На белом золоте страниц
Небезызвестного рассказа
Мы не встречаемся ни разу
В предместьях северных столиц
И вы не смотрите в окно
Кольцо на пальце, взор печальный
Мной не подарено оно
Увы, не станет обручальным
В черной полумаске
Под дубровной сенью
Я, как в сказке
Не иду к вам на спасенье
И холодный поцелуй
Немилого супруга
Печатлел не ваши губы
И то не вы у алтаря
Смиряясь, плачете беззлобно
Уста не ваши говорят
Те клятвы верности догробной
И то не я гоню коня
И кровью обагрю одежды
Вы не попросите меня
Оставить тщетные надежды
Мы прописаны в московские квартиры
В наших окнах половинки мира
У тебя – Тверская
У меня – Покровский
Мы с тобой – не Маша и Дубровский
Мы прописаны в московские квартиры
В наших окнах половинки мира
У тебя – Тверская
У меня – Покровский
Мы с тобой – не Маша и Дубровский
Очень красивая песня с очень замечательной идеей. Она очень хорошо сложена.
Через стереоканалы
Без паролей и ключей
По руинам коммуналок
По квартирам богачей
По затоптанным вокзалам
В каждом метре духоты
Я искал, как ты сказала
Сердце, где зимуешь ты
По антеннам через стены
Сотни градусов тепла
Льются в легкие и вены
Чтобы ты не умерла
Утонув в холодном теле
В теле вечной мерзлоты
В неухоженном приделе
В сердце, где зимуешь ты
«В тишине осенней ночи» …очень тонкая песня, да. Редкий вариант песни-акварельки. Я хожу в соседний дом на свою радиостанцию два раза в неделю провести передачу. И осенью, когда идешь по мокрым листьям очень желтым с этим запахом земли – все эти ощущения обонятельные передаются в песне. Ну, действительно, это магия когда слова могут принести тебе запахи от места, времени. Эта песня не просто мгновение растягивает: она пейзаж растягивает как «Бородинская панорама». Песня превращает картинку в круговую панораму.
В тишине осенней ночи
Зыблется остаток дня
В тишине благие очи
Смотрят с неба на меня
Если мы Его не спросим
Кто же нам тогда простит
Для чего всему есть осень
Кто от ней нас исцелит
По листве осенней ночи
Звуки, медленно скользя
Пристыдят меня, а впрочем
Где такое, что нельзя
Я найду в своей гитаре
Звук, что всех заворожит
И в моем репертуаре
Правда где-то забрезжит
В тишине осенней ночи
Месяц сник наперевес
Позвонить мне кто-то хочет
С дальней стороны небес
Утомленный от разврата
Город погрузился в сон
И уснувший оператор
Мой не включит телефон
Да, я был действительно влюблен, потому что многие песни в этом альбоме об одном и том же. В принципе, этой песней можно продолжить песню «Не уходи» или «Уходя». Можно менять их местами, в принципе, сделать из них триптих – это будет маленькая опера. Я не знаю, сейчас молодежь примерно такими же словами описывает свои ощущения или нет. Мне кажется, сейчас другая совсем молодежь. Ну, в мое время она, наверно, так описывала, потому что отклик тогда был очень сильный на эти слова.
Ты пришла не понарошку
Уместив в себя весь мир
И твои босые ножки
Сделал тонкий ювелир
Я как бес искал спасенья
Между Невским и Тверской
Ты смотрела в умиленьи
Правя нежною рукой
И любовь лила свеченье
Нас с тобой бросало в дрожь
И из этого влеченья
Возникали страх и ложь
Ты бежала в мастерские
Где тебя поил Лотрек
От вечерней аллергии
На двадцатый страшный век
Я обычно был смелее
Или, может быть, пьяней
Побеждая Водолея
В царстве страха и теней
Ты тогда входила в штопор
Унося с собой весь мир
Будто мне отрезал стропы
Разозлившийся факир
Мир застыл в глазах улитки
С глаз долой, из сердца вон
Как орудие для пытки
Замолчавший телефон
Эту песню очень любят афганцы. Не те, которые в Афганистане живут, а солдаты, которые воевали там. Конечно, песня не об Афгане, не про Афганистан. Про войну. Войну идеалистическую, войну идейную. Я не помню, что было тогда на политической сцене, но что-то происходило, видать, в душе моей.
Мы шли домой
Мы шли домой по облакам
А за спиной горела жизнь
А по рукам стекала кровь
Чужой неведомой страны
А мы сражались за любовь
Но таковы
Три измерения войны
Мы шли домой
За нами следом шла беда
Взрывной волной
Сметая стыд и города
Мы жгли мосты
И мы не чувствуя вины
Срывали жизни как цветы
Но таковы
Три измерения войны
Мы шли домой
С чужой неведомой войны
А за спиной
Лишь чувства страха и вины
И ждали нас
Не слезы праведной жены
Нас ждали тюрьмы и сумы
Но таковы
Три измерения войны
Песня о том, как происходит написание песни. А написание песни – это, в принципе, разговор с ангелами.
Она бежала, светясь все освещающим светом
И мир за нею плетясь и обиваясь вельветом
В эфирах взращивал музыку, удобряя словами
Она бежала как муза над нашими головами
И я любил ее нежно, по крайней мере, так верил
В такой любви неизбежно вдруг появляются двери
И с навесными замками от всех превратностей в мире
И, как в двухкомнатной камере муза плачет в квартире
Слышишь,
Как срывая узы,
Учащенно дышит,
Задыхаясь, муза
И когда цунами
Вырвется из плена
Где-то над волнами
Станет больше пены
И осознав, что наделал, я гнал большими прыжками
И выбегая из тела, гремя ключами от камеры
Я влетел в это место, где столько страха и мести
И лишь следы урагана все оставались на месте
Слышишь,
Как срывая узы,
Учащенно дышит,
Задыхаясь, муза
И когда цунами
Вырвется из плена
Где-то над волнами
Станет больше пены
Мне порой кажется, что язык звуков и междометий интереснее, чем длинные слова. «Ту-ту» понятно, что похоже на «чу-чу» по-английски, что является отправлением паровоза на детском языке. Видимо у меня все разделено на три типа песен – песни про несчастную любовь и песни, которые растягивают либо мгновение, либо пейзаж. Ведь и здесь тоже растягивается короткое мгновение…
Солнце согревает душу
Я безмолвья не нарушу
Сердце беспокоится ту ту, ту ту
Мы с тобой не знаем сами
Где граница между нами
Контуры меняя на лету, ту ту
Будь со мной, моя Сильфида
Будь со мной, и Атлантида
Нам свои предложит берега
Мы с тобою словно дети
На незанятой планете
Разглядим в песчинках жемчуга
Из зимы отступит холод
Если мы забудем голод
Даже по душевной тишине
Чу, и мы не знаем сами
Где граница между нами
Даже наяву или во сне
Солнце согревает душу
Я безмолвья не нарушу
Сердце беспокоится ту ту, ту ту
Мы с тобой не знаем сами
Где граница между нами
Контуры меняя на лету, ту ту, ту ту
Альбом «Глазами Будды» (2004 г.)
Очень люблю эту песню «Шапито». Почему люди любят так цирк, в принципе? Потому что это как шарманка. Они создавали такой микромир, в котором все прекрасно, где нет пробок и злых людей. «Шапито» тоже за деньги создает это впечатление. Не зря Пиноккио, а за ним Буратино, стремились именно в цирк. «Шапито», кстати, – классное слово, очень звучит. Я не знаю, может, у меня у одного такое романтическое отношение к цирку, к кабаре вообще. Хотя, наверно, все же все хотят попасть в этот раек, в эту шарманку. Иначе не было бы такой развитой индустрии создания кукол и искусственных домиков. В Англии есть прямо целая культура, где очень дорого строятся, внутри комнат стоят дома, которые по цене могут сравниваться с ценой настоящего дома.
Вышло так, что я не знаю,
Кто наследственный хозяин
В этом шапито
Только что-то здесь нечисто
И мои эквилибристы
Гибнут ни за что
Хоп, на прощанье улыбнемся
Эта жизнь – сплошной прямой эфир
Хей-хоу – мы сегодня оторвемся
На тебя сегодня смотрит одноразовый,
но целый мир
На шесте, его верхушке
Есть смертельные ловушки —
Мысли о себе
Существует убежденье:
Все причины для паденья
Кроются в тебе
Хоп, на прощанье улыбнемся
Эта жизнь – сплошной прямой эфир
Хей-хоу – мы сегодня оторвемся
На тебя сегодня смотрит одноразовый,
но целый мир
Слово «рапид» – очень интересное слово. В русском языке оно означает противоположное значение тому значению, которое имеет это слово во всех остальных языках. Потому что у телевизионщиков «рапид» – это замеленная съемка. Когда спортсмен бежит медленно, это называется «бежит в рапиде». Но на самом деле «рапид» – это должно быть быстрое, ускоренное. Первый изначальный термин на телевидении был «обратный рапид», то есть замедленное. Потом слово «обратный» отпало и телевизионщики стали говорить «в рапиде». Я когда узнал, у меня не клеилось, почему «в рапиде» – съемка замедленная.