Ждут, любим ли мы их еще
А нам то че
Наша звезда еще пляшет на краешке неба
Безумный танец
Какой-то гномик, как иностранец
Опять засел твердить мне о вечном,
Но я-то знаю,
Что он вчерашний
И в сотый раз поднимаюсь на башню
Взглянуть на небо,
Где наша звезда еще пляшет
Безумный танец
Эту песню всегда можно играть одному, потому что там играть нечего практически. Когда-то на меня снизошло, что все известные, ну, точнее, не все известные, а большинство известных классических фрагментов, самых хитовых, состоят из чего-то очень простого типа гаммы. Вот здесь две параллельные… я просто взял у Чайковского эти две параллельные гаммы… Вот. Все гениальное – просто.
Я просил: «Voulez-vous danser?»
Я старался в реверансах
Я услышал ледяное: «Не валяйте дурака»
Я искал сказать словами
Я совсем не понят Вами
Мой любезный бледный ангел
Мне без Вас, увы, никак
Этот мир мою дорогу
Уведет угодно Богу
И рисунок Ваших пальцев
Оживет в моих руках
И ладонь в моих ладонях
И не суть, как буду понят
Мой любезный бледный ангел
Мне без Вас, увы, никак
Красота, как легкий ветер
Промелькнет и в Ваших детях
И совсем уже не важно
Кто кого всю жизнь искал
Вы влетите светлой птицей
Не пытаясь объясниться:
«Мой любезный милый Павел,
Не валяйте дурака»
Было какое-то мистическое понятие, что жизнь человека длится семь вселенских секунд. Но понятно, что физическим законам космическое время не поддается: это не измерение времени, а измерение расстояния.
Я понял
Я понял
Сон становится прошлым
Бог становится пошлым
Церковь – Никольской
Мир становится скользким
Я понял – стоит идти
Семь секунд пути и не спи
В книгах написано: «Время не ждет»
Сто шагов вперед и не дрейфь
Взлет, и на бреющем прямо на свет
Сто шагов к себе
Я понял
Я все понял
Счастие надо мною
Солнышко надувное
Смерть становится явью
Дух подвержен изъятию
Жизнь – ату, взять ее
Я думаю стоит идти
Семь секунд пути и не спи
В книгах написано: «Время не ждет»
Сто шагов вперед и не дрейфь
Взлет, и на бреющем прямо на свет
Сто шагов к себе
Альбом «По небесным грядкам» (1994 г.)
Пожалуй, эта песня – моя первая песня про Родину. Знаете, мне кажется, все творчество российское, сконцентрировалось в этой песне. Такая слабая попытка разобраться как же так-то, кто ж такой русский: великий и могучий, либо алкоголик. Как же ты сочетаешь в себе вот эту большую Родину, холодные земли, много всего закопанного и раскопанного, но не поделенного поровну. Хотя, лучше не задумываться о том, кто такой русский. Я когда начинаю об этом думать, становится очень грустно.
Год от года, год от года
Я иду вперед
Непонятный от природы
Мир зачем-то ждет, когда умру
Чтоб по утру на ветру мой портрет
Мол, был герой, был поэт
Да просто счастливый мальчик
Нет, я не хочу, я не могу
Ей будет грустно без меня
Моя страна, моя родная няня
Век за веком канут в реку
А мы поем, а мы цветем
А мы растем
Мы дорастем до земли
И будем жить
Как корабли вдали от этих пыльных мест,
А надоест, так мы ль не мы?
Где этот миг?
Где белый флаг?
Где наш последний смелый шаг?
Нет, я не хочу, я не могу
Ей будет грустно без меня
Моя страна, моя родная няня
Нет, я не хочу, я не могу
Ей будет грустно без меня
Нет, я не хочу, я не могу
Ей будет грустно без меня
Моя страна, моя родная няня
Эта песня был написана по картине Сальвадора Дали «Метаморфозы Нарцисса».
Купая лепестки
В ладонях у реки,
Душой и сердцем чист,
Заплакал мой нарцисс
Зачем тебе такая холодная река?
Там смерть наверняка
Беги
Она не сможет полюбить тебя
Беги
Знаешь ли, здесь зима
Знаешь ли, все мы здесь давно сошли с ума
Остались лепестки
В ладонях у реки
Душой и сердцем чист
Погибнет мой нарцисс
А сердце безвозвратно
Помилуй милый брат мой
Ты прав тысячекратно
– «На Сенной». Песня, в которой я, как Набоков, придумал слово! У Набокова была «нимфетка», а у меня – «недоплева».
«Вот красиво разбегаясь по асфальту, не закончив сальто, он пускает это небо с нами под откос», – опять же философский вопрос. Вот все всегда ругают алкоголиков? Ведь они же чуть ли не самые умные, правда.
Да, этот способ – самый дешевый и легкий способ выйти из неприятностей. А у меня друг был такой, у которого была своя группа музыкальная была с балалайками: они народничали тогда. Кстати, очень много они ездили по Германии. Почему именно в Германии любят людей с балалайками – не понимаю.
Так вот, он был самый богатый из нас, хоть и не самый талантливый. Работал он за марки тогда и мог угощать всех намного больше. А мы еще на улице тогда работали. Как-то он так хмуро говорил, что у него печень больше, чем у обычного человека. Надеюсь, что с ним все хорошо.
Солнце всходит над Сенной
Он по прежнему в пивной
На ботинках недоплева
На душе опять оно
Разбегаясь по асфальту,
Не закончив сальто,
Он пускает это небо
С нами под откос
Он идет последний круг
Он по прежнему мой друг
И за что мне это горе
Упустить его из рук
Разбегаясь по асфальту,
Не закончив сальто,
Он пускает это небо
С нами под откос
Эта песня еще из времен, когда в Петербурге я жил на Маклина, по-моему. Они переназывали проспект Маклина в Английский проспект, то ли Английский проспект в Маклина, что, в принципе одно и то же: Маклин был английским шпионом. Были времена, когда в Петербурге было совершенно нормальным вписываться у кого-то на ночь… Я помню, что у Измайловского собора сидел, а там какие-нибудь певцы пели песни. И каким-то образом все было бесплатно. У нас на группу, например, всегда находился один рубль, и мы на него репетировали в Петергофе, в технической части университета, где был клуб «Шайба». Я не рассказывал про «Шайбу». Клуб «Шайба», понятное дело, круглой формы был. Почему нам там давали бесплатно репетировать – не понимаю. Все тогда как-то так было. И мы туда на электричке ехали, там, в столовке, ели на рубль – почему-то всегда у басиста находился свободный рубль. И мы репетировали довольно бестолково, и потом ехали обратно. У нас за пару лет не было ни одного платного концерта. Да: у нас, у группы «Духи» вообще не было платного концерта. Но как-то в электричке, на обратном пути к Балтийскому вокзалу, я познакомился с девушкой, о которой песня как раз написана. После чего вписался, как это было тогда все. Даже, наверно, сейчас сложно представить, что такие времена бывали. Но тогда все так было. Все были очень добрые, доверчивые, обманывали друг друга иногда, конечно, но чаще как-то так. И я прожил тогда с ней, на Маклина, больше полугода. Там же, в этой коммуналке, по закону подлости, вторая комната была у алкоголиков. Помню, то ли телевизора у нас не было, то ли еще что, но три дня я почему-то жил один и, когда вышел на третий день, оказалось, два дня как прошла революция девяносто первого года – я об это узнал постфактум, в общем-то.
Притворилась еврейкой
И когда в душе метель
Бестелесной тонкой змейкой
Прокралась в мою постель
Ах, по небесным грядкам
Ах, плыли без оглядки
Эй, что там за крылами?
Камень…
И репейником под сердце
Привязалась к нам постель
Диким вепрем в тыщу терций
Разлечусь на сто частей
Ах, по небесным грядкам
Ах, плыли без оглядки
Эй, что там за крылами?
Камень…
И ворвавшись криком звонким
Прямо в Божью карусель
Буду помнить лишь о том,
Как целовал твою постель
Ах, по небесным грядкам
Ах, плыли без оглядки
Эй, что там за крылами?
Камень…
В общем-то, песня «Побереги себя» времени клуба «Декаданс». Причем, в то время, в начале двадцатого века, действительно, было жутко модно все «декадансное»: весь этот алкоголизм, промискуитет и предательство всего декаданса начала века: даже не по отношению к стране, а по отношению друг к другу.
Все это было воспето: то есть все то, что было не советским, было героизировано. Вот почему было прикольно быть похожим на декадентов…
Я допиваю твой чай, я упираюсь лбом в стол
Ты замечаешь, ту часть в моих глазах, где столько…
Но что-то не то. Что-то не то
Я мог списать тебе небо на праздничный стол
Ты понимаешь, что кто бы я не был,
Я кто-то не тот. Я кто-то не тот
И если позже