проснуться к последней весне
Не обещая вернуться до самых теплых дней
И не теряя надежды, и даже не любя
Я буду верным и нежным, но ты побереги себя
Побереги себя, побереги себя, побереги себя
Я замыкаю замок, я досчитаю до ста
И посчитай хоть до самого неба
Здесь что-то не так. Здесь что-то не так…
Я возвращаюсь на миг, я упираюсь лбом стол
Ты открываешь глаза – я дома
Но что-то не то. Что-то не то
И если что-то сроднилось на кончик иглы
Я понимаю что силой не сделать той игры
И не теряя надежды, и даже не любя
Я буду верным и нежным, но ты побереги себя
Побереги себя, побереги себя, побереги себя
Я допиваю твой чай, я упираюсь лбом в стол
Ты замечаешь, ту часть в моих глазах, где столько
Но что-то не то. Что-то не то
Под осенним деревцем засиделся день
Крашенным индейцем с думой набекрень
Он наверно брошенный не в своей стране
Странный и непрошеный для меня вдвойне
Я достану зеркало, гляну со спины
Пристыдился беглый, сгинет до весны
По лугам пасленовым, по чудным лесам
Побегут влюбленные, как по небесам
Помню, как писал ее в ночи… Красивая песня о чувствах.
Упала ночь, и мир уже не тот
Ночной полет над крышами юнцов
Глаза отцов, не знавших про нее
Любовь
Кому-то жаль душевной тишины
Кому-то мало скомканного тела
Ты не сумел, она не захотела
Любовь
И если жить, то верно для нее
И если быть, то верно уж не с телом
Вы не сумели быть вдвоем
Какая смелость!
Песня, которую под Вертинского написал, которую потом часто меня просили где-нибудь в солянках спеть…
Ты светилась на сладостном подиуме
И лаская хрустальный бокал,
Ты сказала: «Какой ты уродливый»
Ты смеялась ужимкам зеркал
И безумною бархатной бабочкой
Ты качалась на кольцах гардин
Я боялся и ветра и лампочки
Я боялся остаться один
Я щелкунчик безропотной нежности
Расщепляя твой юный орех
Я почти что достиг бесконечности
Расточая Божественный грех
И неважно, чем все это кончится
Кто придет за тобой и за мной
Я совсем не терплю одиночества
Мне все сходно, лишь только б в иной
И потом с беспредельною ясностью,
Оказавшись в глубоких мирах,
Буду помнить, что ты в безопасности
В табакерке лелея твой прах
В лунном свете злаченные ноженьки
Расплескали волшебный покой
Ты шепнешь мне тихонько: «Ты – Боженька»
Хоть совсем некрасивый такой
Куда-то я летел, смотрел в иллюминатор и сочинил вот это все. Удивительно сейчас, наверно, быть молодым, который не знает, что были такие искренние отношения у людей, были еще самолеты, где тебе стюардесса вина давала, покурить, вписаться, и как-то же не жаловались на здоровье. Как-то же мы выжили в таком вредном мире.
Помню, когда в Америку летел – а там больше десяти часов – дым коромыслом просто. Но насколько приятнее сочинять песню у иллюминатора с бокалом вина, там, с сигаретой…
Тепло от огня старых ветряных мельниц любви
у меня в груди
Один пробираюсь ночным теплым небом судьбы
всем смертям назло
Пилот, белый чопорный ангел, так верящий в крылья,
мне дал вина
Волна нежных мыслей наполнит мне сердце, да поздно
А за стеклом такая белая беглая луна. Белая беглая луна
Такая белая беглая луна. Белая беглая…
Вокзал электрический вырвал мне сердце, которым
я так любил
Копил по весенним лучам это нежное море
смертям назло
Не сломанным голосом пели мне ангелы что-то
о грустных снах
Стена черных мыслей плеснула мне в сердце, и больно
А за стеклом такая белая беглая луна. Белая беглая луна
Такая белая беглая луна. Белая беглая…
Очень хорошая песня. У кого-то у немцев точно есть рассказ «Гора». Видимо, вдохновившись им, появилась такая вот песня. Но она прямо идеальна по символам: как вот надо песни писать. Можно, конечно, подлиннее немножко, но, в принципе, сегодня и это уже чрезмерно длинная, по-моему, песня.
Как краденный алмаз, всхлипнул и угас
Твой звонкий голос
Я стыну, посмотри, с холодом внутри
Большой и голый
Снег выпадет на грудь, только б не уснуть
Не просмотреть
Я белою горой буду ждать второй и третьей
Тропы, которой ты пройдешь
Альбом «По волшебной реке» (1993 г.)
Самый первый мой альбом, с которого все и началось. Тут половина песен из виниловой пластинки «Гномики». И записан весь альбом – там двадцать три песни – на деньги, заработанные на улице, в общем-то. Все песни были записаны на разных студиях Петербурга. Мало того, что тогда качество звукозаписи оставляло желать лучшего, так они еще все были настолько разные по качеству, что несовместимы. Но, в общем-то, все это доказывает, что слушатель таких мелочей не замечает, потому что этот альбом был принят на «Ура». В общем-то, главными песнями там была песня «Город» и «Гномики».
Итальянская классическая музыке очень отличается от немецкой классической музыки в сторону того, что она кажется простой. То есть Верди, по-любому, кажется проще, чем Вагнер. Но если говорить о песне «Ручеек» – это как раз эталон простоты, где три аккорда в непривычной последовательности, с привычными нотами из «Цыганочки». Любой ребенок начинает обучение в музыкальной школе именно с «Цыганочки», если учительница хочет его заинтересовать музыкой.
Сколько я помню, всегда противоборствовали два мнения, что музыка должна быть достаточно сложной, чтобы быть хорошей, и второе: это, то мнение – например, в Америке – что в русской музыке слишком много аккордов. Правда – она где-то посередине. Впрочем, чем дальше я смотрю на классику и на все известные произведения, все они основываются на трех, а иногда на двух аккордах, просто с какой-нибудь интересной ступенью внутри произведения. Вся фишка композитора – найти эту интересную ноту в двух аккордах, которую еще никто не находил, а так как там всего двенадцать нот, не включая диезы, то, выходит, все уже найдено другими, однако до сих пор удается эти удивительные ноты: либо посредством переигрывания старых песен, либо все-таки каким-то чудом находятся еще новые созвучия. «Ручеек» вообще созвучен со всем творчеством. Начнем с того, что фамилия Бах переводится на русский язык как Ручеек. Маленький принц говорил, что если хочется пить, то лучше не таблетку от жажды выпить, а сходить к ручью…
Твою струну едва задев
Неразличимым беглым взглядом
И я уже, не то чтоб рядом
А я и есть тот самый нерв
И тонкой лаской родника
Я проникаю в эти руки
Ах, если б знать какие муки
Мне принесет твоя река
И мы взлетаем, мы парим
Не разбирая под ногами
И мир, увенчанный рогами,
Ах, он не нов ваш новый Рим
И мы, плескаясь в облаках,
Уже не чувствуем тревоги
Мы так спокойны будто боги
Согрели нас в своих руках
И вязкой краской на висок
Уже стекает наша радость
И я уже не то чтоб рядом
А я есть тот ручеек
Думаю, все подростки проходят через какой-то промежуток времени, очарованные каким-то из языков. Я ходил, очарованный французским. Хотя я искренне не понимаю, причем здесь «Duran Duran», конечно.
Помню свой первый опыт поездки: я поехал на фестиваль «Буржская осень». Мне было года двадцать два – двадцать три, наверно. Меня встретила тогда у нас была очень известная DJ Супер Алена. Это очень давно было, в девяностые годы. И она прямо вся такая красотка: кожа, карэ, все. И мы с ней встретились: у меня были деньги, а у нее были знания Парижа, и мы выпили всю французскую водку с ней в округе. После чего она пошла к своей девушке, а я пока шел полчаса к отелю, несколько мужчин подошли ко мне с предложением «pour l'amour». А для французских женщин (если честно, некрасивых) я был абсолютно прозрачным. И даже пьяный я тогда осознал, что не совпадает «Три мушкетера» с Францией, которая меня встретила. Но дань свою Франции во французской песне я отдал.
В твоем окне звучит «Дюран-Дюран»
Твоя маман поет шарман-шарман
А ты ждешь меня
Я не допил еще портвейн
Моя любимая
В моих глазах еще так мало звезд
В твоих руках уснул не мой кот
Я вижу где-то в нем мою роль
Мур, мона мур
Не хватит струн мне спеть о ней
Так пой, трубадур
В твоих глазах уже довольно звезд
В твоем окне звучит «Дюран-Дюран»…
Я жил в Петербурге на Прачечном переулке, где было еще зловещее здание, то ли почтамт, то ли еще что-то. Серое красивое здание. Прачечный переулок еще тем и известен, что Прачечный мост качается, когда по нему ходишь. Я жил у своих друзей. У моего друга была почему-то, по какому-то странному наследству, квартира, одну комнату из которой он мне выделил совершенно бесплатно. Вот там я и напел эту песню. Тут не много ума надо, чтобы сочинить такую песню, но нужна какая-то непосредственность и доверие к миру, чтобы написать ее. И как ни странно, когда эта непосредственность и доверие существуют, то они откликаются в чистом народе, необремененном какими-то, я не знаю, сверхидеями. Борис Деденев выбрал ее из всех песен, хотя я понимаю, что выбор был. Но на самом деле он настоял, чтоб мы сняли клип на ее. Удивительно, она стала очень известной.