следних дней госпожа Ота видела красоту мира и слагала о ней стихи.
Патриция помедлила. Синь-эй смотрела на нее снизу вверх, ожидая продолжения. Патриция направилась к Павильону, ведя Синь-эй за руку.
— В ту пору, о которой я рассказываю, госпожа Ота была молода, прекрасна и знаменита. И к ней — первой из всех принцесс княжества — посватались трое знатных юношей.
Один сказал:
«Стань моей женой — я сделаю тебя повелительницей этого княжества».
И сказал второй:
«Стань моей женой — я сделаю тебя самой богатой женщиной княжества».
И третий сказал:
«Ответишь «да» или ответишь «нет», моя любовь подарит тебе бессмертие».
Двое первых смеялись над третьим, потому что он обещал великий дар, ничего не прося взамен. К тому же — младший сын в семье — он должен был вечно скитаться по провинциям.
Все трое ждали ответа госпожи Ота, но она была умна и только улыбалась, ожидая, пока они исполнят обещанное.
Первый жених убил своего приемного отца и захватил власть в княжестве. Но госпоже Ота стал противен убийца. Не желая выходить замуж, она убежала из дому. Второй жених в неурожайный год торговал рисом и стал самым богатым человеком в княжестве, богаче князя. Но госпожа Ота смотрела в синие от голода лица, и ей сделался противен богач. Она продолжала скитаться по дорогам, протягивая руку за подаянием.
Третий жених ездил из города в город и везде слагал стихи о прекрасной госпоже Ота. И когда госпожа Ота просила милостыню, жители княжества узнавали ее и делились последней горстью риса.
Госпожа Ота и поэт Сю-Тей бродили по дорогам. Пути их должны были пересечься и пересеклись.
Патриция присела на ступени Павильона Зеленого Солнца. Синь-эй, уже ничего не боясь да ничего вокруг и не замечая, пристроилась рядом.
— Они встретились так, будто не расставались. Сю-Тей спросил, не устала ли она странствовать, не хочет ли стать женой князя? Госпожа Ота ответила: «Прекрасная женщина, воспетая вами, никогда бы так не поступила. А я ношу ее имя».
— Они поженились?
— Да, — ответила Патриция после паузы, невольно улыбаясь — вспомнила заявление Элен: «Какая непрактичная женщина. Надо было выйти замуж за князя, отравить его, казнить богача, присвоить его состояние и только после этого стать женой поэта».
— Когда же она превратилась в лисицу? — спросила Синь-эй, уверенная, что эта история, как и все сказки, заканчивается свадьбой.
— На следующее утро поэт услышал, что князь приказал казнить всю его семью.
— Потому, что Сю-Тей женился на госпоже Ота?
— Не только. Они были людьми знатными и казались князю опасными соперниками. Он хотел казнить и Сю-Тея, но не мог его найти.
— Они спаслись? — живо воскликнула Синь-эй.
— Да. Сю-Тею пришлось вспомнить, что стих умеет не только славить, но и разить. К тому же, как всякий знатный человек, он был воспитан воином. Жители княжества, доведенные до отчаяния голодом, подняли восстание, и Сю-Тей возглавил его.
— Они победили?
— Да, — подтвердила Патриция, благоразумно опуская такую деталь, как насаженная на пику голова князя. — Одолели не только князя, но и вторгшихся в страну северян. Госпожа Ота и Сю-Тей двадцать пять лет правили Южным княжеством. Потом снова пришли северяне, захватили южные земли, казнили Сю-Тея.
— А госпожа Ота? — с замиранием сердца спросила девочка.
— Северный князь призвал ее к себе. Зная ее историю, сказал: «Сю-Тей обещал тебе бессмертие? Он солгал. Ты умрешь, и умрешь в изгнании, всеми позабытая». Тогда госпожу Ота привезли сюда.
— Сюда? — Синь-эй очнулась и огляделась вокруг. — Сюда… — повторила она с изумлением, восхищением и некоторым испугом.
Поднялась со ступеней и внимательно осмотрела Павильон, точнее, то, что от него осталось.
— Госпожа Ота написала здесь поэму, посвященную мужу. Госпожа Ота и поэт Сю-Тей подарили друг другу бессмертие. Сколько веков прошло, а мы радуемся и горюем за них так, словно они — наши ближайшие друзья и живут по соседству. А имя северного князя история не сохранила, и мы помним о нем лишь потому, что он вторгся в жизнь госпожи Ота и поэта Сю-Тея… Северный князь сказал, что госпожа Ота стала Лисицей… Думал — люди перестанут любить ее.
— Лисиц не любят только дурные люди, — сказала Синь-эй. — Потому что боятся. Мой дедушка не боится, правда?
— Правда. Иначе он не отпустил бы тебя на эту гору…
Патриция не договорила. Синь-эй дошла до угла Павильона, и прямо из-под ног у нее прыснули в разные стороны две лисицы. Девочка от испуга вскрикнула, но тотчас обернулась к Патриции и радостно закричала:
— Я их видела! Я видела госпожу Ота и поэта Сю-Тея!
Она принялась часто-часто кланяться, повторяя:
— Они показались мне! — снова повернулась к Патриции: — А вы видели их в человеческом обличий?
Патриция засмеялась:
— Тех, кого я видела, мы сейчас отыщем.
Синь-эй замотала головой:
— Нет. Они сбрасывают лисьи шкуры только ночью.
— А мы разыщем их днем, — улыбаясь, заключила Патриция.
Элен присвистнула и снова посмотрела на фотографию. Ошибки быть не могло. Этого человека она уже видела. Элен посвистела еще минуту, в досаде обернулась к двери: «Куда они провалились?» Ей не терпелось поделиться своим открытием. Она только что отпечатала фотографии и едва успела убрать чемодан с драгоценной походной мини-фотолабораторией.
Ветер завывал. Домик скрипел, стонал и сотрясался. Волны захлестывали ступени. Элен втащила в комнату плетеные кресла и стол с веранды. Сама веранда возвышалась над водой, но Элен уже не казались преувеличенными опасения Синь-эй. Шторм не унимался, небо затянуло серой пеленой. Элен то и дело выглядывала в окно, беспокоясь, успеет ли Патриция вернуться до дождя. «Разумеется, она не потрудилась зайти домой за плащом и зонтиком. И сама заболеет, и Синь-эй простудит». Впрочем, о Синь-эй Элен не слишком беспокоилась — маленькая рыбачка привыкла сносить все капризы погоды; дети в деревне казались на редкость крепкими и здоровыми.
Элен снова подскочила к окну. Увидела то, чего и опасалась. Дымно-серое небо, косые струи дождя.
Элен в досаде хлопнула рукой по раме. Только Патрицию могло понести в горы в такую погоду.
Подсев к столу, она в сотый раз взяла верхнюю фотографию из стопки, поднесла к глазам. Затем в раздражении швырнула на стол. Патриция отсутствует как раз тогда, когда нужна!
В эту же минуту распахнулась дверь, и запыхавшаяся Патриция ввалилась в комнату. Волосы ее слиплись сосульками, рубашка и брюки потемнели от воды.
Элен схватила фотографию.
— Нет, ты только послушай! — воскликнули подруги в один голос.
Элен первая взяла себя в руки.
— Где Синь-эй?
— Я проводила ее домой. — Патриция выдернула из шкафа полотенце, вытерла волосы. — Чуть-чуть до дождя не успела. Бежала всю дорогу, спешила тебе рассказать.
Бросила полотенце, присела на край кровати. Элен скептически приподняла брови.
— Может, переоденешься?
— Успею. Ты только послушай.
Элен придвинула плетеное кресло, села в него, положила на стол фотографию — «рубашкой» вверх, скрестила руки на груди.
— Слушаю. Вы познакомились с лисами?
— В том-то и дело, что там никого не было. То есть лисы как раз были, а людей не было. Я просто с ума схожу.
— Знакомые твои исчезли бесследно? — спросила Элен без особого энтузиазма.
— В том-то и дело, что бесследно. Мы с Синь-эй обошли всю усадьбу. И не нашли пепелища!
— Там что, был пожар? — Элен никак не удавалось сосредоточиться.
Патриция зашипела от негодования:
— Я же тебе говорила! Мы полночи сидели у костра. На земле должен был остаться выжженный след.
— Кострище, а не пепелище, — машинально поправила Элен.
— Да, кострище. Так вот, его не было. Понимаешь — нигде. Сплошь — трава и палые листья.
— Значит, плохо искали.
Патриция взвилась с места.
— Плохо искали? Мы всю усадьбу из конца в конец шагами вымерили!
Она принялась стягивать мокрую рубашку, гневно бормоча: «Это называется, плохо искали. Полдня провозились. Чуть не на четвереньках ползали…» Элен слушала, постукивая носком туфли по полу. Сказала сердито:
— Когда встретила незнакомцев — надо было расспросить: кто они и откуда, а не придумывать самой.
— Я же не знала, что они внезапно исчезнут, — оправдывалась Патриция. — И потом, хорошо, пусть они уехали. Ничего в этом нет загадочного. Дело в другом. Куда подевался след от костра?
— Завтра я сама поднимусь с тобой на гору, и мы еще раз все хорошенько осмотрим, — нетерпеливо отделалась обещанием Элен. — А пока позволь предложить тебе другую загадку.
Тут только Патриция обратила внимание на кипу фотографий. От предчувствия чего-то необычайного у нее запылали щеки.
— Когда я приехала в Тайан, — начала Элен неторопливое вступление, — мне все жители казались на одно лицо.
— Знаю, — отозвалась Патриция. — У меня тоже сперва так было.
— Сейчас это прошло. Поэтому, думаю, я не ошибаюсь. Но взгляни и ты, вдруг у меня временное затмение.
Она взяла фотографию, лежавшую отдельно на столе, и показала подруге. Патриция попятилась и медленно опустилась на кровать.
— Узнаешь?
— Конечно. Торговец, у которого мы купили чайник!
— Значит, мне не померещилось.
— Неужели он…
Элен отрицательно покачала головой:
— Нет. К тому времени, как я приехала, убийцы и след простыл. Но откуда торговец узнал о случившемся? Вряд ли до столицы успели дойти слухи. Неужели ему кто-то сообщил еще ночью? Сообщил специально? Но кто? Дедушка, его брат и Чжан-Чень никому не говорили. Остальные услышали утром. Не убийца же доложился?!
— Может, появление торговца в Цуане — случайность?
— Не верю я в такие случайности.
— Завтра же поедем в столицу! — вскричала Патриция. — Где найти торговца — знаем. Порасспросим.
— А как же следы на Лисьей горе? — поддразнила Элен.
Патриция долго не думала. (Элен заподозрила, что Патриция не думала вовсе.)