Павшая луна: комплект из 2 книг — страница 18 из 38

Буря на саванах

Что такое смерть, как не краткое прощание? Только в человеческом сердце память превращает подобное расставание в вечную боль или в драгоценнейшее сокровище. Посему желаю вам всем самых ярких жизней.

Слова из здравицы Сигила Незрячего, которые часто пишутся на надгробиях

Глава 58

Стоя на пороге медной двери, Никс взирала на мрачную картину Далаледы. Под скрещенными высокими арками собрались все, даже кефра’кай и Аамон.

Небеса над головой бушевали, возмущенные вторжением чего-то чуждого. Вспышки молний непрерывно разрывали мрак. Срываясь с увенчанных хрустальными пирамидами колонн, они били в днище громадного корабля, вспоровшего сплошной полог туч. Массивный киль принимал на себя основную тяжесть этих ударов. Похоже, он был достаточно прочным, чтобы выдержать огненную мощь молний.

Из трюмов корабля вылетела стая мелких судов, числом больше дюжины, тотчас же выпустивших над собой пузыри. Небо озарилось пламенем горелок. Воздух пропитался запахом горящего масла и дыма. Челны, шлюпки и похожие на стрелы ботики устремились вниз.

Одно за другим суда приземлялись. Заняв места у всех четырех ворот, ведущих в джунгли, они высадили отряды рыцарей в сверкающих доспехах. В лесах вокруг догорали обломки нескольких судов, которым «посчастливилось» во время спуска получить удар молнии.

– Мы опоздали, – убитым голосом пробормотал Райф. – Не может быть и речи о том, чтобы прорвать такое окружение.

Никс огляделась вокруг. Их маленький отряд насчитывал всего девять человек, включая туземцев во главе с Шан. Аамон потерся об ногу девушки, напоминая о том, что есть еще и десятый член. Никс беспомощно наблюдала за тем, как новые суда резко тормозят над нагорьем, извергая огонь и дым. Одна шлюпка с командой из двух человек пронеслась низко над скрещенными арками, очевидно, изучая то, что внизу.

– И все-таки нужно попытаться, – предупредил Фрелль. – У нас нет выбора. Если удастся прорваться в джунгли, появится надежда скрыться.

И все же по голосу алхимика чувствовалось, что у него самого не было уверенности в осуществимости своего замысла.

Однако кое-кто был уверен в своих силах.

– Я проложу путь, – решительно заявила Шийя.

Переступив порог, она направилась через площадь. Бронзовая женщина подняла руку, словно привлекая внимание врагов, – однако на самом деле она обращалась не к ним. Одна увенчанная хрустальной пирамидой колонна выпустила в нее молнию. Поймав огонь молнии в руку, Шийя метнула его в пролетающую мимо шлюпку.

Пузырь взорвался. Шлюпка камнем рухнула вниз, с грохотом разбившись о скалы и оставив на них огненный след.

Потрясенные этой чудодейственной атакой, все застыли.

– Вперед! – опомнившись первым, воскликнул Фрелль. – Следуйте за Шийей!

Все бросились вперед.

На бегу Шан запела, побуждая и остальных кефра’кай присоединиться к ней. Среди рева бесчисленных горелок их голоса звучали громко и отчетливо. Нити пения устремились во все стороны подобно побегам прорастающего семени, поднимаясь все выше и выше в небо.

Никс подхватила мелодию – хотя бы для того, чтобы совладать со страхом.

Девушка не понимала намерения старейшины, но добавила свою силу.

Шедшая впереди Шийя перехватила еще одну молнию и метнула ее в приземлившийся перед ней челн. Она промахнулась, показав, что даже ожившее изваяние не способно полностью повелевать дикой молнией. И все же удар пришелся в камень рядом с челном, отчего все находившиеся на нем бросились врассыпную. Бронзовое тело Шийи светилось в полумраке словно факел.

Но горело не только оно.

Серебристо-золотые нити хора кефра’кай поднялись высоко в небо и переплелись, образуя светящийся ствол дерева. Во все стороны от него протянулись ветви, породившие пучки тонких ниточек, которые превратились в золотистые листья.

Восторг от этого чуда, происходящего у нее на глазах, пересилил охвативший Никс ужас. Девушка остановилась, зачарованно взирая на гигантскую сияющую ольху, выросшую в небе над головой. Казалось, дух Старого ствола явился сюда, чтобы защитить беглецов под сенью своей кроны.

Но светящееся дерево дало не только укрытие.

Оно стало знаменем, громким призывом.

Джунгли за стенами пробудились, растревоженные этим блистательным символом обуздывающего пения, горящим над площадью. Дикий лес взвыл и зарычал, возмущаясь вторжением чужаков. Через все ворота на площадь ворвалось враждебное сердце сумеречных джунглей. Ядовитые клыки и острые когти вонзились в легионы, собравшиеся у стен. Болезненные уколы жал и свирепые укусы звучали на удивление отчетливо.

Каменные стены отразили отголоски пронзительных криков.

Королевские войска отступили от ворот, и у Никс зародилась надежда. Впрочем, уж она-то должна была понимать, что торжествовать победу еще рано.

Выпущенный несколькими лучниками справа поток стрел, многие из которых были с горящими наконечниками, расчертил небо. Шийя попыталась отразить угрозу молнией, но стрел было слишком много. Смерть пролилась дождем.

Никс завороженно смотрела на стрелы, как вдруг что-то сильно ударило ее в спину. Девушка упала, больно ударившись головой о камень. У нее зазвенел череп, перед глазами все померкло. Какая-то тяжесть придавила ее к земле, массивные лапы опустились на ноги и на плечи.

Аамон…

Вокруг свистели стрелы. Стальные наконечники высекали искры из черного камня. Одни древки расщеплялись, другие отлетали в сторону.

Как только поток стрел иссяк, Никс почувствовала себя свободной. Справа от нее две туземки откатились в стороны. Спины их ощетинились оперенными стрелами. Между ними лежала навзничь Шан. Женщины сделали все возможное, чтобы защитить старейшину племени, и все-таки одна стрела сделала их жертву бесполезной.

В горле Шан торчала стрела. На губах старухи пенилась кровь, навеки оборвавшая ее пение. Однако она еще дышала. К ней поспешил Райф. Бронзовое тело Шийи справилось значительно лучше с задачей защиты Райфа и Фрелля. Но лицо алхимика было в крови от прошедшей вскользь стрелы.

Никс обернулась к щиту, который спас ее.

Аамон хрипло дышал. Грудь, бок и плечи варгра были утыканы стрелами. Темное пятно расплывалось по шерсти, медленно стекая на землю. У Никс защемило сердце, однако Аамон стойко переносил страдания.

Тут внимание девушки привлекли внимание раскатистые взрывы в противоположном конце площади. Она изумленно оглянулась. С зависших в воздухе кораблей на землю сыпались бомбы, взрывающиеся у ворот. Орды лесных обитателей закричали и завыли, окруженные огненным кольцом.

Никс заткнула уши. Ей захотелось закрыть и глаза.

Девушка опустилась на корточки в луже крови рядом с умирающим Аамоном.

Вокруг она видела только смерть.

* * *

Райф опустил Шан на холодный камень. Рядом с ними стояли последние двое оставшихся в живых кефра’кай.

– Ты только держись! – прошептал Райф.

Старуха не моргая смотрела на него изумрудным и лазоревым глазами, и в ее взгляде отражалось все Приоблачье. Изо рта вытекала струйка крови, но несмотря на это Шан слабо улыбнулась. Торчащая у нее в горле стрела пульсировала в такт ударам сердца.

Протянув дрожащую руку, Шан положила ладонь Райфу на щеку. У него в груди снова зазвучала колыбельная матери, но он почувствовал, что эта песня принадлежит не только ему одному, это не просто песня, которую поет своему ребенку мать. В ней также бабушка утешала внучку, отец наставлял сына. Голоса тысячи поколений слились в этой песне. Даже сейчас Шан старалась утешить Райфа, дать ему понять, что конец одного человека – это еще не конец всего.

Райф помнил, какой ужас захлестнул его, когда он узнал замысел Шийи. Бронзовая женщина собиралась уничтожить Венец и загубить несчетные миллионы людей, только чтобы эта искорка уцелела и разгорелась снова, передаваясь от поколения к поколению.

И вот сейчас он почти понял Шийю.

Нагнувшись, Райф прижался лбом к щеке старухи.

– Шан… тебя будут помнить вечно.

– Моя внучка… – слабо прошептала та. – Она живет в тебе… как и я… как и все кефра’кай. Не забывай это!

Райф слабо улыбнулся.

Даже на смертном одре старуха пыталась его учить.

Колыбельная у Райф в груди стала громче, наполняясь звуками радостными, и в то же время печальными, – затем медленно затихла. Обмякшая ладонь Шан соскользнула с его щеки. Он выпрямился, глядя на застывшее тело старухи.

Чьи-то руки увели его прочь. Другие люди переложили тело.

Последние оставшиеся в живых туземцы должны были попрощаться со старейшиной племени. Райф не стал им мешать, отойдя в сторону. Заняв его место, кефра’кай опустились на колени перед телом, распевая траурные песни.

Райф окинул взглядом надвигающиеся со всех сторон легионы. Рыцарей и монгеров, лучников и копьеносцев. С висящих в воздухе кораблей продолжал литься огненный дождь. Все вокруг было затянуто дымом. Джунгли кричали в мучительной боли.

Стоящая рядом с Райфом Шийя светилась – бронзовый факел, горящий в темноте.

Райф направился на свет этого маяка.

Фрелль стоял неподалеку, разрываясь между Шийей и коленопреклонной девушкой рядом со своим окровавленным заступником. Лицо у алхимика было перепачкано кровью, вид у него был растерянный.

Шийя подняла руку, готовая призвать огонь.

Но тут над головой пронеслось маленькое стреловидное судно, разведывательный ботик. Из него что-то вывалилось. Затем еще и еще. Прямо на Шийю.

«Нет!..»

Райф бросился к бронзовой женщине с застывшим на устах предостерегающим криком.

Но маленькие фляжки с алхимическим огнем уже взорвались вокруг Шийи, швыряя ее вперед. Ударная волна зацепила и Фрелля, отбросив на землю. Стена огненного жара ударила Райфу в грудь и сбила с ног, повергнув навзничь на землю. Он оказался в облаке дыма и воздуха, такого раскаленного, что дышать было невозможно.

Откатившись назад, Райф наконец остановился и посмотрел туда, где только что стояла Шийя.

Но теперь на том месте лишь полыхали языки пламени.

* * *

Распростертая на камне, Никс с трудом приподнялась сначала на локти, затем на четвереньки. Перекатившись в сторону, она огляделась по сторонам. Окружающий мир состоял из одного дыма, озаренного лужицами огня. И тем не менее пламени не удавалось проникнуть сквозь густую пелену. Легкие Никс горели. Глаза слезились. Вокруг в сумасшедших вихрях кружились искры.

Оглушенная взрывами, девушка осмотрелась вокруг.

Вдруг что-то ткнуло ее в спину. Никс вздрогнула от неожиданности, но затем почувствовала прикосновение холодного носа к ладони. Обернувшись, она увидела подползшего к ней Аамона. Варгр хрипел, задыхаясь. Поднявшись на лапы, он предложил Никс свое плечо. Та оперлась на него. Крутанув головой, Аамон ткнулся мордой ей в бедро, затем посмотрел вперед, словно говоря: «Туда…»

Варгр повел Никс через дым, обходя стороной огонь, стараясь по возможности держаться в самых густых клубах, чтобы как можно дольше оставаться незамеченным. Однако укрываться в дыму вечно было невозможно.

Зверь вел Никс вперед, но дым вокруг уже начинал рассеиваться. После огненного жара взрывов воздух казался ледяным. Девушку охватила дрожь; Аамона также трясло, но не от холода. Варгр заметно слабел с каждым шагом, но упорно шел вперед, выполняя последний приказ своего двуногого брата.

«Защищай ее!»

Вдруг Никс почувствовала, как в воздухе что-то скользнуло, приближаясь к ней, словно повинуясь притяжению. Казалось, на горизонте сгущалась новая гроза. Девушка надеялась, что это «Пустельга», – однако она чувствовала, что от этого шторма, насыщенного черными энергиями, исходит угроза.

Никс подняла взгляд.

«Что это такое?»

* * *

Врит кружил в шлюпке над огненным побоищем, устроенным на черном нагорье Далаледы. У него в руке по-прежнему был зажат шар Скеррена, однако помощь магнитных полосок ему больше не требовалась.

Исповедник проследил за тем, как разведывательный ботик обрушил огненную бурю на бронзовую женщину. Взрывы отбросили ожившее изваяние далеко в сторону, отделив от сообщников. Теперь все внизу было застлано дымом. Врит ждал, когда дым рассеется. Несмотря на то что он жаждал заполучить артефакт, ему пришлось смириться с тем, что бронзовую женщину засыпали градом огненных бомб. Исповедник видел, как она возглавляла оборону монумента, притягивая к себе молнии подобно громоотводу, а затем метая их во врагов.

Врит даже представить себе не мог столь мощное оружие.

Его стремление завладеть им росло – как и осторожность. По его приказу рулевой держал судно поодаль, высоко в воздухе. Все боялись, как бы шлюпку невзначай не поразила молния.

В крошечные оконца Врит смотрел на дым и пламя внизу.

Его взор привлекло какое-то движение – на мгновение дым оказался разрезан, словно кто-то провел пальцем по мутной воде. В просвете стала видна сверкающая бронзовая фигура, не имеющая внешне никаких повреждений – по крайней мере, с такой высоты ничего не было видно. Бронзовая женщина подняла с земли две неподвижные фигуры, двух мужчин. Придя в себя, те огляделись по сторонам, пытаясь сориентироваться в море дыма. Они что-то искали – точнее, кого-то.

Костлявые пальцы схватили Исповедника за руку. Рука показала в противоположную сторону. Обернувшись, Врит прищурился и увидел две бредущие фигуры. Они шли совсем рядом, сливаясь в один силуэт, здоровенная собака или волк и маленькая девушка.

– Вик дайр Ра… – шепнул на ухо своему собрату Витхаас, отчего у того мурашки побежали по коже.

Врит всмотрелся, не в силах понять, как эта хрупкая девчонка, нетвердо стоящая на ногах, может стать сосудом, который вместит черное величие клашанской богини, печально знаменитой Царицы Теней.

Однако Витхаасу об этом пророчестве было известно больше, чем кому бы то ни было, поэтому у Врита не было оснований не доверять в этом вопросе своему сморщенному собрату. К тому же, несмотря на все преграды, девчонке удалось добраться сюда, к зловещему монументу Далаледы, при этом по дороге каким-то образом захватив древнее оружие. Если Витхаас прав, ее нужно остановить немедленно, до того как она обретет полную силу.

Врит еще раз оглянулся на пылающий бронзовый факел. Сияющее изваяние по-прежнему оставалось грозным и опасным противником. Исповедник опасался приближаться к нему. Пока что пусть люди Браска вымотают бронзовую женщину, истощат ее, лишат сил, повергнут.

«И тогда я ее заберу».

Ну а пока…

Тронув рулевого за плечо, Врит указал на две фигуры, бредущие по каменному плато.

– Резко приземлись прямо перед ними!

* * *

Никс снова ощутила давление в ушах: что-то надвигалось, та черная гроза. Девушка задрожала от страха, чувствуя злобу и ярость. Перестав высматривать опасность в небе, она оглянулась вокруг.

Позади в дыму Никс увидела яркий золотистый огонь.

Шийя…

Вздрогнув, девушка остановилась, собираясь развернуться.

– Аамон, мы идем не в ту сторону.

Однако варгр упрямо продолжал идти вперед. Быть может, только это и было в его силах. Огромного зверя била дрожь. Рука, которую Никс держала у него на спине, тонула в крови. Но Аамон неумолимо двигался вперед, буквально силой таща себя. Никс не понимала его цели – если у него вообще была какая-то цель. Быть может, варгр просто хотел увести свою подопечную как можно дальше от дыма и огня.

И все же с каждым проникнутым болью шагом Аамон, казалось, подводил Никс все ближе к черной грозе, сгущающейся в воздухе. Теперь эта гроза была уже не где-то у горизонта: она приближалась, надвигаясь прямо на Никс.

Внезапно впереди раздался оглушительный рев. Вскрикнув, девушка присела. Прямо перед ней ярко вспыхнуло пламя горелок, озарив шлюпку, камнем свалившуюся с неба.

Отпрянув назад, Никс споткнулась, не удержалась на уставших ногах и упала на колени.

Окутанная дымом и огнем, шлюпка опустилась на площадь.

Аамон встал перед Никс, готовый ее защитить. Однако силы его были на исходе. Покачнувшись, варгр тяжело упал на землю, образовав собой стену окровавленной шерсти, отгородившую девушку от вражеской шлюпки.

Кормовой люк шлюпки с грохотом открылся. Из трюма вышли два великана-монгера, которым пришлось пригнуться, чтобы поместиться в проходе. Гиганты были вооружены булавами; однако вместо того чтобы двинуться на Никс, они застыли по обе стороны от люка.

За ними из шлюпки выбрались два Исповедника. Одного Никс не узнала, но предположила, что это Ифлелен Врит. Другой – кожа да кости – был тот, которого описал Канте, Исповедник, явившийся в Обитель вместе с королевским легионом. Канте сказал, что его зовут Витхаас.

Исповедники остановились у конца сходней, вероятно, не решаясь идти дальше из опасения перед рычащим варгром. Даже раненый, Аамон оставался опасен.

Девушка погрузила руку в густую шерсть, ощутив, как тело зверя дрожит от грозного рычания.

Наконец Исповедники расступились, пропуская еще две фигуры, деревянной походкой сошедшие на землю. Их движения были неестественные, словно у оживших мертвецов. Они волокли за собой железные пики. На головах обоих были стальные шлемы, подобные тем, что носили серпозубы.

Когда эти двое проходили мимо Исповедников, маленькая медная коробочка в руках у Витхааса засияла ярче, издавая зудящий звук, который разорвал девушке слух, стараясь проникнуть ей в череп.

Никс не обратила на него внимания, потрясенная увиденным.

На лицах у этих двоих застыло тупое, равнодушное выражение; из их ртов стекали струйки слюны. И все-таки Никс их узнала. Они принадлежали к той части ее жизни, которую, казалось, прожил кто-то другой.

Девушка прошептала их имена из той, другой жизни:

– Аблен… Бастан…

Подняв медную коробочку выше, Витхаас произнес команду, отчего коробочка засияла еще ярче. Никс буквально увидела, как его слова пронеслись по воздуху по нитям, настолько извращенным и враждебным, что ее передернуло.

Она также услышала эту команду.

– Убейте их… убейте обоих!

Вскинув пики, Аблен и Бастан двинулись вперед.

* * *

Райф едва успел пригнуться, когда Шийя метнула еще одну молнию, рассеивая рыцарей впереди. При этом бронзовая женщина поглядывала на небо, готовая к тому, что еще один челн подойдет слишком близко. На земле уже дымились обгоревшие обломки двух судов, внося свой вклад в пелену густого дыма, которая затрудняла дыхание, но в то же время скрывала беглецов.

Хотя обороной занималась в основном Шийя, Райф и Фрелль также оказывали посильную помощь. Заметив вдалеке лучников или огненные стрелы, расчертившие небо, они кричали, предупреждая об опасности. Это давало беглецам время укрыться в дыму или спрятаться за бронзовым телом Шийи.

И все-таки один вопрос оставался без ответа.

– Где Никс? – снова озвучил его вслух Фрелль.

Беглецы медлили с броском к одним из ворот, высматривая девушку, – хотя надежды на успешное отступление все равно не было почти никакой. Очередным свидетельством тому стало зрелище красномордого драгора, хвост которого занялся огнем. Зверек, словно очумевший, метался в дыму, вычерчивая своим хвостом огненные письмена.

Все ворота были объяты огнем.

Провожая взглядом горящий хвост драгора, Райф увидел вдалеке шлюпку, выпустившую яркое пламя из своих горелок. Он уже собирался отвернуться, уверенный в том, что шлюпка переправила еще один отряд королевских сил, но тут увидел на земле неподалеку покрытую шерстью кочку – и укрывшуюся за ней девушку.

«Никс!..»

– Фрелль! – заорал Райф.

Вздрогнув, алхимик пригнулся, решив, что Райф предупреждает его об очередном ударе.

– Там Никс! – подбежав к нему, указал Райф.

Фрелль всмотрелся в ту сторону и напрягся, признавая справедливость его слов.

– Мы должны ей помочь… – шагнул он вперед.

Но тут его остановила бронзовая рука.

– Нет! – предупредила Шийя. Под ее раскаленными от молний пальцами задымилась ткань куртки алхимика. – Я слышу там пение. Оно… плохое. Идти туда нельзя!

– Но Никс… – стоял на своем Фрелль.

Шийя еще крепче схватила его за руку.

– Нет. Она для нас потеряна.

* * *

Укрывшись за Аамоном, Никс смотрела на своих братьев, медленно приближавшихся с поднятыми пиками. Хотя внешне эти двое были похожи на Аблена и Бастана, сейчас на Никс надвигалось что-то совсем другое. Возможно, тела и лица были теми же, но это были не ее братья, которые постоянно подшучивали над ней, которых она любила без памяти.

Никс не могла оторвать взгляда от длинных острых пик. Ей не раз доводилось видеть, как ее братья с такими же пиками добывают пищу в топях, нанося удар по мелькнувшей в черных водах серебристой полоске и вытаскивая трепещущегося карпа или извивающегося угря. С этим грозным оружием Аблен и Бастан охотились также на здоровенных кроков, покрытых прочной, как броня, чешуей, и отгоняли зловолков, беспокоивших буйволов.

И хотя у тех, кто приближался, взгляды были мертвыми и пустыми, Никс подозревала, что убийственные охотничьи рефлексы оставались, подчиненные той песне, что исходила из медной коробочки в руках у Витхааса.

Ифлелены изучали братьев Никс, разглядывая их с холодным любопытством, словно стараясь разобраться в том, что сотворили. Они могли бы направить на девушку и Аамона гюнов, но, вероятно, им казалось, что смерть от руки собственных братьев окажется для нее более болезненной. Быть может, даже лишит ее способности сопротивляться.

Никс сознавала, что так оно и будет.

«Даже если бы это было мне по силам, я просто не смогла бы убить своих братьев. Если они готовы были умереть ради меня, разве могу я относиться к ним иначе?»

И все же Никс не желала просто поставить горло под нож.

Ее руки лежали на спине Аамона. Варгр рычал на приближающихся врагов, несмотря на то что жизнь покидала его. Никс уже установила связь с ним, со своим братом. И вот сейчас она решила воспользоваться этой связью.

«Я сама стану варгром».

Никс могла драться только так, как умела. Собравшись с духом, она запела, обращаясь к своим братьям, делая упор на любовь, на дружбу, стараясь заставить их вспомнить, кто они такие. Ее веки сами собой сомкнулись. Девушка вспоминала, как Аблен и Бастан смеялись, подшучивали над ней, чавкали за столом, храпели. Все это она вложила в мелодию и ритм.

«Вспомните, кто вы такие!»

Никс раскинула щупальца песни и воспоминаний, озаряя их голосом и сердцем, стараясь протянуть их к своим братьям. Однако в воздухе висело что-то мерзкое, замораживающее любые попытки приблизиться, – неумолимый встречный ветер. Никс вздрогнула, столкнувшись с ним. Это был жар лихорадки, зловоние блевотины, фурункул, наполненный гноем, и он отражал все нити, протянутые Никс.

И все-таки она не сдавалась. Ее пальцы крепче вцепились в шерсть Аамона.

«Я варгр!»

Никс запела громче, напрягаясь изо всех сил. Выпущенные ею щупальца медленно просочились сквозь отравленный воздух и нащупали сталь. Она почувствовала, что путь дальше перекрыт, и все-таки на какое-то мгновение ей удалось уловить боль сверла, вгрызающегося в кость, боль огненного яда, разливающегося по черепной коробке.

Никс вздрогнула, но продолжала петь.

Напрягая голосовые связки, она обратилась за помощью еще к одному своему брату. Хотя ее пальцы по-прежнему ощущали текстуру шерсти Аамона, она также вспомнила прикосновение к завитку коры, аромат отвара.

Ее песнь наполнилась жалобным стоном, отчего ее веки сомкнулись еще крепче. С каждой нотой мелодии Никс посылала эти волны, проверяя сталь, ища замок. И опять на пути встала непреодолимая преграда, не только в воздухе, но и в самой стали. Никс поняла, что подобрать ключ ей не удастся. Защита была слишком нечистой, слишком отравленной. Проникнуть сквозь этот испорченный металл не удастся никогда.

Что гораздо хуже, сражаясь, Никс смогла мельком заглянуть за сталь. Там были лишь непроницаемая темнота и яд. От братьев почти ничего не осталось. И все-таки за кратчайшую долю мгновения девушка разглядела крошечную искорку, погребенную глубоко во мраке.

«Еще не все погасло».

И сознание того, что братья наглухо заперты, причинило Никс просто невыносимую боль.

Переполненная отчаянием, она прекратила песнь, понимая ее бесполезность против подобной мерзости.

Никс открыла глаза.

Братья приблизились к ней.

Аамон зарычал, пытаясь подняться.

Никс снова ощутила в воздухе грозу, накапливающуюся в небе черную энергию. Что-то зависло у нее над головой, смертельно опасное. Девушка взмолилась о том, чтобы это оказаласьлишь «Пустельга», сжигающая в горелках быстропламя, чтобы быстрее добраться сюда.

Но она понимала, что это не так.

Братья разом вонзили пики в Аамона.

Никс закрыла лицо руками, сознавая, что все кончено.

Глава 59

Грейлин шагнул навстречу Хаддану. Окруженные рыцарями, они стояли в тумане, озаренном факелами и фонарями. Военачальник обнажил меч.

Грейлин также выхватил из ножен древний родовой клинок. Даже в тумане ярко сверкнуло лезвие Терния с высеченной на нем виноградной лозой, увешанной пышными гроздьями.

Отступив от своего вспотевшего черного жеребца, Хаддан поднял руку, подавая красноречивый знак столпившимся в тумане рыцарям. С этим противником военачальник хотел расправиться лично. У Грейлина ныла правая рука, сжимающая меч, которую Хаддан раздробил ударом кувалды целую вечность назад, в другой жизни.

– Я полагал, эту железку давным-давно переплавили на сковородки, – окинув взглядом меч Грейлина, пожал плечами военачальник. – Ну да ладно. Теперь я об этом позабочусь.

Крепче стиснув рукоятку меча, Грейлин широко расставил ноги на досках палубы, подпуская Хаддана ближе, дожидаясь того, чтобы их мечи соприкоснулись.

– Есть сталь, уничтожить которую невозможно, – холодным спокойным тоном промолвил он. – Даже кувалдой в руке жалкого труса.

Хаддан сделал над собой усилие, чтобы не поморщиться, отвечая на издевку своего противника. Военачальник крепче сжал свой меч. Его бедро сместилось вперед, выдавая то, что он замыслил.

Грейлин сдвинулся влево, без труда уклоняясь от удара, который Хаддан обрушил справа. Меч военачальника рубанул пустоту там, где уже никого не было. В ответ Грейлин сделал прямой выпад.

Но Хаддан не был неопытным первогодкой. Отставив ногу назад, он увернулся от меча Грейлина и рубанул наискосок. Грейлин вовремя вскинул свой меч, отражая удар, который мог бы отрубить ему ногу.

Противники отступили назад.

– Вижу, ты продолжал заниматься, – склонил голову набок Хаддан. – Тем самым нарушив еще одну клятву. Не держать в руках стали. Тем более на земле, куда ты поклялся больше не ступать.

Грейлин указал свободной рукой на туман.

– Да, но я ведь ступил не совсем на землю, разве не так?

– Ты всегда мастерски подыскивал оправдания своим поступкам, – нахмурился военачальник. – Переспал со шлюхой, обладать которой тебе было запрещено, а потом заявил, будто это любовь, а вовсе не похоть. После чего, когда брюхо у нее округлилось, притворился, будто без ума от нее.

Взревев, Грейлин сделал стремительный выпад. Хаддан легко отразил удар, едва не выбив у него из руки Терние. Грейлин в самый последний момент выкрутил запястье, высвобождая себя и свой меч. Он сделал быстрое обманное движение вправо. Хаддан купился на его уловку, позволив Грейлину рубануть наискосок. И все-таки лезвие Терния лишь оцарапало военачальнику щеку.

Противники снова разошлись. По лицу Хаддана текла кровь, но тот не обращал на нее внимания. Подумаешь, ко многочисленным шрамам добавится еще один!

– Вот почему тебя все презирают, – сказал Хаддан. – Ты только притворяешься честным и благородным. Прикрывая красивыми словами свои пороки. Ты, к чьим словам прислушивался король, все время думал только о себе!

Грейлин смотрел на своего разъяренного противника, вынужденный признать то, что в словах военачальника была правда. Действительно, мало кто из его товарищей-рыцарей считал его своим другом и уж тем более закадычным приятелем. Только Марайна заставила Грейлина раскрыть свою истинную сущность, научила его быть лучше, не таким себялюбивым, способным по-настоящему полюбить другого человека.

Облизав губы, Грейлин окинул взглядом Хаддана.

«Неужели я сам породил себе заклятого врага?»

– Однако, несмотря на то что король тебя любил, ты предал его дружбу, – презрительно ухмыльнулся военачальник.

Грейлин почувствовал, что именно в этом причина ненависти и презрения, которые питал к нему Хаддан.

– О, я вижу ревность? Ты мечтал затащить в свою постель Марайну – или же жаждал любви короля?

Военачальник взревел от этого оскорбления – которое, возможно, соответствовало действительности. Он набросился на Грейлина, обрушив непрерывный град рубящих и колющих ударов, обманных движений и выпадов. Грейлин с трудом отразил эту бурю, испугавшись, не перегнул ли палку.

Его плечо вспыхнуло острой болью от удара, глубоко рассекшего мягкие ткани.

Кое-как отразив следующий выпад, Грейлин отступил назад.

Щеки Хаддана пылали, прищуренные глаза светились яростью. И тем не менее Грейлин прочитал во взгляде своего противника холодный расчет. Он опасался, что военачальник лишь оценивал его силы, испытывал мастерство, вырабатывая стратегию, которая неминуемо приведет к победе.

К счастью, Хаддан медлил слишком долго.

Позади с грохотом распахнулась дверь.

– Грейлин! Живо!

Все взгляды обратились на полуют. Оттуда вылетели Дарант и Глейс, скользя по доскам палубы. Пират и его дочь вскинули руки, и между пальцами у них сверкнули зажженные фитили. Они швырнули взрывные заряды высоко вверх – не в сторону носа, а в ограждение по правому борту. Яркие огненные шары взрывов разорвали туман.

Матросы корабля с опаской попятились.

Грейлин устремился в огонь, на бегу убирая меч в ножны.

Хаддан взвыл от ярости, очевидно, догадавшись, что будет дальше. К настоящему моменту военачальник уже понял, что настоящий обманный выпад был сделан не мечом, а шлюпкой, которая пролетела вдоль правого борта, вызывая на себя огонь орудий и баллист, которые теперь были разряжены.

Что обеспечивало безопасный проход другого судна.

В той стороне раздался скрежет дерева о дерево. Матросы бросились врассыпную, спасаясь от новой угрозы. Из пелены тумана под рев горелок вынырнула большая тень – сначала пузырь, затем и корпус быстроходника.

Продолжая обдирать боевому кораблю борт, «Пустельга» поднялась так, чтобы ее палуба поравнялась с палубой своего противника. Дарант и Глейс устремились к ограждению, Грейлин следовал за ними по пятам.

Все трое пробежали мимо разряженных баллист.

Им вдогонку полетели стрелы, выпущенные из луков и арбалетов, однако дрожащая и трясущаяся палуба не позволяла стрелкам прицелиться. Запрыгнув на ограждение, Грейлин бросился вперед, вспоминая, когда проделал то же самое в предыдущий раз. Но только теперь ему не нужно было хвататься за веревочную лестницу. Упав на палубу «Пустельги», он по инерции прокатился по доскам.

Следом за ним прыгнули Дарант и Глейс. Оба удержались на ногах, приземлившись одновременно, доказав, что им не впервые приходится перепрыгивать с одного корабля на другой. И все же, когда «Пустельга», напоследок еще раз ударившись о борт боевого корабля, отвалила от него, они также наконец растянулись на палубе.

Освободившись, быстроходник устремился прочь, ревя пламенем горелок.

– Хватайся за что угодно! – заорал Дарант.

Грейлин подполз к натянутому стальному тросу и вцепился в него обеими руками, сознавая, что` будет дальше. В небесах прогремели два взрыва. Грейлин вспомнил две фляжки с взрывчаткой, пронесенные на борт боевого корабля. Он еще крепче стиснул пальцы, понимая, где были заложены эти маленькие заряды.

Под «котлом Гадисса».

Следующий взрыв разорвал небо, породив новое ослепительное солнце, затмившее Отца Сверху. Обрушившаяся на «Пустельгу» ударная волна развернула судно так, что его корпус оказался задран вертикально вверх.

Ухватившись за трос, Грейлин увидел клубы черного дыма, разлетающиеся в стороны горящие обломки, объятые пламенем обрывки пузыря. Какое-то мгновение все это висело в воздухе, затем пролилось огненным дождем на землю.

Постепенно «Пустельга» выровнялась в воздухе.

Грейлин поднялся на ноги. Мимо прошли Дарант и Глейс. Пират на ходу невозмутимо отряхнул штаны и короткий плащ.

– Ты идешь? – оглянулся он на Грейлина.

Тот нетвердой походкой последовал за пиратом. Плечо его было в крови. Пройдя на шканцы, они по крутому трапу поднялись в боевую рубку. За штурвалом стояла Брейль, вторая дочь Даранта.

– Ты что это терлась борт о борт с этим ублюдком? – обрушился на нее пират. – Я же предупреждал тебя, чтобы на моей птичке не появилось ни одной новой царапины!

И все же несмотря на недовольное ворчание, Дарант подхватил дочь и закружил ее в воздухе.

– Отличная работа, девочка моя! – шепотом похвалил он Брейль.

Обернувшись, Грейлин увидел, что рубка заполняется людьми. Он узнал принца Канте и прислужника из Обители. Затем появились два незнакомца, женщина-гулд’гулка и клашанец. Окинув их взглядом, Грейлин отметил окровавленные повязки на груди и бедре Канте, но также то, что кое-кого здесь не хватало.

– Где Никс? – спросил он.

С обезумевшим взглядом Канте ткнул пальцем в Брейль.

– Я пытался заставить ее выслушать меня!

Опасаясь самого страшного, Грейлин почувствовал, как у него заколотилось сердце.

– Где она?

Поморщившись, принц махнул на носовые окна, указывая на черные скалы вдалеке, над которыми висел громадный пузырь другого боевого корабля.

– Она на Саванах.

Глава 60

Никс вздрогнула, услышав прогремевший на западе оглушительный взрыв. Ей показалось, что наступил конец света и луна уже врезалась в Урт.

Взрыв словно заморозил картину огненного побоища на всем пространстве Далаледы. Даже Аблен и Бастан остановили в самый последний момент свои пики, готовые вонзиться в тело Аамона. Острые железные наконечники застыли у самой груди варгра. Зарычав, Аамон отполз в сторону, не для того чтобы спастись от оружия, а чтобы лучше заслонить собой Никс.

Аблен и Бастан выпрямились, сбитые с толку, словно взрыв на какое-то время возмутил воздух, разорвав связь. Однако длилось это недолго. Стоящий у них за спиной Витхаас поднял медную коробочку. Врит, второй Исповедник, нахмурившись, посмотрел на запад, туда, откуда донесся взрыв.

Витхаас что-то зашептал в коробочку, отчего медные стержни засияли ярче.

Аблен и Бастан снова сосредоточились на Никс, занося пики. Их глаза зажглись злостью, которая вселилась в них, полностью их подчинив. И опять девушка увидела вибрирующую пагубу, связывающую ее братьев со зловещей коробочкой в руках Витхааса. В воздухе протянулись ядовитые нити, пронизанные болью и злобой.

Песнь застряла у Никс в горле.

«С таким злом мне не совладать».

Однако брошенный Ифлеленом вызов не остался без ответа.

Высоко в небе ударная волна от взрыва наконец достигла Саванов. Она налетела на черные тучи, разрывая их в клочья. Пробившиеся сквозь них лучи солнца упали на зависший в воздухе боевой корабль.

Прямо перед Никс, позади шлюпки, по одному такому яркому лучу скользнула вниз тень, затерявшись в его сиянии. Девушка ощутила исходящую от этой тени силу. Это была та самая черная буря, которая однажды уже приближалась к ней.

«Она пришла за мной».

Затем из бури вырвался дикий крик, разнесшийся над нагорьем. Сила обрела форму. Расправились огромные черные крылья. Гигантская летучая мышь спикировала на шлюпку, на тех, кто собрался на земле. Она пронзительно закричала, давая выход переполнившей ее ярости, выплескивая свою необузданную мощь.

Подобно недавнему взрыву, пронзительный крик разорвал воздух, раздирая в клочья злобные нити. Отшатнувшись назад, Аблен и Бастан взмахнули пиками, ища врага. Медная коробочка у Витхааса в руках вспыхнула ярче, подпитанная ударом сверху, превращаясь в маленькое солнце, зажатое в сморщенных старческих пальцах. Исповедник попытался отбросить коробочку, но та взорвалась у него в руке, разрывая мягкие ткани и дробя кости, оставив лишь кровоточащую культю.

Взвыв от боли, Витхаас отпрянул назад.

Когда Исповедник оказался рядом с Бастаном, тот нанес удар. Его пика вонзилась Витхаасу в спину между лопатками. И тем не менее Бастан, похоже, не понял, что сделал. Он поднял свою пику, потрясая нанизанным на нее костлявым телом. Раздались крики, брызнула кровь. Судорожно задергались конечности.

– Отчаливай! – запрыгнув в шлюпку, крикнул Врит. Повернувшись к двум монгерам, он заорал: – Убейте их всех!

Угрюмые гюны двинулись вперед, угрожающе поднимая булавы.

К этому моменту летучая мышь уже опустилась на землю. Не обращая внимания на взмывшую вверх шлюпку, она набросилась на монгеров. Ударив одного из великанов обеими лапами, она вонзила острые когти глубоко ему в спину. Взмахнув крыльями, летучая мышь взлетела вверх и далеко отшвырнула окровавленное тело.

Взревев от ярости, второй гюн набросился на Никс и Аамона. Он взмахнул булавой. Собрав остатки сил, варгр вскочил на ноги, защищая девушку. Булава поразила Аамона в бок, отбросив на камни. Тем не менее варгру удалось в самый последний момент вцепиться клыками монгеру в лодыжку и повалить великана.

Упав навзничь, гюн попытался подняться, но тут на него опустилась грозная черная тень. Острые когти вонзились в плоть. Погрузив клыки гюну в горло, летучая мышь оторвала ему голову. Высоко вверх брызнул фонтан крови. Голова в шлеме с грохотом покатилась по камням.

Летучая мышь осталась сидеть на земле. Широко раскрыв крылья и опустив голову, она пронзительно закричала, выплескивая свою ярость.

Во всех концах площади бушевал огонь. В воздухе свистели стрелы. Взрывались огненные бомбы. Крики отражались от каменных стен. Никс мельком увидела в дыму сверкающую Шийю, которая метала вокруг молнии. В небе над головой взрывались челны и лодки, падающие на землю.

Отступив в относительно спокойный угол, Никс огляделась по сторонам, ища других представителей Миррской орды, прилетевших на помощь. Однако небеса сомкнулись; черные тучи затянули прорехи в своей сплошной пелене.

Девушка вынуждена была признать правду: летучая мышь была всего одна.

Высоко в небе виднелась шлюпка, уносящая Врита прочь.

Никс переключила свое внимание на Аблена и Бастана. Освобожденные от внешнего контроля, они растерянно слонялись из стороны в сторону. Изо ртов стекали струйки слюны. Бастан уже отпустил свою пику. Нанизанное на нее тело Витхааса застыло неподвижно. Усевшись на землю, Аблен уставился на зажатую в руке пику, словно удивленный тем, что держит ее.

Последовав примеру брата, Бастан плюхнулся рядом.

Взгляды братьев оставались пустыми. Вспомнив истерзанное, замученное пламя в глубинах мрака, Никс поняла, что рассудок Аблена и Бастана выжжен едва ли не полностью, и осталась лишь пустая скорлупа. Это пламя больше никогда не сможет разгореться в полную силу, вернув братьям то, что было у них отнято. Впредь они будут лишь кричать в темноте, навеки запертые в мучительной боли.

Поднявшись на ноги, Никс шагнула к братьям.

Аблен крепче стиснул пику, готовый отразить угрозу.

Девушка остановилась, не зная, как быть, понимая, что ничем не сможет им помочь.

Но тут летучая мышь махнула крылом, полоснув острым как бритва краем братьям по горлу и отбросив их назад. Какое-то время конечности судорожно дергались – затем затихли. В лужицах разлившейся крови отразились молнии и пламя пожаров.

Никс в ужасе отшатнулась. Усевшись на трупе обезглавленного гюна, летучая мышь повернулась к ней. Ярко вспыхнули огромные черные глаза. Бархатистые уши встали торчком. На какое-то мгновение взор девушки раздвоился: она одновременно увидела и летучую мышь, и себя саму, со стороны. И также промелькнула картина острого ножа, который перерезал нежное горло, принеся милосердное, пусть и болезненное, избавление.

Никс посмотрела на своих братьев.

«И здесь то же самое…»

Но прежде чем она смогла разобраться во всем, ее внимание привлекло царапанье когтей по камню. Обернувшись, девушка увидела Аамона, который вытянул шею, пытаясь подняться, вернуться к ней, однако передняя лапа у него была раздроблена булавой.

Никс подбежала к варгру, чтобы положить конец его мучениям и быть рядом с ним.

Опустившись на корточки рядом с Аамоном, она поднесла руки к его телу, боясь усилить его муки. Варгр тяжело дышал, но ему удалось сдвинуться и положить голову девушке на бедро. Он расслабился, навалившись на нее всей своей тяжестью.

Никс положила ладонь ему на морду.

Аамон повилял хвостом.

Девушка уставилась вдаль на языки пламени, клубящийся дым. Покинув свой насест, летучая мышь приблизилась к Никс и Аамону, опираясь на крылья. Оказавшись рядом, она сложила крылья, и тут Никс увидела, что летучая мышь вовсе не такая большая, как она предполагала. Ее макушка даже не доходила девушке до плеча.

Опустив морду, летучая мышь обнюхала Аамона. Подняв губу, варгр оскалился, ясно давая понять: «Она моя!»

Летучая мышь не стала спорить. Она откинулась, глядя на Никс. Изо рта вырвался тихий стон, грустная и скорбная мелодия, приправленная огорчением, словно летучая мышь сожалела о том, что не смогла прилететь раньше и спасти Аамона.

Заглянув ей в глаза, Никс увидела там нечто большее.

У нее сдавило горло, и ее голос сам собой присоединился к пению летучей мыши. Девушка не сделала для этого никаких усилий. Знакомый ритм, исходящий из самого сердца, увлек ее. Она ощутила в своих пальцах завиток коры, в нос ударил аромат отвара. Затем ее язык почувствовал вкус теплого молока.

Глядя в эти глаза, Никс поняла, кто перед ней, кто вернулся, чтобы ее спасти.

– Баашалийя…

Подавшись вперед, летучая мышь своей мордочкой приподняла девушке подбородок, уткнувшись теплым носом ей в шею. У Никс перед глазами мелькнул образ маленькой летучей мыши, свернувшейся в комок на волокуше под гул и жужжание топей, и неспешно бредущего по черной воде Ворчуна, тихо мычащего себе под нос.

Оставив одну руку на морде Аамона, Никс подняла другую и нащупала то самое место за ушком, которое ей так нравилось чесать. Пальцы без труда нашли его, и они со своим братом запели, склонившись над мужественным защитником.

Никс поняла, что это действительно Баашалийя. Она вспомнила слова Шийи про дар, врученный обитателям Кулака, общность, объединяющую время и плоть. Все их мысли и воспоминания сохранялись вечно.

Девушка вспомнила свое прощание с Баашалийей, когда она в лесу склонилась над умирающим братом. Тогда она ему тоже пела, отрывая его от собственного тела, чтобы он не почувствовал боль последнего удара.

Никс представила себе огненные глаза, смотревшие на нее в то мгновение.

И поняла правду.

«Это ты забрал его, – подумала она. – Ты дал ему новое тело, полученное в дар от того, кто был готов уступить место и дать ему возможность вернуться ко мне».

Выпрямившись, Никс обвела взглядом поле битвы.

Пылающие стрелы расчерчивали дугами черное небо.

Со всех сторон смыкались полчища врагов.

Баашалийя вернулся.

«Только для того, чтобы умереть рядом со мной».

* * *

Врит склонился к рулевому шлюпки. У него в ушах до сих пор звучали режущие слух крики летучей мыши. Еще никогда в жизни Исповедник не ощущал такой мощи. Он вспомнил, как ослепительно ярко вспыхнула коробочка в руках Витхааса: взрыв, брызги меди, крови и костей.

Посмотрев вниз, Врит увидел огромную летучую мышь, сидящую рядом с девчонкой. У него в голове прозвучал скрежещущий голос Витхааса: «Вик дайр Ра…»

Он вспомнил клашанское пророчество о возвращении черной богини.

«Той, которая пролетит на огненных крыльях и уничтожит мир».

Исповедник мысленно представил летучую мышь, несущуюся по небу, озаренному огнем и исчерченному молниями. Он стал свидетелем того, как эта летучая мышь расправилась с великанами-гюнами и даже убила братьев девчонки. Вне всякого сомнения, это существо обладало беспощадной силой.

Врит вспомнил, как в свое время отнесся с сомнением к утверждению своего собрата Витхааса, и обругал себя последними словами за собственную косность.

«Впредь ради блага королевства я буду трезво оценивать силы этого ребенка и зверя».

И все же оставалась надежда на то, что этим опасениям не суждено будет сбыться. Рыцари и лучники надвигались на девчонку. С другой стороны пути отхода перекрыли монгеры. Пока что «вик дайр Ра» еще не вселилась в девчонку. Одна метко пущенная стрела положит конец этой угрозе.

Врит окинул взглядом площадь и затихающее на ней сражение. Даже бронзовое оружие светилось все более тускло, начинало спотыкаться, заметно теряя силы. В брошенных ею молниях было все меньше энергии, все меньше точности. Шатаясь, изваяние брело в дыму, стараясь защитить двух человек, находящихся рядом. Похоже, все трое стремились добраться до девчонки, привлеченные появлением огромной летучей мыши.

Исповедник усомнился в том, что у них хватит на это сил.

От боевого корабля отлетали все новые суда, готовые высадить на землю подкрепления. Скоро все будет кончено.

– Быстропламени в баках почти не осталось, – доложил рулевой. – Прежде чем вернуться назад, надо будет пополнить запасы на «Пивлле».

Врит поднял взгляд на могучий боевой корабль. Вероятно, эта неприступная крепость была лучшим местом для того, чтобы переждать окончание бури.

– Лети туда.

Рулевой склонился к штурвалу, и горелки взревели громче. Шлюпка устремилась вверх. Исповедник уже собирался отвернуться, но тут ослепительная вспышка снова привлекла его взгляд к кораблю. Ему пришлось прикрыть глаза рукой, защищаясь от яркого света.

Огромный сияющий столб поднялся над монументом, поразив «Пивлл» в днище. Не было ни грохота взрыва, ни раската грома; светящаяся колонна постояла какое-то мгновение – затем погасла.

Врит поморщился, озадаченный этим странным явлением. Он всмотрелся вниз, ища взглядом его источник. Ему вспомнились два сложенные в арку плеча, накрывавшие блок белого камня. Теперь их больше не было. Исповедник прищурился, все еще не оправившийся от ослепительной вспышки. Он заморгал, не в силах поверить собственным глазам. Посреди площади вглубь уходила яма, абсолютно круглая, с гладкими стенками, словно какое-нибудь божество взяло огромный бурав и просверлило в камне дырку, не оставив стружки.

Вскрикнув, рулевой заложил крутой вираж. Вцепившись в спинку его сиденья, Врит увидел, что он смотрит не вниз, а вверх, и проследил за его полным ужаса взглядом.

То же самое отверстие проходило сквозь тучи, сквозь днище «Пивлла». Внутренности боевого корабля были выпотрошены. В отверстие проникал солнечный свет. Опять же не было никакой стружки. Отверстие в корпусе было идеально ровное.

Нос и корма медленно отделились друг от друга, разрывая тонкие перемычки, соединявшие их. Разломившись пополам, огромный корабль камнем полетел вниз.

Рулевой судорожно бросил шлюпку в сторону, уводя ее с пути обломков.

– Гони! – крикнул Врит. – Лети как можно дальше отсюда!

– Куда? – выдохнул рулевой, лихорадочно работая органами управления.

– В Торжище! Прочь от Саванов! Куда угодно!

Шлюпка понеслась на запад. Мир вокруг гневно заворчал. Земля задрожала и вздыбилась, расходясь в стороны от адской дыры. От бездонного колодца побежали трещины, извергающие дым.

Шлюпка мчалась на полной скорости. Прямо позади нее пролетела падающая корма «Пивлла», увлекая за собой на тросах обрывки пузыря. Покинув место катастрофы, маленькое судно взмыло вверх, ныряя в тучи.

Только когда шлюпка вырвалась на солнечный свет, Врит наконец облегченно вздохнул, разжимая побелевшие от напряжения пальцы, сжимавшие спинку сиденья рулевого.

Рядом из пелены облачности выныривали другие суда, унося остатки легиона. Вдруг справа по борту что-то пронеслось навстречу, спеша в противоположном направлении.

Быстроходный корабль с ободранным бортом.

Он нырнул в облака.

Врит прищурился. Рулевой, также заметивший быстроходник, оглянулся на Исповедника. Тот указал вперед, где вдалеке над туманом висели облака черного дыма.

– Не останавливайся! – приказал Врит.

Если что-либо и выжило в этой опустошительной катастрофе, он найдет способ, как с этим справиться. Последние события многому его научили. И он воспользуется приобретенными знаниями.

«Я обращу эти знания против своих врагов!»

Глава 61

У Грейлина перехватило дыхание, когда «Пустельга» нырнула в слой черных туч, затянувших Далаледу. Он не знал, чего ожидать, что` он там найдет. Снизу доносился зловещий рокот.

Узнав, что Никс поднялась на Саваны, Грейлин попросил Даранта продемонстрировать, как быстро способна лететь его «птичка». Мчась к скалам, рыцарь не отрывал взгляда от огромного пузыря второго боевого корабля. Затем луч ослепительного света пронзил корабль насквозь, переломив корпус пополам, после чего обломки рухнули на землю. Потом показались мелкие суда, спешащие прочь от места катастрофы. Не обращая на них внимания, Дарант включил на полную мощность горелки, ныряя в облака.

Когда быстроходник очутился в темной пелене, Грейлин встал слева от пирата. Канте занял место с другой стороны от Даранта, а Джейс застыл рядом с ним. Наконец корбаль вынырнул из облаков, и их взглядам открылось зрелище из самого жуткого кошмара Гадисса.

«Неудивительно, что все бежали прочь отсюда».

Внизу простиралась площадка из черного камня, затянутая дымом, озаренным горящими обломками боевого корабля. Его половины, рухнув на землю, образовали две огненные груды.

Прямо под судном Грейлин увидел большую дыру. Земля непрерывно содрогалась, покрываясь трещинами, расходящимися от зияющего колодца. Из этих расселин также вырывался дым.

– Здесь не могло остаться ничего живого… – прошептал Джейс.

– Опуститесь ниже! – приказал своим дочерям Дарант.

Понимая, как рискует пират, Грейлин с благодарностью положил ему руку на плечо.

Дарант оглянулся. У него на лице не осталось и следа былой удали – один лишь страх.

Вдруг Канте выпрямился. Ахнув, он указал справа по носу.

– Смотрите! В дыму среди обломков движется факел!

Грейлин поспешил к принцу, чтобы лучше видеть. Проследив туда, куда указывал Канте, он разглядел что-то, похожее на расплавленные доспехи, бредущие по земле.

– Шийя… – пробормотал Джейс.

Канте кивнул.

Они успели вкратце рассказать Грейлину про то, что произошло после того, как Никс вместе с ними спрыгнула с борта «Пустельги» в воды озера Хейльса. Рыцарь не очень-то поверил истории про ожившее изваяние, но, судя по всему, напрасно.

– Спуститесь ниже! – едва слышно взмолился Канте. – Следуйте за ней!

Кивнув, Дарант крутанул штурвал, разворачивая судно, в то время как его дочери мастерски сбросили высоту.

– Смотрите! – Джейс указал на бронзовую женщину. Пылающий факел, в который превратилось ее тело, озарил четыре фигуры, следующие за ней. – Это Фрелль и Райф. И, полагаю, двое кефра’кай.

– А Никс? – спросил Грейлин, полагаясь на молодые зоркие глаза прислужника.

Тот молча оглянулся на него.

«Ее там нет».

Канте подался вперед, прислоняясь носом к стеклу.

– Шийя куда-то ведет их, но не к ближайшим воротам в стенах.

Грейлин стиснул кулак, мысленно читая молитву.

* * *

Погребенная в обжигающем удушливом дыму, Никс по-прежнему сидела на корточках на трясущемся камне. Голова Аамона лежала у нее на коленях. Варгр больше не хрипел, но его дыхание оставалось тяжелым. Девушка потерла ему голову между увенчанными кисточками ушами.

Она не видела никаких причин куда-либо идти, особенно после вспышки ослепительного света, разорвавшей небеса. У нее в памяти стоял звон гонга в том зале, куда их привела Шийя. И вот наконец случилась та катастрофа, которую предсказывал этот гонг. Весь мир превратился в бушующий огонь, дым и груды камней. Со всех сторон доносились крики умирающих. Но та каменная плита, на которой находилась Никс, пока что держалась.

Поэтому девушка оставалась здесь.

Она не собиралась бросать Аамона.

Баашалийя остался вместе с ней. Он сидел на задних лапах, время от времени взмахивая крыльями, чтобы разогнать клубы дыма. Придвинувшись к Никс, Баашалийя прижался к ней, по-прежнему поразительно легкий для своих размеров. Он потерся о девушку щекой.

Его грудь слабо вибрировала. Хотя Баашалийя не подавал голоса, Никс ощущала у него внутри безмолвное пение. Закрыв глаза, она прислушалась. «Я помню это». Ей было тепло под нежными крыльями, живот ее был полон молока, она прижималась к бархатистой шерсти. Тогда ее маленький брат тоже урчал. Девушка вернулась в то время, окунулась в любовь матери и брата.

Она присоединилась к пению Баашалийи, выражая свое счастье. Золотистые нити, такие тонкие, что их мог порвать порыв ветра, протянулись между ними. Но это пение услышали не только они. Аамон тихо заскулил, просясь присоединиться. Никс протянула нити и к нему, к его сердцу прирожденного хищника, но и там нашла прикосновение к материнскому соску, вкус ее теплого, сладкого молока, копошащихся братьев и сестер, все еще слепых младенцев, взирающих на окружающий мир слепленными глазами.

Девушка увлекла всех за собой, не чувствуя страха. Они запели вместе, переплетаясь теснее, чем это могли сделать плоть и кровь. Не осталось больше ни огня, ни крушащихся камней, ни удушливого дыма. Время шло – или стояло на месте; Никс не могла сказать.

Наконец Баашалийя зашевелился, разрывая хрупкую песнь. Аамон слабо зарычал, но у него не было сил, чтобы поднять голову.

Никс огляделась по сторонам, ища, что их встревожило.

Слева от них дым озарился приближающимся огнем, предвестниками которого были гром и разлетающиеся камни. Девушка напряглась, готовясь к худшему. Но только пламя было золотистым, с бронзовыми оттенками.

Никс повернулась к нему, не отрывая ладони от морды Аамона.

Баашалийя сместился в сторону, загораживая ее своими широко раскрытыми крыльями. Девушка успокоила его прикосновением руки, шепотом своего сердца.

– Все в порядке!

Из дыма появилась Шийя, сияя подобно бронзовому солнцу. Она посмотрела на Никс, на варгра, задержала взгляд на Баашалийе.

– Я услышала тебя, – просто сказала Шийя, – И пришла.

Позади нее показались Фрелль и Райф, покрытые копотью, с кровоточащими ранами от многочисленных порезов. Следом за ними подошли двое кефра’кай, растерянные, затравленные. Все держались поодаль от черного стражника, оберегающего Никс.

Шийя задрала голову к небесам. Сплошной полог туч уже был порван во многих местах.

Только теперь Никс услышала то, что привлекло внимание бронзовой женщины.

Рев горелок.

Увидев приближающееся судно, извергающее дым, девушка испугалась, что это остатки легиона, неумолимо стремящиеся к Шийе. Однако когда дым рассеялся, Никс узнала приземлившееся судно. И все же ей не удалось найти объяснение этому чуду.

«Пустельга» зависла над землей. Кормовой люк уже был открыт. Из него стали выпрыгивать люди. Никс узнала Канте и Джейса, Грейлина и Даранта. Даже Пратика и Ллиру. Здоровенная косматая тень опередила Грейлина и зарычала, угрожающе ощетинившись.

Аамон слабо заскулил, приветствуя брата.

Увидев открывшуюся их взору картину, новоприбывшие застыли. Кое-кто выругался вслух. Звякнуло извлеченное из ножен оружие. Все внимание было приковано к одной точке.

Осторожно сняв голову Аамона со своих коленей, Никс поднялась на ноги, желая удостовериться в том, что никакой ошибки не будет. Подойдя к летучей мыши, она подняла руки.

– Это Баашалийя.

Не все лица смягчились от этого разъяснения.

Канте первым приблизился к Никс. Подняв брови, он окинул взглядом ее спутника и пожал плечами.

– Должен сказать, он успел немного подрасти.

Земля снова содрогнулась.

– Всем на борт, быстро! – шагнул к Никс Грейлин.

Девушка остановила его.

– Подождите. Аамон… он… – Она посмотрела на Грейлина, не зная, сможет ли подобрать нужные слова. – Я не оставлю его здесь.

Подойдя к варгру, Грейлин увидел кровь, пропитавшую насквозь шерсть, неестественно подвернутые лапы. Лежащий на боку Аамон также увидел своего хозяина и слабо пошевелил передними лапами, словно собираясь вскочить и бежать ему навстречу.

Грейлин бросился к нему, спеша его успокоить.

– Аамон… – В его сдавленном голосе прозвучала боль.

– Не беспокойся! – подошел к ним Дарант. – Мы перенесем его на борт.

В качестве носилок было использовано одеяло. Аамона понесли на корабль, Никс шла рядом с ним с одной стороны, Грейлин – с другой.

Баашалийя следовал за ними, ковыляя на крыльях и задних лапах.

Дарант скептически оглянулся на летучую мышь, но Никс махнула рукой, успокаивая его. Все забрались в темный трюм. Недовольный теснотой, Баашалийя выбрался обратно наружу и взмыл вверх, очевидно, больше доверяя крыльям.

Как только все поднялись на борт «Пустельги», под днищем снова заработали горелки. Судно взмыло вверх, оставив позади разрушенную Далаледу. Словно дождавшись его отбытия, земля содрогнулась, разрывая пополам остатки каменной площади. Обвалились стены. Рухнули ворота. Стоящие вертикально камни погрузились в землю, словно корабли, тонущие в шторм.

Но «Пустельга» уже вошла в пелену облачности, а еще через какое-то мгновение вынырнула навстречу яркому солнечному свету. Стоя у открытого кормового люка, Никс всмотрелась в небо и наконец увидела знакомый черный полумесяц, летящий следом за быстроходником.

Удовлетворившись, она повернулась к двум фигурам, склонившимся над носилками.

Грейлин стоял на коленях у своего умирающего брата. Кальдер обнюхал Аамона, ткнулся в него мордой, после чего улегся рядом, прижимаясь. Никс отступила в сторону, рассудив, что ей лучше не вмешиваться.

Заметив ее, Грейлин поднял было руку и тотчас же снова уронил ее, не решаясь заговорить. Шагнув к нему, Никс опустилась на корточки. Они с Грейлином взяли в руки голову Аамона. Измученный варгр закрыл глаза. Дыхание его замедлилось.

– Он… он был такой… глупый, – пробормотал Грейлин.

Потрясенная Никс оглянулась на него, но он печально улыбнулся, и в глазах у него блеснули слезы.

– Я пытался его учить… – Грейлин покачал головой. – Кальдер все схватывал на лету. Но Аамон… он предпочитал плескаться в ручье вместе с форелью, обнюхивать кусты, носиться за всем, что блеяло или пищало. Он вел непрекращающуюся войну со стрекачами в моей хижине, которые раздражали его своим стрекотом.

Никс попыталась представить себе своего мужественного заступника таким беззаботным. Закрыв глаза, она нашла его сердце и положила руку ему на мохнатую голову. Девушка начала напевать, тихо, едва слышно, – лишь сияние теплого летнего дня. Она ветерком пронеслась по лесу, шурша листвой, напевая о каплях росы на траве, об игре солнечных зайчиков на поверхности ручейка. Эти нити проникли сквозь окровавленную шерсть, пройдя мимо почти утихшей боли.

Никс продолжала петь, убаюкивая Аамона пением птиц и треском стрекачей.

Она почувствовала, как он поднимается ей навстречу, протягивая нити зимнего леса и ломающихся под тяжестью снега ветвей. «Это твой дом, правда?» Аамон ответил ей теплом очага, рассеянным почесыванием за ухом, гордостью, звучащей в человеческом голосе. Девушка увидела ложе, слишком тесное для троих. Попробовала кусок свежей добычи, разделенной на всех.

Она поняла то, что было у Аамона в сердце, что он пытался высказать в самом конце.

«Вот мой дом, это всегда был мой дом».

Протянув руку, Никс нащупала крепкие пальцы и мозолистую ладонь.

«Да, здесь твой дом».

Взяв предложенную руку, она запела громче, привлекая к своему пению сначала одного брата, затем другого. Кальдер заскулил, петляя по следу добычи, несясь по залитым солнцем лужайкам, играя со своими братьями. Вместе с этим пришли запах морозного утра, зов самки, тепло логова. Сидящий рядом Грейлин расслабился, быть может, не слыша песнь так же отчетливо, но все равно ощущая ее. Никс сплела всех троих вместе, позволив им слиться воедино, попрощаться друг с другом.

Она поняла, что именно ради этого Аамон держался в дыму пожарищ, невзирая на боль. Чтобы присоединиться к своей стае, напоследок еще раз насладиться ее теплом. И вот теперь он был здесь…

Девушка отодвинулась, предоставляя трем братьям возможность спеть вместе эту самую проникновенную песнь. Она ждала, слушая ее со стороны. Голос Аамона постепенно затихал, уносясь все дальше и дальше. Пролетая мимо, его песнь нежно прикоснулась к девушке. Та на мгновение увидела густой лес, затянутый туманом, полный неведомых следов.

Аамон оглянулся – после чего развернулся и убежал в эту дикую чащу.

Никс вздохнула, поняв, что его больше нет.

Стоящий рядом Грейлин затрясся в рыданиях.

Кальдер заскулил, тихо и печально.

Грейлин накрыл Аамона своим телом, прижимая к себе и Кальдера, словно пытаясь усилием воли удержать стаю вместе. Однако такой силой не обладал никто.

Никс тронула Грейлина за плечо. Тот протянул руку. Девушка шагнула к мужчине, который мог быть ее отцом. Она позволила ему привлечь ее еще ближе, и они слились в объятиях, утешая и поддерживая друг друга.

Наконец скорбь дала им то, что не смогло дать рождение на болоте.

Глава 62

Через три недели после возвращения в Хладолесье Грейлин трусил на своей низкорослой лошадке по выжженным солнцем пескам к грохочущему водопаду, за которым скрывалось логово пиратов. Кальдер бежал рядом, опустив хвост. Варгр то и дело рычал, недовольный суетой поселка, раскинувшегося под сенью скалы.

Человек и животное только что вернулись из трехдневного путешествия в чащи на западе, где похоронили Аамона. Грейлин выбрал для могилы то самое место, где когда-то давно впервые обнаружил двух перепуганных щенков. Он поблагодарил холодный темный лес за то, что тот подарил ему такого преданного брата. После того как Аамон был предан земле, чаща огласилась пением варгров. Кальдер присоединился к своим собратьям и даже исчез на ночь.

Сидя верхом в седле, Грейлин посмотрел на брата. Тогда он испугался, что Кальдер не вернется, однако утром варгр уже лежал у костра, с высунутым языком, с глазами, сияющими отблесками дикого леса. Грейлин понял бы своего брата, если бы тот остался в чаще, однако когда Кальдер вернулся, он облегченно вздохнул.

«Спасибо, брат! Я тоже ни за что на свете не хочу расстаться с тобой».

Встав в стременах, Грейлин направил лошадку к промежутку между падающей водой и скалой. По пути он встретил Канте и Джейса, устроивших поединок на песке; один сражался мечом, другой – секирой. Принц и прислужник крепко сдружились, такие непохожие, – и к этому еще нужно было добавить соперничество за благосклонность Никс, хотя та оставалась равнодушна к обоим.

Грейлин оглянулся.

Никс стояла у запруды, подняв взгляд на черный полумесяц, кружащийся высоко в небе. Летучая мышь Баашалийя занимала почти все свободное время девушки и, как подозревал Грейлин, также значительную часть ее сердца. Двум ухажерам приходилось нелегко, имея дело с таким соперником.

«Нельзя сказать, что и я преуспел в налаживании с ней отношений».

Несмотря на то что лед был растоплен, отношения Грейлина и Никс оставались настороженными, натянутыми. Грейлин по-прежнему время от времени мельком замечал следы обиды, горечь, которая никак не проходила, – и было неясно, пройдет ли она вообще когда-нибудь.

Вздохнув, Грейлин прогнал прочь подобные невеселые мысли. Пустив лошадку под каскадами воды, он оказался среди хитросплетения речных проток и пещер, которые простирались вглубь этих земель, живущих по своим законам. Сразу за водопадом находился просторный грот с заросшими папоротником стенами. Задрав голову, Грейлин посмотрел на стапеля, окружающие корпус заведенной в грот «Пустельги». В замкнутом пространстве гулким эхом звучали крики и удары молотками, а также негромкое ворчание раздуваемых мехами горнов и звон кувалд по железу.

Объезжая стороной это столпотворение, Грейлин дивился тому, сколько всего изменилось даже за время его краткого отсутствия. Быстроходный корабль проходил ремонт после невзгод, выпавших на его долю в Халендии, и готовился к новым походам.

Громкий лай привлек внимание рыцаря к тому, что происходило под днищем «Пустельги».

– Грейлин! Ты вернулся!

Из-под киля выбрался Дарант. Пират был в сапогах, штанах и свободной рубахе с оторванными рукавами. Лицо и одежда его были перепачканы сажей, руки были покрыты черными пятнами масла. Похлопав «Пустельгу» по острому носу, Дарант подошел к рыцарю.

Тот спешился, здороваясь с ним.

– Вижу, у тебя большие успехи.

– Точно. – Оглянувшись на свой корабль, Дарант вытер лоб, еще больше размазав по нему грязь. – Мы сейчас закрепляем заклепками вдоль обоих бортов перила, чтобы установить дополнительные железные баки. Моей птичке понадобится столько запасов быстропламени, сколько она только сможет взять. Для горелок и, разумеется, чтобы не отморозить яйца.

Грейлин кивнул. Путешествие в ледовую пустыню будет опасным, однако все понимали, что без него не обойтись. С помощью хрустального куба с заточенным в нем светящимся изображением мира Шийя наглядно показала, какая катастрофа ждет впереди. Эти жуткие картины снова возникли у Грейлина перед глазами.

Павшая луна.

– Ну, все хорошо с моим варгром? – спросил Дарант, глядя на Кальдера.

Грейлин вздохнул. Несмотря на все произошедшее, пират настоял на том, что соглашение, заключенное с Саймоном, остается в силе. Казалось, с тех пор минула уже целая вечность, однако Дарант ничего не забыл. Он сдержал свое слово, переправив Грейлина в Халендию, как и обещал. И, если честно, сделал гораздо больше.

В общем, вернувшись, пират потребовал обговоренную плату.

Одного из варгров.

Грейлин оглянулся на Кальдера. Угрожающе оскалившись, зверь озирался по сторонам, встревоженный суетой и шумом. Заключая сделку с Дарантом, Грейлин настоял на том, что выберет сам, которого из варгров уступить пирату. Возможность выбора была отнята у него на Далаледе.

Тогда, приземлившись и закрепив «Пустельгу», Дарант встал вот на этом самом месте, подбоченился и указал на того зверя, которого хотел получить.

– Да, – ответил Грейлин. – С ним все хорошо. Твой варгр надежно упокоен в лесной чаще.

Дарант выбрал Аамона.

– Хорошо. – Шагнув к Грейлину, Дарант обхватил его промасленной рукой за плечо и увлек к «Пустельге». – А теперь давай я тебе покажу, какие новые когти добавил к этой замечательной птичке.

* * *

Сжимая в руке меч, Канте пятился по песку. Джейс надвигался на него, ловко перехватывая секиру из одной руки в другую.

Оба изрядно вспотели, раздетые по пояс. Песок обжигал принцу босые ноги, солнце слепило глаза, на груди все еще ныла недавно затянувшаяся рана. Канте очень хотелось свалить на все эти обстоятельства то, что какой-то прислужник родом со Щитов одолевал принца крови.

В конце концов Канте сдался и отбросил меч.

– Довольно! Ты уже лишил лица одного принца, так что лучше не поступать так же и со вторым. – Он потрогал щеку рукой. – Это лицо, хоть и смуглое, слишком красиво, чтобы его уродовать.

Учащенно дыша, Джейс усмехнулся.

– Да, любишь ты себя.

Подойдя к прислужнику, Канте пожал ему руку.

– Ты отлично поработал. – Он обвел кислым взглядом залитый солнцем песок. – Хотя рано или поздно нам, вероятно, все-таки понадобится человек, владеющий секирой и мечом, чтобы чему-нибудь научить нас.

– Совершенно верно. – Почесав плечо, Джейс кивнул на валяющийся на песке меч. – Тебе занятия определенно не помешают.

Их внимание привлек крик, донесшийся со стороны людного города, карабкающегося на предгорья. Приближались двое – Фрелль нес кипу бумаги и перья, Пратик тащил в обеих руках стопку книг.

– Кстати, о занятиях… – простонал Канте.

Алхимик кивнул на водопад, показывая принцу, что пришло время уроков. Вдвоем с Пратиком они устроили схолярий за каскадом падающей воды.

Подобрав меч, Канте отряхнулся и, ворча себе под нос, последовал за учителями.

Джейс пошел вместе с ним.

– Клашанский язык не такой уж и сложный. Конечно, грамматика у него не из простых, но в ней есть что-то общее с грамматикой гджоанского.

– Ты прочитал слишком много книг, – хмуро взглянул на него Канте.

Прислужник пожал плечами. Его лицо стало задумчивым. Оба понимали, что скоро им придется расстаться. Джейсу вместе с остальными предстояло отправиться во льды, однако путь принца лежал в другую сторону. Отсюда он должен был направиться далеко на юг, в Южный Клаш.

– Как ты полагаешь, сможешь его найти? – спросил Джейс.

– Разумеется. Для чего же еще я учу клашанский?

– В таком случае мы точно обречены, – скорчил гримасу прислужник.

Канте шутливо ткнул его в плечо.

И все-таки настроение у него было мрачное.

Он мысленно представил синюю точку на карте, представленной Шийей, обозначающую местонахождение другого Спящего, подобного ей. Бронзовая женщина считала, что в будущем им, скорее всего, потребуется такой союзник. Фрелль и Пратик приняли вызов, особенно если учесть, что чааен также хотел подойти к изучению вопроса со стороны клашанских пророчеств, связанных с грядущим апокалипсисом, преданий, обнаруженных в древнейших книгах, написанных вскоре после окончания Забытого века. Эти фолианты хранились в Кодексе Бездны, библиотеке Дреш’ри, по слухам, расположенной глубоко под землей под садами Имри-Ка.

Для того чтобы заручиться согласием императора попасть туда – и, хотелось надеяться, найти там союзника, – двум алхимикам требовалась помощь. Пратик не мог вернуться в столицу Клаша с пустыми руками. И при этом уж точно не мог привести с собой Шийю. Что оставляло только один вариант.

Канте вздохнул.

Требовался человек, который мог бы заинтересовать императора, быть может, даже привлечь его на свою сторону, который готов был стать пешкой в войне Халендии и Клаша.

Другими словами, нужен был…

Принц-в-чулане.

* * *

Райф тревожно расхаживал вокруг круглого стола, стоящего посреди пещеры. Черная дубовая столешница, порезанная и покрытая пятнами, несомненно, повидала на своем веку много горячих споров между разбойниками, грабителями и пиратами. Но вскоре ей предстояло стать прочной платформой, на которой будут решаться судьбы мира.

Бывший каторжник окинул взглядом блюдо с нарезанным сыром, миски со свежими ягодами и дымящиеся караваи хлеба размером с человеческую голову. На столе также стояли кувшины с вином и глиняные кружки с пивом.

«По крайней мере, мы сможем наесться до отвала и выпить за грядущую катастрофу».

Райф подошел к Шийе, уже занявшей место за столом. Она была в плаще с капюшоном, скрывающем блеск бронзы. Хотя здесь, где их не мог потревожить никто посторонний, Шийя откинула капюшон. Ее волосы, по-прежнему мягкие, сияли всеми оттенками золота и меди. Губы изогнулись ровными пухлыми дугами. Лазоревые стеклянные глаза следили за движениями Райфа.

– Райф… – тихо прошептала бронзовая женщина.

Шийя называла его по имени так редко, что он зарделся и отвел взгляд, смущенный своей реакцией. Ему вспомнилось то, как старейшина Шан продемонстрировала, насколько тесно он связан с бронзовой женщиной. Но Райф понимал, что их с Шийей объединяет не только обуздывающее пение.

– Ты… ты готова к встрече? – запинаясь, выдавил Райф, обводя взглядом выставленные на стол яства. – Скоро все придут.

Вместо ответа Шийя раздвинула плащ, открывая обнаженное тело, и положила ладонь себе на грудь. Она сделала глубокий вдох, и бронза вокруг ее руки засияла ярче. Выдохнув, Шийя отняла руку, извлекая из груди идеально ровный хрустальный куб.

Покончив с этим, она застенчиво запахнула плащ и поставила куб на стол.

Райф вспомнил другой куб, который бронзовая женщина вставила в свое тело, там, на Далаледе. Тот куб был таких же размеров, но только с медными прожилками, а в сердце его бурлило золото. С тех самых пор Шийя больше не проявляла слабости, даже под сенью сплошных туч или в подземелье. Похоже, куб подпитывал ее силами – что хорошо. Если учесть, что им предстояло отправиться в земли, замерзшие в вечном мраке, бронзовой женщине требовался неиссякаемый источник энергии.

Пристально глядя на Райфа, Шийя, вероятно, почувствовала его озабоченность, хотя и неверно истолковала ее причину.

– Тебе необязательно ехать с нами.

Райф вздрогнул. Должно быть, бронзовая женщина полагала, что оказывает ему любезность, однако на самом деле она его глубоко ранила. Уронив нож, Райф прикоснулся к ее плечу.

– Ты же знаешь, что я должен.

«Неужели она ничего не чувствует? Неужели ее сердце из той же самой бронзы?»

Теплые пальцы Шийи обвили его запястье. Она обратила на него сияние своих глаз. Ее рот приоткрылся в едва слышном шепоте.

– Знаю.

Позади с грохотом распахнулась настежь дверь. Вздрогнув от неожиданности, Райф выпустил руку Шийи и быстро вскочил на ноги. В пещеру без приглашения вошла Ллира. В полумраке тоннеля за ней виднелись другие фигуры.

– Я ухожу, – резко бросила глава воровской гильдии.

– Уже? – шагнул к ней Райф. – А как же… – Он обвел рукой накрытый стол.

За прошедшие недели разношерстное сборище уроженцев всех земель северного Венца медленно, с опаской превратилось в союзников, связанных кровью, страданиями и целью, и объединяло их всех одно слово.

Павшая луна.

Ллира окинула взглядом стол, словно обдумывая приглашение Райфа присоединиться к встрече. Но нет – изучив яства, она выбрала то, что хотела, как поступала всегда. Схватив кружку пива, Ллира презрительно фыркнула.

– У меня нет ни малейшего желания болтать и спорить. Я знаю, что должна делать.

Она посмотрела на Шийю. Ее взгляд не зажегся алчностью даже при виде стоящего на столе хрустального куба. Глава воровской гильдии также лицезрела картину грядущего конца света. И Райф видел, что жажда наживы в ней погасла. Ллирой всегда двигали чисто деловые соображения. Если у него и возникали какие-либо сомнения на этот счет, достаточно было вспомнить то, как она не моргнув глазом предала его, отправив на каменоломни только ради того, чтобы упрочить положение гильдии в Наковальне. Поэтому Ллира прекрасно сознавала, что все богатства мира не будут иметь никакой цены, если перестанет существовать сам мир.

– Ты думаешь, к тебе прислушаются? – спросил Райф.

– Я не собиралась предоставлять им возможность выбора, – нахмурилась Ллира.

Вместе с горсткой людей Даранта глава воровской гильдии собиралась привлечь к общему делу своих собратьев, создав тайное войско, рассеянное по домам терпимости, воровским притонам и дешевым кабакам. По всему Венцу гремели барабаны войны, и вскоре, возможно, маленькой группе потребуется собственная армия – во главе с рыжеволосой гулд’гулкой.

Райф кивнул.

– Не сомневаюсь, что ты заслужишь их…

Подойдя к нему, Ллира свободной рукой обхватила его затылок, привлекла к себе и поцеловала, страстно, а в самом конце, быть может, даже нежно. До сих пор она ни разу не позволяла Райфу целовать ее – впрочем, опять же, целовала только она сама. Это было горячее напоминание о том, что, если Ллира чего-либо хотела, она это брала.

Отпустив Райфа, она вытерла губы. В ее глазах сверкнуло мрачное веселье.

– Просто хотела показать тебе, что живая плоть может быть вкуснее бронзы.

Густо покраснев, Райф сглотнул комок в горле.

Ллира повернулась к двери.

– Постарайся, чтобы тебя не убили, – бросила она через плечо.

Райф оценил редкую для нее заботу. Однако Ллира быстро вернула его на землю, в который уже раз продемонстрировав свою истинную суть.

– У тебя замечательный член, – закончила она свою мысль. – Быть может, мне опять захочется им воспользоваться.

Опешивший Райф заморгал, а Ллира захлопнула дверь у него перед носом.

«Что ж, для прощальных слов… не так уж и плохо».

* * *

Никс остро чувствовала, как стремительно убегает время; причем речь шла не только об этой встрече, но и о судьбе мира в целом.

Тем не менее в этой пещере она стояла поодаль от остальных. Пол был песчаный. В углу картину оживлял маленький бассейн, наполненный водой из родника. Давным-давно землетрясение разверзло свод пещеры, открыв вид на лес и небо высоко вверху. Солнечный свет наполнял силами изобилие папоротников и ползущих роз, покрытых пятнами белых цветков. У некоторых цветков лепестки были темно-красные, похожие на кровавые подтеки.

Девушка старалась не смотреть на них.

Она выжидающе сосредоточила взгляд на чистом голубом небе. Наконец в вышине мелькнула черная тень, тотчас же исчезнув. Никс затаила дыхание. Через мгновение свет в расселине погас, заслоненный большим телом. Оказавшись внутри пещеры, летучая мышь расправила черные крылья.

Вместе с собой она принесла терпкий аромат мускуса, приправленного запахом сырого мяса. Баашалийя уже давно перестал довольствоваться роящимися над болотами комарами и мошками. Его крупному телу требовалось кое-что более существенное. В углу пещеры валялись обглоданные кости – однако их было не больше, чем можно найти в логове варгра.

Никс не могла винить своего брата за проснувшийся голод.

Приземлившись на песок, Баашалийя напоследок еще раз взмахнул крыльями и сложил их.

Девушка подошла к нему.

Баашалийя приподнялся на задних лапах, как делал, когда был маленьким. Это было напоминанием о том, что несмотря на свои размеры он в сердце своем остался ее маленьким братом. Баашалийя приветственно запел, привлекая Никс к своему пению. Зрение девушки разделилось на две пары глаз, и она запела, присоединяясь к брату. Она почувствовала его смущение, вызванное новым местом, быть может, даже новым телом.

«Нам обоим предстоит привыкать ко многому».

И все-таки девушка понимала, что` больше всего тревожило Баашалийю.

Как и ее саму.

Подойдя к нему, Никс раскрыла свои объятия и свое сердце. Даже пение не могло заменить уют ласковых прикосновений и нежного тепла. Растопырив уши, Баашалийя обнюхал лицо Никс, впитывая ее аромат. Теплый язык лизнул ее соленую щеку. Баашалийя прижался к девушке, накрывая ее своими крыльями.

Подняв руки, Никс почесала его за ушами, ощущая пальцами мягкий бархат шерсти. Она запела, переплетая свои нити с его нитями, подключаясь к его более тонким органам чувств. И снова – как уже отметила Никс, только появившись здесь, – она почти перестала ощущать присутствие высшего разума. Он по-прежнему был где-то там, подобно грозе на горизонте, шепот далеких раскатов грома, но эти ветры больше не доходили до нее. Гроза бушевала слишком далеко.

Девушка осознала, что` это означало, и у нее гулко заколотилось сердце.

Баашалийя терял связь со своими соплеменниками, оставшимися далеко за морем. У этой связи, какой бы прочной она ни была, тоже были свои пределы. Она не могла простираться бесконечно далеко.

Никс прониклась чувством утраты, переполнившим Баашалийю.

И все же не это тревожило ее больше всего. Девушка подумала о тех местах, куда им предстояло вскоре отправиться, о бескрайних ледяных полях, простирающихся до самого конца мира.

Она понимала, что это означает. Воскресить Баашалийю будет невозможно; его воспоминания не сохранятся среди его собратьев.

«Если он там погибнет, его больше не будет никогда».

Вот почему Никс спустилась сюда. Взяв Баашалийю за подбородок, она подняла ему голову и посмотрела в глаза. «Ты не должен идти с нами». Хотя сердце ее болело от предстоящей разлуки, мысль о том, что она может потерять его навсегда, была просто невыносима.

У Баашалийи зажглись глаза. Он печально застонал, ощущая страхи и боль Никс точно так же, как воспринимала его чувства она сама. Их нити сплелись крепче. Баашалийя не желал оставлять сестру одну, снова бросать ее. Никс тщетно старалась придумать, как убедить его, как отговорить идти вместе с ней.

Однако кое у кого кончилось терпение.

Из глубокого колодца у Баашалийи в груди выплеснулась черная волна. Во мраке вспыхнули огненные глаза. Вероятно, им потребовалось значительное усилие, чтобы добраться в такую даль, и тем не менее приказ был холодным и решительным, облаченным в угрозу.

НЕТ!

И тотчас же эта безграничная сущность покинула их обоих, оставив после себя ледяную пустоту. Баашалийя крепче прижался к Никс. Та почувствовала, что больше не сможет просить его. Она принялась гладить Баашалийю, петь ему убаюкивающие песни, и постепенно ее сердце тоже успокоилось.

Наконец давление времени заставило их разойтись.

– Я должна идти, – прошептала Никс.

Напоследок еще раз погладив Баашалийю, девушка вышла и скрылась в разветвлении подземных проходов. Ноги казались ей ватными, на нее давил груз тревог и страхов. Но вскоре она нашла нужную дверь и услышала доносящиеся из-за нее голоса. Никс поняла, что очень сильно опоздала. Собравшись с духом, она распахнула дверь и шагнула в тепло пещеры.

В углу в каменном очаге пылал огонь. На столе миски и кружки соседствовали со стопками книг и разложенными картами. Казалось, все присутствующие говорили разом.

Стоящий между алхимиками Фреллем и Пратиком Грейлин склонился над картой.

– Когда доберетесь до Клаша, ищите «Попранную розу». Что-то подсказывает мне, что этому тайному ордену известно больше, чем он готов раскрыть.

При появлении Никс рыцарь обернулся и указал на свободный стул, после чего продолжил разговор с теми, кому предстояло отбыть на юг. Перехватив взгляд девушки, Канте пожал плечами и покачал головой.

Вскочив с места, Джейс отодвинул стул, предлагая Никс сесть.

Та бессильно опустилась на стул.

– Ты многое пропустила, – склонился к ней ее друг. – Полагаю, на все вопросы были даны более или менее удовлетворительные ответы.

Не обращая внимания на какофонию голосов, Никс обвела взглядом собравшихся за столом. Прямо напротив сидела молчаливая Шийя, по одну сторону от нее Райф, по другую – Дарант. Подавшись вперед, они разговаривали друг с другом прямо перед носом бронзовой женщины так, словно ее там не было.

Никс поняла, что` та должна была испытывать.

Светящиеся глаза Шийи не моргая уставились на нее. Девушка почувствовала, что бронзовая женщина ждет от присутствующих один вопрос. Встретившись с ней взглядом, она услышала слабое пение, отдаленный рокот барабанов.

Шийя держала хрустальный куб на столе, обвив его пальцами. Куб мягко сиял, а в воздухе над ним светился маленький шар, изображающий Урт. На поверхности шара ярко горели крошечные алые и синие точки. Никс знала, что синяя точка в самом сердце Южного Клаша обозначала то место, куда должны были отправиться Канте и двое алхимиков. Предстоящий отъезд принца резанул ее острой болью.

Маленькая группа сплотилась лишь совсем недавно, и вот уже ей снова приходилось разделиться. Тем не менее Никс читала на всех лицах твердую решимость. Несмотря на то что всем предстояло разойтись в разные стороны, у них была одна общая цель – остановить то, что, казалось, остановить было нельзя, предотвратить падение луны с неба – а для этого требовалось сначала найти способ разжечь огонь в горнилах Урта, добившись того, чтобы мир снова начал вращаться.

Джейс собирался сказать что-то еще, однако Никс подняла руку и стала ждать. Постепенно в пещере наступила тишина. Присутствующие один за другим обратили внимание на молча сидящую девушку с поднятой рукой.

– У меня вопрос, – дождавшись, когда все умолкнут, наконец заговорила Никс, кивая на светящийся глобус Урта. Она сосредоточила взгляд на зеленой отметке в глубине ледяных пустынь на темной стороне мира. – Куда именно мы направляемся? У этого места есть какое-нибудь название?

Глаза Шийи вспыхнули ярче. Выпрямившись, она едва заметно кивнула.

– Да, у него есть древнее название.

Все взгляды обратились на бронзовое изваяние, сидящее за столом.

– Оно на языке, более древнем, чем язык Древних, – продолжала Шийя. – Быть может, оно ничего не означает, но приблизительно его можно перевести как «место, где обретаются крылатые защитники».

Никс мысленно представила Баашалийю и остальных летучих мышей Миррской трясины. Эти крылатые хранители издревле следили за миром. Означали ли слова Шийи то, что где-то там, на противоположном конце света, есть другие такие же?

Несмотря ни на что, Фрелль в первую очередь оставался ученым. Подвинувшись к столу, он поднял в руке перо.

– Мне хочется узнать, – спросил он, – как звучит это название на древнем языке?

Шийя не отрывала взгляда от сидящей напротив Никс. Ее глаза ярко зажглись.

– «Санктуарий Ангелов».

Глава 63

Врит находился глубоко в недрах Цитадели Исповедников. Он стоял, склонившись над плечом своего собрата-Ифлелена. Скеррен сидел за узким столом, заставленным мудреными ржавыми приспособлениями, скрученными медными трубками, ретортами с едкими алхимикалиями, каменными и железными тиглями и предметами, выходящими за рамки весьма обширных познаний Врита.

Скеррен пригласил его сюда, чтобы сообщить о своем открытии, которое сам он посчитал настолько важным, что счел возможным оторвать своего собрата от его занятий.

Врит окинул взглядом личный схолярий Скеррена, представлявший собой лабиринт помещений, кладовок и запечатанных комнат. Он узнал высокую стопку изогнутых медных листов у стены. Это были части оболочки, в которой бронзовый артефакт хранился в лишенных солнечного света подземельях Мела. Последние две луны Скеррен потратил на то, чтобы осторожно разобрать металлическую скорлупу и переправить ее сюда.

Впоследствии все те, кто занимался этими работами, были умерщвлены. Никто не должен был знать о том, что обнаружили Ифлелены, какие познания они надеялись из этого извлечь. Врит предположил, что открытие, совершенное Скерреном, связано именно с этими предметами.

– Показывай! – сказал он.

Скеррен протянул руку к кожаному покрывалу. Сдернув его, он открыл чудо, при виде которого у Врита перехватило дыхание. Это был идеально ровный хрустальный куб, пронизанный тонкими медными прожилками. Однако в первую очередь взор Врита приковал золотистый сгусток в самом центре куба, пульсирующий и переливающийся.

– Я обнаружил это в потайной камере за медной скорлупой, – объяснил Скеррен.

– Что это? – Врит шагнул ближе, чтобы лучше рассмотреть загадочный артефакт.

Скеррен прищурился.

– Я полагаю, куб выполняет роль маленькой быстропламенной горелки. Источника неведомой силы. Я поставил несколько опытов, давших поразительные результаты.

– Каких опытов?

Скеррен рассеянно махнул на две половины стеклянной сферы, лежащие на столе. Это было всем, что осталось от инструмента, с помощью которого Врит отслеживал местонахождение бронзового изваяния. Прозрачное масло вытекло из расколотого шара, а крошечные магнитные полоски, обмотанные медной проволокой, аккуратно выстроились в линию.

– Я считаю, что благодаря вот этой крошечной горелке смогу соорудить значительно более мощную версию инструмента, который я тебе давал. Новое устройство сможет обнаруживать исходящие от бронзового артефакта лучи на значительно большем удалении.

У Врита в груди вспыхнуло страстное желание. Его дыхание участилось. Он почувствовал, что не в силах вымолвить ни слова. Исповедник не знал, удалось ли кому-либо спастись в развалинах Далаледы, но ему не давал покоя быстроходник, нырнувший в облака в тот самый момент, когда он сам на чудом уцелевшей шлюпке спешил прочь.

«Возможно, с этим новым инструментом я узнаю правду».

– Сделай мне этот инструмент! – распорядился Врит. – Отложи в сторону все остальное и сосредоточься только на этом.

Кивнув, Скеррен обернулся к нему.

– А как продвигаются твои работы?

Врит выпрямился, вспоминая о делах, намеченных на сегодняшнее утро.

– Мы уже близки к цели, – ответил он. Только это он и был готов сказать. – Я должен идти. Кое-кто хочет удостовериться в моих успехах, а нрав у него отвратительный, так что лучше не заставлять его ждать.

Поспешно покинув схолярий Скеррена, Врит направился в другой, принадлежавший его покойному собрату. Подойдя к двери, он увидел в свете факела две фигуры, застывшие в ожидании в коридоре. Гость Врита пришел в сопровождении здоровенного вирлианского гвардейца по имени Торин. Посетитель стоял, расправив плечи. Свет факела отражался от надраенных до блеска доспехов. Поговаривали, что теперь он почти никогда не снимал их, опасаясь нового нападения.

Подойдя к нему, Врит поднял руку.

– Принц Микейн, благодарю за то, что удостоил меня своим визитом.

Принц обернулся, открывая серебряную маску, скрывающую лицо. На маске были высечены солнце и корона, фамильный герб рода Массиф. Когда свет падал на нее под нужным углом, солнце вспыхивало подобно Отцу Сверху. Однако сейчас она лишь отражала грозное пламя факела.

Врит знал, что скрывает эта серебряная маска. Он видел лицо Микейна лишь один раз, вскоре после того, как были наложены швы. Точнее, то немногое от лица, что удалось спасти.

– Покажи, ради чего я спустился сюда, – проворчал Микейн голосом, охрипшим от проникнутых болью криков, – чтобы я смог поскорее покинуть эту мерзкую дыру.

Отстранив принца, Врит отпер дверь в схолярий Витхааса.

– Не подходите слишком близко, – предупредил он, проходя внутрь первым.

В камере с железными стенами было жарко, как в горниле. Звенели и громыхали цепи. Микейн и его телохранитель вошли следом за Исповедником. Оба ахнули, увидев открывшееся зрелище. Стоящий к ним спиной Врит лишь усмехнулся.

– Каким образом?.. – забыв о почтительности, первым заговорил Торин.

Тем не менее Врит ответил ему:

– Яд. Его потребовалось столько, что вы не сможете себе представить.

– Ты можешь повелевать этим? – шагнул к нему Микейн.

– Скоро смогу! – с вожделением прошептал Врит, не в силах скрыть свое желание.

Возможно, открытие Скеррена давало надежду отслеживать местонахождение любых бронзовых артефактов, но Врит в настоящее время следовал по стопам Витхааса, его собрата, справедливо опасавшегося клашанской «вик дайр Ра». Его работы были направлены на то, чтобы устранить угрозу, выковать оружие, которым можно будет сразиться с древней богиней, посеяв семена разложения прямо в ее саду.

Цепи снова загромыхали и зазвенели.

Врит посмотрел на сидящую перед ним большую летучую мышь, крылья которой были стянуты кожаными ремнями, а тело скованно сталью, – однако в действительности зверь был покорен медью.

Из выбритой наголо головы летучей мыши торчали светящиеся иглы, покрытые алхимикалиями, состав которых Врит почерпнул из дневников Витхааса.

Исповедник молча разглядывал животное. «Скоро ты будешь беспрекословно повиноваться мне!»

Черные глаза с вызовом сверкнули на него. Открыв пасть, летучая мышь издала дикий, безумный крик.

Врит усмехнулся, услышав эту песнь, проникнутую чистой ненавистью.

«Да, для начала это очень хорошо».

Благодарности