Кэддерли стоял на коленях, склонившись над тем, что осталось от их пленника, – над оторванной человеческой головой и плечами. Черная тень вины легла на сердце молодого жреца, осуждая его, твердя, что смерть этого беспомощного человека – его, Кэддерли, вина.
Даника стояла рядом, убеждая молодого жреца подняться.
Кэддерли вырвал у нее свою руку и снова остановил тяжелый взгляд на погибшем. Ему хотелось отправиться в царство духов, найти там этого мертвого человека и…
И что? Может ли он привести душу солдата обратно? Юноша оглянулся на изжеванную нижнюю половину туловища стражника. Куда возвращать душу? Или он владеет магией, способной срастить разорванную плоть?
– Ты не виноват, – прошептала Даника, понимающая, о чем он сейчас думает. – Ты дал ему шанс. Это гораздо больше, чем предлагают другим в подобной ситуации.
Кэддерли с трудом сглотнул, сглотнул разумные слова Даники, позволив им протолкнуть вглубь подступивший к горлу комок вины.
– На его месте мог оказаться любой из нас, – напомнила ему Даника.
Кэддерли кивнул и встал. Гидра напала на них троих, она могла перекусить пополам Данику, и перекусила бы, если бы не проворство девушки. Даже если бы Кэддерли оставил пленнику его оружие, солдат не успел бы оказать сопротивление первой атаке гидры.
– Надо уходить отсюда, – сказала Даника, и Кэддерли снова кивнул, обернувшись к болтающейся на одной петле опаленной и развороченной двери.
Они с Даникой вошли в нее вместе, бок о бок, и оказались в маленькой прихожей. Враги не выскочили мгновенно им навстречу, но этот факт мало успокоил нервы спутников, ибо с бегущего под потолком карниза на них плотоядно взирали горгульи, сжимающие в когтях острые как иглы кинжалы, любимое оружие Талоны. Демонические барельефы украшали каменные колонны, наводящие ужас орды плясали вокруг обманчиво прекрасной Владычицы Ядов. На стенах висели гобелены, изображающие чудовищно жестокие сцены битв, где злобные войска гоблинов и орков, с чьих клинков капали кровь и яд, побеждали отряды спасающихся бегством людей и эльфов.
Здесь господствовало одно-единственное кресло; оно возвышалось на помосте, окруженное высокими железными статуями свирепых воинов, одной рукой держащих перед собой гигантские мечи, а другой сжимающих не привлекающие внимания крохотные кинжалы. Иных дверей видно не было, хотя непосредственно за креслом часть стены прикрывала тяжелая портьера.
Даника застыла рядом с возлюбленным, оберегая его, а Кэддерли, призвав Песнь Денира, искал в ее мелодии ключ к пониманию природы вещей, находящихся в комнате. Не обнаружив магических флюидов в скульптурах горгулий, он слегка расслабился, но, повернувшись к железным статуям, едва не отпрянул. Определенные их части – в основном рты и руки – просто полыхали остаточной магической энергией.
– Големы? – прошептала Даника, видя, как расширились глаза молодого жреца.
Кэддерли не мог ответить на этот вопрос. Големы целиком являлись порождением магии, они представляли собой оживленные тела из железа, камня или других материалов. Они вполне могли быть здесь, поскольку могущественные колдуны и жрецы часто создавали себе подобных монстров, чтобы те охраняли их. Совершенно не исключено, что Абаллистер, судя по тому, что Кэддерли о нем слышал, мог обладать железными големами, самыми мощными из существующих големов. Но Кэддерли ожидал отыскать больше магии в подобных созданиях.
– Куда нам? – спросила Даника, и тон ее ясно говорил о том, что она чувствует себя неуютно, без всякой защиты, в прихожей колдуна.
Кэддерли долго молчал. Он понимал, что надо идти к портьере, но если статуи эти действительно железные големы, а они с Даникой пройдут между ними…
Юноша тряхнул головой, отгоняя от себя неприятный образ.
– К портьере, – решительно заявил он. Даника шагнула вперед, но Кэддерли стиснул ее руку. Если она доверилась ему в том, в чем он сам не был уверен, то он пойдет рядом с ней, а не позади нее.
Кэддерли осторожно, при помощи своего посоха, отвел в сторону занавесь, за которой и вправду обнаружилась дверь. Он только-только повернулся к Данике, только-только улыбнулся, но вдруг, прежде чем кто-либо из них успел среагировать, железные статуи качнулись, взмахнув мечами, которые остановились в считанных дюймах от них, один впереди и один за спиной.
– Скажи слово, – в унисон потребовали железные статуи.
Кэддерли увидел, как напряглась Даника, – сейчас она вполне могла броситься на металлического противника. Несколько ускользающих нот пролетели мимо его сознания, и он увидел структуру магической энергии, заключенной в руках статуй, особенно тех, что держали кинжалы, так же отчетливо, как и сами руки. Кэддерли не нужно было призывать магию, чтобы догадаться, что острия этого подлого оружия отравлены.
– Скажи слово, – снова громыхнули статуи.
Чувства Кэддерли сконцентрировались на магической энергии – он видел, как она нарастает до опасного крещендо.
– Не шевелись, – шепнул он Данике, понимая, что, если она ударит, два кинжала сделают свою убийственную работу точно и наверняка.
Прижатые к бокам руки Даники обмякли, хотя сама она вряд ли расслабилась. Девушка доверяла его суждениям, но Кэддерли искренне сомневался, правильно ли это. Магическая энергия выглядела так, словно вот-вот закипит, и молодой жрец все еще не представлял, как он может противостоять ей или рассеять ее.
Юноше казалось, что нетерпение големов растет.
– Скажи слово!
Требование зазвенело, как последнее предупреждение. Кэддерли хотел сказать Данике, чтобы она отпрыгнула, надеясь, что хотя бы она сумеет освободиться до того, как ударят эти грязные кинжалы или рубанут мечи.
– Слово – «Бонадьюс», – раздался от двери женский голос, голос, который оба спутника сразу узнали.
– Дориген, – выдохнула Даника, и лицо ее потемнело от гнева.
Кэддерли был согласен и знал, что поверить Дориген будет актом чистого отчаяния. Но что-то в этом слове, «Бонадьюс», отозвалось в молодом жреце нотой истины, знакомой нотой.
– Бонадьюс! – закричал Кэддерли. – Слово – «Бонадьюс!»
Недоверчивость во взгляде Даники лишь усилилась, когда големы подались назад и вновь застыли невозмутимыми статуями.
Кэддерли тоже ничего не понимал. Зачем было Дориген помогать им, особенно тогда, когда они оказались столь уязвимы? Он шагнул к двери и полностью отдернул занавеску.
– Это может быть ловушка, – тихо сказала Даника, сжав руку Кэддерли, чтобы не дать ему потянуть за дверное кольцо.
Кэддерли тряхнул головой и, прежде чем Даника успела возразить, рывком распахнул дверь.
Перед ними открылась уютно обставленная комната. Множество мягких кресел, спокойные гобелены чистых цветов на каждой стене, медвежья шкура, ковром раскинувшаяся на полу. Единственной солидной мебелью был деревянный стол, расположенный в противоположном от двери углу. За ним сидела Дориген, почесывая тонкой палочкой свой горбатый, изломанный нос.
Даника мгновенно приняла защитную стойку, одна ее рука потянулась к голенищу сапога – за кинжалом.
– Я уже упоминала прежде, как вы оба поражаете меня? – спокойно спросила женщина.
Кэддерли послал беззвучное магическое сообщение в мысли Даники, прося ее не горячиться и посмотреть, как повернется дело.
– Вряд ли мы поражены меньше, – ответил молодой жрец. – Ты дала нам пароль.
– Чтобы самой убить нас, – мрачно добавила Даника.
Она уже играла кинжалом, подбрасывая его в воздух и ловя за кончик, чтобы в любой момент можно было метнуть его в Дориген.
– Возможно, – признала колдунья. – У меня много силы, – теперь палочка похлопывала по щеке, – которую я могу использовать против вас, и в этот раз наша битва могла бы закончиться совсем по-другому.
– Могла бы? – переспросил Кэддерли.
– Могла бы закончиться по-другому, если бы я собиралась возобновить ее, – объяснила Дориген.
Даника недоверчиво покачала головой. Кэддерли тоже с трудом верил во внезапную смену намерений женщины. Он погрузился в мелодию Песни, ища возможность увидеть человеческое сияние, ауру.
Тени дрожали над хрупкими плечами Дориген, отражая то, что хранилось в ее сердце и мыслях. Они не были спутаны, суетливы и злы, как ожидал Кэддерли, это оказались тихие тени, трепещущие в ожидании.
Кэддерли вынырнул из чар и уставился на Дориген с возросшим любопытством. Он заметил, что Даника скользнула на шаг в сторону, пытаясь оставить между ними какое-то расстояние, чтобы не создавать колдунье одну общую цель.
– Она говорит правду, – провозгласил молодой жрец.
– Почему? – резко бросила Даника.
Кэддерли не знал.
– Потому что я устала от войны, – ответила сама Дориген. – И устала играть роль лакея Абаллистера.
– Ты полагаешь, что ужасы Шилмисты так легко забыть? – поинтересовалась Даника.
– Я не хочу повторять эти ужасы, – немедленно откликнулась Дориген. – Я устала. – Она подняла руки с все еще скрюченными благодаря Кэддерли пальцами. – И сломалась.
Слова ужалили Кэддерли, но мягкий, добрый тон – нет.
– Ты мог убить меня, юный жрец, – продолжила колдунья. – Ты и сейчас можешь это сделать, моим же кольцом, которое носишь, если не чем-нибудь другим.
Кэддерли невольно сжал кулак, почувствовав, как врезалось в мякоть большого пальца кольцо с ониксом.
– И я могла позволить големам убить вас, – заявила Дориген. – Или обрушить на вас шторм смертоносных заклинаний, едва вы переступили порог.
– Это плата? – спросил Кэддерли.
Дориген пожала плечами:
– Скорее утомление. – Голос женщины действительно звучал устало. – Я стояла рядом с Абаллистером много лет, наблюдала, как он собирает мощные силы обещаниями славы и владычества над краем. – Дориген рассмеялась. – А теперь посмотрите на нас, – горько сказала она. – Горстка эльфов, пара глупых дворфов и двое детей, – она повела рукой, показывая на Кэддерли и Данику с недоумением на лице и сарказмом в голосе, – поставили нас на колени.