песне. Я сейчас тоже вспоминаю, что во многих литературных произведениях классических авторов тема амазонки сильно романтизирована. Почему мужчины любят пытки и боль непонятно, но так, наверно, будет вечно.
Небо дышит сладким газом – этот мир опять готовит покушенье
Ты готова в этот раз защищать свои обиды до последних слез
А из окон твоих глаз лучники готовы бить на пораженье
А из крепости моей мчится всадник сообщить, что я
Люблю тебя
Небо дышит черным гневом, сердце мечется горящею мишенью
Претворенное во сне, отливается в руках и острие стрелы
И движение в окне мне говорит о том, что принято решенье
И с коня слетает всадник, не успевший сообщить, что я
Люблю тебя
Небо тает и мгновенно с берегов Невы и Сены льются ноты
«Извините, мы не знали о причинах той печали, что у вас в груди
Ожидая вашей воли, то ли умерли мы, то ли очерствели
И не нас судить, что всадник походил по описанью на убийцу
Наших грез»
«Ватерлоо» – очень философская песня. Видимо, я однажды «цыплят по осени считал», и этот счет написал такой вот длинной формулой. Очень жаль, конечно: когда-то я помогал девочке записать эту песню, а она не могла как-то ничего выразить, совсем ничего. Потом выяснилось, что она половину слов здесь не знает. «Аустерлиц и Ватерлоо» она не знала, про остров «Святая Елена» тоже. Может, конечно, надо проще писать, но мне так хочется, чтобы были какие-то символы, чтобы действительно была какая-то иллюзия ребуса была в песне. Мне кажется, что люди любят ребусы вообще.
Жизнь идет, и мы с тобою
В промежутках для рекламы
Истекли на поле боя
Выясняя, кто здесь самый
Самый сильный, самый добрый
И в историю народа
Впишет свой нетленный облик
Воплощение свободы
Экспансируя границы
Выводя их набело
Не ведись на Аустерлиц —
Завтра будет Ватерлоо
Мы с тобою бились долго
Без попытки пониманья
Подменяя чувством долга
Оскорбленное сознанье
И когда святые лица
Потускнеют, как в рентгене
Ты поймешь, твоей столице
Место на Святой Елене
Экспансируя границы
Выводя их набело
Не ведись на Аустерлиц —
Завтра будет Ватерлоо
«Тает снег» – это действительно очень красивая песня. Не помню, в какой-то свой День рождения, по-моему, очень давний, я проснулся прямо ночью, и в голове звучала эта песня. Я просто сел и начал ее записывать. И получился такой подарок на День рождения. Опять мы видим мгновение, расширенное до трехминутной песни. Да, одна из трех тем французских поэтов. Здесь прослеживается тема поэзии: песня о том, как приходит муза, о том, как она диктует песню, о том, как видит, как пространство превращается в слова.
Внутри кристалла – очень ровно
И расстояния огромны
Как в подражании солнца и планет
А сон еще не улетает
А на душе едва светает
И слышу я, как тает снег
И сон еще не улетает
А на душе едва светает
И слышу я, как тает снег
И через сон мои зеницы
Тихонько смотрят сквозь ресницы
Как на обоях первый брезжит свет
А стены все из перфораций
И я смотрю как папарацци
И вижу я, как тает снег
А стены все из перфораций
И я смотрю как папарацци
И вижу я, как тает снег
От тебя идет волна
За волною тишина
Неопознанной тоски
И усиленной осенним небом
Мне ли не понять
Суть твоих речей
Свет моих очей
Мой ангел ясный
От тебя идет волна
А за ней стоит стена
Неистраченной любви
И усиленной бессильным гневом
Мне ли не понять
Смысла твоих слов
Светоч моих снов
Мой ангел ясный
Видимо, я действительно тогда для себя изобрел способ сокращать повесть до размера песни. Песня полностью списана с «Дубровского», даже лексика взята оттуда. Все это – лексика Пушкина. Мне на самом деле радостно, так как мне уже говорили, что много детей полюбили Рембо, когда услышали мой «Пьяный корабль». Ведь в переводах поэтов двадцатого века или на французском его прочитать невозможно совершенно. В переводах неинтересно, нафталиново, а по-французски – невозможно. Тем более, что французы писали не так ровно, как русские: я думаю, что это такая общая безалаберность. Англоязычные просто отказались от рифмы, потому что в английском если рифмовать, то рифмовать в основном, существительное с существительным, глаголы с глаголами. Они просто решили, что поэзия – это все, что написано образно. А французы, так как они любили хорошенько выпить и дорабатывать свои стихотворения, просто писали как Бог на душу положит, с очень странными нечетными количествами строк. Хотя, я сейчас тоже начал писать пятистрочные стихотворения и как-то вошел во вкус. Сейчас «Москва 17» записываю, она пятистрочная, и, мне кажется, это будет успешно. Не так давно попробовал ее перевести на английский… и она как влитая встала. Похоже, что просто ангелы где-то все написали, мне продиктовали, потому что иногда мучаешься целый день, несколько дней, неделю, а иногда просто за два часа берешь, переписываешь ее на другом языке и она становится еще лучше. Ну, это прям я не верю, что человеческий мозг это может делать, конечно.