. Галерея была закрыта для публичного посещения — до того момента, когда она была передана в собственность города. Так, купцу-коллекционеру А. П. Бахрушину Третьяков писал в январе 1892-го: «…публика в галлерею не допускается, но лично мне знакомые и по рекомендации их — имеют свободный вход ежедневно. Вы можете во всякое время посетить галлерею, а также и выдавать Ваши визитные карточки с надписью — хорошо известным Вам лицам»[842].
Итак, момент открытия галереи в отдельном здании пришелся на начало 1870-х. Именно к этому времени третьяковские коллекции выросли в полномасштабный — по меркам того времени — частный музей. Начало 1870-х годов — это важнейший этап в истории отечественной живописи. В это время складывается Товарищество передвижников и нарастает их противостояние с академистами. И к этому же времени… складывается та самая художественная среда, которая была столь необходима для подлинного расцвета русского искусства. Мало кто знает, что одним из очагов, где эта среда создавалась на протяжении конца 1850-х — начала 1870-х годов, стал дом П. М. Третьякова в Толмачах.
К началу 1870-х Третьяков был знаком со всеми сколько-нибудь заметными художниками, и не только с выдающимися талантами. Ходил по мастерским, интересовался: как живет художник, над чем работает, всегда был готов поддержать творца морально и, если понадобится, материально. По воспоминаниям современников, именно Третьяков создает новый тип мецената. Он проявлял заинтересованность не только к предметам искусства, которые желал приобрести, но и к людям, создающим эти вещи. «…Третьяков никогда не делал, как другие собиратели: купит картину, а потом — прощай, художник! Нет. Он всегда интересовался художником: что он пишет, как живет»[843].
По мере врастания Третьякова в художественный мир, его дом в Толмачах все более и более становился своеобразным культурным центром Замоскворечья. Художник всегда был в этом доме желанным гостем. Уже говорилось, что посещений высокопоставленных чиновников Третьяков избегал. Зато художников Павел Михайлович сам встречал и вел в дом, к обеденному столу. Некоторые живописцы, например В. М. Максимов, подолгу жили под гостеприимным кровом Третьяковых.
Время от времени у Павла Михайловича собирались общие «обеды» с художниками, особенно в дни открытия в Москве очередной выставки передвижников. По воспоминаниям того же Мудрогеля, «…хотя художественная жизнь процветала в Петербурге, но главное значение в этой жизни играла Москва: здесь жили главные собиратели художественных произведений. Художники, приезжая в Москву, непременно навещали Третьяковых. Помню один большой съезд художников в доме Третьяковых, когда были почти все художники-передвижники с Крамским во главе… Обсуждали вопрос, как лучше устраивать выставки и как улучшить жизнь художников»[844].
Проводились для живописцев и вечеринки. Главными заводилами были одесские художники П. В. Кузнецов и Н. К. Бодаревский. «Приезжая в Москву, они часто заходили в дом Третьяковых и… устроили однажды целое представление — „Утро в деревне“. В зале потушили лампы, сделали полную ночь, потом запели петухами, будто утро идет, перекликались разными голосами… Художники, участвуя в таких вечерах, одним только были чуть недовольны: вина мало. Действительно, вино ставилось в очень ограниченном количестве. Третьяков считал, что водка — огромный враг русского народа и русских талантливых людей. Он не допускал, чтобы у него в доме кто-нибудь упивался»[845].
Помимо товарищеского общения, встречи художников преследовали еще одну цель: они облегчали деловые отношения между живописцами, многие из которых жили в Петербурге, — и меценатом. Этот факт, однако, ни в коей мере не умаляет их просветительского значения.
Творческая жизнь толмачевского особняка была достаточно разнообразна.
Изобразительное искусство в доме Третьякова почиталось главнее всего. Но оно не было единственным. Женившись на Вере Николаевне Мамонтовой в 1865 году, он получил в приданое… музыку. И музыка царила в доме Третьяковых, объединяла хозяев с их гостями, вдохновляла на новые творческие искания.
С начала 1873 года в доме стали регулярно устраиваться музыкальные вечера. Их посещали родственники, друзья, знакомые, а со временем — и совершенно незнакомые люди, тянущиеся к искусству. Перед собравшимися — а их даже на первых встречах бывало не менее пятидесяти человек — выступали музыканты. На рояле играла сама хозяйка дома Вера Николаевна Третьякова, прекрасная исполнительница и глубокий знаток фортепианной музыки. Со временем к ней присоединилась старшая дочь Вера Павловна, унаследовавшая от матери музыкальный талант.
О начале этих вечеров Вера Николаевна Третьякова говорит в своих заметках за январь 1873 года: «…в этом месяце осуществился наш кружок музыкальный под покровительством нашего многоуважаемого учителя И. В. Риба. Цель этого музыкального кружка следующая: собираться всем ученицам г. Риба и играть по возможности хорошо наилучшие музыкальные произведения… Мы исполняли пьесы в 8 рук, трио, дуэты с аккомпанементом и соло на фортепьяно. В первом собрании собралось уже до 50 членов, так что наши вечера получили довольно серьезный характер»[846]. Позже Вера Николаевна писала в дневнике об одном из таких вечеров: «…я с сестрой Зинаидой Николаевной играла концерт Баха на 2 фортепиано (в этот вечер присутствовал знаменитый скрипач Лауб, приглашенный быть профессором в Московскую консерваторию), и папаша (П. М. Третьяков. — А. Ф.) был очень доволен, а с нами делалось лихорадочное состояние от волнения и восторга»[847].
На вечерах исполнялись произведения И. С. Баха, В. А. Моцарта, Л. Бетховена, М. П. Мусоргского и других классиков. Наряду с любителями в доме Третьяковых выступали известные исполнители того времени: скрипачи М. Марсик и Ф. Лауб, виолончелисты К. Ю. Давыдов и Д. Поппер, пианист А. Грюнфельд, родственник Третьякова композитор П. И. Чайковский[848]. Упоминая приезжавших к ним знаменитостей, вторая дочь Третьякова, Александра Павловна (в замужестве Боткина), пишет: «…конечно, в значительной степени их привлекала картинная галерея, которую большая часть приезжавших артистов спешила посетить»[849]. Как бы то ни было, а вечера эти оказывали благотворное влияние на их участников.
Особенное впечатление музыкальные вечера произвели на Виктора Васнецова. Впервые появившись на таком вечере в 1878 году, он стал завсегдатаем толмачевских встреч. Здесь, в Москве, а не в холодно-аристократичном Петербурге, где учился, Виктор Михайлович сроднился с классической музыкой — связанной для него с московской стариной. По воспоминаниям дочери Третьякова В. П. Зилоти, Васнецов «…любил музыку сильно, ярко, мало ее знал, но жаждал ее, искал и находил в ней вдохновение»[850]. В 1884 году, работая над росписями Владимирского собора в Киеве, Васнецов напишет Е. Г. Мамонтовой: «…зимой я благодаря Третьяковым много слушал музыки: вот лекарство для больной души»[851]. Писал он и П. М. Третьякову: «…как ни красив Киев, не могу к нему привыкнуть. Тоскую также о музыке, иногда очень и очень хочется послушать Бетховена или Баха, или Моцарта из хороших рук! Вспоминаю при этом и обладательниц этих хороших рук — Веру Николаевну, Верочку и Сашеньку»[852]. И в другом письме: «Теперь голова моя наполнена святыми, апостолами, мучениками, пророками, ангелами, орнаментами… И как бы было хорошо для меня теперь слушать великую музыку. Как бы я рад был теперь приютиться у печки между двумя столиками (мое обыкновенное место) и слушать Баха, Бетховена, Моцарта, слушать и понимать, что волновало их душу, радоваться с ними, страдать, торжествовать; понимать великую эпопею человеческого духа, рассказанную их звуками»[853].
На музыкальных вечерах в Лаврушинском бывали и другие художники: И. Е. Репин, В. И. Суриков, В. Е. Маковский, Н. В. Неврев, М. В. Нестеров, В. Д. Поленов, А. А. Риццони[854]. А Суриков «всегда тихо и звучно просил: „Баха, Баха, пожалуйста!“»[855] То собрание людей, что создалось вокруг Третьякова, не было кружком в собственном смысле слова. Оно не устраивало регулярных встреч и не пыталось манифестировать этическое или эстетическое единство. Однако оно создавало творческую атмосферу и вводило людей искусства в широкий круг дружеского общения. Этот круг подпитывал в художнике устремленность к высшим идеалам, а значит, убеждал в том, что долг живописца — не только заработать на хлеб насущный, но также выразить глубинные переживания и вечные смыслы.
Толмачевский художественный центр отнюдь не был единственным.
Так, например, небольшое содружество художников сконцентрировалось в «сфере влияния» мецената и коллекционера К. Т. Солдатёнкова. Павел Михайлович составляет знакомство с бывшим крепостным, живописцем В. Е. Раевым. Примерно в то же время, в 1862 году, Павел Михайлович знакомится и близко сходится с художником А. А. Риццони. И Раев, и Риццони еще в 1850-е годы были связаны К. Т. Солдатёнковым. Раев последние годы жизни прожил в доме Солдатёнкова и «…немало способствовал украшению» его усадьбы в Кунцеве. А Риццони, большую часть года живший в Риме, на лето приезжал гостить к Козьме Терентьевичу, помогал ему в приобретении художественных произведений и, по-видимому, был его советчиком. Деловые связи Третьякова с Солдатёнковым прослеживаются по крайней мере с 1857 года. В 1870-х годах Павел Михайлович с семьей живет на «солдатёнковских дачах» в Кунцеве. Подобные отношения между отдельными коллекционерами художественных произведений, а также между ними и живописцами наводят на серьезное размышление: нельзя рассматривать деятелей художественного мира как отдельные, независимые друг от друга мирки с ограниченным кругом знакомств и узкими интересами. Художественный мир широк, связи между его творцами многообразны, и цельная картина этого мира получится только после того, как подвергнется анализу взаимодействие всех основных участников художественного процесса.