Павшая луна: комплект из 2 книг — страница 35 из 38

Камнеземье

Всеми силами стремиться к цели и так и не достичь ее куда достойней, чем повернуть вспять, признав свое поражение. И пусть даже наградою за упорство такое и будет смерть, всяко лучше она, чем кара в виде жизни, полной сожалений.

Из эпитафии на могиле Гарана си Рена – рыцаря, который выстоял против ненасытной орды Храккенов

Глава 85

Оседлав своего рааш’ке, Никс описала широкий круг вокруг «Пустельги». Корабль несся сквозь вечную ночь Пустошей. Далеко на востоке огненное зарево Пасти согревало горизонт. Пустыня внизу блестела, как битое стекло, отражая звездный свет и сияние луны.

По словам Даала, эта бескрайняя россыпь богатых кристаллическими минералами песков прозывалась Пустыней Судьбы. Обернувшись в седле, Никс посмотрела на запад, где на фоне неба неровной изломанной линией вырисовывалась цепь горных вершин.

«Хребет Запустения…»

Она представила себе изломанные равнины за этими горами, которые Даал метко окрестил Камнеземьем. Все эти названия пришли из далекого прошлого. На протяжении бесчисленных поколений ни один пантеанец не проникал за пределы Ледяного Щита. Но Никс знала, что в далеком прошлом предки Даала все-таки совершали такие путешествия. Она все еще могла вызвать в памяти подаренное ошкапирами воспоминание о двух древних всадниках, летящих через эту пустыню и над этими горами. Никс вызвала в воображении последний фрагмент, когда два всадника наконец достигли этого Камнеземья.

Она видит, как ее товарищ пробирается пешком по растрескавшемуся ландшафту, оставив за собой смятые изломанные крылья, и чувствует боль в сердце. Он машет ей, призывая бросить его и возвращаться в Приют. Она понимает, что придется так и поступить. А когда разворачивается, вдруг замечает, как где-то совсем вдалеке что-то поблескивает в ледяном сиянии полной луны…

Лишь один из всадников вернулся из этого путешествия. Другой направился к тому далекому блеску на горизонте. Никс чувствовала, что именно туда они сейчас и направляются – к месту, отмеченному изумрудным свечением на хрустальной сфере Шийи.

Ошкапиры предостерегали ее от проникновения туда, связывая этот свой страх с бронзовым пауком, который развратил рааш’ке. Никс не требовались дополнительные указания на то, что именно там он и обустроил свое логово.

Еще один рааш’ке пронесся под звездами, пролетев над огромным летучим пузырем «Пустельги» и вновь привлекая ее внимание. Даал вынудил своего скакуна качнуть крыльями, давая понять, что пора возвращаться на корабль.

Она не стала противиться этому призыву. Руки и ноги у нее уже начинали дрожать, а куртка и капюшон покрылись коркой льда. Никс поплотней прижалась к седлу, к теплу своего скакуна. Напевом выразила ему свою благодарность и движениями коленей направила рааш’ке обратно к кораблю.

Когда они скользили к освещенной пламенем горшков палубе, она воспользовалась случаем, чтобы как следует осмотреть «Пустельгу» со стороны.

Вчера около полудня они в большой спешке сбежали из Приюта – вскоре после того, как Никс обнаружила остальных в разбившейся шлюпке. На то, чтобы убедиться, что восстановленная «Пустельга» не получила каких-либо существенных повреждений, много времени не ушло. К моменту нападения летучих мышей корабль давно покоился на берегу вдали от деревни и в основном был поглощен дымом, а его остывший летучий пузырь практически лег на палубу, когда после предупредительных выстрелов пришлось погасить нагревательные горшки, работающие на вораване.

И все же в итоге по-настоящему спасла корабль не кто иная, как Глейс, которая совершила на него набег и уничтожила оставленную на «Пустельге» команду халендийцев. При этом она благополучно спасла Крайша и Мерика.

Тем не менее все хорошо понимали, что битва еще не закончена. Ни у кого не было никаких сомнений в том, что где-то за пределами Приюта скрывается еще как минимум один боевой корабль королевства – особенно с учетом того, что враг регулярно отправлял в пелену тумана над головой почтовых ворон. Там, наверху, явно что-то затевалось.

Опасаясь нового нападения, их группа быстро подготовила «Пустельгу» и сбежала из Приюта.

Увы, но корабль был восстановлен далеко не полностью. В нижней части корпуса все еще зияли дыры, а сломанный киль походил на кривой клюв. Но «Пустельга» была опять способна летать. Учитывая возможность наполнить ее летучий пузырь горячим воздухом и успешное переоснащение двух уцелевших горелок, они решили рискнуть. Дарант хотел заменить горелку по левому борту, которую испортила Брейль, но на это уже не было времени.

Подлетая к «Пустельге», Никс заметила насыщенный изумрудный цвет мощного пламени переоборудованных горелок и ощутила их жар на лице. Оказавшись достаточно близко, она заставила своего крылатого скакуна перейти на пугающе крутое снижение.

Это было уже ее третье короткое пребывание вне корабля с момента их вылета из Приюта, так что Никс чувствовала себя несколько увереннее – но лишь совсем ненамного. Спуск был одновременно приятно волнующим и пугающим. В самый последний момент нырнув под летучий пузырь – даже дыхание перехватило, – ее рааш’ке широко распахнул крылья, захватывая ими воздух, и они внезапно, но управляемо проехались по доскам палубы.

И едва успели остановиться, как Даал одним махом опустился рядом с ней.

Другие рааш’ке, толкущиеся на палубе, прыснули во все стороны. Перед вылетом Никс воззвала к великому разуму орды, выразив желание, чтобы в этом путешествии их сопровождал и еще кто-то из стаи – как в качестве силовой поддержки, так и в надежде на то, что их присутствие поможет поддерживать связь с разумом орды. С таким количеством неизвестного и вероятными противниками как впереди, так и позади ей требовались все союзники, которых она только могла собрать.

Когда Даал спешился перед ней, на лице у него сияла широкая улыбка. Стряхнув лед с волос, он похлопал своего крылатого скакуна по боку.

– Спасибо тебе, Нифка!

Их рааш’ке были той самой парой, которая вынесла их из Пасти днем ранее. С тех пор Даал внес кое-какие изменения в их седла, полагаясь как на свои собственные знания, так и на опыт своих далеких предков. Никс уже отметила улучшения. Даже рааш’ке, похоже, оценили их. Седла сидели более надежно и вроде бы меньше натирали зверям шеи.

– Ну как там Метил? – спросил Даал, присоединяясь к ней.

Она улыбнулась. Даал выбрал эти имена в честь Маттиса и Неффы. Он не захотел называть рааш’ке точно так же, как и орксо, поскольку считал, что это запятнает их память. Поэтому переделал их имена настолько, чтобы они были уникальными, но при этом отдавали дань уважения храбрым орксо.

– Он молодец, – ответила Никс. – По-моему, мы оба действуем все слаженней. Помогает и то, что разум орды по-прежнему хранит воспоминания о тех временах, когда рааш’ке жили в гармонии с вашим народом.

– Ты все еще способна ощущать присутствие разума орды на таком расстоянии от Пасти?

Она кивнула:

– Пока да, но оно становится все слабее.

Никс и Даал протолкались сквозь стаю рааш’ке на палубе, чтобы добраться до тепла горшков, пылающих под открытым горлом летучего пузыря.

Эти крылатые звери расположились еще и внизу, в пустом трюме. Несколько дней назад команда Даранта полностью очистила его, готовясь к ремонту, и ни у кого с тех пор не было возможности вернуть его содержимое обратно. Это позволило разместить на борту «Пустельги» еще нескольких рааш’ке.

Кто-то мягко толкнул Никс в спину. Обернувшись, она увидела, что там стоит Баашалийя, переминаясь на задних лапах, и обиженно дуется на нее. Никс крепко обняла его и тихонько напела ему: «Не надо ревновать… Ты всегда будешь на первом месте в моем сердце!»

Он примирительно уткнулся носом ей в ухо, вызвав у нее теплую улыбку.

К его великому разочарованию, Никс не разрешила ему отправиться в этот полет. Он был еще молод, рассеян и излишне любопытен. Если бы Баашалийю занесло слишком уж далеко, корабль мог выйти за пределы его возможностей для благополучного возвращения.

Тем более что новые движители «Пустельги» оказались настоящими монстрами. После медленного, осторожного разгона они теперь неслись в три или четыре раза быстрей любого быстроходника. Маршрут, который отнял бы целую неделю, сейчас занял бы меньше двух дней. На таких скоростях Баашалийя, пожалуй, и не смог бы его догнать. Лишь более крупные корабли с более мощными горелками могли надеяться поддерживать такой темп – и даже тогда это было бы непросто.

Вспомнив о том, что в этих краях их корабль наверняка не единственный, Никс еще раз обняла Баашалийю, почесала его за ушами и повернулась к Даалу. Мотнула головой в сторону дверей, ведущих на полубак:

– По-моему, кому-то не терпится услышать наш отчет.

* * *

Расхаживая по рулевой рубке, на очередном развороте Грейлин чуть не наткнулся на Кальдера. Варгр жался к нему, встревоженный множеством рааш’ке на борту «Пустельги». Шерсть у него вставала дыбом при каждом их шипении или резком крике.

«Прекрасно тебя понимаю».

Этот шум изрядно действовал на нервы, особенно на фоне непрерывного воя потоков воздуха, врывающихся в пробоины в корпусе и взбаламученных сломанным килем.

Грейлин направился к судонаправительскому посту, где Фенн с Джейсом и Крайшем склонялись над звездными картами и нарисованными от руки планами местности.

– Сколько еще лёту до того места, которое показала нам Шийя?

Ответил ему Джейс:

– Трудно сказать с какой-либо точностью. Согласно показаниям секстонта Фенна, движемся мы быстро. Так быстро, что ему захотелось проверить еще раз, чтобы убедиться в правильности своих расчетов. Скоро у нас будут новые данные.

Эти слова услышала Грейс со своего места за штурвалом.

– Если б не эти жуткие дыры в корпусе и не треснувший киль, мы могли бы лететь еще быстрее.

– Мы и так летим достаточно быстро, – предостерег Дарант. – Не хочу, чтобы «Пустельга» развалилась прямо в воздухе. Даже на таких скоростях лучше молиться, чтобы она осталась цела.

– Если это вызывает беспокойство, то, может, стоит слегка сбавить? – осторожно спросил Грейлин.

Дарант оглянулся:

– В данный момент мы не знаем, кто или что может преследовать нас, так что пускай «Пустельга» летит так быстро, как ей хочется.

Пират продолжал пребывать в угрюмом и вспыльчивом настроении. Хотя не то чтобы кто-то стал бы винить его в этом. Между потерей дочери и стоящим за ним предательством Дарант все еще пытался прийти к какой-то степени принятия случившегося, если даже и не понимания. Хотя последнее, скорее всего, так и останется недостижимым.

Обычно люди становятся предателями, движимые какими-то собственными амбициями, планами или обидами. Но иногда это просто уставшая дочь, желающая поскорей вернуться домой.

Дверь у него за спиной с треском ударилась о переборку, распахнутая гуляющим по кораблю ветром, и в рубку быстро нырнула Никс, дрожа всем телом. Вошедший за ней Даал плечом захлопнул дверь.

– Да здесь еще холодней, чем наверху, на палубе, – сказала Никс.

Подбежавший к ней Кальдер обнюхал ее ноги и тут же с отвращением наморщил нос, учуяв исходящий от нее мускусный запах рааш’ке. Варгр вернулся к Грейлину, низко опустив хвост.

Фенн столь же хмуро посмотрел на Даала. Поперек горла судонаправителя тянулась неровная красная линия, покрытая бурой засохшей коркой. Даал заметил его тяжелый взгляд и отвел глаза, смущенный и пристыженный. Его гнев чуть не убил Фенна. Да, Брейль удалось обмануть Даала, но Фенн все же считал, что на тот момент заслужил достаточно доверия, чтобы к его заявлениям о невиновности прислушивались, а не отметали безоговорочно и кроваво.

Даал направился в дальний конец рулевой рубки, где стояли Райф с Шийей. Викас тоже была там – она заняла то место возле вспомогательных маховичков и рычагов сбоку от штурвала, которая обычно занимала Брейль. Из женщин в пиратской команде остались лишь Викас и Глейс. К настоящему времени Дарант потерял уже половину своего экипажа, и оставшихся едва хватало, чтобы управляться с «Пустельгой».

Даал пытался набрать еще несколько рабочих рук, кинув клич среди своих собратьев-нооров, но из-за спешки перед отлетом его призыв так и не достиг нужных ушей. У него едва хватило времени рассказать своим матери и отцу обо всем, что выпало на его долю. Они были разъярены, напуганы и потрясены в равной степени. Однако поняли достаточно, чтобы позволить Даалу отправиться с остальными.

Грейлин повернулся к Никс:

– Вы с Даалом не заметили каких-то признаков того, что нас преследуют?

Никс покачала головой:

– Нет. На фоне звезд вроде ничего не двигалось. И проблесков горелок мы не видели. Если кто-то и преследует нас, то движется втемную. – Она посмотрела в сторону приближающихся высоких гор. – И это не единственный враг, насчет которого нам нужно беспокоиться.

Никс уже рассказала Грейлину о своем столкновении с пауком – бронзовой фигурой вроде Шийи, только уродливой и враждебной. Она была уверена, что этот паук испортил рааш’ке, чтобы защитить свое логово, превратив их в живую оборонительную стену.

Дарант оглянулся на них:

– Мы уже почти добрались до этих гор. Но путь все равно неблизкий. Так что предлагаю всем воспользоваться случаем и как следует отдохнуть.

– Он прав, – поддержал его Фенн. – Нам потребуется еще полдня, чтобы добраться до того места в Камнеземье.

Дарант мрачно кивнул:

– Будем надеяться, что «Пустельга» не потеряет крылья до того времени. Даже если мы добьемся успеха, нам все равно будет нужно как-то вернуться в Приют.

Учитывая предстоящие опасности, это было очень большое «если».

Грейлин подошел поближе к окнам и стал смотреть, как вершины становятся все выше, все острей и зазубренней, словно предостерегая путников и недвусмысленно советуя повернуть назад.

«Наверное, нам стоит прислушаться к их совету».

* * *

Никс очнулась от смутного сновидения, в котором она заблудилась в лабиринте темных пещер, пытаясь угнаться за мерцающим огоньком «мороки» – призрачного свечения болотных газов, которое частенько видела в детстве. Эти вьющиеся во влажном воздухе призрачные язычки окутывали темные хижины на болотах Мирра, заманивая беспечных путников навстречу их гибели в непроходимых трясинах.

Она негромко застонала, без труда представив, откуда взялся такой сон.

– Вижу, ты проснулась, – произнес Джейс из-за столика рядом с ней.

– Сколько сейчас времени? – сонно спросила Никс, приподнимаясь на узенькой койке.

– Два колокола до полуночи.

– Сама удивляюсь, как это я вообще заснула. И так надолго.

– А я нет. Я читал тебе отрывок из «Опыта передвижения по воздуху в студеных краях». Текста, который я позаимствовал из маленькой библиотеки Крайша. Тебя сразу же сморило. – Он едва заметно улыбнулся ей. – Даже мне он показался скучным.

Никс опустила ноги на пол. Она свалилась в постель полностью одетой.

– Почему-то я в этом сомневаюсь. Это ведь вы с Крайшем – и я готова поспорить, что в первую очередь ты – предложили заменить подъемные газы в нашем летучем пузыре горячим воздухом.

Джейс пожал плечами, покраснев до самого воротничка.

– Возможно, концепция и вправду моя, но исполнение исключительно алхимика Крайша.

– В самом деле? – с сомнением отозвалась Никс, после чего прикрыла кулаком душераздирающий зевок.

Он приподнял бровь:

– Тебе нужно больше отдыхать. За последние два дня ты окончательно себя измотала. После того как ты заснула, мне пришлось отбиваться от кучи людей, которым ты вдруг срочно понадобилась. Надеюсь, ничего страшного, что я остался здесь, чтобы немного почитать…

Прежде чем она заснула, они успели какое-то время поговорить. Никс было приятно вновь оказаться в компании Джейса, ее бывшего наставника и друга по школе, болтая ни о чем и обо всем сразу. Это было тепло и знакомо, как будто она вернулась в более простые времена. Оставшись с ним наедине и наконец получив передышку от обязанностей и вопросов, Никс забылась беспокойным сном больше чем на четверть дня.

Она заставила себя встать и сделать несколько неуверенных шагов, чтобы обрести почву под ногами.

– Спасибо, что караулил мой сон. – Пробираясь мимо стола, Никс оперлась на его плечо: – И за то, что ты мой друг.

Уже убирая руку, она вдруг ощутила волну дурного предчувствия, на миг накатившую на нее, и потерла ладонью о рукав, пытаясь стереть это неприятное ощущение.

– Никс?

Она покачала головой, когда это чувство прошло, – понимая, что оно наверняка возникло из того же источника тревоги, который подпитывал ее сон.

– Прости. Просто нервничаю. Наверное, нужно пошевелиться, стряхнуть хотя бы часть этой нервозности… Схожу-ка я в рулевую рубку – гляну, насколько мы успели продвинуться.

– Я с тобой. Фенн работал там над какими-то любопытными расчетами. Касательно вариантов возвращения к Венцу.

Никс кивнула, надеясь, что они смогут ими воспользоваться.

Оба вышли из каюты в узкий проход, тянущийся от носа до кормы. Никс шла впереди. Ветры, гуляющие по поврежденному кораблю, завывали и обдавали холодом. Чтобы поскорей вырваться из их леденящей хватки, она прибавила шагу и наконец толкнула дверь в конце коридора.

В рулевой рубке было чуть теплее, но почти безлюдно. Дарант по-прежнему стоял за штурвалом. Никс сомневалась, что он хотя бы миг поспал с того момента, как потерял дочь. Глейс и Викас сменил один из матросов, обслуживая оба вспомогательных поста управления одновременно. Помимо них, бодрствовали лишь Фенн, который был вроде по-прежнему сосредоточен на своих расчетах, и Шийя, которая вообще никогда не спала.

Направляясь к Даранту, Никс заметила Грейлина, который сидя привалился к стене в дальнем углу, уткнувшись подбородком в грудь. У его ног лежал Кальдер, свернувшись калачиком и подергивая задней лапой – наверное, тоже гоняясь во сне за «мороком».

Увидела она тут и Крайша, который посапывал в маленьком закутке рядом с судонаправительским постом.

Подойдя к Даранту, Никс уставилась в окно перед собой. Когда она удалилась в свою каюту, они как раз подлетали к горам – неприступной безжизненной стене из изъеденных инеем черных скал. Теперь она была рада, что та осталась у них за спиной.

Вид стал еще более пустынным и неприветливым. Плоская изломанная равнина простиралась до самого горизонта. Этот почти безликий ландшафт был похож на противень с густой черной грязью, который слишком надолго оставили на солнце, отчего грязь эта высохла и растрескалась. Только это была не грязь, а твердый, испещренный трещинами камень.

– Камнеземье, – пробормотала Никс.

Дарант согласно буркнул.

– И долго мы уже летим над ним?

– Почти три колокола.

Пустынный, жуткий пейзаж навевал меланхолическую тоску, как будто они были единственными живыми существами во всем мире. Но Никс знала, что они здесь наверняка не одни.

– Есть какие-то признаки другого корабля позади нас? – спросила она.

Дарант покачал головой:

– Фенн уже проверял – просмотрел через корабельный дальноскоп весь пройденный путь до гор. Но луна зашла, и стало совсем темно. Даже звезды затуманены пылью, сдуваемой с этих сухих вершин. Если кто-то сплавляется по течению ветра, не разжигая горелок, его будет трудно заметить.

– Я могу поднять Метила и по-быстрому осмотреться.

– Нет, девочка. Только не в одиночку. А Даал где-то завалился спать – он тоже нуждается в отдыхе. Если там кто-то есть, то сейчас мы все равно ничего не можем с этим поделать.

Фенн крикнул со своего поста:

– Мы уже явно совсем недалеко от отметки Шийи!

Словно пробужденная своим именем, та заговорила, подняв руку и указывая куда-то южнее от их пути:

– Там что-то блестит.

Дарант покинул свой пост и последовал за Никс, чтобы присоединиться к бронзовой женщине.

– Я не вижу ничего, кроме все того же треклятого камня, – сказал Дарант.

И все же стеклянные голубые глаза Шийи были зорче, чем у любого из них. Зная это, Никс продолжала всматриваться, пока тоже не увидела этот далекий проблеск. И в этот момент прошлое и настоящее на миг наложились друг на друга. То воспоминание от ошкапиров снова вернулось к ней.

Когда она уже разворачивается, то вдруг замечает, как где-то совсем вдалеке что-то поблескивает в ледяном сиянии полной луны…

– Это там, – подтвердила Никс. – Прямо у горизонта. Дарант, ты не можешь слегка подвернуть к югу?

– Угу. – Он направился обратно к штурвалу, отдавая на ходу приказы матросу, стоящему у вспомогательного поста управления. А вернувшись на место, уже и сам это заметил: – Ну да, и вправду что-то блестит…

В ответ на возникшую в рубке суету послышалось ворчание Кальдера, а мгновение спустя и Грейлина. Оба поднялись с пола и присоединились к остальным.

– Ну что там? – спросил рыцарь, потирая глаза.

Никс и Шийя одновременно ткнули пальцами вперед.

По мере стремительного продвижения «Пустельги» блеск становился все ярче – настолько ярче, что его уже было трудно списать на один только отраженный свет звезд.

«Странно…»

Впереди все отчетливей проявлялся силуэт чего-то явно металлического – словно раскаленный медный нарыв, вспучивший холодную плоскую местность вокруг.

Приникнув к рупору корабельного возвещателя, Дарант разбудил свою команду. Вскоре в рулевой рубке стало тесно. Заметив Никс, появившийся вместе с остальными Даал присоединился к ней у окна.

– Что это? – спросил он.

Никс лишь покачала головой.

С каждой пройденной лигой непонятное сооружение становилось все выше, неуклонно расползаясь вширь. И в то же время казалось, будто оно уплывает прочь, опасливо держась на расстоянии. Но это было всего лишь зрительной иллюзией из-за его огромных размеров.

Наконец это нечто перестало убегать от них и полностью раскрыло себя. На миг Никс припомнился древний прародитель ошкапиров с его куполообразной головой и отходящими от нее гигантскими щупальцами, прикрытыми песком, – только вот сооружение перед ними сияло знакомым медным блеском, и все они уже видели такой металл, созданный древними.

Центром его был купол, способный укрыть все девять ярусов ее бывшей школы, Обители Брайк. От него, причудливо извиваясь, отходили семь массивных ответвлений, протянувшиеся на десятки лиг во все стороны. И выглядело это гигантское сооружение так, будто было отлито целиком прямо на месте – его поверхность, без единого шва или стыка, была абсолютно гладкой, как кожа орксо.

Создавалось жутковатое впечатление, будто оно создано самой природой – почти как если бы что-то живое выползло из океана, виднеющегося неподалеку. И это замерзшее море за сооружением тоже представляло собой внушительное зрелище. Вдоль береговой линии его громоздились огромные ледяные глыбы едва ли не в поллиги высотой. Края их выглядели острыми как бритва, заточенные пронизывающими ветрами. Улавливая каждый отблеск звездного света, лед голубовато светился в темноте словно сам по себе.

– Разбитое Море, – произнес Даал, переводя взгляд вдаль.

– Но что это там на берегу? – вопросил Райф, обращаясь ко всем сразу.

– Наверняка как раз то, ради чего мы явились сюда.

Никс повернулась к Шийе, ожидая разъяснений. Бронзовая женщина едва заметно покачала головой:

– Если я и должна была обладать знаниями о таком месте, то сейчас у меня их нет.

– Придется самим все исследовать, – заключил Грейлин, после чего повернулся к Даранту: – Можешь медленно пройти над этой штуковиной? Поискать вход?

Никс уже поняла, насколько непростая задача стоит перед ними. Жутковатое свечение, которое они заметили еще издалека, исходило из глубокой трещины где-то с пол-лиги шириной, которая окаймляла это необъятное сооружение по всему периметру – и купол, и змеящиеся от него отростки – наподобие крепостного рва. На дне ее тлела расплавленная магма. И при проходе над сооружением не удалось обнаружить никакого моста через эту огненную пропасть.

– Можешь опуститься пониже? – попросила Никс. – Чтобы осмотреть сам купол.

Дарант подчинился, подведя «Пустельгу» поближе к изогнутым стенам купола. С такого близкого расстояния размеры его были уже просто пугающими.

Они дважды облетели вокруг него, прежде чем Никс увидела это.

– Стой! Давай обратно!

Дарант прибавил мощности горелкам и развернул корабль, возвращаясь к тому месту, которое привлекло ее внимание.

На самой макушке купола смутно проглядывали очертания достаточно широкого круга, в котором вполне могла поместиться «Пустельга», хотя и впритирку. Еще менее заметные изогнутые линии, расходящиеся из центра, делили круг на семь одинаковых долек наподобие лепестков цветка.

Никс повернулась к остальным:

– Мы уже видели такие круглые медные проемы. Только гораздо меньше. Под Старым Стволом в Торжище и Северным монументом. Это, наверное, и есть вход.

– Но если это люк, – подал голос Даал, – то как мы его откроем?

Никс повернулась к Шийе:

– Обуздывающим напевом, как и раньше. Только тогда для этого понадобились усилия нас обоих – а еще и старейшины кефра’кай по имени Шан.

– Моей прабабушки, – вставил Райф.

Никс повернулась к Даалу:

– Может, если ты займешь место Шан, мы могли бы попробовать втроем открыть эту дверь…

Тот кивнул, явно желая попробовать.

Она обратилась к Даранту:

– Как близко ты можешь подвести нас к этому люку?

– Достаточно близко, чтобы поцеловать его – если ты думаешь, что это поможет нам попасть внутрь.

– Может помочь.

Дарант быстро переговорил с Глейс и Викас, которые вернулись на свои места на второстепенных постах. С большой осторожностью, борясь с ветрами, вьющимися вокруг купола, он опускал «Пустельгу» до тех пор, пока очертания круга не заняли окно. Казалось, что медь так близко, что до нее можно дотронуться рукой.

Никс взяла Даала за руку, ощутив знакомую вспышку огня. Ей почти не требовалось напевать, чтобы поднять сияние к своим губам. Шийя сделала то же самое.

Пока Шийя и Никс создавали свой напев, наслаивая мелодии друг на друга, Даал подпитывал их усилия. Никс вспомнила, какими упрямыми были в прошлом эти двери, замки которых мог вскрыть лишь обуздывающий напев, и приготовилась всерьез побороться. На пробу она выпустила несколько золотистых нитей, чтобы прощупать дверь.

Но едва только первая из них коснулась поверхности, как по меди сразу же заплясали молнии изумрудного огня, превратив ее нить в пепел. Потрясенная, Никс запнулась, и ее напев оборвался. Шийя тоже поморщилась, почувствовав враждебность в этом огне.

Все они знали, каков источник этой энергии.

Равно как и все остальные.

По всему кораблю рааш’ке заходились в яростных криках – огненный хор страха и ярости. Они тоже узнали того, кто скрывался в этом медном логове.

Паука, который поработил их.

Глава 86

Канте нежился в горячей купальне на территории императорского павильона. В бассейне журчал впадающий в него родник. Купальня представляла собой естественный пруд, камень по берегам которого был отполирован и сглажен в виде сидений. Прикрыв глаза, он слушал, как по всему Экс’Ору разносится звон пятого колокола Вечери.

Когда звон наконец умолк, Канте вздохнул и сполз по камню пониже, изо всех сил пытаясь хоть как-то снять охватившее его напряжение. Отданный на милость сестер, он чувствовал себя всеми покинутым и запертым в этой позолоченной благоухающей тюрьме. Аалийю и Рами переправили в Кисалимри, прихватив с собой и Пратика. Ощущение нахождения в тюрьме усиливалось высокими стенами дворцового павильона и множеством паладинов и императорских гвардейцев, патрулировавших садовые дорожки.

Канте не сразу обнаружил этот маленький оазис – крошечный садик в тихом уголке территории. Над бурлящим бассейном была установлена мраморная беседка, которая не позволяла лепесткам окружающих талниссов загрязнять упрятанные в их тени воды. Хотя несколько все-таки проплыли мимо пальцев Канте. Лепестки были сдуты легким ветерком, который еще и звенел сотнями колокольчиков, развешанных на ветвях.

В эти последние ночные часы где-то неподалеку печально щебетала одинокая посаженная в клетку певчая птица.

«Хорошо понимаю, каково тебе сейчас…»

Но Канте пребывал в смятении и никак не мог расслабиться не только по той причине, что его бросили здесь одного. Подняв из воды руки, он надел на мизинец золотое кольцо – только на него оно кое-как и налезло. Представил его на руке у матери, ища связи с ней. Это разбередило смутные воспоминания, но они были недостаточно теплыми, чтобы прогнать его тревогу.

«Первенец…»

Это до сих пор не укладывалось у принца в голове. Его статус второго по рождению глубоко укоренился в нем почти за два десятилетия пренебрежения, издевательств и колотушек. Уверенность в этом впиталась ему в плоть и кровь. Канте не мог так легко отринуть это чувство, особенно учитывая незначительный вес кольца и старинного гранатового камня с изображением крылатого коня.

Он опустил обе руки обратно под воду, пряча их пониже, да и сам погрузился поглубже. Тенистый сад соответствовал его настроению. До полуночи оставалось всего два колокола. Высокие стены скрывали низкое солнце, погружая этот оазис в еще более глубокий мрак.

Увы, но он не был неприступным, хотя и виделся Канте тюрьмой.

В другом конце сада открылась дверь. Он приподнялся чуть выше, когда увидел, что к нему приближается Фрелль, обходя подстриженные живые изгороди, высокие вазы с цветами и жеманно журчащие крошечные фонтанчики.

Без каких-либо предисловий, если не считать хмурого взгляда, алхимик ввел Канте в курс дела:

– Пратик прислал весточку. Аалийя успешно подняла клашанский флот. После битвы при Дыхании северное побережье Клаша осталось слабо защищенным. Принц Джубайр ничего не сделал, чтобы укрепить его, – серьезная ошибка принца, советникам которого следовало бы получше знать свое дело. Его заверили, что король Торант не перейдет к действиям так скоро.

– Могу понять, почему у имперского совета могло сложиться такое впечатление… Мой отец всегда был больше склонен к бахвальству, чем к действиям. Но сожжение островов Щита явно разожгло под ним огонь. Это был слишком уж широкий и быстрый шаг, даже в качестве наказания за казнь Микейном принца Пактана. Моего отца можно провоцировать лишь до тех пор, пока он не взорвется. Принцу Маришу стоило бы быть посдержанней.

– Это в равной степени была и вина Джубайра, который не смог держать своего братца в узде и допустил эту катастрофу. Так что имперскому совету стоило бы присматривать за обоими принцами.

– Ну а что Аалийя?

– Из того, что я слышал, она прислушивается к членам совета, но полагается на свою собственную проницательность. Аалийя быстро подняла в воздух флот, который слишком долго бездействовал, и направила его на север. Но ее армада достигнет северного побережья не раньше того, как корабли королевского флота окажутся у наших берегов. Надежда состоит в том, чтобы удержать три линейных корабля во главе с «Гиперием» на боевом рубеже над Тайтинской чащобой и не позволить им добраться до Кисалимри.

– И каковы шансы на то, что это получится?

Фрелль нахмурился:

– Принц Джубайр был небрежен в своем руководстве. Больше реагировал, чем сам проявлял инициативу. Он оставил Аалийю не в лучшей ситуации. Это будет тяжелая битва.

– А мы торчим здесь – объедаемся всякими лакомствами и нежимся в роскошных купальнях…

Фрелль махнул на него:

– И, я вижу, ты этим пользуешься.

– Было бы невежливо поступать иначе.

Алхимик закатил глаза:

– Ладно, я ухожу, чтобы сообщить новости Тихану – он сейчас в кровавых ваннах.

Канте кивнул. Как и все они, Тихан тоже явно хотел отправиться вместе с остальными в Кисалимри, но ему по-прежнему требовалось оставаться рядом с Маккаром, чтобы держать того под контролем.

Канте предпринял нерешительную попытку встать.

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Фрелль снова нахмурился:

– В этом нет необходимости. И совершенно очевидно, что в данный момент ты слишком поглощен созерцанием своего пупка.

Канте снова опустился в воду.

– Верно. У меня есть пупок, который требует пристального анализа.

Фрелль насмешливо фыркнул и направился через сад, по пути громко хлопнув дверью, дабы подчеркнуть свое презрение.

Канте улыбнулся, начиная чувствовать себя получше.

Он откинулся назад, прикрыв глаза и слушая монолог птицы в клетке, обращенный к ночи. И сквозь небольшую щель под расслабленными веками вдруг заметил какое-то странное перемещение теней.

Канте наклонился в сторону, чтобы заглянуть за мраморные колонны беседки. Что-то со стуком отскочило от камня рядом с ним. Подняв взгляд, он увидел фигуру в черном плаще, лицо которой было скрыто за темной вуалью, несущуюся прямо на него. Вслед за первой в беседку ворвались и другие тени.

«Что здесь делают рисийки?»

Испугавшись, что что-то не так, Канте резко выпрямился, и в этот момент огненные жала вонзились ему в грудь и шею. Вздрогнув, он смахнул с себя крошечный пучок перьев. И в этот миг мир вокруг него закружился и затуманился – а затем принц безвольно рухнул лицом в воду.

* * *

Аалийя стояла на своем личном балконе, примыкающем к обширным императорским покоям. Она всегда предпочитала свежий воздух. Внутри принцесса все еще чувствовала себя самозванкой. Присутствие ее отца ощущалось повсюду. От украшающих стены грандиозных произведений искусства, которые он коллекционировал, до более личных вещей – мелких вещиц и безделушек, которые отмечали более скрытую жизнь этого человека. Но что поразило Аалийю больше всего, так это находка украшенного драгоценными камнями гребня, который некогда принадлежал ее матери. Тот лежал у постели ее отца, словно все еще ожидая ее возвращения. Это была та сердечная близость, которой ее отец редко с кем-то делился.

Осознание того, что с ним сотворили, терзало ей сердце.

Его запах тоже наполнял пространство, как будто даже в отсутствие императора величие его всеми силами пыталось напомнить о себе. Стоя у перил, Аалийя глубоко дышала, пытаясь собраться с мыслями перед возвращением в Кровавую башню, откуда издалека должна была вестись война.

– Ну как ты, сестра? – спросил Рами.

Ее брат сопроводил ее сюда – такой же ее паладин, как и воины в серебре за дверью.

– Что же мы наделали? – прошептала она.

Аалийя терпеть не могла проявлять слабость. Всю свою жизнь она ожесточала себя – Роза, которую никому не под силу помять. Только с Тазаром она позволяла проявиться своей мягкости, но даже с ним в ней оставалась какая-то твердая сердцевина, которую она надежно прятала.

Рами подошел к ней и заключил в объятия. Аалийя обняла его в ответ, нуждаясь в том брате, который был ближе всего ее сердцу. Она безвольно обмякла, позволяя его рукам вновь собрать ее воедино, поскольку самой ей это было сейчас не под силу. Пару раз всхлипнула, но больше ничего себе не позволила.

Наконец Аалийя высвободилась и повернулась обратно к перилам. Вдалеке на север катился огненный шторм. Сотни горелок сверкали в небе, отмечая прохождение имперской армады.

– Как мы это переживем? – прошептала она, глядя им вслед.

Аалийя имела в виду не только грядущую битву.

Рами взял ее за руку и ответил:

– Вместе, сестра. – С этим обещанием он сжал ее пальцы – Вместе.

* * *

Не отрывая от глаза дальноскоп, Микейн стоял на носу «Гиперия», когда могучий корабль величаво выплывал на просторы дымного Дыхания. Позади него пылали пожары, знаменуя окончание короткой стычки со скудными клашанскими силами.

Как и ожидалось, уничтожив до основания острова Щита, клашанцы наслаждались победой. Они не укрепили побережье после того, как «Соколиное крыло» вернулось на свой насест в Кисалимри. Это было еще одним доказательством того, что его отец и члены королевского совета, включая Реддака, пришли к правильному заключению: принц Джубайр слаб, на него сильно влияют окружающие – он скорее слушает, чем руководит, и мечется туда-сюда вслед за советниками, пока они там бесконечно дебатируют, пререкаются и откладывают.

В этот момент у Клаша не было истинного лидера. Когда железный кулак Маккара ослабило безумие, империя осталась без руля.

Микейн улыбнулся грядущему разорению. Когда «Гиперий» вышел из пелены Дыхания, вдали показалась ярко-зеленая береговая линия Клаша, поднимающаяся из голубых вод и отмечающая северную окраину Тайтинской чащобы. Далеко на западе огромный столб дыма омрачал берега, отмечая место, где он сбросил Котел Гадисса на вершину Караула Экау. Лес там все еще продолжал гореть.

«В отличие от принца Джубайра, я не колеблюсь».

Микейн перевел дальноскоп на три линейных корабля впереди, которые сопровождали «Гиперий» к побережью. Среди них было и «Крылатое возмездие» – корабль, которым принц некогда командовал и где дерево палубы все еще было пропитано кровью принца Пактана. В трюме его покоился новый Котел взамен того, который он сбросил.

Микейн не испытывал никакой привязанности к своему бывшему кораблю. С его нынешнего места «Возмездие» казался таким маленьким… Это была неподходящая сцена для принца, который намеревался сверкать ярче всех, чей свет пронесся бы сквозь столетия вперед, положив начало династии сияющих королей-солнц – начиная с его сына, который последует за Микейном на трон.

Принц опустил свой дальноскоп и повернулся, чтобы оценить простор «Гиперия». Такая сцена куда лучше подходила для того, чтобы заложить эту будущую династию.

«И что за сцена еще предстоит!»

Размышляя о грядущих столетиях, Микейн заметил на противоположной стороне носовой палубы флагмана явно взволнованного Реддака. Верховный военачальник подошел к поручням и исчез в сиянии величественной фигуры, украшавшей нос корабля.

Солнечный свет ослепительно отражался от железной скульптуры вставшего на дыбы жеребца. Крылья его вздымались по сторонам от носа корабля. Зрелище это было захватывающее и вдохновляющее. Король Торант назвал флагманский корабль в память о матери Микейна, все еще трепетно относясь к бывшей королеве. Мать Микейна происходила из знатной семьи – Дома Гипериев, который и дал начало названию великого корабля. Даже фигура крылатого жеребца на носу представляла собой символ этого древнего рода.

Микейн любил свою мать, но считал такую преданность чрезмерной сентиментальностью – слабостью, которой всегда отличался его отец.

Наконец Реддак вновь возник из ослепительного сияния, направляясь прямо к Микейну и Торину. Что-то явно пошло не так. Микейн прищурился, прикидывая – должно ли это его озаботить или же это то, чем можно воспользоваться.

Подойдя к ним, Реддак почтительно кивнул Торину, а затем обратился к Микейну:

– На горизонте только что показалась большая вереница клашанских кораблей.

Тот напрягся.

– Что?!

Реддак махнул на дальноскоп в руке у принца:

– Сам посмотри.

Вернувшись к поручню, Микейн поднес трубу к глазу и опять сосредоточился на зеленых зарослях Тайтинской чащобы, которые по мере приближения к побережью становились все шире и выше. Потом перевел взгляд к небу. На горизонте полыхала длинная линия огней.

– Как это понимать? – спросил Микейн.

– А так, что мы недооценили компетентность и выдержку принца Джубайра. Или император Маккар пришел в себя… В любом случае кто-то сумел подавить разногласия, с поразительной быстротой сплотить клашанские силы и выслать нам навстречу большое количество военных кораблей и охотничьих челнов. Другие наверняка уже перекрывают подходы к Кисалимри.

Микейн просто-таки смаковал разочарованную ярость в голосе Реддака. Любая неудача будет возложена на плечи верховного военачальника.

Стоявший позади Микейна Торин обратился к Реддаку:

– Каков наш дальнейший курс?

– Идем как шли. Мы можем потерять один корабль, может, и два, но все равно прорвемся сквозь них, доберемся до Кисалимри и разнесем его в пух и прах нашим Молотом!

Микейн не мог не проникнуться уважением к решительности и отваге верховного военачальника.

Хотя независимо от исхода – за исключением его собственной смерти – Микейн все равно победит. Либо он вернется во славе и разделит триумф, либо возложит вину за любую неудачу на плечи Реддака. Любой исход его полностью устраивал.

Более того: Микейн не собирался возвращаться без своей личной победы.

Опустив дальноскоп, он перевел взгляд на одинокую фигуру в черном на другом конце палубы, похожую на темного воробья из сказки, ждущего ворону.

Фигура заметила внимание Микейна и коротко кивнула, сигнализируя, что почтовая ворона и вправду прибыла – причем с добрыми вестями.

Отвернувшись от нее, принц обвел взглядом просторную палубу «Гиперия».

«Да, это будет идеальная сцена».

* * *

Скрытый под балахоном биор-га, Пратик неприметно следовал за своим объектом. Одетый в белый плащ Дреш’ри двигался по императорским садам дворца. Это был уже пятый ученый, которого он выследил с момента прибытия в Кисалимри. Несколько своих целей Пратик потерял из-за чрезмерной осторожности; другие привели его во всякие безобидные места.

«Кто-то из них обязательно приведет меня к Зенгу ри Перрину».

Глава Дреш’ри оставался неизвестной переменной в их планах в Вечном городе. На собрании в Экс’Оре Зенг не присутствовал, хотя тоже входил состав имперского совета.

В течение дня Пратик осторожно наводил справки, но без особого результата. Вскоре после сожжения Кодекса Бездны Зенг бесследно исчез. Многие полагали, что он бежал из страха – опасаясь, что в конце концов переменчивый гнев императора обернется в его сторону. Но теперь, когда на горизонте появилась новая императрица, Зенг должен был понимать, что его положение стало еще более шатким.

Пратик боялся того, что это могло бы предвещать, поэтому и отправился на охоту по дворцу и всем обычным местам обитания Дреш’ри. Ллира наметила на карте множество известных ей входов – как в сам Кодекс, так и в более обширное логово подземных покоев Дреш’ри. Поиски вслепую в этом лабиринте заняли бы годы. А Зенга, возможно, там вообще не было. Тем не менее на вероятность того, что он бежал из города, вряд ли стоило рассчитывать.

«Ты где-то здесь…»

Пратик наконец прекратил свои расспросы, заметив, что время от времени один-другой Дреш’ри высовывают нос из-под земли. Если б Зенгу захотелось побольше разузнать о том, что происходит во дворце, он послал бы только того, кому доверял, – кого-то из своих, кого-то из своей внутренней клики. Зная это, Пратик и начал свою охоту, втихаря таскаясь за всеми, кто попадался ему на глаза.

Но с наступлением ночи ему, вероятно, предстояло отказаться от поисков. На севере вот-вот должна была разыграться битва, которая, скорее всего, докатится до стен Кисалимри. К тому времени Пратику нужно будет вернуться в Кровавую башню. Готовясь к худшему, все входы в огромной цитадели наверняка запрут, особенно в военную башню. Он не осмеливался рисковать тем, что не сможет туда войти.

Когда прозвенел последний ночной колокол, Пратик незаметно следовал за бледной фигурой Дреш’ри, укрываясь в густых тенях, отбрасываемых высокими стенами сада. Его объект шагал с непринужденной целеустремленностью, сопровождаемый парой слуг в биор-га, которые несли книги и какие-то коробки. Этот Дреш’ри вроде абсолютно ничем не отличался от четырех других, за которыми до этого следил Пратик, и наверняка возвращался в свои подземные покои после того, как собрал книги для чтения, которых внизу теперь определенно не хватало.

Пратик был уже готов отказаться от своих тщетных поисков. Но тут один из слуг споткнулся о расшатанный булыжник и, согнувшись пополам, едва не рухнул на землю, удержав себя от падения рукой. Головной убор слуги от сотрясения перекосился, но его быстро водрузили на место.

Совершенно потрясенный, Пратик тоже сбился с шага, но взял себя в руки, прежде чем кто-то успел это заметить.

Впереди, в этот момент замешательства, из-под головного убора показалось единственное ухо слуги. Острый кончик его был безошибочно узнаваем.

«Венин…»

Пратик представил себе изуродованных певцов с перебитыми носами и зашитыми глазами. Несмотря на слепоту, венины владели способностью разбрасывать обуздывающий напев по сторонам, что позволяло им ориентироваться в пространстве. Но разболтавшийся камень был пропущен и вовремя подвернулся существу под ноги.

Пратик последовал за ним через сад, продолжая изображать слугу.

«Я тут такой не единственный».

Он посмотрел на второго прислужника, следующего за Дреш’ри в белом плаще. И тут вдруг понял, кто наверняка скрывается под вторым одеянием биор-га, – эта фигура двигалась куда более уверенно.

Это не был еще один венин.

«Зенг…»

Предводитель Дреш’ри явно извлек урок из предыдущего нападения на соратников Пратика, предпочтя спрятаться у всех на виду. Такой курс имел смысл. Зенг не стал бы доверять чужим глазам, чтобы изучить обстановку во дворце и оценить ситуацию. Он доверился бы только самому себе.

«Но куда же ты сейчас направляешься?»

Несмотря на то что время уже поджимало, Пратик продолжал преследование, двигаясь по тенистым садам параллельно своей цели. Наконец троица оказалась у руин главного входа в Кодекс. Снизу еще просачивались струйки дыма, поднимаясь сквозь обрушившиеся стены и груду камней, на месте которых некогда располагался вход в водяной подъемник библиотеки.

Все трое встретились там с закутанной в плащ фигурой, прятавшейся в задымленных развалинах. Зенг подвинулся вперед, отбросив свою роль подчиненного, и обменялся несколькими словами с человеком в плаще. Тот кивнул и стиснул Зенгу предплечье, словно благодаря за что-то.

Зенг скользнул назад. И в этот момент еще больше фигур в мантиях и капюшонах выбрались из-под обломков, собираясь рядом с Зенгом. Бледные лица светились в темноте, словно какие-то жутковатые фонари.

Оставшиеся венины.

Еще одна фигура в плаще отступила в сторону и поднесла к губам что-то блестящее. Свисток выдул три резкие ноты. Прежде чем затихла последняя, ее подхватил другой свисток, потом рожок, затем еще рожки.

Из арочных проемов на дальней стороне сада вырвались фигуры в доспехах, несущиеся со всех ног. Паладины, стоявшие у дверей дворца, упали вперед с перерезанными глотками. Их места тут же заняли новые паладины – или, по крайней мере, люди в точно таких же доспехах.

Пратик отступил с дороги, опустившись на колени в пассивном подчинении. Проносящиеся мимо него сапоги крушили гравий. Мечи выскальзывали из ножен.

Он держал голову опущенной, пока эта волна не пронеслась мимо и не хлынула во дворец.

Подняв голову, Пратик увидел, как по небу проносятся изрыгающие пламя горелки. Снявшись со своих мест над дворцовыми стенами, летучие корабли направились внутрь цитадели – все вроде нацелившись на Кровавую башню.

Вспышка серебра вновь привлекла его взгляд к саду.

Балахон был отброшен в сторону, открывая блестящие доспехи под ним. Пратик легко узнал это лицо, осанку, царственные манеры. Кое-кто явно остался недоволен результатами встречи в Экс’Оре, избрав иной путь защиты империи после ослабления Маккара.

Вытащив свой меч, принц Мариш направился ко дворцу.

* * *

Фрелль расхаживал по краю багряной ванны. Тихан стоял на коленях рядом с императором, который продолжал отмокать в воде. Тихан нежно гладил Маккара по плечам, хотя алхимик так и не понял – для того ли, чтобы утешить страдающего человека, или же чтобы укрепить свою власть над императором.

Фрелль посмотрел в сторону двери. Настоятельница Шайр предложила проводить по четыре погружения в день. Сестра Лассан – сиделка, отведенная императору, – должна была вот-вот вернуться, чтобы забрать Маккара и вернуть того в его садовый павильон.

– Что думаешь об усилиях Аалийи на данный момент? – спросил Фрелль. – Этого достаточно, чтобы остановить нападение королевства?

Тихан продолжил свой массаж.

– Ты спрашиваешь меня как стратега или как оракула?

– Разве в тебе нет немного и того и другого?

– Возможно, но во времена столь непредсказуемого и хаотичного конфликта я не являюсь ни тем, ни другим. Даже я не могу отследить столько переменных, тенденций и потенциальных исходов. Я могу предсказать столкновение, но не то, куда упадут обломки. Вот где мы сейчас находимся – в хаотичном потоке вероятностей.

Фрелль нахмурился, услышав такой ответ.

Тихан встал и повернулся к двери:

– И, боюсь, вот тебе один из примеров.

Отвлекшись, Фрелль пропустил приглушенный гул голосов, но по мере того, как они все больше накалялись, даже он не мог этого не заметить.

Золотая дверь резко распахнулась, и внутрь ворвались две фигуры в темных плащах. Они появились так быстро, что Фрелль попятился и чуть не упал в ванну.

Вслед за незваными гостями в павильон купальни вбежали два паладина, стоявшие снаружи.

Фреллю потребовался еще один вдох, чтобы опознать двух рисиек, Кассту и Сёкл. Обе женщины резко остановились, проехавшись на ногах. Два паладина двинулись было к ним, но Тихан остановил их поднятой рукой и властным голосом:

– Не бойтесь, паладины! Всё под контролем. Эти двое нам известны и не представляют собой никакой опасности. Их прибытие происходит так, как и было предсказано!

Паладины нерешительно остановились, явно сбитые с толку, но пробормотали извинения, уважая способности провидца. Пара отступила к двери, по настоянию Тихана закрыв ее за собой.

– Что стряслось? – спросил Фрелль, заметив едва сдерживаемую панику рисиек.

– Принц Канте пропал! – почти выкрикнула Сёкл. – Похищен.

Фрелль, запинаясь, задал все свои вопросы сразу:

– Когда… Почему… Кто?

Касста шагнула вперед и раскрыла ладонь, демонстрируя единственную черную колючку с пучком темных перьев.

– Мы нашли это плавающим в его ванне – после того, как одна из наших сестер мельком заметила тени там, где их не должно было быть.

Фрелль подозрительно прищурился:

– Это похоже на стрелу для ваших трубок. На него напала одна из ваших сестер?

И Сёкл, и Касста были явно ошеломлены этим предположением.

– Тогда кто? – нажал на них Фрелль.

Касста отбросила колючку с перьями в сторону.

– По выделке такие шипы отличаются от наших, но тоже хорошо известны. Это дело рук Братства Асгии.

Фреллю было знакомо и название этого братства, и его связь с архипелагом Рис.

Братство было темным зеркалом рисийского сестринства. Их группа откололась давным-давно, еще до того, как на Архипелаге установился матриархат. Хотя раскол был вызван не столько гендерным вопросом, сколько жизненной философией.

Оба сообщества продавали свои таланты, но рисийки усмиряли свой выбор обдуманностью и чувством справедливости. Братьев же в этом плане абсолютно ничего не сдерживало. Движимые исключительно корыстными интересами, брутальные и жестокие, они вызывали такой же страх и были столь же эффективны, как и две женщины, стоящие сейчас перед ним.

– Видно, кто-то заплатил им, чтобы они похитили Канте, – произнес Фрелль. – Только вот кто?

Тихан нахмурился, явно разочарованный.

– Думаю, ты вполне можешь и сам догадаться… – Он печально покачал головой. – Каким бы предсказуемым он ни был, я думал, что у нас больше времени. Тем не менее этого нельзя допустить. Это ознаменует конец всему.

– Тогда что же нам следует сделать? – спросила Касста.

– Я выбрал Экс’Ор не только из-за роскошных купален. – Тихан повернулся к Сёкл: – К настоящему моменту ты доказала, что искусно владеешь как крылаткой, так и стрелокрылом. Как бы ты отнеслись к более серьезному вызову – тому, что сопряжен со значительным риском?

Глаза Сёкл лишь блеснули, отражая кроваво-красные воды.

– Тогда мы должны поспешить. Вот-вот произойдет столкновение, а я и понятия не имею, чем это закончится – или какие обломки оно после себя оставит.

Глава 87

Райф подергивался и дрожал от пронизывающего до костей холода. В трюме «Пустельги» было темно. Освещала его лишь горстка осветительных горшков, которые давали совсем мало света и лишь углубляли тени – и скрывали монстров внутри.

Повсюду вокруг него хлопали крылья, задевая друг за друга – словно мертвецы потирали свои кожистые руки. Сквозь завывания ветра то и дело прорезались шипение и более резкие вопли. Но хуже всего были вспышки ярких клыков, отражавших свет пламени. Они зловеще мерцали в темноте, ядовитые и смертоносные.

«Бывали у меня кошмары и попроще».

Впрочем, рааш’ке держались в глубине трюма, пока Райф и Грейлин катили бочку навстречу ветру, завывающему в дыре в трюме. Перде следовал за ними, прижимая сломанную руку на перевязи к животу и другой рукой подняв над головой фонарь.

Райф уже искренне жалел, что предложил этот план. Даже Грейлин пробормотал себе под нос:

– Это безумие.

– Я и не хочу сказать, что это не так, – ответил Райф.

– А ты уверен, что правильно все смешал?

– Попробуй – и узнаешь.

Райф опустил взгляд на большой бочонок, окованный железными обручами, из закупоренного отверстия которого торчала пропитанная вораваном скрученная тряпка. Он потратил полколокола на то, чтобы смешать очищенный вораван, полбочонка пушечного пороха и ведро оставшегося у них быстропламени. Это был тот же рецепт, который он использовал для изготовления бомбы, которая выгнала халендийцев из магнетитового убежища в Искаре, только на сей раз в куда большем масштабе.

Наконец они добрались до пробоины в корпусе. Здесь их уже вовсю обдувал ветер, а воздух казался ледяным, даже когда просачивался сквозь теплые шарфы, которыми они прикрыли лица. Толстые перчатки и куртки на меховой подкладке почти не спасали от холода, который пробирал до костей. Райф был готов поклясться, что его глазные яблоки замерзнут в камень, прежде чем они справятся с этой задачей.

Оставив его придерживать бочонок, Грейлин пробрался мимо него к неровной дыре в корпусе и выглянул наружу. Смотрел он туда меньше вдоха, но когда обернулся, лед уже толстой коркой покрыл его шарф, превратив его в твердую маску. Грейлин поспешно отпрянул и выкрикнул Райфу в ухо:

– Дверь прямо под нами!

Тот кивнул, стуча зубами – и не только от холода.

Грейлин подошел к Перде и забрал у него фонарь.

– Дай Даранту знать, что мы готовы, и крикни вниз, когда будут готовы остальные.

Перде скользнул в темноту – его силуэт превратился в чуть более черную тень. Здоровяк подошел к трубе возвещателя и прижался к ней губами. Крикнул в ее раструб, сообщая капитану, что они на месте. Затем вернулся к остальным.

К этому времени Грейлин уже открыл фонарь и прикрыл его пламя от ветра, присев на корточки с подветренной стороны бочонка, прямо рядом с пропитанной горючим скруткой ткани. Райф и Перде присоединились к нему.

– Может, взрыв бомбы вышибет дверь и сам по себе, – предположил Перде.

– Я видел, какая толщина и у медных дверей поменьше, – ответил Райф. – А этот монстр… Это все равно как котенок тыкался бы мордочкой в тележку с молоком, ожидая, что она опрокинется.

– А что, если б это был очень большой и сильный котенок? – возразил Перде. – Или, скажем, очень голодный?

Райф сдался:

– С тобой не поспоришь.

Наконец из трубы возвещателя донесся голос Даранта:

– По моей команде!

Капитан начал обратный отсчет до пяти.

На счет «три» Грейлин поджег тряпочный фитиль, осветив пространство вспышкой пламени. Райф вздрогнул от яркого света.

На счет «два» они покатили бочку к отверстию. Даже Перде старался помочь, подталкивая его ногой, – наверное, демонстрируя, как котенок может опрокинуть тележку с молоком.

Но перед ними стояла совсем другая задача.

Хотя Райф не был силен в обуздывающем напеве, он все-таки заметил вспышки злобного зеленого огня, сжигающего все попытки Никс отпереть медную дверь. Даже при поддержке Шийи и Даала трио всякий раз терпело неудачу и лишь попусту истощало свою энергию.

Так что Райф предложил свой собственный план.

На счете «один» они протолкнули бочонок в пробоину, посмотрели, как он кувыркается в воздухе по направлению к изгибу люка под ними, – а затем резко отпрянули назад.

На счете «ноль» послышался оглушительный взрыв. «Пустельгу» сильно тряхнуло, когда под ними расцвело огненное солнце. Райфа и остальных подбросило над досками настила, и они рухнули вниз. Дыра позади них плюнула сгустком жаркого пламени.

Рааш’ке запаниковали, летая по всему трюму и колотя по их группе крыльями.

Райф прикрыл голову.

«Я постучался в дверь, Никс, – теперь твоя очередь».

* * *

Хотя Никс и была готова к взрыву, грохот и резкая встряска корабля едва не ослабили напев, застрявший в горле, груди и сердце Никс.

Она цеплялась за Шийю, как за бронзовый якорь, и за Даала, как за источник силы. Прежде чем дать сигнал Райфу внизу, они втроем – все стоя на коленях – собрались вокруг золотого костра из обуздывающего напева. Пожарче разожгли его и подбросили сверху еще топлива, пока Никс не смогла увидеть его сияние даже сквозь закрытые веки.

И только тогда она кивнула Даранту.

У них был всего один шанс задействовать силу обуздывающего напева – если от него в этой ситуации вообще был хоть какой-то толк.

До этого их неоднократные попытки добраться до двери были пресечены и заблокированы неестественной изумрудной энергией притаившегося внутри паука. По мере того как разочарование все росло и они уставали, Райф все больше задавался вопросом, не страдает ли точно так же и этот паук, расходуя всю свою энергию на то, чтобы сосредоточиться на двери. Райф предложил сбросить на нее бомбу, которая превратила бы купол в оглушительно гудящий колокол. Для паука там, внизу, этот звук был бы в тысячу раз хуже, чем снаружи, что при удаче могло напугать паука и нарушить его концентрацию достаточно надолго, чтобы они смогли добиться своего.

Никс выпустила свой поток напева, подпитываемый Даалом и сфокусированный через Шийю, и слилась с ним, устремившись за пределы корабля. Когда тот ударился о купол, она оказалась у самой двери. Несмотря на свой вид, медь – равно как и все металлы – представляет собой в основном пустое пространство: всего лишь миллиарды пылинок твердого вещества, каждую из которых окружают вихри энергии, удерживающие ее на расстоянии остальных. Никс легко проскользнула в эти зазоры и сквозь медь. И, оказавшись внутри, сразу же прочитала карту дверного замка. Как только схема его засияла перед ее мысленным взором, ее обуздывающий напев вскрыл его, будто отмычкой.

В последний момент снизу хлестнул изумрудный огонь, пытаясь сжечь то, что она натворила, но было слишком поздно. Послышался оглушительный грохот, сотрясший весь корабль. Все семь лепестков двери под ними открылись, скользнув в окружающую купол стену.

Горячий воздух столбом вырвался из проема вверх, мгновенно превратившись на морозе в туман и окутав «Пустельгу». Ослепленный, Дарант едва отвел их от этого вдруг открывшегося дымохода. Внезапное тепло уменьшило и подъемную силу горячего воздуха в их летучем пузыре. Они на миг провалились вниз, пока вновь не оказались на леденящем холоде, а затем опять поднялись выше.

Джейс и Крайш помогли Никс и Даалу подняться. Шийя справилась сама.

– А что, если паук снова закроет ее? – спросил Джейс.

Никс знала ответ, но озвучила его Шийя.

– Я заклинила ее в открытом положении, – все еще нараспев произнесла бронзовая женщина.

Никс кивнула. В тот последний момент, когда паук еще не оправился от оглушительного взрыва, Никс почувствовала некое смещение в меди. Эти твердые частицы вещества перестроились, разрушив строение металла. Это было все равно что засунуть железный прут в кузнечный горн.

– Откуда ты знаешь, как это делается? – спросила Никс у Шийи. Та бросила на нее растерянный взгляд:

– Я… я просто это сделала.

Никс вспомнила, она впервые летела на своем рааш’ке. Некие скрытые рефлексы проснулись без всяких раздумий, из привитых ей воспоминаний. Не испытала ли Шийя что-то подобное? В прошлом бронзовая женщина уже продемонстрировала некоторые знания об этих дверных проемах и их замках. И хотя воспоминания Шийи были искажены или отсутствовали, какой-то глубокий уголок ее сознания все-таки инстинктивно отреагировал, чтобы помешать опомнившемуся пауку.

В рубку ворвались Грейлин и Райф, насквозь промерзшие.

– Получилось? – выдохнул Райф сквозь стучащие зубы.

В качестве ответа Никс указала на туманный столб теплого воздуха, поднимающийся из открытого купола.

– Что теперь? – спросил Джейс. – Опустимся туда на «Пустельге»?

Дарант заговорил из-за штурвала:

– Не знаю, как это у нас выйдет в таком горячем воздухе. И по-любому отверстие довольно узкое, едва пройдем. Если мы потеряем «Пустельгу», то так и останемся там на веки вечные.

– Тогда как мы попадем вниз? – спросил Райф.

– Ты это знаешь не хуже меня, – ответила Никс, повторяя слова Даала двухдневной давности. – Нам уже приходилось это делать.

Джейс закрыл глаза и застонал.

* * *

Верхом на Нифке Даал описал круг вокруг «Пустельги», поджидая остальных. Холод был зверский. Казалось, воздух стал хрупким – слишком твердым, чтобы его можно было даже вдохнуть. Он не знал, связано ли это с тем, что они залетели так глубоко в Пустоши, или же с каким-то странным свойством гигантского медного ошкапира внизу – как будто это сооружение высасывало тепло из окружающего воздуха, а может, и из самого Урта.

Даал парил высоко над одной из тех огненных пропастей, которые тянулись вдоль краев меди. Трещина светилась от расплавленной скальной породы, скрытой в ее глубинах. А то, что не было скрыто, но все равно находилось довольно далеко внизу, было невероятным переплетением тяжелых перекрученных металлических балок, не медных – может, чугунных или стальных, – но явно древних, куда более старых, чем сооружение над ними, отмечающих скелетообразные руины другой эпохи, погребенные под ним.

Никс уже рассказала Даалу о месте, которое они искали в Камнеземье. Она описала это как большую деревню – то, что она называла «городом», но на этих бесплодных землях не нашлось ничего, кроме этого медного строения. Может, эти железные руины под ними – это остатки того затерянного города? А этот медный ошкапир – его надгробие?

Невольно содрогнувшись, Даал отвернулся и оглядел небо на востоке в поисках каких-либо признаков врага, напавшего на Приют. Но пламенеющие огни «Пустельги» и отраженное огненное сияние меди лишь делали окружающие его просторы Камнеземья еще темнее. Теплый туман, по-прежнему поднимавшийся через открытый круглый проем внизу, еще больше затуманивал вид.

Тем не менее Даал еще немного поводил глазами по сторонам. Не заметив никакой опасности, он развернулся обратно к кораблю и качнул крыльями своего скакуна, давая остальным понять, что пока все вроде чисто.

По его сигналу взлетела Никс. Вырвавшись из-под летучего пузыря корабля, она круто взмыла ввысь. Позади нее в небо взметнулось еще больше крыльев. Крошечные фигурки какое-то время болтались под ними, прежде чем их притянули поближе, чтобы держать в тепле.

Даал нагнулся в седле и плотнее сжал колени, подавая знак Нифке, но та вроде и так поняла его намерения и круто спикировала вниз. Он помнил подобную гармонию по тем временам, когда мчался верхом на Неффе – когда они двое становились одним целым. Теперь Даал знал, что такая глубокая связь обусловлена его врожденной способностью к обуздывающему напеву. И хотя и не мог соединиться с другим сердцем столь же тесно, как Никс, но все еще чувствовал эти незримые узы, эту связь между всадником и его скакуном. В такие моменты, как этот, он чувствовал близость к Неффе, как будто это она летела по этим небесам вместе с ним; его воспоминания об охоте с ней помогли укрепить его связь с Нифкой, как будто орксо все это время готовила его к этому.

«Спасибо тебе, Неффа!»

Быстро спустившись к остальным, Даал поравнялся с Никс, двигаясь крыло к крылу. Ухватившись обеими руками за седло, она коротко глянула на него. Никс так и сияла обуздывающим напевом, оставляя за собой струйки золотого огня. Глаза у нее сияли тем же огнем. От ее вида у него перехватило дыхание.

Но тут они оказались в теплом тумане. После пронизывающего холода теплый воздух буквально обжигал. Даал задохнулся от внезапного жара. Но после нескольких вдохов жжение смягчилось, теплый пар показался чуть ли не животворным. Юноша спикировал круче, вырываясь вперед и прикрывая собой Никс.

Едва Даал оказался в огромном дверном проеме, как воздух очистился. Потрясение от зрелища внизу и вокруг него сбило его полет. Он крепче вцепился в седло и направил своего скакуна по более плавной дуге через внутреннюю часть купола. Изнутри огромное пространство казалось еще больше.

Никс снова поравнялась с ним. Кивнув ему, она отвернула и повела остальных к медному полу.

Даал отпустил ее, напоследок описав над ними еще один круг.

«Какие чудеса мы открыли миру?»

* * *

Когда Никс по спирали устремилась к полу купола, ее взгляд головокружительно метался во всех направлениях. Медь внутренних стен была покрыта густой путаницей хрустальных трубок, каких-то стальных конструкций и огромных резервуаров с прозрачными окошками, за которыми пузырились золотистые зелья. Все это мягко светилось, а время от времени кое-где по ним пробегали более яркие потоки энергии, похожие на укрощенные молнии.

Ей пришлось несколько раз сморгнуть, чтобы избавиться от резкого ослепления, пока она осторожно кружила, опускаясь все ниже. Семь щупальцев, отходящих от купола снаружи, оказались огромными туннелями, в которые уходили гигантские, толщиной с неуклюжих мартоков, черные кабели, исчезая вдали. Но Никс знала, куда направлялись все семь и кого они должны были питать энергией.

Прежде чем приземлиться, она облетела чудо в самом центре купола. Здесь на арочных опорах была подвешена идеальная хрустальная сфера, оправленная в бронзу. Размером она была с военный корабль и выглядела столь же угрожающе. Над полом возвышалась лишь верхняя половина сферы – нижняя нависала над огромной дырой, вдвое шире самого шара. Хрустальная поверхность его была сплошь исчерчена перекрещивающимися полосами яркой меди, а медные прожилки поменьше образовывали между ними сложный узор, похожий на мистические каракули безумного алхимика.

И все же ничто из этого не скрывало того, что лежало в самой сердцевине этого хрустального шара. Там, на уровне пола, пульсируя и пузырясь, пенясь и завихряясь, светилась поверхность какой-то золотистой жидкости.

Несмотря на благоговейный трепет и страх, Никс сразу распознала ее природу. Оторвав взгляд от сферы, она глянула на сияющую бронзовую фигуру Шийи. Когда загадочная женщина выбралась из меловых шахт, потребовалась сила солнца, чтобы заставить ее двигаться. Ей приходилось постоянно черпать энергию из огня Отца Сверху. Лишь много позже Шийя нашла хрустальный куб, наполненный таким же золотым эликсиром. Стоило ей внедрить его в себя, как он даровал ей постоянную силу и до сих пор поддерживал ее.

Никс повернулась обратно к золотому морю, сияющему в глубине сферы, и лишь поежилась при мысли обо всей этой энергии. В конце концов ей пришлось отвести взгляд, напуганной чудовищными масштабами увиденного.

Уже уносясь прочь от сферы, она мельком заглянула в огромную дыру под нижней половиной шара. Никс ожидала увидеть внизу огонь расплавленной магмы, но зрелище оказалось еще хуже. Колодец уходил в темноту, которая казалась бездонной. Она представила себе шахту, пробуренную до самого ядра планеты. Тем немногим, что удалось разглядеть на самом верху, были несколько кольцеобразных площадок по стенам шахты, соединенных узкими лестницами, которые уходили в эту вечную тьму.

Вздрогнув при виде этой пропасти, Никс продолжила облет сферы, чтобы опуститься на пол. Приземлилась она первой, и когти ее скакуна с леденящим душу скрежетом скользнули по меди. Остальные тоже вскоре присоединились к ней, либо опущенные на пол, либо сброшенные на него рааш’ке.

Оставаясь в седле, Никс оглядела своих товарищей. На их лицах отражалась целая гамма чувств – от удивления и благоговейного трепета до ужаса и недоверия.

Явно пораженный Джейс опустился на колени. Крайш, спотыкаясь, подошел к нему, вынужденный опереться на своего юного друга. Никс не знала, что больше ошеломило алхимика: головокружительный полет с корабля вниз или поразительные картины вокруг него – хотя, скорее всего, и то и другое в равной степени.

Грейлин уставился на нее в ответ, сосредоточившись только на ней и игнорируя все остальное.

За его плечом Шийя помогала Райфу подняться на ноги. Тот цеплялся за нее, как утопающий за плавающий в воде обломок разбитого корабля.

Крик привлек ее внимание туда, где Дарант подзывал к себе своих людей – Викас и еще двоих, у одного из которых рука висела на перевязи. Пират уставился на огненное зарево «Пустельги», просвечивающее сквозь столб тумана. На лице у него была написана боль, но еще и решимость. Ему очень не хотелось покидать корабль, но здесь, внизу, им требовалось как можно больше живой силы, а Глейс уже доказала, что вполне способна постоять за «Пустельгу», пусть даже при ней остался лишь самый костяк экипажа.

Последний член их группы все еще реял высоко над головами у остальных, прикрывая их с воздуха. Даал высматривал паука в любой его изменчивой форме. Но после того, как ему помешали, тот наверняка юркнул в один из этих семи туннелей, укрывшись во тьме.

И Даал был там не один. Стая рааш’ке, которая переправила отряд вниз, теперь опять парила в воздухе, тоже готовая защитить остальных. Никс протянула вверх нити своего напева, благодаря их за усердие и помощь. И в этот момент ощутила слабое присутствие разума орды рааш’ке. Тот наблюдал за происходящим холодной необъятностью своего древнего ока, все еще связанный со своими собратьями, кружащими наверху.

Никс наконец соскользнула с седла и провела светящейся ладонью по влажному боку Метила, прошептав ему слова благодарности. Тот пошевелился и потянулся назад, потершись щекой о ее грудь – редкий знак истинной привязанности. Она почесала его за маленьким ушком, заработав в ответ довольное ворчание.

– Помогите мне! – крикнул вдруг Райф с ноткой паники в голосе.

Никс поспешила к нему вместе с остальными.

Райф стоял перед Шийей, упершись ей ладонями в плечи; ноги его скользили по меди, силясь найти точку опоры на гладкой поверхности, – хотя это все равно не помогло бы против огромной силы бронзовой женщины.

– Что ты делаешь? – спросил Дарант.

– А сам-то как думаешь? – Лицо Райфа побагровело от усилий, он из последних сил подпрыгивал на больной ноге. – Пытаюсь остановить ее!

Все они столпились рядом с ними, готовые прийти на помощь.

Райф объяснил:

– Едва она встала на ноги, как внезапно напряглась. Глаза у нее потемнели. Она зашагала прочь, не сказав ни слова, глухая к моим вопросам. Что-то овладело ею.

Никс заметила, что медь под ногами Шийи слабо светилась, отбрасывая рябь при каждом ее шаге, как будто она шла по гладкой луже.

– Отпусти ее, – потребовала Никс, подходя ближе.

Грейлин попытался остановить ее, но она стряхнула его руку.

Никс оттолкнула Райфа в сторону.

– Все мы уже были свидетелями такого упорного побуждения, накатившего на Шийю, – объяснила она. – Когда она привела нас в Саваны. Какая-то скрытая часть ее реагирует на это место. Именно здесь она и должна была в итоге оказаться. Доверься ей.

Никс вспомнила, как Шийя рефлекторно заклинила купол в открытом виде. Что бы ни двигало ею, это наверняка исходило из той же сердцевины ее существа.

Райф попятился. Все последовали за Шийей, которая быстрыми шагами двинулась дальше, все еще покрывая рябью эту светящуюся лужу под собой и обходя вокруг массивной сферы, которая громоздилась над ней, бурля золотым морем. Однако она не стала приближаться к ней, а вскоре отвернула, направляясь к стене купола.

Вскоре в поле зрения появилась и ее цель.

Глубоко в хрустальную паутину, которая пузырилась и сияла по всему внутреннему пространству купола, был вделан высокий медный щит. Казалось, он был выдавлен прямо в стене за всем этим переплетением трубок и резервуаров. Никс посмотрела вверх и по сторонам, ощущая обширность светящегося лабиринта, сходящегося здесь, в этом единственном месте.

«Шийя должна была оказаться здесь. Она – ключ к этому месту».

Бронзовая женщина неотвратимо шла навстречу своему предназначению. Оказавшись рядом, она сбросила рубашку и, обнаженная, поднялась по короткому уклону к медному щиту.

Райф больше не пытался остановить ее. Как и Никс, он уже видел такой же кокон из хрусталя и металла.

– Прямо как в Саванах, – пробормотал он. – Или внутри яйца, в котором я нашел ее.

Шийя повернулась спиной к щиту и плотно прижалась к нему. И стоило ей с ним соприкоснуться, как пол под ними содрогнулся. Купол зазвенел как колокол. Шум оглушил их, заставив упасть на колени.

Шийя напряглась, запрокинув голову.

«Такое мы тоже уже видели».

«Только не настолько мощно».

Хрусталь, окружавший медный щит, вспыхнул еще ярче, и по нему побежали ослепительные волны энергии. Ритмичные струи огня устремлялись наружу, широко растекаясь по сторонам, а затем откатывались обратно, разбиваясь, как прибой о скалу.

С каждым таким ударом спина Шийи выгибалась дугой, а ее рот открывался в беззвучном крике, который казался восторженным.

Райф шагнул было вперед, но Грейлин удержал его – хотя не то чтобы Райф мог дотянуться до нее.

По обе стороны от щита из стен выдвинулись толстые изогнутые стекла, которые сомкнулись над Шийей, заключая ее в прозрачную капсулу.

Никс решила, что так все и должно быть – что именно ради этого Шийя и проделала столь долгий путь.

Она ошибалась.

С краев кокона вырвались зазубренные вспышки зеленого огня, окутывая хрусталь. Еще больше языков пламени пронеслось по внутренней поверхности купола. Золотистая энергия там все еще бурлила, но, казалось, лишь еще сильней разжигала зеленый огонь с каждой разбивающейся о кокон волной. Изумрудные вспышки превратились в адское пламя, охватившее его целиком.

Шийя исчезла за этим пламенем – но не раньше, чем Никс увидела, как ее бронзовая фигура бьется в конвульсиях внутри. Безмолвный крик больше не был восторженным – лишь мучительным.

Никс и остальные попятились, осознав правду.

Это не было предназначением Шийи.

Это была ловушка.

Глава 88

Аалийя бросилась вместе с Рами через огромный тронный зал. Их окружал отряд из сорока паладинов. Грохот подкованных сталью сапог по твердому мрамору эхом разносился по всему этому гулкому помещению, напоминая топот запаниковавших лошадей.

Ее сердце колотилось в такт этим звукам.

Они промчались вокруг огромных колонн, поддерживавших крышу, мимо аркад по обеим сторонам, где могли разместиться тысячи людей, собиравшихся на всякие великие торжества. Аалийя с Рами нацелились на два золотых трона, стоящих на возвышении в дальнем конце зала. Один был чуть пониже другого, и оба накрывали два огромных крыла, высоко раскинувшихся над ними до самых стропил. Перед этими крыльями изогнулись два гигантских обсидиановых меча, четко выделяясь на фоне золотых перьев и дополняя ястреба Хэшанов символами клашанского герба.

Между крыльями сияло огромное круглое окно из цветного стекла. Низкое зимнее солнце светило прямо сквозь ее центр, проявляя сияющий цветок, который осенял сидящих внизу. Это и была та великолепная Просветленная Роза, в честь которой отец назвал Аалийю.

Мчась к тронам, она гадала, не прокляло ли ее насилие, совершенное над императором. И все же бежала, отказываясь сдаваться.

Некоторое время назад они с Рами вместе с небольшим отрядом паладинов направлялись в Кровавую башню, чтобы подготовиться к битве за Тайтинскую чащобу. Затем повсюду зазвучали рожки, эхом отдаваясь внутри дворца и за его пределами. Вскоре последовали крики и резкий лязг стали.

Аалийя убедила своих паладинов все-таки добраться до Кровавой башни. По пути они собрали еще больше придворных стражников. На бегу замечали отдельные стычки в окружающих залах, слышали взрывы бомб вдалеке.

Теперь их цель была уже видна.

Арка входа в Кровавую башню находилась справа от тронного возвышения. Они бросились к ней – но только лишь для того, чтобы натолкнуться на другую хлынувшую из нее силу. Паладины плотно сомкнулись вокруг Аалийи и Рами. Сквозь образованную ими стену она заметила Ангелона, который выбежал из-под арки вместе с толпой гвардейцев. А рядом с ним – принца Джубайра.

Обе стороны неуверенно застыли, не понимая, кто враг, а кто друг.

Аалийя протиснулась сквозь своих паладинов.

– Щит Ангелон! – крикнула она, дабы разрушить эту неопределенность.

Облегчение, отразившееся на суровом лице мужчины, было достаточным ответом. Он повернулся и выкрикнул какие-то приказы. Их две силы слились воедино.

Ангелон подтолкнул Джубайра к ней и Рами.

– В Кровавую башню нечего и соваться. Военный корабль обрушил на нее летучих воинов и огонь сверху, вынудив нас спасаться бегством.

Аалийя услышала звуки боя и взрывы.

– А что Парус и Крыло?

Ангелон кивнул:

– Драэр и Гаррин с горсткой бойцов пытаются сдержать заговорщиков. – Он указал на вход в тронный зал. – Надо уходить отсюда.

Все они повернулись, но прежде чем успели сделать даже несколько шагов, как битва ворвалась в зал – и с дальнего его конца, и через боковые галереи. Это было не начало боя, а его конец. Последние оставшиеся защитники пали. Окровавленные нападавшие сбились в кучу и бросились к Аалийе и Рами.

– Назад! – выкрикнул Ангелон.

Он попытался отступить к арке Кровавой башни, но оттуда выбежал прихрамывающий Парус Гаррин с горсткой раненых. Он вытер кровь с глаз и, покачав головой, прохрипел, подходя к ним:

– Проиграли…

– А Крыло Драэр? – спросила Аалийя.

Гаррин приложил кулак ко лбу – и как в знак приветствия своей императрице, так и в качестве воинского салюта.

– Пал.

Их группу оттеснили к возвышению, заперев на открытом пространстве. Даже за тронами негде было укрыться. Однако Ангелон был полон решимости умереть, отстаивая свой титул и выступая в качестве ее личного щита.

Он втолкнул Аалийю между тронами, встав перед ней. Джубайр занял свой пост сбоку от одного кресла, Рами – на противоположной стороне, возле императорского трона.

«Моего трона», – напомнила она себе.

Хотя, возможно, и совсем ненадолго.

Паладины и стражники плотно сомкнулись перед возвышением, образовав семь рядов – последний оплот империи.

Нападавшие – как в доспехах, так и без них – бросились штурмовать стены этого оплота.

И тут по залу разнесся пронзительный свист, который, казалось, становился все громче. Натиск на паладинов ослаб, и сквозь шум прорезался чей-то голос:

– Стойте!

Откуда-то сзади появилась фигура в сияющих доспехах, высоко поднявшая пару мечей и скрестившая их над головой в дерзком подобии клашанского герба.

– Сдавайтесь, и останетесь в живых! – крикнул принц Мариш, взгляд которого прожег серебряный прилив до самых золотых тронов – до Аалийи. – У меня нет желания проливать кровь моих братьев и сестер! – продолжал он. – Вы были обманом втянуты в предательское деяние, поэтому я не стану требовать ваши головы. Но сражайтесь, и у меня не будет выбора!

Щит Ангелон повернулся к Аалийе.

Ярость воспламенила ее. Она оттолкнула крупного мужчину в сторону и шагнула вперед, чтобы встать перед двумя тронами и ожечь своего брата гневным взглядом. И тут заметила какие-то тени, укрывшиеся за ним, а также белые одежды Дреш’ри, стоящего рядом с принцем. Это был тот ублюдок Зенг ри Перрин. Она не знала, насколько этот человек приложил руку к тому, чтобы склонить Мариша к этому акту предательства, к нарушению данной ей клятвы. И все же это не имело значения. Знала лишь одно: побудить ее вспыльчивого братца к каким бы то ни было действиям можно без особых усилий.

Аалийя напрямую обратилась к изменнику.

– Дражайший братец, – крикнула она насмешливым тоном, – ты что, свалился с «Соколиного крыла»? Или покинул свой корабль и дезертировал из имперских сил, только чтобы совершить этот акт предательства?

– Не переживай, сестричка! «Соколиное крыло» уже на пути сюда. И ведет за собой остальных из нашего Крыла, которые не будут мириться с изменой в наших стенах.

Аалийя боролась с желанием съежиться. Скольких уже удалось склонить на сторону Мариша? И сколько таких еще появится? Она понимала, что если этот переворот окажется успешным, то после этого ее уже никто не поддержит.

– А как же битва за Тайтин? – с вызовом спросила она его. – Ты ослабляешь нас, когда нам потребны все наши силы! Это поступок императора или труса?

В рядах Мариша поднялся ропот. Но это его нисколько не смутило.

– Мы всегда можем побить халендийцев! – прогремел он. – Они всего лишь муравьи у нас под ногами! Разве это не так?

Одобрительные возгласы встретили эти слова, заглушив первый робкий ропот.

– Самая большая опасность для империи находится в этом зале, – указал на нее Мариш. – Стоит прямо перед вами!

Аалийя поняла, что ее брат никогда не отступит.

«И в конце концов не оставит меня в живых».

Ему пришлось бы судить ее и приговорить к смерти. Она холодно осознала это и приняла как должное. Но Аалийя хорошо знала Мариша. Если она подчинится, он пощадит двух ее братьев.

Она повернулась к Джубайру. Тот, должно быть, прочел вопрос у нее в глазах. Он расправил плечи и слегка покачал головой. Потом дотронулся до застежки на своем горле. Джубайр отказывался передать этот плащ своему неверному брату. Плащ, который возложил его на плечи их отец, – и он не расстался бы с ним, чтобы умилостивить предателя, даже если б это стоило ему головы.

Аалийя повернулась к Рами, стоящему с другой стороны.

Преувеличенно уязвленное выражение лица младшего принца вызвало у нее легкую улыбку. Его молчаливый упрек был понятен. «Тебе обязательно вообще о чем-то спрашивать, дорогая сестра?»

Аалийя кивнула, шагнула вперед и столь же громогласно ответила:

– Мы не сдадимся! Ни тебе! Ни кому-то еще! – Она высоко воздела крепко сжатый кулак. – Да здравствует империя!

По рядам ее сторонников пронесся рев.

Аалийя отступила назад, зная, что приговорила их всех к смерти.

Рами наклонился к ее трону:

– А где же Тазар?

Она покачала головой, зная, что он находится за пределами дворца и никак не может связаться с ним. Тем не менее оставалась решительной, довольствуясь лишь одной маленькой милостью.

«Ему не придется смотреть, как я умираю».

* * *

Тазар следовал за Пратиком по темным туннелям под дворцом, молясь, чтобы чааен знал дорогу. Постоянно смотрел направо, налево и вперед, полностью заблудившись в этом лабиринте Дреш’ри. За ним следовал отряд Шайн’ра численностью в сотню человек.

По пути Пратик уже трижды приказывал Тазару остановиться и отправить небольшую группу Кулака к другим выходам. Его заместительница, Алтея, взяла на себя командование последней. Всем был отдан приказ пробиваться к Кровавой башне, откуда новоиспеченная императрица должна была руководить битвой на севере. Беспокойство за Аалийю сузило поле зрения Тазара до резко сфокусированной точки. Сердце сдавило ему горло.

Короткое время назад Пратик сломя голову ринулся в убежище Шайн’ра у внешних стен дворца, где Тазар продолжал собирать свою армию. К тому времени тот уже слышал взрывы, видел огненные вспышки за стенами.

И тут появился Пратик, запыхавшийся и с каким-то пергаментом. Он сжимал в руках карту, нарисованную Ллирой пару дней назад. Все они знали, что в конечном счете Аалийю наверняка придется защищать от тех, кто будет противиться ее возвышению. План Тихана состоял в том, чтобы собрать армию из низкорожденных и всякого преступного сброда и быть наготове, дабы при нужде укрепить ее господство.

Никто не ожидал, что кто-то так скоро выступит против Аалийи едва ли не в самый разгар войны с Халендией. Особенно с учетом клятв, данных в Экс’Оре.

Но кое-кто это все-таки сделал.

«Этот ублюдок Мариш…»

Это был трусливый поступок – нанести удар в спину, особенно когда эта спина принадлежала его собственной сестре.

Ярость Тазара была изрядно омрачена тревогой. Его войско не было как следует подготовлено. Хуже того – Ллира по-прежнему пропадала где-то в городе, пытаясь сплотить и обучить свою собственную армию, чтобы быть готовой к дальнейшим действиям. Он отправил уже дюжину гонцов в Кисалимри, чтобы сообщить ей о происходящем, но никто на самом деле не знал, где она укрылась. И все же где бы Ллира ни пряталась, она не могла не заметить взрывов во дворце. Оставалось лишь надеяться, что она осознает угрозу и доберется сюда вовремя, прихватив с собой весь свой сброд.

– Сюда, – сказал Пратик, указывая фонарем на узкую лестницу, которая спиралью поднималась вверх. – Она должна вывести нас к самому основанию Кровавой башни.

Тазар кивнул, жестом пропуская чааена вперед и молясь, что Пратик не запутался в этом подземном лабиринте. Он представил Алтею и другие свои разрозненные силы, стремящиеся к Кровавой башне с разных сторон. Тазар боялся, что их слишком мало против взбунтовавшегося дворца. Даже любые союзники там, наверху, могут неправильно истолковать их прибытие. Как бы не пришлось в конечном итоге сразиться с обеими сторонами, чтобы добраться до Аалийи…

Тазар круг за кругом поднимался за фонарем Пратика. От подъема у него закружилась голова. От вызванной страхом паники перехватило дыхание. Он и не подозревал, как глубоко они забрались. Или, может, это так просто казалось из-за терзающего его беспокойства…

Наконец Пратик остановился у какой-то двери и прижался к ней ухом.

В этот момент Тазар не видел особых причин для осторожности или скрытности. Отодвинув чааена в сторону, он потянул за рычаг. Часть стены отъехала в сторону. Тазар заглянул в погреб, забитый ящиками с картофелем, луком и клубнями всех сортов. В нос ударил затхлый запах плесени, слегка смягченный ароматом сушащихся трав, свисающих с низкого потолка.

Он пересек погреб и подошел к ступенькам на дальней его стороне, которые поднимались к двери. Позади него Пратик завел в погреб столько Шайн’ра, сколько тот смог вместить. Остальные остались ждать внизу.

Несмотря на все свое прежнее нетерпение, Тазар осторожно подкрался к двери подвала и прижался к ней ухом. По словам Пратика, они проникли в кухню рядом с тронным залом, где готовились пиршества для грандиозных торжеств и куда, по-видимому, время от времени тайком заглядывали проголодавшиеся Дреш’ри, чтобы украсть что-нибудь съестное.

Прислушиваясь, Тазар теребил свисток у себя на шее, надеясь, что сможет использовать его, чтобы собрать остальные свои отколовшиеся группы. На данный момент на соседних кухнях было тихо. Он уже собирался повернуться к остальным, чтобы дать им последние указания, когда до него вдруг донесся резкий голос: «Да здравствует империя!»

Сердце у него сжалось.

«Аалийя…»

Схватившись за рукоять своего меча, Тазар распахнул дверь.

– За мной! – приказал он и опрометью бросился в длинный коридор кухни. В очаге все еще ревел огонь, булькал горшок с тушеным мясом. Все пространство было завалено кастрюлями и сковородками. Несколько судомоек и кухонных мальчишек прятались по углам, ожидая окончания боя. Им было безразлично, кто сидит на троне, – главное, чтобы они сами были живы.

Тазар и сам когда-то был одним из таких мальчишек.

Теперь уже нет.

И ему было не все равно, кто сядет на трон. Далеко не все равно.

Тазар повел свое войско по узкому туннелю, ведущему к тронному залу. Ему больше не требовалась карта. Клацанье стали и крики влекли его вперед. Дойдя до конца, он взмахом руки остановил остальных. Пратик протиснулся к нему.

Туннель заканчивался в темном дальнем углу тронного зала. Простым слугам или чернорабочим парадный вход не требовался. Выйдя в огромный гулкий зал, Тазар увидел, как две противоборствующие стороны крушат друг друга. Шум был оглушительным, эхом разносясь по всему помещению. И в этот момент его поразили несколько отчаянных осознаний:

«Кулак явно в значительном меньшинстве».

«Я никогда не смогу добраться до Аалийи вовремя».

«Нет никаких свидетельств того, что хоть какая-то из других групп Шайн’ра успела сюда добраться».

И его последнее осознание было самым мрачным:

«Мы не можем их одолеть».

Словно подчеркивая эту его оценку ситуации, страшный взрыв осветил разноцветное окно позади тронов – настолько громоподобный, что треснуло витражное стекло, разбив Просветленную Розу. Взрыв был такой силы, что сражение приостановилось.

За окном на стекле вырисовывался силуэт большого летучего корабля. Его огненный нос качнулся и разбил остальную часть окна, осыпав помост внизу стеклянным дождем. Из открытого проема вылетели сгустки яркого пламени, с драконьим ревом ворвавшись в тронный зал.

Тазар улыбнулся, охваченный надеждой.

Пламя это мерцало изумрудным оттенком нафлана. В голове промелькнул образ другого корабля, уничтоженного таким же огнем, недалеко от Казена – боевой баржи, разбившейся перед воротами виллы Оракла.

– Ллира тоже здесь, – прошептал он в этот хаос – и стал наблюдать, как тот лишь еще больше усиливается.

А в зал со всех сторон уже вливались мужчины и женщины, сбрасывая балахоны биор-га или стирая с лиц густой жирный пепел. Снаружи донеслись новые взрывы. Еще одно огненное копье пронзило небеса, оставляя за собой след нафланового пламени.

Естественно, Ллира не стала бы обосновываться где-то в городе – только не тогда, когда ловкая воровская предводительница могла создать свою низкопробную армию прямо здесь, во дворце.

Тазар поднял свисток к губам и дунул в него во всю силу своих легких и сердца – не столько для того, чтобы привлечь своих союзников, сколько чтобы предупредить кое-кого о том, что он уже здесь.

А после этого вместе с остальными бросился в самую гущу сражающихся.

«Аалийя, я иду за тобой!»

* * *

Прижавшись к стене туннеля, Пратик пропустил людей Тазара мимо себя. Прижавшись щекой к стене, он заметил, как из галереи на дальней стороне зала выбежала заместительница Тазара – Алтея откликнулась на его сигнал, увлекая за собой своих людей.

Бойцы Ллиры продолжали стекаться в тронный зал практически отовсюду, но их численность уже сокращалась. Как и Тазар, она наверняка тоже была застигнута врасплох неожиданным нападением, отчего едва успела организовать свои силы и привести оружие в боевую готовность.

Короче говоря, битва была еще очень далека от завершения.

В стороне, в дальнем углу, принц Мариш сбился в кучку с основными из своих приспешников, окруженный баррикадой из гвардейцев и лучников. Еще больше его сторонников хлынули через главные двери, привлеченные боем или отозванные со своих постов.

По мере того как битва становилась все ожесточенней, Пратик сосредоточил свое внимание на собственной цели.

Неподалеку от Мариша, держась в стороне от места сражения, стоял Зенг ри Перрин, белое одеяние которого сияло, как фонарь. Дуга из девяти венинов прикрывала его от зала. Но эти изуродованные существа служили не просто живой стеной. Их руки были вытянуты вперед, навстречу битве. Когда кто-либо из защитников трона оказывался слишком близко от них, то сразу же падал без чувств, позволяя людям Мариша без помех зарубить его. Зенг медленно отступал от места сражения, явно желая ускользнуть, если ситуация обернется против него.

Пратик не был уверен, что делать. Он опасался, что зловредный ученый опять ускользнет, но при этом понимал, что воин из него самого никакой.

Пока он колебался, какое-то движение вернуло его внимание к сражающимся. Из их мешанины спиной вперед вылетела знакомая фигура. Отброшенная кем-то из нападавших, Алтея оказалась слишком близко от стоящих дугой венинов. Ноги у нее сразу же подкосились, а рука с мечом упала.

«Нет…»

Пошатнувшись, она начала падать – но, к счастью, вперед. Немного оправившись, Алтея вновь обрела почву под ногами. Чей-то топор нацелился ей в грудь, но ее меч взметнулся вверх и отразил удар. И все же держалась она уже из последних сил, сражаясь на самом краю обуздывающего напева венинов.

Не в силах смотреть из темного уголка, как она умрет, Пратик прикрыл лицо вуалью биор-га, выскользнул из своего укрытия и засеменил вдоль стены, изображая испуганного низкорожденного, пытающегося избежать неприятностей. При этом он сжимал в руке нож, пряча его в складках своего балахона.

Как только Пратик приблизился к позиции Зенга, прямо перед ним шлепнулось бездыханное тело, ударившись о стену и соскользнув вниз. Это был паладин с торчащей из головы шипастой булавой, проломившей ему череп. Пратику не потребовалось изображать парализовавший его ужас. Он перепрыгнул через безвольно раскинутые по полу ноги и направился к спине Зенга, поднимая свой клинок.

Поступок был не самый благородный, но иногда без этого не обойтись.

Пратик уже размахнулся – но только лишь для того, чтобы Зенг резко развернулся перед ним и ткнул кинжалом ему в горло.

– Не думай, что можешь одурачить меня дважды! – прошипел Пратику Дреш’ри.

* * *

Тазар яростно пробивался к тронному возвышению. Паладины все еще защищали Аалийю, но с каждым шагом, который он делал через комнату, падал еще один ее защитник.

«Держись, пока я не доберусь до тебя!»

На вершине помоста Щит Ангелон все еще охранял Аалийю, но даже этот огромный мужчина на глазах слабел и все чаще промахивался. Лицо у него сильно кровоточило, порезанное стеклом из разбитого окна. В тот момент он прикрыл Аалийю собственным телом, и острые осколки все еще торчали у него из спины, превращая любое движение в мучительную судорогу. Тем не менее лицо его было преисполнено решимости.

Чуть в стороне Парус Гаррин не давал врагу подобраться к Джубайру. Рами Тазар в какой-то момент потерял из виду, хотя хаотичная битва позволяла ему лишь изредка поглядывать в сторону помоста.

Громкий крик за плечом привлек его внимание:

– Лучники! Раз, два… три!

Тазар уловил взмах руки Мариша.

С позиции принца-предателя лучники выпустили залп стрел – такой плотный, что потускнели фонари над головой. Описав в воздухе дугу, дождь стрел обрушился на троны.

«Нет…»

Как видно, Мариш до сих пор сдерживал такую жестокую атаку – наверное, желая пощадить своих братьев. Или, что более вероятно, попросту дожидаясь, пока соберется и займет позиции достаточное количество стрелков.

Тазар повернулся к возвышению, молясь, чтобы Ангелон прикрыл Аалийю и на этот раз.

Уставившись на сыплющуюся с неба погибель, Щит развернулся, чтобы сделать именно это – только для того, чтобы солдат в доспехах прорвался сквозь строй паладинов и обрушил ему на спину тяжелый топор. Сталь вошла по самую рукоять. Словно рыбу, попавшую на крючок, нападавший сбросил Ангелона с помоста.

Прежде чем этот ублюдок успел причинить еще больше вреда, Парус Гаррин набросился на него, и они вдвоем скатились по ступенькам в самую гущу сражающихся.

Тазар мог лишь бессильно смотреть, как стрелы дождем сыплются на помост.

* * *

Стоя на коленях между двумя тронами, Аалийя готовилась к смерти. Спрятаться было негде. И тут над головой у нее вдруг возникла тень с крыльями ястреба. Аалийя резко пригнулась, когда Джубайр распростерся прямо над ней, раскинувшись на двух тронах и балансируя на подлокотниках по обеим сторонам.

Его тяжелый плащ упал на нее, занавесив со всех сторон.

– Джубайр…

Прижавшись щекой к сгибу локтя, он уставился вниз.

– Сестра, никто не причинит тебе вреда, пока я дышу.

И тут ударил второй залп.

Пойманная в ловушку под пологом его плаща, под изгибом его тела, она смотрела, как стрелы отскакивают от мрамора и золота. Они обрушились на Джубайра с такой силой, что задергалось все его тело. Наконечники стрел насквозь пронзили ему грудь и шею. Его кровь дождем пролилась на нее. Тем не менее принц удержался на своем насесте, доказав, что он сильнее самого свирепого ястреба Хэшанов. Его глаза не отрывались от ее глаз, прищуренные от боли, но сияющие любовью.

Он выполнил свое обещание.

И лишь с последним своим вздохом сорвался с обоих тронов и упал на нее сверху. Аалийя поймала его у себя на коленях, израненного этими наконечниками стрел, но лишь обняла еще крепче.

Она всхлипывала и раскачивалась. Она не знала, как долго держала его, но наконец его осторожно подняли и унесли. Каким-то чудом рядом оказался Тазар. Он крепко прижал ее к своей груди, к своему сердцу. Аалийя позволила себе задержаться в его объятиях всего на два вдоха, после чего сразу же высвободилась.

Вокруг по-прежнему бушевала битва.

Тазар охранял ее, отбиваясь мечом и кинжалом. Все больше его людей защищали помост. Шайн’ра с белыми полосками на глазах стояли плечом к плечу с паладинами и гвардейцами.

Аалийя огляделась вокруг, понимая, что потеряла не только одного из своих братьев. Она схватила Тазара за руку.

– А где же Рами?

* * *

– Не думай, что можешь одурачить меня дважды!

Когда кинжал Зенга метнулся ему к горлу, Пратик вздрогнул, ожидая смерти. Но оба забыли, что Пратик был чааеном-привязанным. Острие клинка с лязгом ударилось о железный ошейник, навеки закрепленный у него на шее, хотя все равно оставило огненную полосу на плоти – сбоку, прямо под ухом.

Не ожидавший этого Зенг выпустил кинжал из руки.

Пратик упал, обеими руками схватил рукоять и рванулся вверх со всей силы, что была у него в ногах. Кончик клинка вонзился Зенгу под подбородок.

– Как насчет такого? – выдохнул Пратик.

Резкий рывок вверх вздернул Дреш’ри на цыпочки. Ублюдок на миг завис, корчась на этом острие, – а затем кинжал проскользнул дальше сквозь кость и вонзился глубоко в череп.

Лишь тогда Пратик отбросил тело Зенга в сторону, хотя кинжал оставил себе.

Венины с шипением повернулись к нему. Потрясенные смертью хозяина, они сбились со своего коварного напева, который был их единственным оружием.

Пратик бросился вперед, одновременно взывая к Алтее о помощи. Отреагировав на панику у него в голове, она повернулась к ужасу позади себя. Они вместе расправились с тварями.

Закончив, Пратик сорвал с себя головной убор.

– Что это были за звери? – спросила Алтея, тяжело отдуваясь.

– Это больше не наша проблема. И это главное.

Тут их внимание привлек оглушительный крик, заставив обернуться.

«А теперь что?»

* * *

Аалийя тоже услышала этот гневный крик, эхом разнесшийся по тронному залу. Она сразу узнала этот голос, эту насмешливую ярость.

– Дражайший братец! – выкрикнул Рами с другого конца зала.

Аалийя приподнялась повыше, чтобы лучше видеть. Рами сорвал плащ со своих плеч, полностью открыв себя. Она резко втянула воздух, потрясенная тем, что видит его так далеко от помоста. Аалийя изо всех сил пыталась понять, как ему удалось проникнуть туда незамеченным, – а потом вспомнила, что Рами обучался не одному только умению баловаться с ножами. Один из его чааенов происходил из давнего рода воров и обучил ее брата всяким уверткам, позволяющим дурить людям головы и неожиданно оказываться там, где тебя совсем не ждут.

Похоже, такая школа оказалась весьма полезной. И не только касательно способности передвигаться незаметно для других. А также и в искусстве воровства.

– Я принес тебе подарочек! – крикнул Рами. – На самом деле даже два, в знак моей щедрости!

Высоко вскинув обе руки, он запустил в воздух пару ручных бомб. В полете их пылающие фитили бешено вращались.

Мариш повернулся, чтобы бежать, и его люди плотно сомкнулись у него за спиной.

Бомбы ударили им в пятки, взорвавшись с оглушительным грохотом и волной огня. Люди в доспехах были сбиты с ног. Их охватило пламя. Мариш тоже не удержался на ногах и упал на колено, защищенный от самых сильных ударов бомб, но не от их пламени.

Накидка поверх доспехов Мариша вспыхнула. Когда пламя добралось до его намасленных волос, голова принца превратилась в факел. Один из его людей как мог сбил пламя. Другой помог оттащить Мариша прочь, выволакивая его из тронного зала.

Покинутые своим предводителем, заговорщики дрогнули, их воля и дух быстро угасли. Сражение в тронном зале продолжалось еще совсем недолго – несколько человек Мариша изо всех сил пытались помешать имперским войскам преследовать своего принца.

А другой принц уже возвращался обратно к возвышению. Лицо Рами помрачнело при виде стольких мертвецов вокруг тронов. Особенно одного из них. Он закрыл глаза и опустился на колени в крови своего брата.

Внимание Аалийи привлекла какая-то суматоха вокруг.

Из арки входа в Кровавую башню выбежала Ллира, вся покрытая потом и пеплом. От нее несло нафланом. Следы побоища она обозрела без всякого выражения на лице. Это была не ее забота.

– Что такое? – спросила Аалийя.

Ллира нахмурилась:

– Если б на нас напали прямо здесь… – Она стрельнула взглядом в сторону дверей тронного зала: – А где же Канте?

Глава 89

Канте очнулся с сильной головной болью, которая резала глаза и отдавалась в коренных зубах. Но хуже всего было туманное замешательство. Он все никак не мог понять, где заканчивается его тело и начинается весь остальной мир.

– Он пошевелился, – проворчал хриплый голос.

Ему сунули под нос что-то мерзкое, отчего в глубине ноздрей жутко защипало – как будто туда засунули огненную оборку личчины. Канте поперхнулся и закашлялся. Поднявшаяся было к горлу желчь прожгла себе путь обратно в желудок.

Он сел, когда мир резко обрел четкость, но это никак не помогло рассеять его замешательство. Потянулся было к лицу, чтобы вытереть сопли, текущие из обеих ноздрей, но обнаружил, что руки у него стянуты за спиной. Ноги тоже были отягощены цепями.

«Что за…»

Посмотрев вправо и влево, Канте обнаружил, что зажат между двумя фигурами в черных балахонах, сидящими по бокам от него. Их капюшоны были отброшены на спину, открывая серебристо-бледную кожу и льдисто-голубые глаза. «Рисийки?» Но лица определенно были мужскими. Их щетинистые черные волосы были подстрижены едва ли не наголо, образуя острый клин над бровями.

Канте внутренне съежился, вдруг осознав, что за люди похитили его.

«Братство Асгии…»

На миг припомнилась купальня в саду, оперенные шипы… Грудь и шея все еще горели от их уколов. Он молча принес извинения Кассте и ее сестрам – за то, что принял случившееся за дело их рук.

«Где я?»

По легкому покачиванию и тихому реву горелки Канте понял, что находится на маленьком летучем корабле, хотя и не мог опознать его тип или принадлежность. Отсутствие окон лишь усиливало его замешательство. А потом услышал гулкий грохот снаружи.

Увы, но его-то он сразу узнал.

Пушечный залп.

Канте опасался худшего, и когда перед ним открылась дверь, это подтвердилось. За плечами появившегося из-за нее мужчины он заметил выпуклое окно на заостренном носу корабля.

Маленькое летучее судно неслось над самыми верхушками деревьев. А высоко наверху бушевала битва – корабли с клашанскими гербами сражались с другими, на которых полоскались халендийские флаги.

Дым наполнял воздух. Намертво сцепленные абордажными цепями корабли кружились в каком-то смертельном танце. На их палубах шли ожесточенные бои. В воздухе взрывались бомбы. Одна, шальная, по пологой дуге проскочила перед стеклами рубки и взорвалась ослепительной вспышкой по их левому борту. Рулевой впереди выругался и резко отвернул в сторону, едва не завалив корабль на борт.

Брат в плаще, открывший дверь, пошатнулся и вцепился в косяк.

– «Гиперий» прямо по курсу! Приготовиться к высадке!

Когда они повернули, летучий остров из дерева и железа заполнил небо впереди и стал быстро увеличиваться в размерах. Когда их кораблик проскользнул мимо сражающихся и приблизился к флагману, звуки битвы затихли позади.

«Гиперий» нависал над сражающимися, готовый вступить в бой с врагом или забрать добычу. От его скульптурного носа ярко отражался солнечный свет. Железный жеребец высоко воздел голову, широко распахнув крылья.

Канте машинально дотронулся пальцем до золотого кольца-печатки с точно таким же символом, что и в носовой части гигантского корабля. У него уже не было сомнений в том, кто именно организовал его похищение.

Их кораблик круто спикировал и пронесся под чудовищным килем. Корпус «Гиперия» теперь покрывал весь мир. В небесах пылали десятки горелок, их рев вибрацией отдавался в их крошечном суденышке. Еще более зловеще выглядели огромные откидные двери в днище. Будь они открыты, в трюм «Гиперия» мог бы подняться военный корабль обычного размера. Хотя Канте знал, что назначение этих дверей заключалось вовсе не в том, чтобы что-то принять на борт, – рассчитаны они были на то, чтобы кое-что оттуда сбросить.

Он уже слышал, что за груз находится на борту «Гиперия», знал даже его название.

Молот Мадисса.

Канте был рад, когда они наконец миновали эти массивные двери. Вновь показалось небо, и их кораблик высоко задрал свой заостренный нос, круто набирая высоту. Когда Канте совсем уже уверился, что они сейчас завалятся назад, тот резко накренился, разворачиваясь в обратную сторону.

Канте застонал, желчь вновь подступила к горлу.

Затем мир выровнялся, когда маленькое суденышко подхватило воздух, выпрямилось и теперь нацелилось на корму «Гиперия». Массивный деревянный утес был наглухо закрыт, за исключением одного отсека с торчащей перед ним площадкой.

– Лучше б это был огнеупорный отсек, – встревоженно произнес предводитель братства.

– Сейчас узнаем.

Рулевой низко пригнулся, слегка подкорректировал траекторию и направил их к открытому проему. Тот выглядел слишком маленьким даже для их крошечного корабля. Но все это было лишь вопросом перспективы, которая терялась из-за необъятных размеров «Гиперия».

По мере того как они мчались к корме, площадка и отсек за ней все увеличивались, пока по сравнению с ними их кораблик не показался карликом. Канте ожидал, что они замедлятся, но крошечное суденышко сохраняло прежнюю скорость.

Канте съежился, когда они наконец нырнули в темную дыру. Он уже приготовился к жесткому удару – и тут впереди вспыхнул яркий огонь. Пламя выстрелило из заостренного носа, осветив стены, обшитые железом. Это явно был трюм, предназначенный для таких вот огненных судов.

Пылающая горелка быстро затормозила их, бросив Канте вперед. Братья по обе стороны от него, которые наверняка ожидали подобного маневра, схватили его за плечи и отдернули назад.

Крошечный кораблик остановился, покачнувшись, и с легким толчком опустился на настил отсека.

– На счет «пять» уходим! – выкрикнул главный из братьев.

Канте пошарил взглядом по сторонам, но не увидел никакой двери.

И тут вся правая половина суденышка отпала наружу и, слегка подпрыгнув, зависла над настилом, остановленная железными тросами. Канте даже не успел разинуть рот. Двое братьев бесцеремонно вытащили его и выбросили за борт кораблика. Прокатившись по настилу, он ударился о закованные в броню ноги рыцаря.

– Уходим! – крикнул старший брат, когда корабль опять закрылся.

Канте оттащили за шиворот в сторону.

Носовая горелка плюнула огнем, и маленькое суденышко кормой вперед вылетело из «Гиперия».

Канте вздрогнул от обдавшей его волны жара.

«Не думаю, что это было даже на счет «пять».

Два воина вздернули Канте на ноги. Лица их были ярко-алыми, что выдавало в них вирлианских рыцарей. Но у этих двоих имелись и дополнительные опознавательные знаки. Одну половину лица у каждого покрывала черная татуировка в виде халендийского солнца и короны.

«Странно…»

Однако у него не было времени поразмыслить над этим вопросом. Рыцари выволокли Канте из трюма и повели наверх по запутанному лабиринту лестниц и переходов. Члены экипажа таращили глаза, когда они проходили мимо, но тут же поспешно возвращались к исполнению своих обязанностей.

Наконец впереди открылся люк, и солнечный свет ослепил его. Он вздрогнул от яркого света и более громких звуков битвы. Два рыцаря выволокли Канте из душного корабельного нутра на главную палубу «Гиперия». Свежий воздух слегка очистил ему голову, но лишь усилил его страх. Он ожидал, что его запрут в какой-нибудь темной каморке – в ожидании возвращения в Азантийю, где ему предстоит предстать перед лицом гнева своего отца.

Но ему следовало беспокоиться вовсе не о короле Торанте.

– Привет, братец! – позвал его принц Микейн. – Рад встрече!

* * *

Фреллю хотелось смотреть на все и сразу, когда они летели через тенистый лес. Их летучее суденышко, которое Тихан назвал «букашкой», было не похоже ни на одну конструкцию, которую он когда-либо видел или о которой читал. Со стороны оно напоминало плоскобрюхого жука с куполообразной спинкой и двумя узкими остроконечными летучими пузырями, похожими на крылья того же самого насекомого. Под ним, плотно прилегая к плоскому днищу, прятались шесть суставчатых железных ножек.

Нутро кораблика, однако, оказалось еще более поразительным. Оно представляло собой единое, ничем не разгороженное пространство – в ширину почти такое же, что и в длину. В нем легко поместились четыре рисийки, включая Кассту, которая была пристегнута к сиденью рядом с Фреллем. Сёкл и Тихан заняли два места впереди. Капитанша-рисийка вцепилась в штурвал, а Тихан помогал ей с вспомогательными органами управления, одновременно пытаясь объяснить назначение некоторых мистических механизмов.

– Я ее уже почти почувствовала, – проворчала Сёкл. – Дай мне сосредоточиться, пока я не впилилась в какое-нибудь дерево!

– Не забывай держать…

Хмурый взгляд Сёкл заставил его умолкнуть.

Фрелль уставился на какие-то приспособления, окружавшие штурвал. Это была замысловатая путаница медных трубок и хрустальных емкостей, в которых пузырился золотистый эликсир. Тихан повернул рукоятку металлического клапана над головой, за чем последовало резкое шипение, и один из крошечных резервуаров на потолке с яростным бурлением опорожнился.

Фрелль уставился вверх, представляя себе эти газовые пузыри у них над головами. Ему казалось, что они слишком малы и поджары, чтобы поднять приземистого жука в воздух, но они это сделали – доказав, что какая бы алхимия ни питала это странное судно, она должна была производить гораздо более летучий газ.

Тихан заметил его внимание.

– Изобретательность та’вина в сочетании с клашанскими технологиями, – объяснил он. – Как и два других корабля, которые я создал.

Фрелль представил себе их переход через коварную Нисейскую трясину к северу от Экс’Ора – смертельно опасную и ядовитую пустошь, сплошь окутанную густыми туманами. Тихан повел их отряд одному ему известным путем, расчищая перед ними дорогу, отгоняя гадюк своими непроницаемыми бронзовыми руками и показывая, куда ступить, чтобы избежать оседания песка или грязи, в которых могла увязнуть нога. Наконец они добрались до зарослей хищного вьюнка-душителя, которые вздымались в два раза выше его роста, с острыми шипами длиннее предплечья Фрелля. В самом центре их, скрытые туманами и защищенные со всех сторон, покоились три летучих корабля – один диковинней другого.

Тихан направил их к одному из них – «букашке», объяснив происхождение всех трех, пока наполнял двойные газовые пузыри. За прошедшие тысячелетия он построил четырнадцать таких летучих кораблей, все разной конструкции, и спрятал их по всему Клашу и в других местах Венца.

«На случай чрезвычайных ситуаций, – сказал им Тихан. – И отчасти от скуки».

По его словам, основным назначением Корня было создание всяких машин и механизмов. Но, видно, даже Тихан не смог устоять перед желанием повозиться с техникой чисто для души, особенно на протяжении бесконечных лет. Он даже признался, что поделился некоторыми из своих творений с Венцом, способствуя ускорению технического прогресса.

– Держитесь покрепче! – выкрикнула Сёкл с переднего сиденья.

Фрелля отбросило назад, когда рисийка пришпорила взревевшую горелку. «Букашка» катилась по воздуху, огибая деревья и продираясь сквозь кусты. Алхимик вцепился в свое сиденье, теперь понимая, почему им было велено пристегнуться потуже. Их головокружительный полет над самой землей наконец выровнялся.

Это Тихан предложил такой способ передвижения – лететь через Тайтинскую чащобу, а не над ней. Нельзя было рисковать тем, что их увидят. Эхо пушечной пальбы и более резкие взрывы напоминали им об опасности наверху. Хотя не то чтобы предложенный Тиханом путь был намного безопасней.

– Опять держитесь! – предупредила Сёкл.

Несмотря на все чудеса вокруг, Фрелль крепко зажмурил глаза.

«Будем надеяться, что мы еще не слишком опоздали».

* * *

Несмотря на оказанный прием, Канте потребовался еще один вдох, чтобы опознать в шагающей к нему фигуре в серебряной маске своего брата-близнеца.

Смотрелся Микейн весьма внушительно – принц был словно соткан из солнечного света, отражающегося в его надраенных доспехах.

Приближаясь, его брат по частям сбрасывал свою тяжелую амуницию, в чем ему помогал эскорт из татуированных вирлианских рыцарей. Судя по всему, это была личная охрана принца. Теперь Канте понял, откуда взялась идея этих черных татуировок, – они зеркально отражали символ на маске Микейна.

К тому времени, когда Микейн добрался до него, единственной броней, оставшейся на его теле, была эта маска. Теперь его брат был одет лишь в кожаную одежду. Его губы – по крайней мере, те половинки, которые оставались на виду, – скривились в усмешке, достаточно жесткой, чтобы обнажить некоторые шрамы, скрытые за серебром.

– Это воссоединение давно назрело, – сказал Микейн.

К этому времени его гвардейцы с багровыми лицами сомкнулись вокруг них, образовав бронированную стену. Один из них освободил запястья Канте и снял цепи с его лодыжек. Другой нарушил строй и шагнул вперед, держа на затянутых в перчатки ладонях широкий меч.

Канте узнал огромного мужчину, которого видел полгода назад в Саванах Далаледы – капитана Торина, представив себе крышу над скоплением каменных домов, где он попал в засаду, устроенную Микейном и этим гигантским рыцарем.

На широкой палубе начинали скапливаться люди – как воины, так и члены экипажа «Гиперия».

– Что все это значит? – спросил Канте.

– Запоздало не одно лишь наше воссоединение – запоздал и поединок, который мы оставили незаконченным. Когда нас так бесцеремонно прервали. – Микейн прикоснулся к своей маске и кивнул Торину. – Теперь мы можем продолжить с того самого места, на котором остановились.

Огромный рыцарь протянул меч Канте. Тот заартачился, отступая назад, но чья-то твердая ладонь уперлась ему в спину.

Торин ступил вперед. В глазах у него поблескивала жалость, однако голос оставался твердым:

– Ты должен принять его, принц Канте. Если тебе суждено умереть, то лучше уж с мечом в руке, чем на коленях.

Вынужденный согласиться с этой безжалостной оценкой ситуации, Канте взялся за рукоять меча и отступил назад, сдергивая клинок с ладоней рыцаря. Торин кивнул головой и вернулся на свой пост позади Микейна, присоединившись к своим гвардейцам.

Канте поднял увесистый палаш. Он был громоздким и тяжелым. Пришлось ухватить его и второй рукой, чтобы не выронить.

На другой стороне круга Микейн вытащил такой же клинок из ножен у себя на поясе, но запросто поднял его одной рукой.

– Ну что, начнем? – спросил он.

Прежде чем кто-либо из них успел пошевелиться, над палубой разнесся зычный крик. Сквозь толпу членов экипажа, которые быстро разбежались по своим постам, решительно протолкалась высокая фигура. Канте не знал этого человека, хотя, судя по лавровым ветвям, выгравированным на его нагруднике, это был военачальник очень высокого ранга.

– Что все это значит, принц Микейн? – крикнул он, приближаясь. – Мы собираемся вступить в бой!

Взрывы становились все громче. С носа надвигалась стена дыма, из которой доносились крики и вопли.

Впервые в своей жизни Канте молился о войне.

Подойдя к ним, верховный военачальник наконец заметил на борту «Гиперия» второго принца. И пусть даже Канте и не узнал этого человека, военачальник без труда опознал его. Потрясенный и испуганный, высокий мужчина запнулся на ходу. Он явно и понятия не имел о заговоре Микейна и успешном похищении принца-предателя.

– Это касается только меня и брата! – крикнул в ответ Микейн; ярость придала резкости его голосу. – Это не твое дело. Мой отец ясно дал понять, что я здесь не капитан и не командир. Это тебе вести предстоящую битву. А я тем временем вступлю в свой собственный бой, а не буду сидеть сложа руки. И мы еще посмотрим, кто принесет Халендии бо́льшую славу!

Верховный военачальник нахмурился, лицо его под шлемом потемнело. Тем не менее он переводил взгляд с одного брата на другого, пытаясь решить, стоит ли вмешиваться. И после долгой напряженной паузы лишь слегка покачал головой, явно решив, что лучше всего сохранять нейтралитет. Если и последует какое-то наказание за то, что произойдет дальше, то оно будет назначено принцу Микейну.

Чтобы еще больше утвердить его в этой мысли, высоко над носом «Гиперия» пролетел челн-охотник, сверкнув клашанскими гербами. Похоже, это был разведчик, наблюдающий за приближающимся чудовищем. Когда вражеский корабль развернулся и пулей устремился прочь, верховный военачальник бросился в рубку, стуча сапогами по доскам и выкрикивая приказы.

– Итак, на чем мы остановились? – поинтересовался Микейн, поднимая выше свой меч.

Канте пару вдохов удержался от ответа, зная, что ничем не сможет разубедить брата. И все же попытался:

– Еще не слишком поздно, Микейн. У нас у обоих вместе есть редкий шанс стать посредниками в установлении мира между Халендией и Южным Клашем, что принесет бо́льшую славу нам обоим.

– А кто сказал, что я желаю мира? – Микейн шагнул вперед, взмахнув мечом. – И когда я принесу твою голову обратно в Азантийю, славы у меня и без того будет предостаточно.

С этими словами он бросился на брата, опустив меч и целясь ему в живот. Канте отступил в сторону и парировал удар плоской стороной клинка. Громко зазвенела сталь. Удар обжег ему ладони, но он еще крепче сжал пальцы на рукояти.

Однако не последовало никакой паузы, чтобы насладиться удачей. Микейн легко уклонился от парирующего удара и опять высоко взмахнул мечом, в то время как меч Канте завис у него где-то на уровне пояса.

Канте пригнулся, услышав, как у него над головой пропела сталь, и крутнулся в сторону. А Микейн все продолжал наседать. Канте пытался довольно неуклюже повторять его движения – обеими руками против одной у Микейна, – но все еще удерживая свою позицию и постепенно входя в ритм.

Первые выпады Микейна были подначивающими, почти издевательскими – он хотел, чтобы Канте выглядел по-дурацки. Но вскоре их поединок стал серьезным. Они кружили, то и дело сталкиваясь друг с другом под клацанье стали и отскакивая на новые позиции.

Канте все еще играл оборонительную роль – что, как он знал, было глупо. Он быстро устанет. И все же никак не мог заставить себя нанести смертельный удар. Это было не столько сознательное, сколько чисто рефлекторное решение. Канте все еще слышал детский смех Микейна, когда они вдвоем носились по коридорам дворца в каком-то грандиозном игровом приключении. Да и вступить в поединок пришлось слишком уж внезапно. Ему требовалось время, чтобы все взвесить, переварить и уложить в голове, прежде чем совершить такой поступок, как убийство собственного брата.

Микейн зашипел и опять бросился на него.

Судя по всему, брат все-таки нашел для этого время.

Отвлеченный этими мыслями, Канте пропустил очередной финт Микейна. Острие меча скользнуло вдоль ребер, проникнув до кости. Канте, задыхаясь, отпрянул назад.

Микейн тоже отступил, вместо того чтобы нанести смертельный удар. Хотя не по причине каких-либо колебаний. Его брат хотел насладиться первой кровью, понял Канте.

– Ты явно неплохо продвинулся в этом деле, – похвалил его Микейн.

– У меня были хорошие учителя. – Канте оперся рукой о колено, уткнув острие меча в доски. Он представил, как бьется на мечах с Джейсом, как Дарант и Грейлин учат его балансу и технике. – Жаль, что наш отец не позволил мне упражняться с легионом.

– Наш отец совершил много ошибок, – ответил Микейн, и голос у него напрягся от гнева – хотя и не по отношению к Канте. – Я не повторю тех же ошибок со своим собственным сыном!

Канте выпрямился, чувствуя боль в ране.

– У тебя есть сын? – Он про это не слышал. – От госпожи Миэллы?

Микейн искоса взглянул на него – мало еще кто знал об этом. Канте без труда произвел несколько быстрых мысленных вычислений и сразу же понял, почему эта весть еще не разнеслась по всему королевству. То, что сын родился так рано, означало, что он был зачат вне брака. Микейн явно был готов опровергнуть это, но лицо его напряглось, чтобы сохранить тайну. В конце концов, он не смог отречься от него.

– И дочь, – тихо прошипел Микейн, так что услышать его могли только его ближайшие охранники – которые наверняка обо всем и без того знали.

– Близнецы? – Канте тоже понизил голос – как для того, чтобы не провоцировать Микейна, так и чтобы защитить этих детей от скандала, который вызвали бы подобные откровения. Близнецы – его племянница и племянник – были невиновны во всей этой распре. Он не стал бы пятнать их родословную.

Микейн кивнул, и лицо его озарилось гордостью – словно солнце вдруг пробилось сквозь облака.

– Оба они – Отан и Олла – красивые и здоровые дети.

Канте устало улыбнулся:

– Я рад за тебя. Вправду рад.

Микейн настороженно поморщился от его слов.

Канте оставил острие меча на досках и протянул другую руку.

– Поздравляю, брат мой! Как бы все дальше ни сложилось, я надеюсь, что они проживут долгую и счастливую жизнь.

Микейн подтвердил это кивком. После чего шагнул ему навстречу и пожал протянутую руку.

– Спасибо тебе, брат.

Канте стиснул ее, пытаясь вспомнить, когда в последний раз пожимал руку брата с хоть какой-то долей истинной теплоты.

Микейн тоже уставился на их сцепленные руки. И тут его хватка вдруг усилилась, он чуть ли не судорожно сжал пальцы.

– А это еще что? – выдохнул он.

Канте опустил взгляд, когда Микейн повернул его руку, еще больше обнажая золотое кольцо на ней. Отразившийся от малинового граната солнечный свет проявил выгравированного на нем крылатого жеребца – точно такого же, как на носу корабля.

– Одно из маминых колец… – произнес Микейн, что-то подсчитывая в своей собственной голове. Как и Канте, он жил с теми же слухами и перешептываниями о рождении близнецов. Микейн пристально посмотрел на него.

– Так вот почему ты встал на сторону Клаша! Чтобы оспорить нашу родословную!

– Нет, я никогда…

Голос Микейна превратился в убийственный рев.

– Оспорить право первородства моего сына, моей дочери! – Он высоко поднял свой меч, крепко сжимая руку Канте. – Никогда!

Клинок опустился – с яростью отца, защищающего своих детей, – и вонзился в руку Канте, отсекая ее ниже локтя.

Тот недоверчиво отшатнулся, выронив свой меч.

Микейн, спотыкаясь, двинулся в другую сторону, все еще сжимая кисть Канте – и кусок его предплечья. В конце концов он отбросил их в сторону вместе с кольцом на пальце.

Канте рухнул на колени. Кровь толчками выплескивалась из обрубка руки, растекаясь по доскам. Микейн что-то крикнул Торину, но в ушах у Канте звенело от шока. Затем боль согнула его пополам. Он потерял сознание и упал на бок, теперь и сам залитый кровью.

Мир сузился. Перед глазами то появлялись, то исчезали смутные тени.

Затем Канте почувствовал, как его обхватили за туловище, приподняв обрубок руки.

Микейн сунулся к нему лицом, голос у него был язвительным:

– Ты так легко не сбежишь, братец…

Боль в руке вспыхнула еще сильней – с шипением и дымом опаляемой плоти.

Часть XVIII