Приливы ушедших веков
Жизни усопших подходят к концу лишь тогда, когда о них забывают. Лишь память о жизни, передаваемая из одного века в другой, есть единственный истинный источник бессмертия. Да пусть вовек не иссякнет сей источник живительный и для тебя самого!
Глава 51
В полном отчаянии, с колотящимся сердцем, Грейлин метался от одного борта ялика к другому, всматриваясь в темные воды. Но там не было никаких признаков Никс или Даала. Образ дочери Марайны, которую утаскивают с лодки, опутав цепкими щупальцами, опалил его разум. Хотя это было всего пару вдохов назад, он знал, что должен что-то сделать.
Грейлин вытащил свой меч, приготовившись нырнуть в море – утонуть, если придется.
«Однажды я уже потерял ее в болотах Мирра. Я не потеряю ее еще раз!»
– Кто-то движется сюда, – предостерегла Шийя с кормы.
Грейлин еще ниже склонился над волнами, пытаясь понять, что так насторожило бронзовую женщину.
– Не оттуда. – Шийя указала на далекое сияние Кефты.
Он ничего не видел – до тех пор, пока сквозь туман не забрезжил более близкий отблеск пламени. Над водой зловещим эхом разносились голоса, зовущие их. И хотя слова были произнесены на пантеанском, в них явственно звучали угроза и гнев. Из тумана медленно проступили очертания баржи Рифового Фарера, освещенной факелами. По бокам от нее двигались лодки поменьше.
«Они нашли нас… Как-то прознали, что мы здесь».
Грейлин знал про указ, запрещающий тревожить Сновидцев. Даже просто находиться в этих водах было достаточно опасно, но любая попытка добраться до ошкапиров внизу каралась смертью.
Рыцарь придвинулся к Шийе.
– Прыгай за борт! Уходи на глубину! Попробуй найти их!
Шийя никак не подтвердила, что услышала этот приказ. Просто перешагнула через борт и провалилась вниз, исчезнув в темных глубинах, словно бронзовый якорь. Грейлин надеялся, что она сможет осмотреть морское дно и каким-то образом найти и освободить Никс и Даала.
Но будет ли этого достаточно?
Наблюдая за приближающейся сквозь туман баржей, Грейлин поймал себя на том, что затаил дыхание. Как долго Никс сумеет делать то же самое? Вскоре ему пришлось хватать воздух ртом, получив ответ.
И все же он отказывался терять надежду.
Когда баржа поравнялась с ним, другие лодки разошлись по сторонам, обыскивая море в тумане. Супруга Рифового Фарера, Улария, перешла на нос баржи и нависла над Грейлином. Ее изумрудные глаза горели яростным огнем.
Позади нее стояли с десяток мужчин в кожаных доспехах, угрожающе нацелив на рыцаря трезубцы с серебряными наконечниками.
Грейлин понял, что все еще держит меч в руке, и быстро вложил его в ножны, лихорадочно пытаясь придумать какое-то объяснение тому, почему он один в этих водах, и ухватился за первое, что имело хоть какой-то смысл.
– Почему ты мешаешь моим молитвам? – запинаясь, выпалил он, безмолвно добавляя настоящую мольбу к богам: «Только бы Улария не стала свидетелем того, как Шийя прыгнула за борт!»
Женщина нахмурилась, и ее прищуренный взгляд скользнул по воде.
– А где остальные?
– В каком это смысле где? Я оставил всех в Кефте. – Грейлин наконец позволил своей панике прорваться наружу. – С ними что-то случилось?
– Твои люди были замечены со скал над Кефтой. На борту ялика, движущегося в этом направлении. – Улария оглянулась на зарево города. – Я приказала своей личной охране прочесать поминальную территорию. Никого из твоих спутников найти не удалось.
Рыцарь покачал головой:
– Я не могу этого объяснить. Наверное, они искали какое-нибудь тихое место для отдыха… Это был долгий день. После стольких смертей я пришел сюда, чтобы немного поразмыслить в одиночестве. Это место показалось мне намоленным и священным.
– Тебе нельзя здесь находиться, – предостерегающе произнесла Улария. – Это наше священное море!
Грейлин глубоко вздохнул, стараясь не смотреть на окружающие их воды; сердце у него по-прежнему билось где-то в горле. Он вспомнил объяснения Мерика, что супруга Рифового Фарера была одной из трех ниссианок, обладающих даром сохранять историю Приюта и живущего здесь народа. Говорили, что этот талант был дарован первой из сестер, общавшейся со Сновидцами.
«Неудивительно, что она так взбешена этим вторжением».
– Я не хотел проявить неуважение! – взмолился он. – Я здесь лишь ради тихих размышлений и молитвы!
Это ее вроде как немного успокоило.
Грейлин не мог удержаться от того, чтобы искоса не поглядывать на волны вокруг. Он молился, чтобы Никс была жива и невредима, но при этом желал, чтобы она оставалась внизу. За проникновение в эти глубины ее ждала столь же верная смерть наверху, что и от удушья внизу.
– С вашего позволения, – продолжал он, – я хотел бы побыть здесь еще немного. Я еще не закончил просить богов отпустить мне грехи.
– Меня не волнуют твои ноорские суеверия, – ядовито процедила Улария. – Ты вернешься с нами.
Она махнула своим людям. Те быстро привязали его ялик и двух орксо к барже и заставили Грейлина подняться на борт, нацелив на него острые гарпуны. Не имея возможности и дальше что-то доказывать, Грейлин мог лишь наблюдать, как баржа разворачивается, увлекая за собой другие лодки.
Когда они отплывали в Кефту, он смотрел за корму на тихие волны, вопреки всему не оставляя надежды.
«Пожалуйста, оставайся в живых, Никс!»
Глава 52
Никс все глубже проваливалась во тьму.
После того как ее выдернули из лодки, она сразу же попыталась задержать дыхание, одновременно борясь с цепкими гибкими руками, которые держали ее в своих крепких объятиях. Оба сражения она проиграла. Щупальца извивались и сжимались, словно предвосхищая каждое ее движение. Присоски все сильней цеплялись за кожу и перемещались, обхватывая ее повсюду.
Все, что ей удалось, – это бросить короткий взгляд через плечо. Неведомое существо – то ли один из Сновидцев, то ли некий их защитник – парило у нее за спиной. Нацеленные на нее черные блестящие глаза кольцом окружали какую-то выпуклую колышущуюся массу, больше похожую на разлившуюся в воде нефть. Венчало ее, словно пытаясь удержать эту нефть на месте, нечто вроде шипастого панциря или раковины.
Эти черные глаза не мигая смотрели прямо на нее. Затягивая ее все глубже, темная масса светилась множеством огоньков, которые мерцали, моргали и переливались каким-то таинственным, бесконечно меняющимся узором.
В толще воды Никс заметила похожие огоньки, отмечающие спуск других таких же чудищ. Резкое движение вдалеке, на миг освещенное их сиянием, показало, что она не единственная борется за жизнь в этих водах.
«Даал…»
И в этот момент отчаяние отобрало у нее последние силы. Слишком ослабевшая и подавленная, она больше не могла сдерживать сдавившее ее море. Последний выдох сорвался с ее губ. Соленая вода хлынула в рот, вниз по горлу, попала в легкие. Никс задохнулась, грудь ее инстинктивно вздымалась, все еще ища воздуха. Зрение сузилось до точки. Тело становилось все тяжелее и в то же время легче.
Затем пришла боль.
Она заизвивалась в этих цепких объятиях, все еще не в силах двинуть рукой или ногой. Там, где присоски сдавили ей шею и вцепились в запястье, что-то вдруг пронзило ее плоть. Потом воткнулось во внутреннюю поверхность бедер, пробив одежду и кожу. И толкнулось еще глубже. Никс отчетливо это ощутила. Какие-то усики, гораздо меньше щупалец. Они просачивались по ее венам, глубоко пуская корни по всему телу, пока она не стала такой же частью чудовища, оседлавшего ее, как и самой собой.
Когда это произошло, накатило странное чувство спокойствия, медленно ослабляя боль в конечностях и в горле, пока Никс не почувствовала одно лишь онемение. Даже ее грудь перестала бороться с водой, тяжелым грузом навалившейся на легкие. Она ожидала, что сейчас придет смерть, но смерть сдерживали. Зрение у нее прояснилось – хотя было мало что видно, кроме мелькания и кружения этих странных мерцающих огоньков. В голове тоже посветлело – по мере постепенно крепнущего осознания: «Я не захлебнусь».
Что бы там ни копошилось в ее теле, оно делилось с ней воздухом. Никс учили, что морские существа могут черпать жизнь из окружающей их воды – через жабры или тонкую кожу. Чудище, которое удерживало ее, наверняка делало то же самое, передавая ей часть этой впитанной из моря жизни.
В Никс боролись ужас и изумление. Припомнились шрамы на шее и запястьях Даала. «Так вот что их оставило…»
Она прекратила сопротивляться, а тем временем ее затягивало все глубже. Давление воды вызывало боль в ушах, отдающуюся в задней части горла. Словно ощутив это, присоски переместились к ее вискам и сомкнулись над ушами. Плотно прилегли к ним, снимая давление. Боль быстро утихла.
Падая вниз, Никс чувствовала себя так, словно плывет в темных глубинах пустоты между звездами. Вокруг была лишь густая чернота, перемежающаяся яркими огоньками, которые вспыхивали и метались повсюду, отмечая прохождение этих странных существ.
«Это ошкапиры?»
Она вспомнила, как Даал успел только об этом и объявить, когда его выдернули из лодки.
Бесконечно долгое время спустя где-то под ней забрезжил свет – сначала смутный и иллюзорный, а затем более яркий и четкий, освещая морское дно. Сияние его прочертило на песчаном дне замысловатый лабиринт. Сразу за ним вода яростно кипела, облаками пара и черного дыма вырываясь из высоких каменных цилиндров, как будто где-то в самой глубине Урта безостановочно пылала гигантская печь.
Когда Никс дотащили до самого дна, босые ноги ее остались парить над песком. Источник свечения теперь стал ясен. Оно поднималось из лабиринта высоких рифов, взбираясь по скалистым валам вчетверо выше ее роста. Фосфоресцирующие гребни их светились почти так же, как ледяная крыша Приюта, только переливались бесконечным многообразием совершенно неописуемых оттенков.
Повсюду торчали большие губчатые наросты, образующие фантастические рога и разветвляющиеся веера. Более мягкие существа – стирающие грань между растением и животным – помахивали своими одутловатыми конечностями или трепетали нежными листочками. Куда бы она ни повернулась, повсюду бурлила, плыла и мерцала жизнь.
Но основными обитателями этих рифов были светящиеся ошкапиры, увенчанные своими витыми шипастыми панцирями. Здесь их были сотни – прочесывающих рифы, мечущихся туда-сюда или зависших на месте, распустив колышущиеся на подводном течении щупальца. Были они всех мыслимых размеров – от совсем крошечных, не больше дыни, до гигантов, по сравнению с которыми и буйвол показался бы карликом.
Никс все больше проникалась уверенностью.
«Наверняка это и есть Сновидцы».
Но едва она успела переварить все увиденное, как рядом с ней опустилась еще одна фигура, опутанная щупальцами. Даал лежал в них как в колыбели, угодив в ловушку объятий другого ошкапира. Как и Никс, он больше не боролся, смирившись со своей судьбой. Но лицо у него было искажено ужасом.
Она посмотрела туда, куда смотрел он, широко раскрыв глаза и рот. Из белого песка выступал покрытый темной листвой бугорок. Один из ошкапиров переполз по нему, осторожно раздвинув эти листья своими щупальцами. Из бугорка безвольно выпала бледная рука, сплошь исписанная крошечными чернильными завитушками.
Никс вздрогнула от узнавания и потрясения.
«Один из усопших из Искара…»
Существо переместилось к этой руке, опустило клювообразную пасть и принялось рассекать кожу, отделяя плоть от кости. Ошкапир втягивал в себя большие куски мяса, вдыхая дым темной крови.
Никс хотела в ужасе прикрыть рот, но ее руки были по-прежнему скованы. Только теперь она заметила и другие холмики, разбросанные повсюду. Еще больше ошкапиров пировали на мертвецах, разрывая их на части. Когда ее глаза привыкли к этой ужасающей реальности, Никс поняла, что камни и глыбы в песке – это кости. Даже на рифах, хотя в основном это были кораллы и скалы, виднелись слои древних черепов, раздавленные грудные клетки и шишковатые концы длинных бедренных костей.
Это страшное пиршество продолжалось буквально повсюду – жуткий контраст поминальному пиру в Кефте. У Никс просто не укладывалось в голове, как нежная забота близких наверху способна сочетаться с этой первобытной дикостью внизу. И невольно отвернулась.
И в этот момент кто-то еще камнем обрушился на светящийся риф. Вспыхнула бронза, отразив его сияние, и вниз по склону крутого подводного хребта кубарем скатилась Шийя, оставляя за собой разрушительный след и напоследок проехавшись на животе по песку и костям. Никс представила себе бронзовую женщину, ныряющую с лодки, чтобы прийти им на помощь.
Наконец Шийя замерла на песке.
Во взмахах хвостов и облачках чернил местная жизнь прыснула от нее в разные стороны. Даже ошкапиры отвлеклись от своих пиршеств, шарахнувшись от незваного гостя. Тот, что держал Никс, оттащил ее в сторону, к Даалу, словно пытаясь защитить.
Но это оборонительное затишье длилось всего один или два удара сердца. Повинуясь какому-то неведомому сигналу, чудища ринулись обратно, готовые защищать свой риф от этого странного нарушителя. Они навалились на Шийю со всех сторон, опутывая ее конечности, сбивая с ног, лишая ее какой-либо опоры. Тем не менее Шийя была невероятно сильной. Высвободив руку, она начала срывать с себя другие щупальца – до тех пор, пока ошкапир размером с буйвола не перелетел через край рифа и не ударил ее в бок. Его щупальца были вдвое толще бедер Шийи. Они полностью опутали ее, оставив открытой только голову.
Поймав свою добычу, гигант устремился обратно через гребень. Никс поняла, в каком направлении он движется. «К кипящим морям…» Согласно рассказу Шийи о ее переходе по морскому дну до Искара, даже ее мощная бронзовая фигура не устояла бы перед таким жаром, способным расплавить любой металл.
Запаниковав, Никс высвободила одну руку, работая локтями, и в этот момент заметила тоненькие, как нити, подвижные усики, тянущиеся от впившейся в предплечье присоски к запястью. Из крошечных ранок дымным завитком вытекала кровь. Не обращая на это внимания, она потянулась к Даалу и схватила его за обнаженное плечо.
И при этом соприкосновении кончики ее пальцев загорелись огнем. Даал дугой выгнулся назад в объятиях своего ошкапира. Все тело его засветилось. Щупальца на миг ослабили хватку, словно ощутив эту вспышку энергии внутри него. Даал безвольно повис на одних только нитях, впившихся ему в шею, запястья и бедра, – но тут щупальца вновь плотно сомкнулись вокруг него.
Пламя Даала наполнило Никс, притянутое ее страхом за Шийю. И хотя ей не хватало воздуха, чтобы запеть, она позволила своему телу засветиться в воде, окутав кожу золотистым сиянием. И в этот момент мысленно произнесла одно-единственное слово, глядя на то, как Шийю утаскивают прочь. Оно вырвалось у нее четким приказом.
Нет!
Мощь этого мысленного крика на миг лишила ее присутствия духа. Самообладание пошатнулось. Сияние угасло. Но она почерпнула от Даала еще, веря, что он справится с этим. Укрепила и свою волю, и свою силу.
И все же ее услышали.
Гигантский ошкапир, вцепившийся в Шийю, остановился, зависнув над гребнем рифа. Потом медленно развернулся, уставившись на нее кольцом черных глаз.
Никс не знала, что делать и чего ожидать. Поэтому еще крепче сжала плечо Даала, готовясь. Хотя ничто не могло подготовить ее к тому, что последовало дальше.
Если б Никс могла затаить дыхание, она бы так и поступила, но ее легкие были полны воды. Бесплодное противостояние томительно затянулось. Гигантский ошкапир все еще удерживал Шийю в своих крепких объятиях на вершине рифа, но вроде как в любой момент был готов сорваться с места и унести ее в эти кипящие моря.
И тут внимание Никс привлекло какое-то движение, совсем рядом.
Подводный хребет перед ней задрожал и засветился еще ярче. Из каждой щели и трещины в скале, вокруг каждого осколка кости стали пробиваться тонкие подвижные нити. Они поднимались ввысь, бесконечно вытягиваясь, и вскоре их стало так много, что риф за ними почти полностью скрылся из виду. Нити эти были похожи на усики, проникшие ей в вены, но сияли всеми оттенками рифа.
Буря светящихся усиков метнулась к Никс с Даалом и обрушилась на них, словно пытаясь потушить их общий огонь. Никс съежилась, ожидая, что эти нити вонзятся ей в кожу, но они лишь слегка коснулись ее, оседая по всему телу, словно снежинки. Некоторые попали ей в ноздри – такие тонкие и нежные, что она едва их почувствовала.
А вот что она совершенно отчетливо ощутила, так это всепоглощающее чувство покоя и умиротворения. Голова ее откинулась назад. Никс почувствовала, как у нее в голове, словно туман, зарождается вопрос. Глаза ее непроизвольно закатились и уставились на Шийю. Ее вдруг пронзило любопытство – однако не порожденное ее собственной любознательностью. Что-то хотело узнать больше про Шийю. И в основе этого интереса лежало темное подспудное течение благоговейного страха и ужаса.
Никс попыталась найти способ поделиться тем, что знала. Хотя ее веки оставались открытыми, она позволила своему разуму погрузиться в воспоминания о бронзовой женщине. Все до единого. С момента их первой встречи в лесном городке Торжище – когда Шийя помогла Никс отбиться от пары серпозубов в стальных шлемах, оберегающих от обуздывающего напева, до защиты Шийей Искара, когда та поднялась из моря подобно яркому солнцу. Но память – вещь неизбирательная, ее при всем желании не сдержишь в узде. Среди прочего Никс представила, как Шийя сворачивает шею тому типу с дубинкой в Кефте.
Однако она чувствовала, что это правильно, что делиться нужно всем – как хорошим, так и плохим.
Это стороннее любопытство растворилось в ней. Никс ощутила, как ее мягко прощупывают, просеивая все ее воспоминания. Никс представила себе, как ошкапир обдирает листья водорослей вокруг мертвого тела, чтобы открыть упрятанное под ними лакомство. Это было очень похоже. Никс хотела воспротивиться такому надругательству над собой, но мягкость и нежность, с которыми все это проделывалось, сдержали ее опасения. Она позволила этому свершиться, полностью обнажив себя.
Взгляд ее упал на Даала. Тот посмотрел на нее в ответ.
«С ним происходит то же самое?»
С этой мимолетной мыслью, пока они глядели друг на друга, опутанные этой светящейся паутиной усиков, Никс вдруг поймала себя на том, что смотрит на окружающее его глазами. Увидела саму себя, опутанную щупальцами ошкапира.
И в этот момент воспоминания Даала волной нахлынули на нее. Она и раньше мельком испытывала нечто подобное, но теперь это был настоящий поток, переполняющий все ее чувства. Никс стала Даалом, переживающим краткие моменты своей жизни.
Он учится чинить сеть, сидя на коленях у своего отца, и соль блестит на морском ветерке;
Дрожит в объятиях матери, заслышав крик одинокого рааш’ке над деревней…
Чувствует, как крошечные пальчики Хенны обхватывают его большой палец, слышит ее прерывающееся от хихиканья дыхание, пахнущее молоком, и на сердце у него щемит от любви к сестре;
Ласкает в темноте обнаженную женскую грудь, а мгновение спустя – темная полоса унижения, глубоко запрятанный стыд…
Впервые видит Никс на пляже, смотрит, как она идет к нему, успокаивающе подняв руки, и весь дрожит, охваченный страхом и опасливым благоговением
Такие картины начали ускоряться, перетекая все быстрее вперед и назад на протяжении всей его жизни и постепенно сократившись просто до обрывков эмоций и мимолетных ощущений. Однако в итоге все это слилось в одно всепоглощающее чувство – добросердечности и благородства Даала.
Наконец это мелькание образов и чувства прекратилось. Ей было позволено вернуться в свое собственное тело. Никс не могла сказать, прошел ли целый день или же всего лишь миг. Она позволила своим пальцам соскользнуть с плеча Даала, но ее пристальный взгляд не отрывался от него, видя его в совершенно новом свете.
«И все же не в истинном».
В глубине души Никс уже знала, кто он такой.
Когда Даал пристально посмотрел на нее, его глаза казались такими же огромными, какими представлялись ей свои собственные. Испытывал ли и он такую же мешанину ощущений и обмен воспоминаниями?
В конце концов Никс невольно отвела взгляд, чувствуя себя обнаженной, но и не сожалея ни о чем из этого. Вместо этого сосредоточилась на том, зачем она здесь и почему так многим рисковала. Опустив веки, она представила себе Даала на площади Искара. Вновь услышала его слова о том, что Сновидцам многое известно об истории Приюта – и, что более важно, о рааш’ке. Вновь пережила стыд Даала, вспомнив описание его первой встречи со Сновидцами.
«Они прикасались ко мне. А потом выбросили меня обратно. Как недостойного».
Наверное, именно эти его стыд и обида обожгли ошкапиров сильнее всего. Чтобы посвятить ее в это, объяснить это, новый поток образов нахлынул на нее, сразу из целого множества глаз. На миг Никс и сама превратилась во множество.
Вот она мечется своим могучим телом среди кровавых волн, тело ее пронзено множеством гарпунов…
Стремительно рассекает воду взмахами плавников и хвоста, движимая неутолимой жаждой крови – гонится за фигуркой, бьющейся в темноте, которую орксо затягивает все глубже…
Продолжает следить за охотой, перепрыгивая из одного тела в другое…
Никс поняла, что это было.
Пересказ погони за Даалом шестимесячной давности.
Но подобно тому, как она ощутила все богатство внутреннего мира молодого человека рядом с собой, Никс интуитивно угадала и смысл, скрывающийся за этим с потоком энергии и целеустремленности. Она почувствовала, как огромную кефту заманивают в глубоководные моря рядом с логовом Сновидцев, заставив ударить хвостом по определенному ялику. Увидела, как точно так же привлекают акул, расставляя их, словно фигуры на доске при игре в «рыцарей и разбойников».
И тут Никс окончательно поняла то, что до сих пор тихо копошилось на самом пороге сознания. Это не было случайностью, что Даал в итоге попал к Сновидцам.
«Они сами загнали его сюда».
После чего сам собой зародился вопрос.
«Зачем?»
Хотя тот и не был произнесен вслух, на него был немедленно дан ответ.
В голове у нее возник образ из прошлого Даала – его первой встречи со Сновидцами. Он вновь бессильно повис в объятиях одного из ошкапиров, окутанный его усиками.
Все еще пребывая во власти этих инородных чувств, Никс наблюдала, как менялось это свечение внутри него. Усики вплетали в него нити серебристой энергии, формируя его огонь, делая его ярче, пропитывая им его плоть и кровь. Это превращало его в огромный источник силы, гораздо более могучий, чем раньше.
Она изо всех сил пыталась принять то, что ей показывали, испытывая одновременно и ужас, и благоговейный трепет.
«Они заманили Даала сюда, чтобы укрепить его дар – выковать его, как раскаленную сталь, и превратить в меч».
На миг Никс мысленно перенеслась в тот момент, когда схватила Даала за плечо, втягивая в себя его огонь. Уверенность окончательно окрепла в ней. Она внезапно поняла, почему Сновидцы превратили его в великий источник силы.
«Чтобы подготовить его – для меня».
Глава 53
Даал из последних сил старался удержаться в своем собственном теле. Несколько мгновений назад он был с головы до ног омыт всей жизнью Никс, которая волнами накатывала на него, не скованная временем и пространством. Увидел мир ее глазами в раннем детстве – мир, представлявшийся тогда лишь размытым пятном из света и теней… Присоединился к ней, когда она пробиралась сквозь темные болота верхом на широкой спине какого-то огромного зверя… Поднимался бок о бок с ней по ступенькам школы, сидел с нею за ужином, окруженный любовью ее отца и двух ее братьев…
И все же две детали поразили его больше всего.
Даал вновь мысленно перенесся на те школьные ступени. Уставился в бескрайнее голубое небо, на это чудо из чудес – огненное солнце. Сердце у него наполнилось радостью при виде такого яркого и залитого светом мира.
Но даже это чудесное воспоминание было омрачено тем, что произошло с Никс дальше, – всеми этими смертями, кровопролитием и ужасом. Изгнанием из собственного дома и потерей всего, что она когда-либо знала.
Даже сейчас Даал жалел ее до слез, хотя в соленом море так и не понял, пролил ли хотя бы одну слезинку.
И все-таки так же, как и Никс, нашел то единственное, что утешало и поддерживало ее, – любовь, чистую и безграничную. Он вновь ощутил тепло крыльев, окутывающих ее, нежное касание мягкого пофыркивающего носа, тихое томление от песни, которую они пели вместе, сливая два сердца в одно.
Даал посмотрел на Никс, по-прежнему заключенную в крепкие объятия, но он знал, что не в этих объятиях она хотела бы сейчас себя видеть.
«Неудивительно, что ты так многим рисковала, чтобы оказаться здесь…»
Все последние дни он неоднократно предостерегал ее не соваться в эти воды, но теперь все понял. Не только про ее крылатого брата, но и про свое собственное первое путешествие к Сновидцам.
Пока они были связаны друг с другом, Даал уловил бессловесное общение между Никс и Сновидцами. И хотя многого не уразумел, этого все же хватило, чтобы понять, что он глубоко изменился – как будто ошкапиры знали, что он понадобится, чтобы помочь Никс.
«И, скорей всего, так оно и было».
Как и все пантеанцы, Даал изучал священные свитки, в которых утверждалось, что ошкапиры не привязаны ко времени, что они свободно дрейфуют по волнам между прошедшими веками и тем, что еще предстоит.
На данный момент он подавил свои опасения по поводу своего преображения. Особенно после того, как Никс начала давить на Сновидцев, требуя больше знаний о рааш’ке. Боль от ее потери все еще терзала его сердце и, вероятно, дошла и до ошкапиров.
Сновидцы откликнулись – как будто прорвало плотину, словно они только и ждали возможности поделиться тем, что знают. Образы так и нахлынули на него – на них обоих. Произошло это быстро и превратилось в настоящий потоп, который невозможно было остановить. Испугавшись, он попытался бороться с этим неистовым приливом, накрывшим его с головой.
Даал отчаянно извивался в стиснувших его щупальцах, выдыхая воду из легких, но все же не мог противостоять истории Приюта, безостановочно вливающейся в него. Передавалась она миллионами глаз и стольким же количеством жизней, крайне невнятно и без всякой последовательности.
Никс боролась столь же яростно. Их обоих дико швыряло и перекатывало в бурном течении времени. Однако некоторые моменты выглядели отчетливей, а их образы горели ярче – очевидно, вызванные страстным желанием Никс сосредоточиться на том, что она хотела знать.
Даал летит высоко в воздухе, под самым ледяным сводом Приюта, и смотрит вниз на своего скакуна, на распростертые по сторонам широкие крылья. Он восседает верхом на рааш’ке!
От испуга и неожиданности он вновь провалился в беспорядочно мелькающую кутерьму образов, пока перед глазами не возникла другая сцена.
Он шагает к какой-то деревне. Над головой у него еще больше рааш’ке бороздят небеса. Другие прыгают по улицам или взбираются на ограды. С ними играют дети, особенно с самыми маленькими из зверей.
Время споткнулось – теперь оно катилось вспять. Даал ощутил, как проходят целые эпохи. Новая картинка обрела четкость:
Он видит свои руки, смахивающие кровь с кожистого крыла…
Время вновь скакнуло вперед.
Он смотрит вниз на многорукую тварь, распластанную на столе, – щупальца у той извиваются, присоски пытаются ухватить его за пальцы. Он вводит в нее кровь через острую иглу.
Даал на миг опять упал в самого себя, как будто ему позволили вынырнуть и подышать свежим воздухом. Хоть он и не понимал всего до конца, но знал, что ему только что показали рождение ошкапиров. Сновидцы были выкованы в прошлом примерно так же, как они сами поступили с ним, – преобразованы могучей кровью рааш’ке.
Затем его вновь затащил в себя все тот же бурный поток. Даал ощутил себя камешком, пущенным блинчиком по воде, опять перемещаясь вперед во времени.
Лежа на спине, он поднимает к глазам сломанную руку – ту же руку, что и раньше, только иссохшую от старости и всю в крови. Он тяжело дышит, готовый испустить свой последний вздох. Позади него маячит какая-то тень. Страх пронзает его насквозь.
Ужас этого момента, этой грядущей смерти оттолкнул Даала прочь от этой картины. Перед ним быстро замелькали другие образы – лишь мимолетные отблески прошлого, постоянно перескакивающие вперед.
Стая рааш’ке разлетается в панике, хлопая крыльями…
Еще одна такая же бьющаяся в воздухе стая, словно накрытая невидимой сетью…
Он – это какая-то девчушка, которая бежит по улице, пытаясь спастись от налетающего на нее крылатого силуэта…
Он – Рифовый Фарер, на голове у него тяжелый каменный обруч. Он смотрит на развалины деревни, обеими ногами стоя в луже крови.
Даал вновь рывком вернулся в собственное тело – грудь у него тяжело вздымалась, но лишь перекачивала воду. Он вспомнил, как летел верхом на рааш’ке, полный радости и восторга. Его пальцы даже скрючились в воде, словно все еще пытаясь дотянуться до этих древних поводьев.
С внезапным узнаванием Даал понял, что седло Неффы – почти такое же, как на той огромной летучей мыши.
«Уж не оттуда ли оно родом – из далекого прошлого, когда рааш’ке были нашими союзниками?»
Даже переживая эти краткие мгновения, он с трудом представлял себе такое время. Однако было уже ясно: что-то испортило рааш’ке, превратив их в крылатых монстров. И Сновидцы вроде даже намекали на источник этой порчи. На протяжении всех последних сцен, ненадолго вспыхивающих перед глазами, он смутно ощущал некую мрачную тень, нависшую над ними. Это была та же самая тень – навевающая такой же подспудный ужас, – что и в сцене с каким-то умирающим, лежащим на спине.
Даал съежился в объятиях щупальцев.
«Кто или что отбрасывало эту тень?»
Ответ пришел не от Сновидцев. Говорить Никс не могла, но поделилась с ним своими воспоминаниями – о том, как отбивалась от летучей мыши, схватившей Хенну. И он тоже на миг ощутил то темное присутствие, что скрывалось за объединенным разумом орды рааш’ке. Она даже дала ему название.
«Паук».
Никс, висящая в воде рядом с ним, засияла еще ярче – ярость разожгла ее огонь. Кем бы или чем бы ни был этот паук, он украл у нее Баашалийю.
И ослепительной вспышкой этого огня она выбросила из себя одно-единственное слово.
Кто?
Судя по всему, этот вопрос потряс Сновидцев до основания. Даал ощутил, как сеть из светящихся нитей затрепетала у него на теле. На миг показалось, что усики вот-вот уберутся, что ошкапиры откажутся отвечать.
Но нити натянулись вновь.
В голове у него из беспорядочной кутерьмы вновь сформировался четкий образ. Это было то же самое воспоминание, что и недавно, как будто Сновидцы повторялись.
Даал опять лежит на спине, поднимая к голове окровавленную руку – с шишковатыми пальцами и истонченную возрастом. И, готовый испустить дух, чувствует чье-то приближение. Над ним нависает тень, вселяющая ужас.
Только на сей раз Даалу не позволили спастись бегством. Его держали там до последнего вздоха умирающего.
Рука его бессильно падает, когда смерть окутывает его. Мир быстро погружается во тьму – а затем вдруг светлеет, всего на мгновение. Размытый отблеск отраженного света проходит по его лицу, исходя из тени, нависшей за головой. И на миг обретает очертания ладони с растопыренными пальцами.
Даал содрогнулся от узнавания, с усилием вырывая себя из прошлого. И все же этот последний образ остался перед глазами, словно выжженный в мозгу – навеки запечатленный там.
Рука была из блестящей бронзы.
Глава 54
Хотя вода оставалась теплой, Никс вдруг обдало холодом. Сияние ее кожи потускнело, когда она посмотрела на Шийю, бронзовое тело которой все еще опутывали могучие щупальца.
Никс знала, что это не рука Шийи отбросила отсвет на лицо мертвеца. Ладонь была гораздо шире, а пальцы – с более шишковатыми суставами. Это была мужская рука.
И все же истина была очевидна.
«Паук – это еще один Спящий».
Откуда он взялся? Как попал в Приют? Тысячи вопросов переполняли ее. Этот Спящий наверняка появился здесь бесчисленные тысячелетия назад, и это он испортил рааш’ке. Но тот древний алхимик, который умер на глазах у Даала, сохранил свою тайну, похоронив ее в самой глубине этих темных вод.
Никс посмотрела сквозь сеть светящихся усиков на раскинувшиеся по песку рифы, на кишащую вокруг жизнь, на сотни Сновидцев, скользящих сквозь эти воды, – существ, которые имели общую родословную с рааш’ке, но пошли другим путем.
Представила, как кровь вливается в существо, лежащее на столе.
«Тот алхимик создал ошкапиров совершенно случайно или же он знал, что произойдет?»
У нее не было никакой возможности это узнать. Никс сомневалась, что даже Сновидцы сумели бы на это ответить, но был один вопрос, на который они вполне могли дать ответ. Собрав остатки огня Даала, Никс выплеснула их в пламенной мольбе.
Где он?
Она вся подобралась, готовясь к новому приливу воспоминаний о прошлом. Но ничего не произошло. То ли ошкапиры что-то скрывали, то ли Никс ошибалась, полагая, что они знают ответ. Запертые под водой, они наверняка не имели возможности дотянуться до всего на свете.
Наконец перед глазами у нее постепенно возникло воспоминание, освеженное холодными ветрами и освещенное звездами.
Сидя на спине у рааш’ке, она летит высоко над ледяным утесом, следуя за своим товарищем, который парит в воздухе прямо перед ней. Большие участки утеса внизу давным-давно откололись, обрушившись на равнину из холодных и бесплодных скал. Вдали она замечает огромную трещину, рассекшую эту бесконечную каменную плиту, которая по мере их продвижения от утеса все больше расширяется. Где-то в самой глубине ее вдруг проглядывает огненное зарево, багровое и угрожающее. Вздрогнув от неожиданности, она резко уклоняется от него…
Время метнулось вперед.
Она парит над сверкающей пустыней из упавших звезд…
Борется с ветрами, которые воют на горных вершинах, зазубренных, как акульи зубы…
Видит, как ее товарищ пробирается пешком по растрескавшемуся ландшафту, оставив за собой смятые изломанные крылья, и чувствует боль в сердце. Он машет ей, призывая бросить его и возвращаться в Приют. Она понимает, что придется так и поступить. А когда разворачивается, вдруг замечает, как где-то совсем вдалеке что-то поблескивает в ледяном сиянии полной луны…
Прежде чем Никс успела углядеть что-то еще, ее отбросило обратно в собственное тело – и не по ее собственной воле. Это было больше похоже на отказ. Или на запрет. Осталось лишь подспудное чувство, что ее о чем-то предостерегают, указывают на некую непреодолимую опасность.
Впрочем, послание было ясным.
«Даже не думай отправиться туда».
Пока что Никс выбросила это из головы, сосредоточившись на том, что тревожило ее в данный момент, было ей ближе к сердцу. Она еще раз представила себе огромную огненную трещину в изрытой трещинами и заваленной огромными камнями равнине. Наверняка это и была та самая Пасть Мира – где, по словам Даала, и обитали рааш’ке.
«И куда наверняка утащили Баашалийю».
Ее страх за него был достаточно ярок, и Никс не требовалось никакого огня, чтобы выразить свою потребность узнать больше, найти способ связаться с ним.
Сновидцы откликнулись, затянув ее в новый шквал воспоминаний – череду ужасных смертей. Но все они начинались одинаково, с одного и того же места:
Она стоит на носу лодки, которую тянут орксо. Зеленые морские воды впереди разбиваются о стену из битого льда, отмечая самый дальний западный край Америлового моря. Ледяная стена эта испещрена трещинами и пещерами. Никс направляется к самой широкой из них.
С этого момента временны́е отрезки и жизни смешались в единый клубок злоключений, трагедий и смертей. Все они отмечали сотни попыток выбраться за пределы Приюта, пройти подо льдом и добраться до Пасти. Исследователи заживо варились в кипящей воде, замерзали под толщей льда, кубарем падали с бездонных водопадов или тонули, затянутые в бесконечные стремнины. Другие умерли от голода или покончили с собой, навсегда заблудившись в лабиринте ледяных туннелей.
Никс испытала все это на себе.
Тем не менее множество всех этих смертей и историй сливались в единую картину, постепенно формируя карту той местности и очерчивая путь через этот лабиринт – пока, наконец…
Она едет верхом на орксо по туннелю, стены которого освещены огненным светом. Низко нависает над седлом, едва способная поднять голову. Одна рука ее волочится по воде, оставляя за собой кровавый след. Она близка к смерти. Верный орксо под ней едва продвигается вперед – один плавник у него напрочь оторван. Она потеряла свою лодку, обоих братьев и трех других орксо. Пути назад уже нет. И сейчас ей ничего не остается, кроме как позволить зверю тащить ее в неизвестность. Но тут ледяные стены расходятся по сторонам. Свод наверху исчезает. Она выскальзывает из туннеля в реку, которая бежит через пороги в большое ущелье, и угасающим взором смотрит вверх, где сияют и переливаются, словно лед, далекие звезды. Такие бесконечно далекие… Умирая, она не испытывает почти никакого удовлетворения от того, что добралась до цели, – лишь усталое облегчение.
Никс опять вернулась в собственное тело. Та карта – единственный верный путь через лабиринт – продолжала ярко гореть у нее в сознании, словно выжженная каленым железом. И все же ей по-прежнему хотелось знать больше. Она изо всех сил старалась выразить эту свою потребность, свою мольбу.
Но ни к чему хорошему это не привело.
Сеть светящихся усиков сразу же отделилась от ее тела и стала втягиваться обратно в риф – в самое его сердце. И как бы ей ни хотелось продолжить общение, Никс знала, почему оно так внезапно закончилось. Напоследок Сновидцы привили ей еще одно чувство, которое теперь жгло ее изнутри, – безотлагательности, тяжелого давления времени, усугубленное бездной горя и потерянной любовью.
Она поняла последнее предупреждение ошкапиров.
«Я должна поспешить, иначе потеряю Баашалийю навсегда».
Никс повернула голову. Пелена светящихся нитей спала и с Даала. Он пристально посмотрел на нее. Она могла поклясться, что чувствует биение его сердца в своей собственной груди. Даал тоже ощутил эту безотлагательность.
«Нам пора в путь».
Сновидцы уловили это ее желание. Еще крепче стиснув ее в щупальцах, с напряженным биением всего своего тела ее ошкапир взмыл вверх. Она уперла подбородок в грудь, пытаясь опустить взгляд. Даал поднимался вслед за ними, надежно окутанный щупальцами.
Однако Никс продолжала шарить взглядом по рифу, пока не нашла Шийю. Она волновалась, что Сновидцы – учитывая их враждебное отношение к бронзовым фигурам – могут обречь ту на расплавленную смерть. Но гигантский ошкапир тоже устремился за ними, волоча за собой тяжелое тело Шийи.
Никс с облегчением отвернулась – пока какое-то движение на морском дне вновь не привлекло ее внимание. С этой высоты риф открылся во всю ширь. И на глазах у нее образующие его бесформенные стены вдруг приподнялись и двинулись по песку. Только сейчас она заметила, что они ветвями расходятся от высокого бугра посередине, на котором сейчас открылся огромный черный глаз, сияющий серебристым огнем – смотрящий на нее снизу вверх, наблюдающий за ее уходом.
Затем этот глаз скрылся под опустившейся на него бровью из усыпанного костями камня. Конечности, покрытые кораллами, опустились обратно на песок.
Никс изумленно смотрела на этот риф, теперь узнавая в нем то, чем тот был на самом деле, – совсем древнего гигантского ошкапира. Скорее всего, прародителя всех остальных. Того, самого первого. Она представила себе древнего алхимика, вливающего кровь рааш’ке в маленькое создание с щупальцами.
«Уж не то ли это самое существо?»
Как бы там ни было, Никс понимала, с какой целью был создан тот самый первый ошкапир.
«Чтобы он стал бессмертным стражем, стоящим на пути у тьмы».
Она разогрела свое тело и отправила последнее послание, вложив в него всю свою благодарность – зная о том неусыпном бдении, которое этот Сновидец нес уже целую вечность.
«Спасибо тебе…»
Глава 55
Когда вода вокруг посветлела, Даал ощутил, что что-то не так. Вместо того чтобы всплыть на поверхность и вернуться в лодку, они продолжали оставаться в воде, держась на глубине. Сновидец, обхвативший Даала, постоянно крутился вокруг себя на ходу, вращая всеми своими черными глазами – вероятно, выискивая какую-либо опасность. У Даала уже кружилась голова, однако он оценил такую осторожность, когда мельком углядел стаю пиккинов, которые пронеслись под ним, покачивая своими длинными телами. К счастью, эти большие тени быстро исчезли.
Во время таких разворотов Даал по-прежнему видел рядом с собой Никс и Шийю. В объятиях своих опекунов все трое продолжали мчаться под водой в неизвестность.
Даал огляделся по сторонам.
«Куда они нас тащат?»
Он представил себе, как наверняка запаниковал Грейлин, уверившись, что они мертвы. Но это было никак не исправить. Все они по-прежнему оставались во власти ошкапиров.
Даал даже совершенно не представлял, как долго они пробыли там, внизу. Казалось, за это время можно было прожить тысячу жизней. Он ожидал увидеть вместо Искара пыльные руины, когда они всплывут на поверхность.
В голове у него все еще пульсировала боль, размывая все, что ему показали. Так много событий, так много человеческих жизней… Бо́льшая часть пережитого уже тускнела, словно при пробуждении ото сна. Едва он пытался ухватить за хвост какой-нибудь из промелькнувших тогда образов, как тот сразу же растворялся без следа.
«Наверное, это и к лучшему».
Даалу было не под силу удержать все это у себя в голове, не сойдя с ума. Однако самые важные вехи истории Приюта остались, глубоко запечатлевшись в памяти. Теперь он знал, что рааш’ке некогда были их добрыми соседями, живущими в полной гармонии с местными обитателями. Пока их не испортила какая-то бронзовая фигура.
Даал повернул голову, чтобы посмотреть, как гигантский ошкапир тащит Шийю.
«Можно ли ей все-таки доверять?»
Не имея возможности узнать это наверняка, он вновь перевел взгляд на Никс, увлекаемую сквозь толщу воды слева от него. Даал хорошо понимал, что занимало сейчас ее разум и сердце. Хотя многое из испытанного поблекло, он все еще мог прикоснуться к любви, которую она испытывала к Баашалийе. И это причиняло ему боль. Он знал, куда Никс намеревалась направиться дальше.
Она ярко горела и в его сознании – огненная карта лабиринта, ведущего в Пасть Мира. Нанесенный на нее маршрут настолько крепко засел у него в памяти, что Даал подозревал: он передастся даже его детям.
От этой последней мысли он наморщил лоб.
Оставалось только гадать, не случилось ли то же самое и с самой первой из ниссианок – когда Нис Пифия общалась со Сновидцами столетия назад. И пусть даже Даал чувствовал, что бо́льшая часть истории Приюта от него ускользает, Пифии все-таки как-то удалось сохранить ее. Он не понимал, как это могло случиться. Может, она обладала уникальным талантом к таким вещам. Или же Сновидцы изменили ее – примерно так же, как его самого, – вылепив разум Пифии таким образом, чтобы он мог вместить всю историю Приюта и даже передать ее будущим поколениям. Ниссианки явно обладали врожденной способностью чувствовать тех мужчин, у кого было подходящее семя для их будущих дочерей, которые тоже будут обладать этим даром.
Даал лишь покачал головой, смирившись с тем, что никогда этого не узнает. Все это было выше его понимания. А кроме того, у него и без того хватало поводов для беспокойства. И в первую очередь…
«Куда нас волокут?»
Ответ пришел, когда они достигли мелководья. Песчаное морское дно поднялось под ними, выталкивая их на поверхность.
Голова Даала наконец выскочила из воды. Даже ослепленный брызгами, он сразу различил высокие красные скалы и белую полоску пляжа, а сквозь полные воды уши услышал доносящуюся откуда-то издалека музыку и отголоски смеха.
Это был остров Кефта.
Оседлав прибойную волну, несущую его к берегу, ошкапир не сбавлял хода. Его шипастый панцирь рассекал воду, словно нос лодки какого-то морского бога. А оказавшись достаточно близко, резко приподнял Даала над собой и швырнул его в сторону пляжа. Вылетев из воды, тот покатился по песку.
Мгновение ошеломленно лежал на спине.
Краем глаза увидел, что с Никс обошлись столь же бесцеремонно.
И тут все его тело свело жестокой судорогой. Он помнил это по своему первому общению со Сновидцами. Даал перекатился на бок – и как раз вовремя. Грудь резко сократилась, и изо рта и ноздрей у него хлынула морская вода. Все еще не в силах дышать, он встал на четвереньки. Легкие и горло горели огнем, обожженные солью. Он продолжал давиться и хрипеть, пока наконец не смог сделать чистый вдох.
Хотелось не двигаться с места, но Даал подполз к Никс, которая находилась в столь же бедственном положении. Она сгорбилась, опустив голову между коленей. Позвоночник у нее выгнулся дугой от боли. Отплевываясь от льющейся из рта воды, она кашляла и задыхалась. Слезы смывали соль с ее глаз. В конце концов Никс осела, хватая воздух ртом и вновь обретя способность дышать. Но по-прежнему дрожала всем телом.
Он приобнял ее и притянул себе на колени. Она вся сжалась, словно боясь его прикосновения. Даал лишь плотней прижал ее к себе, передавая ей часть своего огня, позволяя ему теплой волной пройти сквозь нее.
– Просто пережди, – успокаивающе произнес он. – Это скоро закончится.
Никс обвисла у него на руках, все еще время от времени кашляя и выплевывая остатки морской воды. Даал стал нежно укачивать ее – как всякий раз Хенну, когда та была взволнована или напугана.
Громкий плеск привлек его внимание к морю. Шийя тоже выбралась из воды. Ее ошкапир был слишком велик, чтобы подплыть вплотную к пляжу, и выбросил ее дальше в море. Хотя не то чтобы для бронзовой женщины это имело какое-то значение. Ей не нужно было дышать, и у нее не было легких, которые требовалось освободить от воды.
Она направилась к ним. Ее стеклянные глаза светились тревогой. Первые слова Шийи прозвучали мягко и тихо:
– Все с ней будет хорошо?
Даал кивнул.
– Дай ей отдышаться.
Он заставил себя расслабить руки, осознав, что при приближении Шийи невольно напряг их, еще сильнее притягивая Никс к себе. Ужас Сновидцев перед такими фигурами все еще эхом отдавался в нем.
Никс наконец самостоятельно села и уставилась на свои запястья. Кровотечение уже прекратилось, как он и предполагал. Что-то в длинных жалах ошкапиров способствовало свертыванию крови и заживлению ран.
Даал потрогал пальцами мягкие струпья у себя на шее, зная, что нужно будет спрятать их, как он это делал в прошлый раз. Хотя не то чтобы такие знаки имели какое-то значение, поскольку никто из ныне живущих не общался со Сновидцами. Однако их одинаковые с Никс раны было бы трудно объяснить.
Он окинул взглядом пустынный пляж. От бухты с гаванью Кефты их отделял высокий скалистый мыс. Предстояло довольно долго идти пешком, огибая его, чтобы добраться до города. Но, по крайней мере, сейчас они были одни и могли собраться с мыслями.
Пока они отдыхали, бледно-голубой туман над головой понемногу окрасился яркими малиновыми, желтыми и зелеными брызгами, знаменуя начало нового дня.
Даал пошевелился:
– Пора идти.
Никс кивнула:
– Мне надо отыскать Грейлина. Я не знаю, до сих пор ли он в море или же сдался и вернулся в город.
Шийя стояла неподалеку – бронзовый страж на песке. Она нахмурилась, глядя на них и слегка наклонив голову. Никс, наверное, заметила выражение ее лица.
– Шийя, что случилось? – спросила она.
Взгляд той скользнул между ними.
– Вы оба только что говорили по-пантеански. Я не смогла разобрать, что ты сказала.
Никс нахмурилась, невольно прикоснувшись пальцем к губам.
Даал отступил на шаг, бросив взгляд на Никс, и перешел на ноорский – язык, который обычно представлялся ему сложным, но теперь казалось, что он знал его с рождения:
– Шийя права. Я говорил на пантеанском. Ты тоже. Как такое могло случиться?
– Когда мы общались, объединившись со Сновидцами… – Никс пристально посмотрела на него. – Мы поделились нашими жизнями.
Он вздрогнул, вдруг осознав, как много узнал о ней. Она наверняка узнала о нем не меньше.
Даал опять перешел на пантеанский, уверенный, что она поймет:
– По-моему, мы поделились чем-то бо́льшим, чем просто наши жизни.
Пока они огибали мыс, Никс держалась рядом с Даалом. Вскоре перед ними открылась большая городская бухта, переполненная лодками всех видов и размеров. Из города все еще доносились отголоски музыки, приветствуя новый день, но даже они звучали устало и разбито.
Никс это было очень близко. Ноги у нее оставались слабыми и шаткими. Даже относительно короткая прогулка истощила те немногие запасы сил, которые у нее еще оставались. Грудь по-прежнему горела огнем. В горле першило, дыхание было хриплым.
Под охраной Шийи они двинулись вдоль пляжа, окаймлявшего волнолом, стараясь держаться в самой глубокой тени, отбрасываемой соседними утесами. Намерение их состояло в том, чтобы найти отца Даала и старшину Викас, оставшихся на поминальном празднестве.
Несмотря на усталость, тревога не давала Никс покоя. Она искоса глянула на Даала, представляя, как ошкапир меняет его дар.
«Меняет ради меня».
По словам Даала, это произошло шесть месяцев назад – примерно в то же время, когда под влиянием яда ей было видение и когда весь ее мир полностью изменился. Ощутили ли Сновидцы это пробуждение внутри нее? Уж не потому ли они вылепили из Даала то, что он представляет собой сейчас, – зная, что в конечном итоге она должна пройти этим путем, дабы добраться до того, что спрятано в Пустошах?
Никс также подумала про Уларию, одну из давней цепи сестринства ниссианок. Много веков назад первая из них была изменена таким образом, чтобы хранить всю историю и воспоминания Приюта, мало чем отличающиеся от того, что пережили они с Даалом. Было ли создание сестринства ранней попыткой Сновидцев сделать то же самое, что было проделано с ней и Даалом – до того, как пришли нооры и добавили свою кровь к местным родословным? Кровь, богатую обуздывающим напевом? По словам Мерика, за последнюю пару столетий число сестер-ниссианок заметно уменьшилось. Не потому ли, что с появлением в этих краях нооров ошкапиры нашли более надежный инструмент – людей, наделенных таким же даром, как и их собственный? И именно поэтому и позволили ниссианскому сестринству исчезнуть?
Никс покачала головой. Все это было слишком сложно осознать, даже просто обдумать.
И все же одно впечатление от общения со Сновидцами не оставляло ее ни на миг – всепоглощающее чувство неотложности и грозящей опасности. В первую очередь серьезная опасность грозила Баашалийе, и Никс хорошо понимала: чем дольше они будут ждать, тем больше риск, что она потеряет его навсегда.
Даал, шагающий рядом с ней, вдруг напрягся и запнулся.
– Что? – спросила она.
Нервно сглотнув, он указал на россыпь лодок и причалов.
– Вон наш ялик. Привязан рядом с баржей Рифового Фарера.
– Ты уверен?
– Я вижу Неффу. Я мог бы узнать ее рог за целую лигу.
Никс прибавила шагу.
– Если твой ялик и Неффа там, Грейлин тоже должен быть поблизости.
Почти бегом промчавшись мимо последних причалов, они достигли открытой площади. Проходя по ней, Никс внимательно осматривала утрамбованный песок, особенно там, где прошлой ночью произошла резня. Прежде чем покинуть Кефту, они сделали все возможное, чтобы удалить следы крови, но кое-где песок был заметно темнее. Оставалось лишь надеяться, что это не привлечет чье-то внимание.
Даал метнулся в сторону и вернулся с двумя разномастными плащами, брошенными какими-то пьянчугами. Оба были сильно испачканы, но Даал все-таки передал ей один, накинув второй себе на плечи. Никс последовала его примеру. От плаща пахло то ли кислым элем, то ли мочой – хотя не то чтобы эти два аромата особо отличались между собой.
Даал осмотрел ее, повыше подняв воротник своего плаща. Затем потянулся к ее лицу. Она машинально откинула голову, но он просто вытащил у нее из-за ушей несколько влажных прядей темных волос и позволил им упасть ей на шею.
– Тебе лучше прикрыть эти свежие ранки на горле, – предупредил Даал. – И спрячь запястья под краями плаща. А вот проколы на твоих штанах, думаю, вряд ли кто-нибудь заметит.
Никс уставилась на прорехи в своих штанах, окаймленные засохшей кровью.
Громкий лающий крик заставил ее вздрогнуть:
– Стойте там, где стоите!
Она обернулась. Из боковой улицы появился отряд стражников в кожаных доспехах. Те направились к ним, держа в руках копья и трезубцы. Никс хотела отступить, но Даал удержал ее.
Позади вооруженных мужчин появилась группа знакомых фигур во главе с гибкой фигуркой Уларии. Супруга Рифового Фарера раздраженно нахмурилась.
Никс едва обратила на нее внимание, заметив позади женщины Грейлина. Облегчение, отразившееся на его лице, едва не сломило ее. Его обычно каменное лицо дрогнуло, глаза наполнились слезами. Он бросился к ней. Один из стражников попытался было остановить его, но Грейлин отпихнул его локтем.
Хоть все еще втайне возмущенная его недавними действиями, Никс все-таки неуверенно шагнула ему навстречу. Прошедшая ночь была слишком долгой и полной ужасов. Он подошел к ней и прижал к груди, едва не придушив. На сей раз не сопротивляясь его объятиям, она с благодарностью погрузилась в его лихорадочное тепло, наверняка вызванное его страхом за нее. Никс черпала силу в его крепких руках, пусть даже сейчас они заметно дрожали.
– С тобой всё в порядке? – прошептал Грейлин ей на ухо.
Она сумела лишь кивнуть, внезапно захлебнувшись слезами.
Он не отпускал ее, пока они оба не перестали дрожать.
К Даалу двинулся его отец. Хотя Мерик, не обращая внимания на все происходящее, лишь коротко обнял сына, а затем неодобрительно нахмурился:
– Где вас всех носило?
– Я тоже хотела бы это знать! – требовательно объявила Улария на ноорском. Она придвинулась к ним, окруженная вооруженными мужчинами. – Мы убили полночи, переворачивая этот город вверх дном!
Прежде чем Никс успела ответить, Грейлин на шаг отступил и обхватил Никс за плечи. Его глаза, нацеленные на нее, были шире обычного.
– Я вышел в море, чтобы немного поразмыслить… – Он сделал ударение на последнем слове, явно подчеркивая выдуманную им историю. – И только лишь для того, чтобы узнать, что все вы исчезли, пока меня не было. Я же велел тебе держаться поближе к Викас, пока я не вернусь!
Рыцарь покосился на старшину абордажной команды, стоящую неподалеку. Викас молча показала Никс жестами по-гюнски: «Будь крайне осторожна с этой женщиной!»
Никс слегка кивнула, прочищая горло. По дороге сюда они с Даалом придумали свою собственную историю. Она посмотрела вниз, на свои босые ноги.
– Я… Прости. Мы выпили слишком много эля. Больше, чем я смогла одолеть.
Даал шагнул вперед:
– Не вини ее. Это все из-за меня. Это я ее подначивал. Когда ей стало плохо…
– Я не хотела тебя смущать, – сказала Никс Грейлину.
Даал указал на угол бухты.
– Я провел ее вокруг мыса. Подальше от всех. А Шийя пошла с нами, чтобы нас охранять. Для нас это оказался долгий вечер. Нас так тошнило от эля, что пришлось не раз покормить рыбу содержимым наших желудков. Но я думаю, что сейчас Никс чувствует себя получше.
Никс поняла, что Даал говорит по-ноорски слишком уж гладко. Никто это никак не прокомментировал. Хотя Мерик посмотрел на своего сына, сдвинув брови.
Прежде чем он успел что-либо сказать, Никс смущенно посмотрела на Грейлина.
– Прости, что мы всех так напугали. Мы не нарочно.
Грейлин опять заключил ее в крепкие объятия.
– Всё в порядке. Все мы время от времени можем не рассчитать свои силы.
Мерик в знак согласия фыркнул:
– Думаю, это относится и к Рифовому Фареру.
Улария лишь еще сильней нахмурилась, а затем отмахнулась:
– Тогда готовьтесь к возвращению в Искар. Мы и так потратили достаточно времени на все эти глупости.
Проходя мимо Никс, Улария склонилась к уху одного из своих охранников – судя по всему, предводителю остальных. Говорила она на пантеанском, явно полагая, что Никс ничего не поймет. Однако та все поняла, и слова женщины вызвали у нее тревогу.
– Я не доверяю никому из них, – прошипела Улария вооруженному детине. – Когда мы вернемся в Искар, ты со своими людьми внимательно следи за ними. Не выпускай их из виду!
Глава 56
Райф держался возле кромки воды, неподалеку от Кальдера, который безостановочно бегал взад-вперед по мелководью. Здоровенные лапы варгра тяжело шлепали по воде, словно выражая его тоскливое нетерпение в ожидании возвращения хозяина. Зверь не сводил взгляда с моря.
Райф тоже – припоминая, как Шийя вошла в море с той песчаной островной отмели. Тогда у него защемило сердце, когда он увидел, как она скрывается из виду – как и вчера, когда она ушла вместе с остальными. Он ожидал, что они вернутся гораздо раньше.
Райф посмотрел вверх, на более яркое свечение тумана над головой. Утро было в самом разгаре. Прошли уже почти целые сутки.
«Ну где же вы все?»
С правой стороны от него, со стороны «Пустельги», доносились громкий перестук молотков и еще более громкая ругань. После того как все остальные отбыли в Кефту, Дарант и его оставшаяся команда приступили к ремонту летучего корабля. Им помогали два десятка местных жителей-нооров, которых мать Даала ради этого подняла с постелей. Флотилии лодок нескончаемой вереницей двигались от места крушения «Огненного дракона» к этому пляжу и обратно. Песок вокруг носа «Пустельги» был уставлен высокими штабелями досок, среди которых высились холмики старой ткани для починки летучего пузыря.
Райф и сам отправился взглянуть на старый корабль Реги си Ноора, с изумлением убедившись, что исследовательская посудина все еще цела. Когда он появился там, мужчины и женщины рыскали по «Огненному дракону», словно муравьи по дохлому мотыльку. За всем этим надзирал Дарант, осматривая снятые с корабля детали и выкрикивая приказы, а Глейс координировала доставку материалов, отправляемых на пляж. Для перевозки наиболее тяжелых грузов задействовали летучую шлюпку Брейль.
Джейс и Крайш тоже находились там, разбив лагерь на берегу пещерного озера и проводя какие-то загадочные манипуляции с бочками, наполненными зеленым маслянистым студнем.
В общем и целом прогресс, достигнутый за столь короткое время, был впечатляющим. Хотя пираты – как того и требует их ремесло – наверняка привыкли к быстрому ремонту в сложных условиях.
Со стороны оживленной рабочей площадки к Райфу приближались две фигуры. Меньшая из них бросилась по песку вперед, быстро перебирая тоненькими ножками и размахивая руками.
– Слен ви, Хенна! – крикнула вслед дочери Флораан, явно укоряя ее за такую спешку.
Райф улыбнулся энтузиазму девчушки, хоть относился тот и не к нему.
– Кальдер! – закричала Хенна. – Нее виш’на, ки норн варгр!
Она пронеслась мимо Райфа, едва не выбив из-под него костыль. Прошлепала по волнам и высоко подпрыгнула прямо к морде Кальдера, обхватив его руками за мохнатую шею.
Зверь поднял голову, полностью выдернув хихикающую Хенну из воды, после чего повернулся и отнес ее на берег. Там он наконец стряхнул с себя прилипшую к нему приставалу – Хенна плюхнулась на попу, что лишь вызвало у нее еще больший смех. Когда она попыталась встать, Кальдер опять усадил ее на песок, с предостерегающим рычанием ткнув носом, словно отчитывая щенка.
Флораан присоединилась к ним.
– Прости, – обратилась она к Райфу на ноорском. – Хенна все утро приставала ко мне, чтобы я привела ее повидаться с Кальдером. А в качестве извинения за такое наше вторжение я принесла вот это.
Флораан подняла в руке корзинку, набитую хлебом и сыром – и, что было особенно приятно, выглядывала из нее и бутыль сладкого вина.
Райф охотно принял от нее предложенную мзду.
– Спасибо.
Флораан глубоко вздохнула, глядя на море. Морщинки у нее на лице легко выдавали ее беспокойство.
– Разве они не должны были уже вернуться? – спросил Райф.
Женщина пожала плечами, с легкой улыбкой глянув на него:
– Смотря когда у них закончился эль… и сколько времени им потребуется, чтобы потом опять встать на ноги.
Хенна что-то оживленно втолковывала Кальдеру, отчего улыбка ее матери стала еще шире. Райф приподнял бровь, ожидая перевода.
Флораан покачала головой, явно развеселившись:
– Она говорит ему, что у нее так и не вышло прокатиться верхом на Баашалийе, но у нас есть седла, которые могли бы подойти Кальдеру.
Райф ухмыльнулся:
– О, хотелось бы мне, чтобы она попробовала! Взнуздать Кальдера стоит хотя бы ради того, чтобы увидеть выражение лица Грейлина, когда тот вернется.
Флораан указала на море:
– К сожалению, похоже, что у Хенны не будет времени оседлать Кальдера.
Обернувшись, Райф увидел скопление лодок, появившихся из тумана. Это была похоронная флотилия, возвращающаяся домой, хотя выглядела она меньше, чем когда покидала эти берега. Судя по всему, некоторые из скорбящих еще не были готовы управиться с качкой.
Возглавляла ее большая баржа Рифового Фарера, освещенная огненными горшками и фонарями. Райф сразу заметил на ней бронзовую фигуру Шийи, отражающую весь этот мерцающий свет.
Он шумно выдохнул. Закрутившийся в груди узел наконец-то ослаб.
– Если мы поспешим вернуться в деревню, – заметила Флораан, – то доберемся до гавани примерно в то же время, что и они.
Райф оценил этот план:
– Ты мудрая женщина!
Он покрепче оперся на костыль, чтобы двинуться в указанном направлении. Флораан взяла корзинку с едой, чтобы облегчить его ношу, но прежде чем она успела отвернуться, Райф выхватил из корзинки бутыль сладкого вина и воздел ее над головой:
– За их возвращение!
– О, я вижу, что ты столь же мудр, как и я!
Флораан по-пантеански окликнула Хенну, призывая присоединиться к ним. Ее дочь явно упиралась, пока Райф не услышал упоминание имени Даала. Глазенки Хенны широко распахнулись, и она быстро вскочила на ноги, взволнованная возможностью поприветствовать брата, вернувшегося из плавания.
Райф резко свистнул Кальдеру, подавая ему рукой знак, которому его научил Грейлин. Но варгр не нуждался в дополнительных понуканиях. Он тоже заметил возникшие из тумана лодки. Зверь высоко задрал нос, принюхиваясь к ветерку с моря и получая подтверждение тому, на что надеялось его сердце. Разок вильнув хвостом, Кальдер развернулся и затрусил по пляжу в сторону деревни.
– Подожди нас! – крикнул Райф, еще раз свистнув. Он опасался того, как могут встретить возбужденного варгра в гавани Искара.
Все поспешили вслед за Кальдером.
Пока они быстро шли в сторону деревни – а в его случае ковыляли, – Райф, уловил какое-то движение в тумане над головой. Он замедлил шаг, позволяя остальным оставить его еще дальше позади. Присмотрелся, прикрыв глаза ладонью от яркого сияния тумана.
На миг ему показалось, будто он заметил какую-то темную тень, которая пронеслась высоко над головой, взбаламутив туман, но она так больше и не показалась. Райф мог поклясться, что за ней следовали еще две. Сердце у него сжалось где-то в горле, когда он вспомнил рассказы о нападении рааш’ке. Но стоило ему моргнуть, как эти тени растворились – если они там вообще были. Он протер глаза, продолжая всматриваться в небо. Туман клубился и светился, но никаких других теней не появлялось.
Взрыв смеха Хенны заставил его вновь прибавить ходу. Райф продолжал то и дело поднимать взгляд над головой, напряженно всматриваясь, но по-прежнему ничего не видел. Наконец он медленно перевел дыхание.
Наверное, это была просто какая-то игра света, свойственная здешним краям. Или, может, небольшой дозор рааш’ке заглянул сюда, привлеченный суматохой вокруг «Пустельги», а затем убрался восвояси…
И все же Райф никак не мог избавиться от дурного предчувствия. Он оглянулся себе за спину – туда, откуда доносились стук молотков и крики.
«Лучше бы поскорей поднять эту птичку в воздух…»