етьяковской галереи А. И. Замошкин.
В Новосибирске музейные фонды разместили в недостроенном здании Оперного театра Началась ответственная хранительная работа: круглосуточные дежурства в хранилищах, обходы, контрольные вскрытия ящиков, обследования произведений.
В начале осени немецко-фашистские захватчики вступили в пределы Московской области.
Москва готовилась к отражению агрессора.
Через месяц после начала агрессии немецкие самолёты начали усиленно бомбардировать Москву и ее пригороды.
В ночь с 11 на 12 августа две фугасные бомбы обрушились на здание Третьяковской галереи. Рухнуло междуэтажное перекрытие верхнего и нижнего зала, в нескольких местах был разрушен стеклянный потолок. Вышли из строя отопительная и вентиляционная системы.
В середине августа была отгружена вторая очередь художественных произведений Третьяковской галереи. Огромная баржа с экспонатами отплыла от Речного вокзала Москвы и почти сразу же попала в зону воздушного боя. Поврежденную крышу баржи починили только в Горьком (ныне Нижний Новгород), где на борт была взята художественная коллекция Русского музея. Далее маршрут лежал вверх по Каме к месту назначения – городу Молотову (ныне Пермь), где в картинной галерее предполагалось поместить эвакуированные произведения. Груз сопровождали старший научный сотрудник Третьяковской галереи М. М. Колпакчи и реставратор И. В. Овчинников. До конца эвакуации они самостоятельно несли ответственность за фонды музея, считаясь хранителями филиала ГТГ.
Здание в Лаврушинском переулке опустело. В первые дни войны многие сотрудники Галереи ушли служить в армию или в народное ополчение. В ноябре 1941 года состоялась третья очередь вывоза художественных произведений в Новосибирск. Сопровождала груз С. И. Битюцкая, вскоре назначенная главным хранителем филиала ГТГ. В связи с эвакуацией музейных фондов, штат сотрудников значительно сократили; к зиме 1942 года числилось составила не более тридцати человек. В залах было холодно, гулял ветер, в щели залетал снег. В таких условиях становилось крайне тяжело хранить экспонаты.
К началу 1942 года в Оперном театре Новосибирска было сосредоточено огромное количество художественных и культурных ценностей. Прибыли экспонаты из музеев Ленинграда, Горького, Смоленска и других городов. Туда же поступили произведения из музеев Украины и страшно изуродованная, вывезенная в последнюю минуту из Севастополя, знаменитая панорама Ф. А. Рубо, посвященная героической защите города от англо-французской интервенции во время Крымской войны (1853–1856 гг).
В сентябре 1942 года состоялась четвертая, завершающая очередь эвакуации художественных произведений Третьяковской галереи из Москвы.
В Москве небольшой коллектив сотрудников Третьяковской галереи во главе с заместителем директора С. И. Прониным и главным хранителем Еленой Владимировной Сильверсван (урождённой Бахрушиной) продолжал хранить несколько тысяч экспонатов на протяжении 1941–1943 годов, а также художественные рамы и подрамники от вывезенных картин. В связи с эвакуацией музейных фондов, штат сотрудников значительно сократили; к зиме 1942 года числилось составила не более тридцати человек. В залах было холодно, гулял ветер, в щели залетал снег. В таких условиях становилось крайне тяжело хранить экспонаты.
В течение 1942–1944 годов продолжали ремонт Галереи. За это время в ее залах было устроено девять выставок.
Несмотря на сложные условия хранения, сотрудниками Третьяковской галереи в Новосибирске были приложены все усилия для сохранения произведений.
В октябре 1944 года вышло постановление СНК СССР «О реэвакуации художественных коллекций музеев Москвы и Московской области». В ноябре 1944 г. экспонаты галереи были возвращены из мест эвакуации. Вскрытие ящиков показало хорошую сохранность произведений.
Благодаря навыкам в деле сохранения и реставрации, умению организовать упаковку и транспортировку художественных ценностей, сотрудники Галереи в сложных и тяжелых условиях войны сумели сберечь художественный фонд музея и вернуть его в идеальной сохранности.
Усилиями сотрудников Галереи сокровища русского искусства были сохранены. Комиссия в составе представителей Комитета по искусству, ведущих реставраторов и искусствоведов пришла к выводу, что все экспонаты находятся в отличном состоянии.
Спустя неделю после окончания Великой Отечественной войны 17 мая 1945 года Государственная Третьяковская галереи была вновь открыта. С раннего утра огромная толпа заполонила Лаврушинский переулок. На торжество были приглашены военные, дипломаты, ведущие ученые, писатели, артисты и художники. Радость и гордость переполняла сердца участников этого события. После возвращения из эвакуации Государственная Третьяковская галерея оказалась первой среди центральных музеев, распахнувшей свои двери перед благодарной публикой.
Из воспоминаний
Помнится, что в первые дни войны Галерея продолжала еще работать более или менее нормально, но меньше чем через неделю уже стало ясно, что ее экспозиции грозит опасность в связи с возможностью налетов на Москву. Было принято решение немедленно снять экспозицию и срочно приступить к ее упаковке на случай необходимости ее эвакуации. И хотя никому как-то еще не верилось, что враг может дойти до Москвы, весь коллектив Галереи, как один человек, во главе с директором] А. И. Замошкиным встал на эту работу, причем чем быстрее развертывались события на фронте, тем интенсивней шла упаковка в Галерее.
Елена Сильверсван
Работали буквально не покладая рук с 6–7 часов утра до 9–10 часов вечера, т. е. все время, пока можно было обходиться без огня.
В помощь Галерее пришли добровольно художники, скульпторы и ученики Средней Художественной школы, и уже 15/VII более 300 ящиков с ценнейшими нашими произведениями были погружены в вагоны и отбыли в Новосибирск в сопровождении дир[ектора] А. И. Замошкина, зав[едующего] хозяйством] А. И. Архипова, реставратора К. А. Федорова и бригадира В. М. Климова. Среди этой партии были такие произведения, как «Явление Христа народу» и «Боярыня Морозова», которые в связи с их размерами ушли на открытой платформе, и поэтому их упаковка была особенно ответственна и сложна, так же как в дальнейшем упаковка Репинского «Ивана Грозного», сохранность которого после полученной им в 1913 травмы была крайне ненадежна.
Одновременно начался разъезд самостоятельно уезжавших сотрудников. Тяжело было нам всем, и уезжавшим, и остающимся. Никто не знает – увидимся ли мы вновь. В конце июля было проведено массовое сокращение коллектива и в галерее осталось минимальное количество народа. Начались непрерывные бомбардировки.
При первой же из них на территорию Галереи попало несколько фугасок, из которых одна – в 17 зале Галереи, где была потушена общими силами сотрудников. В последующие дни зажигательные бомбы и осколки часто попадали на нашу территорию, но не причиняли Галерее особого вреда, кроме выбитых стекол.
Однако в начале августа силой взрыва большой бомбы, упавшей на Ордынке, в Галерее совершенно были разрушены 5 и 49 залы, их стены, потолки, полы были уничтожены, стоящая на гл[авной] площадке лестницы большая скульптура (Сталина) обратилась в пыль, все стекла по всему зданию вылетели, на полах лежали их груды, по залам загулял ветер, и мы получили распоряжения срочно упаковать все наиболее ценное из оставшегося в Галерее. Эта работа была выполнена стремительно, и через 3 дня 84 ящика, в которых были такие громадные скульптуры, как Иван Грозный Антокольского, были погружены на баржи и водой отправлены в сопровождении М. М. Колпакчи и реставратора Овчинникова в Горький, а оттуда в Пермь. Мы продолжали упаковывать оставшиеся в Галерее произведения и еще как-то продолжали работу по отделам, так как в нашем районе было сравнительно тихо.
Но в начале ноября разразилась самая страшная катастрофа, когда кругом Галереи в одну ночь было сброшено 5 бомб большой силы и прямым попаданием был уничтожен один из флигелей Галереи, где жили наши сотрудники. Там погибли наша техническая сотрудница, веселая, молодая Настя Маликова, и ее 8-летний сын. Остальные жильцы спаслись каким-то чудом. В Галерее лопнуло все отопление, была разрушена часть зданий, где помещалась фототека, [температура] в запасах упала до 20 [градусов] мороза.
Тем не менее удалось добиться транспорта еще для 80 упаковочных ящиков, что было крайне затруднительно, т. к. в это время Москва была окружена почти со всех сторон. С этой партией уехали заместитель] директор[а] С. И. Пронин и С. И. Битюцкая. Ехали они до Новосибирска больше месяца в очень тяжелых условиях.
Часть остававшихся еще в Галерее сотрудников в конце октября была тоже эвакуирована в Новосибирск, и к этому времени нас осталось в Галерее только небольшая группа сотрудников – Г. А. Жидков, А. В. Лебедев, А. И. Архангельская, А. В. Феофанова, Е. С. Медведева, М. Н. Райхинштейн, О. И. Гапонова, А. М. Лесюк, А. Н. Щекотова, М. Ф. Савельев и я.
Технических тоже было на пересчет, человек 10–12, среди них особенно ярко запомнились мне в эти страшные дни Т. П. Беспалова, Ирина Гусева, А. Ф. Пахальчук, тетя Паша Аверина, Люба Карпухина, Катя Федина, старик Сипаев, Субботина, Денисова, Клава Запольская.
Сколько мы с ними перетаскали рам, сколько перевезли из зала в зал оставшихся в Галерее упакованных ящиков, иногда по щиколотку в воде или выше колен в снегу, стараясь укрыть их от непрекращающихся налетов, – помним и знаем только мы с ними.
После последней катастрофы вся наша работа свелась в основном к хранительской. Кабинетная работа (небольшие доклады, совместные их обсуждения и т. д.) из-за холода в помещениях прекратилась. Потянулись мрачные, тяжелые ноябрьские и декабрьские дни, бесконечные обходы Галереи и ночные дежурства.
Расходясь вечером, мы никогда не знали, встретимся ли завтра. Ночные обходы Галереи! У кого из нас не замирало сердце, когда при слабом мерцании керосинового фонаря «Летучая мышь» по обледенелому узенькому мостку, вернее, по досочкам, приходилось пробираться по разбитым, не имевшим полов залам, особенно из 6-го зала на главную лестницу; но наш маленький коллектив не унывает, твердо веря, что немцы в Москву не попадут. Вся жизнь в Москве в эти месяцы замерла. Все занесенные снегом, в громадных сугробах улицы, по проложенным тропинкам пробираются редкие прохожие, без освещения, никаких звуков, кроме «воздушных тревог».