Премудрость в бронзе
Истинная мудрость в том, чтобы принимать свое неведение, величайшая же глупость – ублажать себя заблуждением, будто знаешь всё.
Глава 18
Райф ненавидел лето, особенно удушливый зной Наковальни.
Когда над городом раскатился удар первого колокола Вечери, он торопливо юркнул в темный переулок между двумя улицами. Укутавшись в грязно-коричневый плащ, доходивший до щиколоток, Райф надел сандалии, защищая свои пятки от обжигающей брусчатки. Он быстро шагал вперед, опустив капюшон по самые глаза, ничем не отличаясь от других работников, возвращающихся домой после трудового дня или, наоборот, уныло бредущих навстречу им, направляясь на ночные работы.
Многие, если не все, шли с опущенными головами.
Подобно Райфу, весь город старался спрятаться от Отца Сверху. В самый разгар лета солнце застыло на востоке едва ли не в самой верхней точке. Хотя до знаменательного момента летнего солнцестояния оставалось еще три дня, окна некоторых домов уже были украшены пестрыми венками, а под абажурами из стекла, окрашенного в красные и бордовые цвета, горели огоньки масляных светильников, стремясь принести хоть капельку веселья в общее угрюмое настроение. Приближающийся праздник Летнего Цветения являлся лживой попыткой оживить самую мрачную пору года. Райфу это всегда казалось верхом покорности – то, с какой готовностью жители города принимали зловещие порядки Наковальни.
Здесь фраза «Что поделаешь!» звучала так же часто, как «Доброе утро!» и «Пошел на хрен!». Подобно тому, как вол, которого били так часто, что он научился не обращать внимания на удары палки возницы, жители города просто огрубели в своем жалком состоянии. Они изо дня в день влачили свою убогую жизнь до тех пор, пока их не опускали раньше времени в могилу, вырытую в раскаленных песках. Можно было считать милосердием то, что мало кто из них доживал до сорока.
И причина такого раннего ухода из жизни становилась очевидна при каждом вдохе.
Райф плотнее обмотал рот и нос льняным платком, который носили все горожане, спасаясь от сажи и дыма, постоянно угрожавших покрыть легкие изнутри сплошной черной копотью. Особенно плотным смертоносное покрывало становилось летом, когда почти полностью стихал бриз со стороны моря. И, вместо того чтобы укрывать от солнечного зноя, черное одеяло лишь удерживало его у самой земли, буквально сжигая город.
Райф прислушался к низкому гулу, постоянно наполняющему город, прозванному «Рокотом Наковальни». Источник его был тот же самый, что и у сажи и дыма. Повсюду вокруг возвышались огромные трубы и пылающие горны, подобно осадным башням. То были бесчисленные плавильни, кузницы и цеха по перегонке горного масла. Все каменоломни Гулд’Гула отправляли свою добычу в Наковальню. Город в буквальном смысле был той наковальней, на которой дробились руды и минералы, чтобы затем разойтись по всему Венцу.
Добравшись до людной улицы, Райф влился в угрюмую толпу, выбрав тот ее поток, который направлялся в гору. Здесь яркие гирлянды Летнего Цветения встречались чаще. Многие были украшены маленькими флажками, изображающими паруса тысячи кораблей, прибывающих в Наковальню или по морю, подобно прочным рудовозам, или на ветрах эфира, как заполненные газом громадины, надежно переправляющие драгоценные каменья над кишащими пиратами водами.
Словно откликаясь на мысли Райфа, над головой проплыл небесный корабль, скользя сквозь черное покрывало. Он направлялся к причалам Эйр-Ригга, высокого скалистого хребта, обозначающего восточную границу Наковальни. Несколько шагов Райф с тоской провожал его взглядом.
«Если бы только…»
Оторвав взгляд от манящих высот, Райф снова уставился себе под ноги. Ему было известно, что жилые дома и лавки по обеим сторонам улицы были возведены из белого мрамора и покрыты глиняной черепицей синих и красных цветов, чтобы лучше отражать сияние Отца Сверху. Хотя теперь все это уже осталось в прошлом. Столетия наложили на стены толстый слой сажи, приглушив яркие краски до тусклой унылости. Лишь во время такой недолгой зимней Свежести, когда наконец начинали дуть ветра, уносившие из города черную пелену, горожане принимались отчищать грязь. Однако их усилия были тщетными, поскольку ветра неизменно стихали и удушливое покрывало возвращалось обратно. Хотя многие каждую Свежесть возносили песнопения богам, выражая свою признательность, Райф был свободен от подобных заблуждений. Для него ветра были лишь дуновением кузнечных мехов, разгонявшим дым только для того, чтобы пламя разгоралось ярче.
Петляя по улицам и переулкам и поднимаясь по стертым ступеням, Райф все больше удалялся от порта. Наконец, когда прозвонил второй колокол Вечери, он прошел под остроконечной аркой, образованной двумя огромными скрещенными кирками, и оказался на просторной центральной площади Наковальни. Со всех четырех сторон площадь была окружена высокими зданиями. Слева стоял Королевский монетный двор, где под защитой толстых стен и окованных железом дверей чеканились все монеты, ходившие в обращении в королевстве. Прямо впереди находилось здание Суда, в котором размещалась канцелярия шерифа. По обе стороны от дверей висели знамена, одно с гулд’гульскими скрещенными кирками, другое с короной и солнцем королевства Халендия.
Опустив лицо еще ниже, Райф взял правее, смешиваясь с плотной толпой. Еще он ссутулился и подогнул колени, чтобы казаться ниже ростом. Ему не хотелось, чтобы он выделялся среди окружающих его приземистых гулд’гульцев своим высоким ростом из-за текущей в его жилах смешанной крови.
И тем не менее Райф был готов поклясться, что чувствует на себе свиные глазки архишерифа Лааха, высматривающего из своих окон наверху в толпе одного конкретного вора.
«Это лишь игра воображения, Райф. Перестань дрожать».
Райф напомнил себе, что ему больше ничто не угрожает с тех пор, как почти две недели назад караван с каменоломен Мела наконец прибыл в Наковальню. В суете разгрузки Райф незаметно ускользнул, быстро пройдя вдоль вереницы повозок, мимо двух огромных пескокрабов, чьи прочные панцири были окутаны паром, поскольку их обливали водой, чтобы остудить. Возница успокаивал животных мелодичным пением, каждой нежной нотой проникая им в мозг, скрытый толстым слоем мышц и панцирем.
Этот печальный, жалобный напев как нельзя лучше соответствовал возвращению Райфа в Наковальню. Беглец даже остановился, чтобы послушать, насладиться, узнавая тему одиночества, многократно повторяемую в припеве. Мелодия пленила его, как и двух гигантских пескокрабов. Хотя подобное мастерство встречалось редко и щедро вознаграждалось, простые люди обыкновенно чурались тех, кто им обладал. По мере того как города разрастались, занимая все более обширные земли, такая тонкая связь с природой, с дикими уголками мира вызывала презрение, становясь пережитком уходящей эпохи, когда человеку приходилось ежедневно сражаться с клыками и когтями, со льдом и огнем.
Через какое-то время Райф под прикрытием пара и пения ускользнул с грузового двора и затерялся в дымном покрывале Наковальни. Разумеется, он был не один. Таинственная бронзовая женщина не отставала от него ни на шаг, следуя за ним, словно магнитная полоска за железом.
Она по-прежнему оставалась полной загадкой. Райфу пришлось держать ее взаперти в своей комнате в портовом борделе, где не задавали лишних вопросов и не присматривались друг к другу слишком внимательно. Ожившее изваяние на удивление стало вялым, не говорило ни слова и почти не двигалось, а огонь у него в глазах угас до слабого свечения. Райф подозревал, что это связано с пеленой дыма, окутывавшей город, скрывая солнечный свет. Насколько он мог судить, Отец Сверху каким-то таинственным образом подпитывал силы бронзовой женщины, а здесь, когда Его лик был по большей части скрыт, она увяла, словно клашанская роза зимой.
Состояние бронзовой женщины вызывало у Райфа беспокойство, но далеко не такое большое, как угроза их разоблачения. Одно время он подумывал о том, чтобы просто бросить ее. Ему было бы значительно проще покинуть Гулд’Гул без волочащегося следом за ним бронзового якоря. Но Райф не смог. Если бы женщина не помогла ему в Меле, он сейчас не был бы свободным. Беглец отчетливо представлял себе, что бы произошло, если бы его схватили: его труп, насаженный на кол перед каменоломнями, обгладывали бы грызуны и стервятники.
«Я обязан ей жизнью».
И все-таки эта причина не была единственной. Даже сейчас, когда изваяние стало вялым, Райф неоднократно ловил на себе его пристальный взгляд. Бронзовая женщина немигающим взором постоянно изучала его, словно оценивая. И это было не холодное любопытство. В легких складках на лбу и чуть опущенных уголках губ Райф читал глубокую печаль. Это выражение было ему знакомо. Давным-давно, когда он еще мальчишкой был учеником в гильдии воров, он однажды наткнулся на тощую собаку, которую переехала телега с рудой. Собака была еще жива, но умирала. И тем не менее Райф отнес ее к себе в комнату в Доме гильдии, обмотал ее мокрой тряпкой, чтобы облегчить чувство жажды. Он не мог сказать, почему так сделал, и, разумеется, Ллира, глава гильдии, посмеялась над ним, заявив, что все это бесполезно. Через день ее пророчество сбылось. Бедная дворняжка умерла у Райфа на руках, однако ее янтарные глаза не отрываясь смотрели ему в лицо, даже когда жизнь в них уже угасала. И вот сейчас Райф чувствовал, что бронзовая женщина смотрит на него с тем же самым выражением, смесью скорби и тревоги, порожденной нежностью.
«Ну как я могу ее бросить?»
Порой Райфу даже казалось, что его гостья беззвучно напевает песню погонщика пескокрабов, опутывая и привязывая его к себе. А может быть, он просто воображал себе все это, скрывая истинную причину: алчность. Несомненно, бронзовая женщина имела огромную ценность, и за нее вполне можно было выручить ее вес золотом.
В конечном счете, какими бы ни были его причины, Райф решил не расставаться с ней. Вот почему он сейчас пересек всю Наковальню и вышел на центральную площадь. Райф поднял свое закрытое платком лицо, изучая башни без окон справа от здания Суда. Это была главная городская тюрьма с подземельем.
Райф направился к ступеням, ведущим к ее входу под аркой. Железная решетка была поднята, ощетинившись снизу острыми зубцами, подобными клыкам хищного зверя. Райф сглотнул комок в горле, с ужасом думая о том, что это чудовище может поглотить его снова. Два года назад он почти целую луну томился в душной камере, прежде чем состоялся суд, приговоривший его к каторге на каменоломнях Мела.
И все-таки Райф собрался с духом и двинулся дальше.
«Тут ничего не поделаешь».
Проходя под потемневшим от копоти изваянием скованного цепями бога Йирля, Райф скинул на землю свой плащ и продолжил свой путь на виду у всей площади, облаченный в черные штаны и тунику, с коротким плащом, украшенным золотыми кирками Наковальни. Это было облачение тюремщика. Раздобыть его оказалось несложно. Райф просто проследовал за тюремщиком в один из портовых домов терпимости. Дождавшись, когда тот будет кряхтеть от наслаждения купленной любовью, он проскользнул в комнату и забрал все, что ему было нужно. Даже скучающая женщина, стоявшая на четвереньках, задрав юбку до пояса, не услышала его бесшумные шаги. К счастью, годы, проведенные на каменоломнях Мела, не повлияли на умение Райфа двигаться неслышно и незаметно.
И все же сейчас ему требовалось особое мастерство.
Дойдя до лестницы, Райф поднялся к решетке. Только теперь он снял платок, понимая, что в тюрьме лица не могут оставаться скрытыми. Вскоре по возвращении в Наковальню Райф выкрасил свои волосы в светло-соломенный цвет, а за прошедшие недели он отрастил бородку, которая в настоящий момент была намаслена и также перекрашена.
И все-таки, проходя под зубьями решетки, Райф с трудом унял дрожь. От него не укрылась грустная ирония происходящего.
«Бежав из одной тюрьмы, я сейчас пытаюсь проникнуть в другую».
Остановившись перед прутьями решетки, Райф окинул взглядом изможденную фигуру в камере. Она казалась тенью, которая обрела форму, изваянием из полированного эбенового дерева. Мужчина, бывший на несколько лет младше тридцатилетнего Райфа, стоял спиной к двери. Он был совершенно голый, если не считать железного ошейника. Черную кожу от ягодиц до плеч покрывал узор из белых шрамов от кнута. Голова обросла щетиной коротких волос. Очевидно, здесь ему не позволялось брить ее наголо, как это было принято у чааенов, как мужчин, так и женщин.
Райф огляделся по сторонам, убеждаясь в том, что в этом отдаленном уголке темницы нет других тюремщиков.
– Я хотел бы поговорить с тобой, – строго произнес он, прилагая все усилия, чтобы его голос не прозвучал заговорщически.
Вздохнув, узник обернулся, показывая глаза завораживающего фиолетового цвета – а также особенность, характерную для чааенов. Между ног у него не было ничего, кроме пучка волос и следа увечья. Все мужчины его ордена оскоплялись и превращались в евнухов. Женщины также по-своему подвергались увечьям, чтобы они никогда не смогли рожать детей и испытать наслаждение единения с мужчинами.
– Что ты хочешь? – спросил чааен. В его голосе не прозвучало ни тени страха, в чем не было ничего удивительного, если учесть все то, что ему довелось испытать в жизни. Некоторая певучесть гласных выдала в нем уроженца Клаша.
Райф шагнул ближе к прутьям.
– Давай начнем с твоего имени, чтобы мы смогли лучше узнать друг друга.
– Я Пратик, чааен-привязанный Реллиса им Малша.
– И, насколько я понимаю, твой господин также заточен здесь по обвинению в том, что он лазутчик Южного Клаша.
Пратик лишь молча посмотрел на него.
Райф, подобно многим в Наковальне, был наслышан о том, что многих клашанских торговцев хватали и бросали в тюрьму по подозрению в том, что они лазутчики, что в большинстве случаев, вероятно, соответствовало истине. Помимо того что Наковальня являлась крупным портом, откуда вывозилась руда, в городе также находились многочисленные алхимические дома, в том числе с историей во много сотен лет, занятые созданием сложных машин и других механизмов. Впрочем, не один только Южный Клаш пристально наблюдал за своими соседями. Райфу было известно, что многие халендийские купцы, отправлявшиеся на юг, также подрабатывали соглядатаями, стараясь похитить тайные познания у клашанских ученых. На самом деле все прекрасно понимали, что для Наковальни торговля секретами имеет такое же значение, как и вывоз руды и минералов. Золото текло с севера на юг и обратно. Если кто-то проявлял чрезмерную дерзость, его хватали за руку, однако в целом все предпочитали закрывать глаза на подобные сомнительные делишки.
До недавнего времени.
Архишериф Лаах бросил в тюрьму всех клашанских купцов по одной простой причине: чтобы запереть Райфа в Наковальне. Лаах не мог допустить, чтобы у него украли бронзовое изваяние, поскольку его крепко схватил за горло зловещий Исповедник Врит. Как и Райф, архишериф понимал, что северные районы Венца не предоставят убежища беглому каторжнику и его бронзовой спутнице. Единственная надежда для них заключалась в том, чтобы организовать переправу на юг. И, для того чтобы этому помешать, Лаах отправил за решетку всех, кто мог бы пойти на такую сделку, – чтобы их допросить и чтобы не дать Райфу выйти на них.
Поэтому, не имея выбора, Райф вынужден был лично прийти в тюрьму, чтобы передать свою просьбу. Даже Лаах, обладающий непомерно высоким самомнением, не мог ожидать от него подобной дерзости.
«По крайней мере, я очень на это надеюсь».
– А ты кто такой? – наконец заговорил Пратик, вопросительно подняв брови. – Подозреваю, не просто тюремщик.
Райф задумался над тем, как лучше ответить на этот вопрос. Он понимал, что обмануть чааена ему, скорее всего, не удастся. Говорили, что эти люди одним взглядом выведывали в человеке все самое сокровенное. Поэтому Райф решил сказать правду.
– Я Райф хи Альбар.
Единственным свидетельством того, что чааену знакомо это имя, стала одна опущенная бровь.
– Ты сильно рискуешь, но, боюсь, напрасно. Мой господин ничем не сможет тебе помочь.
– Я пришел сюда не за твоим господином.
Райф знал, что сами купцы находятся под гораздо более строгим присмотром в башнях тюрьмы. Чего нельзя было сказать про чааенов-привязанных, считавшихся чем-то вроде рабов. Их не удостоили особого внимания и посему помещали здесь, в подземелье, которое почти не охранялось, – что как нельзя лучше устраивало Райфа.
Он достал из кармана тяжелую связку железных ключей, украденную в караульном помещении.
– Я пришел, чтобы освободить тебя.
Пратик прищурился и наконец шагнул к решетке.
– Какой ценой?
– Ты должен помочь мне бежать из Наковальни на воздушном корабле.
– Невозможно, – покачал головой узник. – К тому же, если я сейчас закричу и укажу на тебя, меня вскоре освободят. Долго держать моего господина в тюрьме нельзя – это будет оскорблением нашего императора. Так что, как видишь, ты запросил чересчур высокую цену.
– Да, но это еще не все, что я могу предложить. – Теперь уже Райф поднял брови. – Тебе известно, что я украл.
Узник пожал плечами.
– Что ты, по слухам, украл.
– Уверяю тебя, это не слухи. – Он дал чааену возможность прочесть правду у него на лице. – Я отведу тебя к ней, и если это тебя не удовлетворит, ты сможешь выдать меня архишерифу. Но ты не будешь разочарован. Клашу потребуется то, чем я обладаю, особенно сейчас, когда все сильнее звучат барабаны войны и на границе собираются армии. И как знать? Возможно, такая цена купит свободу не только мне – но и тебе.
Пратик снова прищурился. Подняв руку, он потрогал свой ошейник.
– Покажи мне ее, – сказал узник, глядя Райфу в лицо.
Тот ухмыльнулся. Ему потребовалось несколько попыток, чтобы подобрать нужный ключ, но наконец он распахнул дверь и бросил обнаженному узнику тюк с вещами.
– Одевайся!
Пратик послушно облачился в одежду тюремщика, точно такую же, как и у самого Райфа. Райф украл ее в той же караулке, в которой не было никого, кроме одного жирного болвана, храпевшего на изрезанном столе.
Райф указал на капюшон короткого плаща.
– Надень его и держи лицо опущенным. И предоставь дальше говорить мне.
Кивнув, Пратик накинул капюшон на свои короткие волосы.
Напоследок окинув его оценивающим взглядом, Райф направился к выходу. Он собирался покинуть тюрьму до следующего колокола и затеряться в толпе тюремщиков, возвращающихся домой.
Райф оглянулся на чааена, гадая, не предаст ли тот его, однако эти люди славились своим умением держать слово, и дело тут было не в их понятиях чести; просто всю лживость из них давным-давно выбили и высекли.
Райф до сих пор не мог понять жестокие обычаи Клаша. Страной правила царственная каста, известная как «имри», что по-клашански означало «божественные», возглавлял которую Имри-Ка, бог-император Клаша. Лишь ему и его кровным родственникам дозволялась открывать свое лицо вне дома. Все остальные презренные касты, числом больше ста, должны были выходить на улицу укутанными с головы до пят, поскольку считались недостойными представать перед взором Отца Сверху. Это требование относилось также к чааенам, которые воспитывались и обучались в Бад’и Чаа, Доме мудрости.
В то время как на севере Венца существовало с полдюжины разных школ, Бад’и Чаа оставался единственным учебным заведением Южного Клаша. Говорили, что Дом мудрости представляет собой самый настоящий город. Он был разделен на девять уровней, подобно школам Халендии, однако нравы там царили гораздо более жестокие. И у будущих учеников не было выбора. По всей стране собирали маленьких мальчиков и девочек из всех каст, кроме имри. В то время как в халендийских школах требовалась нравственная чистота и любовные связи и брачные союзы были под строжайшим запретом, Дом мудрости решал все эти трудности наперед, отрезая первогодкам половые органы. Что самое страшное, тех, кто не мог подняться на следующий уровень, не отсылали домой, а предавали казни, а их трупы сжигались на кострах на вершине школы как назидание нижним террасам, а также как жертвы пантеону клашанских богов, гораздо более кровожадных, чем их северные собратья.
Дойдя до лестницы, ведущей из подземелья наверх, Райф обернулся и всмотрелся Пратику в лицо, ища на нем следы многих лет боли и ужаса, однако черты лица чааена оставались безмятежными, словно он воспринимал подобную жестокость как нечто естественное. Впрочем, этот юноша смог окончить школу и получил железный ошейник алхимика. Другие чааены носили серебряные ошейники религии и истории. Впоследствии те, кому удалось выжить в школе, объединялись в пары – один с серебряным ошейником, другой с железным – и передавались одному из имри. Чааены служили своему господину в качестве советников и помощников. А также, поговаривали, их использовали для сладостных утех. На людях чааен был прикован церемониальной цепочкой за ошейник к браслету на щиколотке своего господина. Чем выше положение занимал человек среди имри, тем больше пар чааенов было к нему приковано. По слухам, у Имри-Ка было шестьдесят шесть чааенов, тридцать три пары – столько же, сколько богов в пантеоне. Появляясь на людях, он тащил за собой целую вереницу.
Райф попытался представить себе это зрелище, поднимаясь из прохладных глубин подземелья в удушливую жару летнего дня. Воздух наполнился угольной пылью и смрадом горящего масла. По пути беглецам встретились несколько тюремщиков, заступавших на вечернее дежурство, однако они лишь кивали друг другу и ворчали слова приветствия.
Когда они поднялись наверх, Райф обернулся к Пратику и прошептал:
– Иди вплотную за мной. И не поднимай голову.
Впереди в главном зале царило оживление. Тюремщики направлялись во все стороны, кто-то вел скованных узников. В толпе сновали мальчишки в красных шапочках, разнося послания.
«Замечательно!»
Райф повел Патрика в самую толчею. Они влились в поток тюремщиков, закончивших свое дежурство и направлявшихся домой. Вскоре впереди показались острые зубцы поднятой решетки. Все шло хорошо до тех пор, пока впереди не возникло какое-то смятение.
Райф сместился в сторону, чтобы выяснить, в чем дело.
Он застонал, увидев знакомую фигуру в серой рясе с завязанными под подбородком серебряными косами. Исповедник Врит решительным шагом поднимался по лестнице, ведущей в тюрьму. Редкое зрелище праведника, да еще направляющегося в тюрьму, привлекло всеобщие взоры. Море мальчишек-рассыльных и тюремщиков расступилось перед Исповедником, движимое уважением и страхом.
Что хуже всего, образовавшаяся свободная полоса протянулась прямиком к Райфу.
Выругавшись вполголоса, тот отпрянул назад, увлекая за собой Пратика.
«Должно быть, боги меня ненавидят…»
Схватив чааена за руку, он потащил его вглубь толпы. «Что здесь делает Врит?» Ответ появился прямо впереди, за двумя тюремщиками, которых бесцеремонно оттолкнули в сторону, освобождая дорогу. Показались два человека, те самые, кто обрек Райфа на каменоломни Мела.
Находящийся в нескольких шагах архишериф Лаах радушно указал на ворота тюрьмы.
– Прошу сюда, Исповедник Врит!
Не замечая ничего вокруг, архишериф не обратил внимания и на стоящего рядом Райфа. Чего, к сожалению, нельзя было сказать про его спутницу. Мало что могло укрыться от взгляда Ллиры хи Марч, главы гильдии воров. Она уставилась Райфу в лицо, и на мгновение ее лицо изумленно застыло – затем губы поджались, а глаза зажглись мрачным злорадством.
Райф застонал.
«Воистину, боги меня ненавидят!»
Глава 19
Райф лихорадочно пытался найти путь к бегству.
На мгновение задержав взгляд на его лице, Ллира прикоснулась пальцами правой руки к запястью левой, где под рукавом скрывался браслет с ножнами для метательных ножей. Как-то раз Райф стал свидетелем того, как она одним резким движением руки пригвоздила трех крыс – к стене, потолку и бочонку с элем. При этом даже не потрудившись взглянуть в сторону грызунов.
Однако главная опасность заключалась не в этом. Недаром Ллира вот уже больше десяти лет возглавляла гильдию воров Наковальни. Райф давным-давно усвоил, что ум у нее скользкий, словно смазанная жиром брусчатка под дождем. Имея с нею дело, было почти невозможно удержаться на ногах. Ее способности были такими обескураживающими, что Райф порой гадал, не порождены ли они заклинанием или алхимией. В прошлом он не раз садился играть с Ллирой в «рыцарей и разбойников», но она неизменно разбивала его в пух и прах, без особых усилий повергая его короля на доску.
«Так на что же мне сейчас надеяться?»
Вне всякого сомнения, Ллира уже продумала все вперед на десять ходов, приготовила ответные шаги на любые его попытки к бегству. Райф чувствовал, как с каждым ударом сердца смыкаются железные челюсти ловушки.
Ллира сократила разделявшее их расстояние, не отрывая от него взгляда, – затем прошла мимо, толкнув локтем. Кивнув на столпотворение у решетки, она обратилась к архишерифу:
– Лаах, нам нужно поскорее увести этого хмыря с косицами наверх в башню, пока весь этот сброд не пал ниц и не начал просить у него благословения.
Пробормотав что-то невнятное, Лаах ускорил шаг навстречу Вриту.
Ллира оглянулась на Райфа, однако лицо ее оставалось непроницаемым.
«Это еще что за новая игра?»
Несмотря на нависшую над ним смертельную опасность, Райф поймал себя на том, что его в очередной раз поразила суровая красота Ллиры. Ее светлые волосы ниспадали до плеч. Глаза, подчеркнутые острыми скулами, сверкали ледяной медью. Мягким был лишь бутон ее губ. И хотя она много раз приглашала Райфа разделить с ней ложе, ни разу не позволила ему вкусить эти губы.
Развернувшись, Ллира направилась прочь. Свой наряд она выбрала, чтобы подчеркнуть изгибы фигуры. Лен и кожа туго обтягивали талию, рейтузы облегали ноги подобно второй коже. И хотя Ллира обладала невысоким ростом большинства уроженцев Гулд’Гула, ее гибкие члены были пронизаны такими твердыми мышцами и упругими жилами, что Райф готов был поклясться в том, что они из стали. Особенно ему запомнилось то, как ее сильные ноги обхватывали его за ягодицы, требуя доставить наивысшее наслаждение.
«Но что она хочет сейчас? Почему не подняла тревогу?»
Со всей определенностью Райф мог сказать только одно: в прошлом ему никогда не удавалось перехитрить Ллиру, не говоря уж про то, чтобы распутать ее сложные замыслы. Решив не мучиться с этими загадками, Райф, воспользовавшись таинственной отсрочкой, схватил Пратика за руку и потащил его за собой. Обойдя толпящихся вокруг Исповедника зевак, он поспешно прошел под решеткой и оказался на площади.
Райф не мог сказать, посмотрела ли Ллира ему вслед.
Ему было все равно.
«Главное – что я свободен!»
Райф не останавливался, но в то же время старался не бежать.
– Не отставай от меня! – предупредил он Пратика. – Нам предстоит неблизкий путь.
«И скорее всего, за нами увяжутся “хвосты”».
Это было единственное возможное объяснение. Несомненно, Ллире известна ценность похищенного им, и она решила забрать добычу себе. Наверняка она надеется, что Райф приведет ее ищеек прямиком к своему тайнику. Поскольку Ллира и Лаах дошли до решетки первыми, она, по-видимому, уже подала знак своим подручным, находившимся на площади. И у нее в распоряжении вся гильдия, так что выбирать лучших соглядатаев есть из кого.
«Но не самых лучших», – подумал Райф с гордостью, которая, хотелось надеяться, имела под собой все основания. Направляясь к скрещенным киркам на главной арке площади, Райф осмотрелся по сторонам, ища взгляды, которые задерживались бы на нем слишком долго, и людей, которые двинулись бы следом за ним. Он определил с полдюжины подозрительных типов, но, предположительно, их здесь было вдвое больше. Что хуже всего, у него не было сомнений в том, что известие о нем стремительно распространялось по всему городу.
Увлекая за собой Пратика, Райф делал все возможное, чтобы вернуться в порт. Город он знал прекрасно. Беглец выбирал самые узкие переулки, в которых никого не было. Он заходил в лавки и покидал их через черный вход. Выбирая извилистые пути, постоянно возвращался назад. Войдя в заполненную дымом кузницу, где с трудом можно было разглядеть пальцы на вытянутой руке, Райф бросил кузнецу серебряный эйри и забрал два плаща, чтобы скрыть одежду тюремщиков.
Вернувшись на улицу, Райф продолжал петлять, направляясь в сторону дома. Наконец удушливый воздух наполнился запахом соли, извечный гул Наковальни дополнился пронзительными криками чаек.
– Сюда! – поторопил Райф своего спутника.
Они добрались до Гнойников, мрачного, кишащего людьми лабиринта под сенью самых высоких городских труб. Здесь, казалось, воздух состоял исключительно из сажи и пепла, а булыжная мостовая под ногами была покрыта слоем испражнений и грязи. В Гнойниках обитали все пороки. Проведя Пратика по хитросплетению узких переулков и тесных проходов, ведущих к злачным местам, он наконец подошел к двери и, задержавшись на мгновение, напомнил:
– Ни слова!
Появление клашанца, тем более оскопленного чааена, в этом районе было чем-то неслыханным. Райф не смел допустить, чтобы певучий говор его спутника возбудил подозрения.
Они вошли в дверь, и их встретил запах прокисшего эля и мочи. Услышав характерный скрип двери, грузная матрона принялась тормошить разлегшихся на полу вялых девиц, многие из которых курили змеекорень или кое-что покрепче. Райф рассеянно махнул матроне, и та оскалилась, признав постояльца. Вернувшись за стол, она снова обратилась к кувшину, по всей видимости, уже забыв про вошедшего.
Поднявшись по скрипучим ступеням, Райф прошел по коридору. Закрытые двери не могли заглушить стоны, крики и смешки, порой искренние, по большей части притворные. Дойдя до своей комнаты, он затолкнул Пратика внутрь.
Как только дверь за ними была закрыта и заперта на засов, чааен внимательно изучил тесное помещение. Койкой служила широкая доска, застеленная тонким слоем сена. Для справления естественной нужды в углу стояло ведро, которое не выносили уже несколько дней.
Пратик поморщился от отвращения, прикрывая нос и рот, чтобы спастись от зловония.
– Теперь я уже начинаю жалеть о том, что покинул свою темницу, – пробормотал он сквозь пальцы.
– О, не бойся, мы еще не дома, – усмехнулся Райф.
Подойдя к дальней стене, он опустился на корточки и вынул кусок доски, открывая тесный проход. Этот лаз Райф проделал вскоре после того, как поселился в комнате.
– Оставшуюся часть пути тебе придется преодолеть ползком.
Наклонившись, Пратик осмотрел узкий лаз между двумя старыми балками.
– И куда он ведет?
– К нашей свободе, – ответил Райф, высказывая вслух свою самую сокровенную надежду.
Отряхнув колени, Райф помог Пратику выбраться из тесного лаза. Проход привел в другую комнату, более просторную, в соседнем борделе. Это здание примыкало задней стеной к первому, но выходило на другую улицу Гнойников, чуть более благовидную. Райф приготовил все заранее, предвидя неприятности, которые рано или поздно случаются.
Он свято следовал заповеди, высеченной в сознании каждого, кто имеет нелады с законом.
«Никогда не заходи в комнату с одной дверью».
В данном случае подобная мера предосторожности послужила еще одной цели. Если кому-то из ищеек Ллиры удалось проследить путь Райфа по городу, сейчас он пребывает в уверенности, что его добыча находится в другом здании. И если Ллира попытается схватить его там, шум через тонкую стену заранее предупредит его, позволив бежать.
«По крайней мере, я уповаю на это».
Как только Пратик выбрался из лаза, Райф закрепил на место выпиленные доски и замазал щели грязью, скрывая потайной проход.
Удовлетворившись, он поднялся на ноги.
Тем временем Пратик осмотрелся в комнате. Судя по выражению его лица, он остался удовлетворен увиденным. В комнате имелось лишь одно узкое окошко, в настоящее время закрытое ставнями. В углу светились угли небольшого очага. Спрыснутые благовониями, они наполняли воздух терпким ароматом. Кровать была гораздо более основательной, с подушкой и тюфяком, набитыми соломой и накрытыми тонким одеялом. На столе стоял глиняный рукомойник, нужник находился за дверью.
– Пожалуй, тут немного получше, чем в подземелье. Но… – выразил свое суждение Пратик. Внимательно осмотрев комнату, чааен даже приоткрыл дверь и заглянул в нужник. – Где бронзовый артефакт, который ты обещал мне показать? – повернувшись к Райфу, нахмурился он.
Усмехнувшись, Райф зашел за кровать. Убедившись в том, что входная дверь заперта на засов и не пустит незваных гостей, он нащупал на противоположной стене упоры для пальцев и продемонстрировал последний элемент своих плотницких трудов. Сняв еще одну потайную дверь – размерами гораздо больше предыдущей, Райф показал закуток между балками.
Пратик остановился у него за спиной.
В нише застывшим изваянием стояла бронзовая женщина. Глаза у нее были закрыты, руки она небрежно скрестила на поясе. На ней по-прежнему было желтое льняное платье, купленное на монеты, которые Райф стащил в толпе в порту.
– Мез вондрес! – пробормотал чааен на своем родном языке. Он шагнул к изваянию. – Мне еще никогда не доводилось видеть такого совершенного литья и такой великолепной обработки! Кажется, она вот-вот начнет дышать! – Широко раскрыв глаза, он посмотрел на Райфа. – Такому изваянию место в саду высшего имри или в собрании древних ценностей Дома Мудрости. Даже сам Имри-Ка дорого заплатит за эту женщину!
Райф фыркнул, осознав, как мало этому чааену известно об истинной сути этого изваяния. Впрочем, неведение Пратика было объяснимо. Разумеется, Лаах, Врит и Ллира умолчали о подробностях находки в Меле, оставив эти сведения себе.
– Почему ты смеешься надо мной? – нахмурился Пратик.
– Может быть, она сама тебе объяснит, – указал на закуток Райф.
Обернувшись, чааен увидел, как бронзовая женщина открыла глаза. Пылающий внутри огонь снова оживил ее, и холодное стекло зажглось ярче. Ее взгляд, потеплев и смягчившись, наконец остановился на незнакомце.
Ахнув, Пратик отшатнулся назад.
Женщина склонила голову набок, продолжая изучать его. Райф поднял руку, приглашая ее. Женщина откликнулась, расплетая руки и поднимая изящную ногу, чтобы выйти из ниши.
Задыхаясь от изумления, Пратик пятился назад до тех пор, пока не наткнулся на кровать и не свалился на нее.
– Ч… что это за магика или алхимия? – запинаясь, выдавил он, отползая как можно дальше. – Или это какая-то хитрость?
– Нет, это никакая не уловка. И, если честно, я сам тут ничего не понимаю.
Райф сознавал, что, для того чтобы заручиться помощью чааена, ему нужно было раскрыть всю правду. Он начал с рассказа о землетрясении в глубинах каменоломни Мела и о таинственной находке, обнаруженной еще глубже под землей. Затем он описал кровавое жертвоприношение, оживившее изваяние, упомянув о том, что Исповеднику, похоже, все это было известно заранее.
Пратик постоянно перебивал его потоком вопросов, однако Райф мало что мог ему ответить.
Наконец он завершил свое повествование рассказом о бегстве и прибытии в Наковальню.
– Но мы не можем оставаться здесь. Я должен найти способ, как бежать отсюда вместе с ней. Если повезет, в Южный Клаш, куда за нами не смогут последовать охотники.
Сидя на кровати, чааен на протяжении его рассказа разглядывал бронзовую женщину. Пусть и несколько успокоившийся, он по-прежнему опасался приближаться к ней. Подойдя к узкому окошку, женщина отворила ставни и выглянула на закопченное небо, на тусклое сияние на западе, обозначавшее луну. Уронив голову и горестно опустив плечи, она превратилась в бронзовый символ скорби.
«Я делаю все возможное», – мысленно заверил ее Райф.
За прошедшее двунеделье он понял, что его бронзовая спутница терзается каким-то страстным желанием. Рассеянная и медлительная, женщина бесцельно расхаживала по комнате, затем вдруг замирала на месте, неизменно обращенная лицом на запад, подобно магнитной полоске путевода, способной указывать только в одну сторону. Очевидно, ее мучила какая-то тревога, известная ей одной.
И вот сейчас, глядя на нее, Райф вспоминал одно-единственное проникнутое бесконечной тоской слово, которое произнесла бронзовая женщина, стоя в повозке и глядя на полный лик луны. Это слово не давало ему покоя.
«Гибель…»
За это двунеделье страх женщины просочился Райфу в кости. Он чувствовал, что нельзя просто отмахнуться от ее предостережения.
«Но что может сделать мелкий воришка из Наковальни?»
Вот почему Райф решил освободить чааена с железным ошейником, обладающего познаниями в алхимии. Ему требовался союзник, чтобы понять, что` он украл, и, возможно, разгадать тайну, погребенную в бронзовом сердце женщины.
Впрочем, имелась и другая причина, зачем ему был нужен чааен, однако это пока что могло подождать. В настоящий момент ему требовалось сосредоточить все свои усилия на решении первостепенного вопроса.
Райф с вызовом повернулся к Пратику.
– Так ты мне поможешь?
Глава 20
Райф мучился с головным убором, состоящим из кожаного шлема и льняной ткани, закрывающей лицо. Единственным отверстием была узкая прорезь для глаз. При каждом вдохе ткань втягивалась в рот и нос.
«Проклятие, как можно дышать в этом?»
– Успокойся, – с укором произнес Пратик.
Чааен заправил свободный конец ткани под фальшивый железный ошейник у Райфа на шее, подтянув ее туже, чтобы она больше его не душила.
– Хвала богам! – выдохнул Райф, оборачиваясь, чтобы осмотреть своих спутников.
Стоящая рядом с ним бронзовая женщина также была облачена в традиционную клашанскую биор-га. Расшитое одеяние, дополненное парой тонких перчаток, полностью скрывало ее фигуру. Единственным отличием от наряда самого Райфа был серебряный ошейник у нее на шее, в значительной степени скрытый высоким воротником.
Повернувшись к женщине, Пратик заткнул и ей ткань под ошейник, после чего отступил назад и окинул оценивающим взглядом.
– Нам не позволяется говорить, когда мы следуем за своим господином по улицам, так что ее молчание не вызовет подозрений.
– А как насчет всего остального? – спросил Райф, указывая на бронзовую женщину. – Как ты думаешь, мы сойдем за пару чааенов-привязанных?
– В Клаше мало кто обращает внимание на чааенов-привязанных, – пожал плечами Пратик. – Боюсь, самой сложной – и самой опасной – будет моя роль.
Райф окинул взглядом чааена. Пратик снял облачение узника, проявив поразительную стеснительность в присутствии бронзовой женщины, после чего поспешно натянул одежду, купленную Райфом у клашанского портного. Его обтягивающие рейтузы и туника-безрукавка из красного шелка были расшиты золотыми зигзагами. Поверх туники Пратик надел белый плащ по колено с расширяющимися книзу рукавами, который клашанцы называли «геригудом». Завершала наряд золотая шапочка.
За исключением узкого шарфа, скрывающего железный ошейник у него на шее, это был обычный наряд торговца-имри из Южного Клаша. Один только этот наряд обошелся Райфу едва ли не во все те монеты, которые ему удалось стащить в толпе за прошедшее двунеделье. Однако, для того чтобы маскарад оказался успешным, только Пратик, смуглый, с фиолетовыми глазами, мог выдавать себя за члена правящей касты. Райфу и бронзовой женщине предстояло оставаться полностью укутанными до тех самых пор, пока они не окажутся в своей каюте на борту воздушного корабля, который должен был подняться в воздух с последним колоколом Вечери.
Поскольку совсем недавно уже прозвучал четвертый колокол, времени на ошибки и заминки почти не оставалось. Беглецам предстояло пересечь всю Наковальню, чтобы добраться до Эйр-Ригга, где стояли в гавани все воздушные корабли. Если они не успеют на этот корабль, им придется ждать следующего, который отчаливает только завтра, – а Райф понимал, что это очень опасно.
«Поскольку ищейки Ллиры идут по нашему следу».
Хотя маленькие корабли, совершающие перелеты на небольшие расстояния, могли отправляться в путь в любое время суток, те, кому предстояли дальние путешествия, могли подниматься в воздух только во время Вечери вследствие каких-то премудростей, связанных с давлением, ветрами и магнитными силами и выходящих за рамки понимания Райфа. Он знал наверняка только то, что им до последнего колокола нужно быть на борту этого корабля.
Напоследок еще раз окинув взглядом своих спутников, Райф отметил смотанные цепи у Пратика в руках. Когда маленькая группа доберется до Эйр-Ригга, эти цепи соединят ошейники с браслетами на сапогах чааена.
Пратик нервно перекладывал цепи из одной руки в другую, позвякивая звеньями. Если чааена разоблачат до того, как он доставит бронзовое сокровище к подножию трона бога-императора, за то, что он изображал из себя купца королевской крови, его ждет неминуемая смерть.
– Все готовы? – спросил Райф.
Пратик не успел ему ответить. Приглушенный треск привлек их взгляды к потайному лазу в дальней стене. Все застыли, услышав доносящиеся из соседнего здания яростные крики.
Выпучив глаза, Пратик уставился на Райфа.
«Ллира!..»
Подтолкнув чааена к двери, Райф обернулся к бронзовой фигуре. Он взял женщину за руку, опасаясь, что та успела снова погрузиться в сонную апатию. Однако ее ладонь под тонким шелком оказалась еще теплой. Мягкие пальцы схватили Райфа за руку.
– Шийя, нам нужно уходить! – прошептал тот, называя женщину именем, которое ей дал.
Райф не знал, означает ли это имя что-либо для нее, но для него оно воскрешало воспоминания о его матери, точнее, о родной земле, о которой та ему частенько рассказывала. Шийей называлась маленькая птичка, обитающая в лесах Приоблачья. Имеющая переливающееся золотисто-бронзовое оперение, шийя сладко щебетала в густой чащобе бесконечных лесов. При этом птичка отличалась свирепым нравом – подобно большинству живых существ, обитающих на этом затянутом облаками высокогорье, – и защищала гнездо острыми когтями и кривым клювом.
Райф рассудил, что это имя как нельзя лучше подходит его спутнице.
Бронзовая женщина повернулась к нему, мягко сверкнув глазами сквозь скрывающую лицо ткань. Кивнув, она последовала за Райфом к двери. Пратик уже вынул засов и отставил его в сторону.
– Поспешим! – нетерпеливо промолвил чааен, вздрогнув при новых звуках криков и грохота, донесшихся из-за стены.
– Нет. – Райф мысленно представил себе Ллиру и ее подручных, громящих ночлежку в поисках беглецов. – Мы ведем себя так, будто нам ни до чего нет дела.
Он махнул рукой, предлагая чааену выйти первому, поскольку тот уже сейчас должен был начинать играть свою роль господина-имри, ведущего за собой своих чааенов-привязанных. А никак не наоборот. Вздрогнув, Пратик вышел в коридор. Приближаясь к лестнице, он ускорил шаг, очевидно, поддаваясь тревоге.
– Не так быстро! – предупредил его Райф.
Чааен повиновался.
Они дошли до лестницы и начали спускаться вниз. Под ногами у бронзовой женщины заскрипели ступени. Райф испугался, что они могут сломаться. Однако беглецы благополучно спустились в общий зал, более просторный, с диванами с подушками и лампами с розовыми абажурами, заливающими помещение уютным светом. Девицы сидели прямо, выпятив грудь. Увидев появление торговца и пары его чааенов-привязанных, хозяйка заведения не выказала никакого изумления, что нисколько не удивило Райфа. В Гнойниках любопытных не жаловали.
Не сказав ни слова, Пратик вывел своих спутников на улицу. Здесь их уже ждал закрытый экипаж, запряженный парой крепких аглероларпокских лошадок, о котором заранее позаботился Райф.
Кучер поспешно соскочил с козел.
– Я уже на месте! – бросил он, торопясь открыть дверцу.
Прекрасно играя свою роль, Пратик не обратил внимания на протянутую кучером руку, смерив его презрительным взглядом. Никто не смел прикасаться к имри.
– Конечно, конечно! – пробормотал кучер.
Пратик забрался в карету, предлагая остальным последовать за ним.
Райф подтолкнул Шийю к экипажу. Та крутила головой, с любопытством озираясь по сторонам. Когда она забралась в карету, та просела под ее тяжестью, однако кучер ничего не заметил.
– Ах ты, дурья башка! – продолжал ругать себя он.
Райф помедлил мгновение, окидывая взглядом узкий переулок. Он облегченно вздохнул, отчего затрепетала ткань, скрывающая его лицо. Ллиры и ее подручных нигде не было видно. Удовлетворившись, Райф залез в экипаж.
Но, когда он уже собирался закрыть дверцу, раздался оглушительный взрыв, от которого с крыши дома терпимости сорвалось несколько черепиц, разбившихся вдребезги на булыжной мостовой. Тучи над головой озарились отсветами пламени, поднимающегося к небу.
Райф мысленно представил себе, как занимается пожаром соседнее здание.
Ему было очень хорошо известно, какой у Ллиры крутой нрав, вспыльчивый, словно горючие смеси. Если она решила, что добыча – Райф – ускользнула от нее, очевидно было предположить, что будет жаждать отмщения. Однако Райф, как никто другой, понимал правду. Все действия Ллиры всегда были целенаправленными и продуманными. Вот и сейчас она не только давала выход своей ярости, но и пыталась выкурить беглеца из укрытия. Налицо был трезвый расчет. Даже если сам Райф погибнет в огне, Ллира надеялась обследовать пепелище и разыскать бесценное сокровище, которое уцелеет при пожаре.
Тряхнув головой, Райф захлопнул дверцу кареты и, бросив взгляд на сидящую напротив бронзовую женщину, постучал по передней стенке, приказывая кучеру трогаться.
Щелкнул кнут, и экипаж, дернувшись, покатился в Эйр-Ригг.
Райф с усмешкой откинулся назад. «Наконец-то мне удалось перехитрить ее!» Он представил себе, как его палец опрокидывает на доску короля в «рыцарях и разбойниках», – но тут карета содрогнулась от новых громких взрывов. Лошадки испуганно заржали и попятились назад, экипаж принялся раскачиваться из стороны в сторону, но кучеру все-таки удалось с помощью кнута вернуть контроль над своими подопечными. И все же перепуганные животные галопом понеслись вперед. Карета катилась за ними, трясясь и подпрыгивая.
– В чем дело? – крикнул Пратик.
Повернувшись, Райф выглянул в крошечное окошко в одной дверце, затем в другой. Повсюду вокруг виднелись языки пламени, удушливый черный дым поднимался к небу. На глазах у Райфа пожар разрастался, расползаясь по узким грязным улочкам Гнойников. Раскрыв рот, Райф в ужасе созерцал происходящее, понимая, кто устроил эту огненную бурю. Только теперь до него дошло, как же сильно он недооценил своего противника.
Определенно, Ллира не удовольствуется тем, чтобы сжечь один-единственный дом терпимости в попытке выкурить свою добычу.
«Она готова спалить дотла все Гнойники!»
Кучер на козлах кричал и щелкал кнутом, однако его лошадки и без понукания спешили сбежать из огня и дыма. Карету швыряло из стороны в сторону; выписывая крутые повороты, она поднималась на два колеса. И все же грохот взрывов неумолимо преследовал беглецов.
Теперь улицы были затянуты густой пеленой удушливого дыма, сквозь который проглядывали тлеющие угли. Экипаж промчался мимо объятой пламенем лавки. От невыносимого жара черепица на крыше с треском лопалась, взлетая высоко вверх.
По улицам бежали люди, спасаясь от пожара. Кое-кто попытался забраться на карету, но кучер безжалостно прогонял их кнутом, не смея нагружать свой экипаж дополнительным весом. Резкие толчки и пронзительные крики сообщали о том, что некоторые из несчастных оказывались под копытами лошадок и под колесами кареты.
Райф сидел на корточках рядом со своими спутниками. Им приходилось полагаться на то, что кучер прекрасно знаком с Гнойниками и успеет вызволить их из огненного плена. К сожалению, не он один хорошо знал этот злачный район Наковальни.
– Тпру! – отчаянно крикнул кучер.
Экипаж тотчас же резко затормозил, отчего всех его пассажиров швырнуло вперед. Исхитрившись, Райф высунул голову в открытое окошко. Карета выехала из клубов дыма, и стала видна объятая паникой толпа, запрудившая улицу, перегороженную цепочкой воинов в кольчугах и шлемах, вооруженных мечами и секирами. Воины придирчиво досматривали всех проходящих.
Райф мысленно проклял последними словами женщину, стоявшую за всем этим. Ллира всегда отличалась холодным умом. Райф понял, что устроенные ею поджоги не были случайными: пожар разгорелся в определенных местах, направляя спасающихся бегством к охраняемым постам.
«Таким, как вот этот».
Райф лихорадочно соображал, что делать. Он боялся, что их маскарад не выдержит пристального внимания. Если один из стражников приподнимет ткань, скрывающую его лицо или лицо бронзовой женщины, тотчас же всплывет обман. К тому же у него не было полной уверенности в том, что Ллира не заметила Пратика, стоявшего рядом с ним на выходе из тюрьмы.
Тем не менее другого выхода у беглецов не было. Позади бушевали пожары, а корабль должен был вот-вот отчалить из Эйр-Ригга. Что хуже всего, бронзовая женщина постепенно становилась безжизненной. Не было времени искать другой путь бегства из Гнойников.
Обернувшись, кучер увидел высунувшегося в окошко Райфа.
– Что будем делать? – окликнул он.
– Езжай вперед! – приказал Райф. – Если будет нужно, прокладывай себе дорогу кнутом. Если доставишь нас в Эйр-Ригг вовремя, я заплачу тебе еще одну золотую марку.
– Отлично! – алчно улыбнулся кучер. – Будет сделано!
Райф нырнул обратно в карету, которая снова покатилась быстрее. Он бросил взгляд на Шийю, сидевшую не шелохнувшись, несмотря на качку и тряску. Накрыв ладонью ее затянутую в перчатку руку, Райф проверил, теплая ли она, но обнаружил лишь пугающий холод. Он всмотрелся ей в лицо, но больше не увидел за льняным полотном сияния ее глаз.
Райф стиснул неподвижную бронзовую руку.
«Держись, Шийя!»
Кучер непрерывно хлестал кнутом направо и налево. Горожане кричали и ругались. Кто-то пытался плюнуть в окошко кареты, прущей напролом к цепочке вооруженных стражников. Гневные кулаки молотили по стенкам экипажа.
Пратик уселся напротив Райфа.
– Что будем делать?
– Я собираюсь тихо сидеть здесь. – Райф указал на перегородивших улицу людей в доспехах, несомненно, нанятых Ллирой. – Тебе же, напротив, представляется первая возможность разыграть из себя имри.
Сглотнув комок в горле, чааен провел ладонями по плащу.
Наконец экипаж замедлился, и кучер остановил низкорослых лошадок перед цепочкой стражников.
– Выходите из кареты! – приказал грубый голос.
Райф кивнул Пратику, показывая, чтобы тот подчинился. чааен передвинулся к дверце и с третьей попытки открыл ее. К нему тотчас же шагнул верзила-наемник в ржавой кольчуге, с секирой на плече. Он засунул свою кривоносую буйволиную голову в карету.
– Так, что тут у нас?
Пратик испуганно отпрянул было назад, но тотчас же снова подался вперед.
– Да как… да как ты смеешь! – в благородном гневе воскликнул он. – Этот экипаж является клашанской территорией, до тех пор пока мы в нем! Только попробуй сунуться сюда, и за такое осквернение чести Имри-Ка с тебя шкуру сдерут живьем!
Под натиском столь надменного высокомерия верзила отступил. Остановившись у раскрытой дверцы, он заглянул внутрь кареты, задержавшись сперва на закутанной в плащ фигуре Шийи, затем на Райфе. Тот поднял руку в перчатке и потрогал фальшивый железный ошейник у себя на шее, изображая нетерпение, но в первую очередь для того, чтобы продемонстрировать свое положение раба-чааена.
– Твое смрадное дыхание оскорбляет меня, – продолжал Пратик, – и отравляет воздух в моем благословенном убежище. Убирайся прочь, пока я не разгневался по-настоящему!
У верзилы потемнело лицо, однако он больше не предпринял никаких попыток проникнуть в карету.
– Эй вы, сюда! – крикнул он, подзывая двух своих подручных. – Проследите за тем, чтобы никто здесь не спрятался!
Стражники заняли места по обе стороны от экипажа. Райф окинул взглядом улицу. Перепуганная толпа напирала на цепочку вооруженных людей. Ругаясь и обливаясь по`том, приспешники Ллиры старались удерживать их на месте. Они срывали с голов людей капюшоны, отнимали от лиц влажные тряпки и придирчиво разглядывали каждого, кто проходил за оцепление.
Но тут цепочка стражников пришла в движение. Райф застыл на месте, проклиная свое невезение.
«Ну конечно, она должна была оказаться именно здесь!»
У него на глазах Ллира кинжалом распорола платок, скрывавший лицо сгорбленного мужчины. Приставив острие клинка ему под подбородок, она подняла его лицо и, оскалившись, оттолкнула прочь. Ее губы зашевелились в беззвучном ругательстве, после чего она схватила за шиворот следующего, телосложением напоминающего Райфа.
Райф стиснул кулаки.
«И все это из-за меня!..»
Изогнув черную от сажи бровь, Ллира пропустила женщину с маленьким ребенком, после чего ее взгляд упал на экипаж. Она шагнула к нему.
Верзила-стражник заметил ее внимание как раз в тот момент, когда его подручные завершили осмотр кареты и отрицательно покачали головой. Подняв руку, он помахал Ллире и крикнул:
– Черные клашанцы! – Верзила презрительно сплюнул. – Целая куча! И больше никого!
Прищурившись, Ллира какое-то мгновение смотрела прямо на скрытое тканью лицо Райфа. Но тут толпа прорвала оцепление. Переполненные отчаянием люди опрокинули стражников и бросились бежать. Пожар быстро распространялся по тесным, грязным улочкам Гнойников, и перепуганная толпа рассудила, что огонь представляет бо`льшую опасность, нежели мечи. Сорвав капюшон с мужчины, пытавшегося проскользнуть мимо нее, Ллира потащила его обратно.
Верзила воспринял то, что она переключила внимание на другое, как знак удовлетворения.
– Шевелись! – крикнул он кучеру.
Того не нужно было просить дважды. Щелчок кнута заставил его лошадок снова тронуться. Проехав мимо оцепления, экипаж покинул Гнойники. Вскоре он уже катился по широким улицам более благополучных районов Наковальни.
– У нас получилось! – пробормотал Пратик, откидываясь назад.
Райф смерил его неодобрительным взглядом за то, что он посмел высказать вслух эту заветную надежду. Лишь после этого Райф наконец выпустил долго сдерживаемый воздух. Он даже позволил себе одно мгновение торжества, снова мысленно представив себе, как его палец наклоняет короля и повергает его на игральную доску. Об этой победе он мечтал целую вечность.
«Ну наконец…»
Райф обернулся назад, к огненному зареву.
Ллира осталась позади, и теперь уже никто больше не мог их остановить.
С балкона кабинета архишерифа в Здании правосудия Исповедник Врит наблюдал за пожаром, разгорающимся в портовом районе. Отголоски отдаленных взрывов, проникнув сквозь стены, заставили их с Лаахом выйти на улицу, но архишериф уже вернулся в кабинет, выкрикивая приказания. Гонцы приходили непрерывным потоком – Лаах стремился согласовать свои действия с верховным градоначальником Наковальни, чтобы не дать пожару охватить весь город.
Но Врит оставался на балконе, стараясь найти смысл в поднимающихся в воздух искрах. В отличие от архишерифа он не собирался списывать пожар на неосторожность и несчастный случай, находя значение в каждом завитке пламени.
Руки Врита поднялись к кожаному ремню с кармашками, перетягивающему наискосок его серую мантию, – символу его двойного Прозрения. Его пальцы пробежались по запечатанным кармашкам. У большинства его собратьев в кармашках Прозрения хранились лишь сентиментальные реликвии, напоминающие о долгом пути к священному званию Исповедника.
Но только не у Врита.
Кончики его пальцев читали символы, выжженные на коже. В каждом кармашке хранились запретные талисманы и знаки черной алхимии. Исповедник носил с собой истолченные в порошок кости древних животных, которые больше не ходили под Отцом Сверху, однако их прах по-прежнему оставался пропитан смертельными болезнями. В других кармашках хранились флаконы с могущественными эликсирами, добытыми из суровых обитателей ледяных пустынь далеко на западе. Были еще флаконы с ядами, извлеченными из зверей, которые ютились в норах в выжженной пустоши далеко на востоке. Но самыми ценными были свитки с древними текстами, чернила на которых выцвели настолько, что стали неразличимыми, однако эти тексты напоминали о забытой алхимии древних, о черных знаниях, утерянных еще до того, как была записана история мира.
Вриту было мало дела до того, что творилось здесь и сейчас; он воспринимал это лишь как средство достижения своих целей. Исповедник чувствовал, что этот мир является лишь тенью другого, наполненного безграничным могуществом, и намеревался завладеть этим могуществом сам. Никакие знания не были для него запретными. Для достижения своей цели он был готов пойти на самое жестокое преступление.
Вот и сейчас Исповедник вспоминал, как у него на глазах смягчалась, оживая, бронза, – это чудо было подпитано кровью жертвоприношения, совершенного в пещерах Мела. Врит стиснул кулаки при мысли о том, чего лишился, что должен был найти.
Он снова посмотрел на зарево пожара, и ему показалось, что тут прослеживается четкий рисунок. Несомненно, за всем этим стоит Ллира хи Марч. Мастер воровской гильдии, бесследно исчезнувшая с полуденными колоколами, сославшись на отговорки, которые теперь выглядели совсем неубедительными, сожженные пламенем далеких пожаров. Она что-то узнала, скрыла это от него, Врита, и даже от своего сожителя архишерифа Лааха. Исповедник полагал, что смог определить размеры алчности Ллиры, однако теперь приходил к выводу, что сильно недооценил ее.
Суета в кабинете архишерифа привлекла внимание Врита. Прищурившись, он смерил взглядом Лааха. «Неужели он также причастен к обману?» Но по багровому от гнева лицу архишерифа Врит заключил, что Ллира не посвятила его в свои замыслы. Болван слишком туп, чтобы так искусно притворяться.
Ворвавшийся в кабинет гвардеец бросился к столу архишерифа, запыхавшийся, но целеустремленный.
– Архишериф Лаах, я только что получил известие из темницы! Пропал один узник, возможно, сбежал!
Поднявшись на ноги, Лаах сверкнул глазами.
– Сбежавший узник? – Он указал на балкон. – И ты сейчас беспокоишь меня таким пустяком? Когда горит весь город?
Гвардеец растерянно пробормотал что-то невнятное.
И снова Врит отказался считать это происшествие незначительным пустяком. Он быстро прошел с балкона в кабинет, роскошное помещение, отделанное заморским деревом и украшенное богатыми коврами.
– Когда именно бежал узник? – спросил Врит.
Гвардеец, до сих пор не замечавший присутствия Исповедника, вытянулся в струнку. «Похоже, – с горечью подумал Врит, – в Наковальне не замечают даже то, что у всех на виду, и эта беспечность, вне всякого сомнения, идет с самого верха».
– Выкладывай всё! – махнул рукой Лаах, приказывая гвардейцу говорить.
Кивнув, тот поклонился Исповеднику и снова кивнул.
– Мы не можем сказать точно, ваше святейшество, когда он пропал. Во второй половине дня, насколько можно судить.
Врит впитал эту информацию. «Незадолго до того, как Ллира хи Марч попросила прощения и скрылась». Над городом раскатились отголоски нового взрыва.
– И кто пропал?
– Один из тех рабов, которых мы держали в подземелье, пока вы допрашивали их хозяев, клашанских торговцев.
– Значит, чааен? – уточнил Врит.
– Так точно, ваше святейшество. Мне известно, что эти клашанцы не потерпят пропажу одного из своих, поэтому я лично поспешил сюда.
Исповедник задумался. Повернувшись к двери на балкон, он снова прочитал послание, написанное в городе огнем и пеплом, сознавая необходимость предполагать, что эти два события – пожар в городе и исчезнувший узник – связаны между собой, а также с этим хитрым беглым каторжником Райфом хи Альбаром.
«Но как? Какой прок вору от чааена?»
Закрыв глаза, Врит прикоснулся рукой к знаку, выжженному на одном из кармашков. Его палец провел по контурам рогатой гадюки. Исповедник воззвал к Владыке Дрейку, прося его поделиться с ним своими мудростью и хитростью.
Молясь своему черному божеству, Врит почувствовал, как его сердце успокаивается, замедляя свои удары. Тугой узел у него в голове, образованный перепутанными нитями этих тайн, ослаб. Промелькнули новые образы, складываясь в цельную картину.
«Чааен, ведущий за собой две фигуры, укутанные в плащи…»
Исповедник открыл глаза.
«Ну конечно…»
Уронив руку, он резко обернулся к Лааху.
– Собери своих лучших воинов и лучников! Оседлай своих лучших лошадей!
Расправив плечи, Лаах посмотрел на дым и пламя.
– И куда их отправить? Помочь бороться с пожаром?
– Нет. – Врит указал в противоположную сторону. – В Эйр-Ригг!
Глава 21
Экипаж опасно накренился, входя на полной скорости в очередной крутой поворот. Райф вцепился в сиденье. Карета мчалась по Щербатому тракту в направлении хребта Эйр-Ригг. С высоты открывался панорамный вид на раскинувшуюся внизу Наковальню, окутанную пеленой черного дыма, сквозь которую тут и там пробивались яркие языки пламени.
Вдалеке тлели Гнойники. Время от времени над ними взметался огонь, словно демоны работали мехами, раздувая жар. Огненная буря расползалась по всему городу. Вспыхнул стоявший у причала торговый корабль, рудовоз, ярким факелом озарив водную гладь.
Райф гадал, сколько человек погибло в пожаре. Ему хотелось свалить всю вину на Ллиру, но он не мог.
«Это я во всем виноват!»
И тем не менее сквозь чувство вины проникал обжигающий страх. Райф то и дело поглядывал на бронзовую фигуру Шийи, похолодевшую и застывшую. Он не знал, удастся ли им с Пратиком расшевелить ее настолько, чтобы она поднялась на борт. И для этого им еще необходимо вовремя добраться до воздушной гавани. Когда экипаж домчался до гор, прозвенел пятый колокол Вечери, перекрывая отдаленные звуки набатов в порту. Райф ждал, что вот-вот прозвучит последний колокол.
Сидевший у другого окошка Пратик напрягся.
– Взгляни! – выдавил он.
Райф пододвинулся к нему.
– В чем дело?
Пратик указал на низкие черные тучи, окутавшие вершину Эйр-Ригга. Большой светлый силуэт рассекал плотную пелену, подобно огромной белой косатке, плывущей по черному морю.
Райф застыл.
Корабль уже отчаливал.
Опасаясь худшего, Райф высунулся из окошка и задрал голову. Днище и киль рассекали тучи, словно меч могущественного бога неба Пивлла. Но только клинок этот был изготовлен из бревен и досок и скреплен клеем и полосами отборного железа, усиленного особыми алхимикалиями, известными только обособленной касте корабельных кузнецов. Формой своего корпуса корабль напоминал обыкновенную плоскодонную баржу, но вместо мачт над палубой поднимались железные тросы, уходившие вверх в пелену туч, скрывавшую пузырь, наполненный газом, под которым был закреплен снизу корабль.
Райф поискал взглядом стяги на оснащенной крыльями корме, пытаясь определить принадлежность корабля, однако тот набрал высоту и скрылся в вечерних сумерках.
Обернувшись, Райф прочел у Пратика на лице то же самое беспокойство, которое терзало его самого.
«Это наш корабль отчалил раньше времени?»
Перебравшись на противоположную сторону скамьи, Райф высунулся было в открытое окошко и тотчас же нырнул обратно, едва не лишившись головы: мимо с грохотом пронеслась запряженная буйволами повозка, спускаясь вниз по крутой дороге после того, как разгрузилась наверху.
Райф выглянул снова, теперь уже осторожнее.
Длинная вереница телег и повозок медленно тащилась вверх по Щербатому тракту к гребню Эйр-Ригга. Другие, избавившись от груза, спешили вниз. Кучер делал все возможное и невозможное, чтобы обгонять тех, кто впереди. Дополнительная золотая марка, обещанная Райфом, побуждала его к неслыханной дерзости.
Райф откинулся назад, сознавая, что больше ничего не может сделать. Теперь все зависело от богов – хотя в последнее время никто из них ему не улыбался.
Еще четыре крутых поворота – и наконец экипаж выкатил на плоскую вершину Эйр-Ригга. Воздух здесь был такой же отвратительный, как и в Гнойниках, наполненный копотью, едва пригодный для дыхания. Суетившиеся вокруг люди закрывали лица платками.
Райф не обращал на них внимания. Карета остановилась среди повозок и телег. Райф окинул взглядом просторную площадку. Обыкновенно после колоколов Вечери три или четыре корабля покидали Наковальню. Висящая в воздухе сажа не позволяла определить, какие уже отчалили. Даже вблизи они оставались смутными громадами, восседающими на деревянных причалах; их наполненные газом пузыри терялись в вышине в черных тучах.
Райф посмотрел на гербы, нарисованные на корпусах двух ближайших кораблей: корона и солнце Халендии и витые рога Аглероларпока.
«Нет, нет, нет…»
– Сюда! – окликнул его Пратик.
Райф поспешил к чааену. Тот указал на стяг, трепещущий на пропитанном дымом пожарищ ветру. Райф узнал два скрещенных кривых меча на черном фоне.
– Это герб Клаша, – пробормотал Пратик, и у него увлажнились глаза. – Мы успели вовремя!
Райф не собирался терять время.
– Выходим! И быстро! – Он вложил золотую монету в руку чааену. – Расплатись с нашим прекрасным кучером! Он заслужил эту марку до последнего пинча.
Пока Пратик выбирался из экипажа, Райф повернулся к третьему пассажиру. Он взял бронзовую женщину за руку, но ни один ее палец не откликнулся на его прикосновение.
– Шийя! – настойчиво промолвил Райф. – Мы должны идти!
Не обращая на него никакого внимания, женщина продолжала сидеть совершенно неподвижно, словно обыкновенное изваяние. Райф взял другую руку Шийи и растер ее, стараясь оживить своим теплом. Убедившись в тщетности своих усилий, он стащил с себя и с нее перчатки и с удвоенным усилием принялся растирать бронзовую кожу.
– Пожалуйста! – прошептал он.
Наконец Райф отпустил бронзовую руку и поднял ткань, скрывающую лицо Шийи. Ее глаза были открыты, но они оставались холодным стеклом. Райф положил свои согревшиеся ладони ей на щеки.
– Шийя, я знаю, что тебя подпитывает какой-то страх. Подкрепись же им сейчас! Мы должны идти.
Он подождал.
По-прежнему ничего.
У него мелькнула мысль бросить бронзовую женщину и бежать вдвоем с Пратиком.
«Нет!..»
Он крепче стиснул Шийи щеки.
– Я не потерял веру в тебя. И ты тоже не теряй веру в меня!
Наконец в глазах бронзового изваяния вернулось мягкое свечение. Поднявшаяся рука накрыла руку Райфа. Губы зашевелились, но с них не сорвалось ни звука. И тем не менее Райф предположил, что сказала Шийя, – ему отчаянно хотелось в это верить.
«Никогда…»
В конце концов они выбрались из кареты и направились к выстроившимся в ряд кораблям, стоявшим у причала. Громады уходили вверх, удерживаемые стонущими канатами. Матросы и портовые рабочие суетились, заканчивая последние приготовления.
Внезапно Пратик остановился и обернулся.
– В чем дело? – спросил Райф.
Чааен продемонстрировал свои пустые руки, затем указал на свои сапоги и ошейники своих спутников.
– Я забыл цепи в карете!
Обернувшись, Райф увидел, как карета скрылась за гребнем. Очевидно, кучер не стал рисковать, испугавшись, что Райф передумает насчет дополнительного золотого.
Выругавшись в сердцах, Райф повернулся к кораблю. Портовые рабочие уже отвязывали причальные канаты. Понимая, что другого выхода нет, Райф толкнул Пратика вперед.
– Теперь это уже не имеет значения, – вздохнув, пробормотал он. – Будем действовать напором.
Верхом на крепком жеребце Врит несся галопом рядом с архишерифом Лаахом. Впереди скакала дюжина всадников в кожаных доспехах, возглавляющая погоню по Щербатому тракту. Воины раскидывали в стороны всех тех, кто оказывался у них на пути. Другая дюжина, по большей части лучников, скакала сзади. Всех гнал вперед протяжный звон последнего колокола Вечери.
Капюшон слетел с головы Врита и трепетался сзади, как и одна из кос. Подобный неподобающий вид был немыслим для Исповедника, но Врит не думал об этом. Он то и дело пришпоривал своего скакуна. Наконец кавалькада описала последний поворот и выскочила на вершину Эйр-Ригга.
Маленькая группа рассеялась веером и остановилась. Копыта трех десятков лошадей подняли в воздух облако пыли и песка. Несколько легионеров быстро соскочили на землю и распихали в стороны ошарашенных портовых рабочих. Остальные не спешивались и гарцевали на взмыленных лошадях, готовые к действию.
Поднявшись в стременах, Врит махнул рукой, отгоняя пыль. Лаах последовал его примеру, откашливаясь, чтобы прочистить легкие. Исповеднику потребовалось всего пара мгновений, чтобы оценить ситуацию на окутанной облаком сажи вершине.
Высоко в небо уходил корабль, его очертания терялись в темноте. Слева под стон натянутых канатов поднимался другой пузырь, следуя за первым в ночные сумерки.
– Вот! – воскликнул Лаах, чьи молодые глаза были зорче, чем у Врита. Он указал направо, где третий корабль уже оторвался от причала и быстро поднимался в небо. – На нем клашанский герб!
«Нет!..»
Врит не мог допустить, чтобы бронзовое сокровище, загадочное оружие, обладающее небывалой мощью, попало в руки врагов. Помимо того что Исповедник сам жаждал обрести утерянные знания, он понимал, что королевство Халендия необходимо защитить от железного кулака Клаша, иначе свободы будут удушены, знания запрещены. Врит на протяжении десятилетий добивался своего высокого положения здесь, полностью связав себя с этой страной, сознавая в своем сердце, что ему суждено привести Халендию к еще большей славе. Король его слушал, Цитадель Исповедников почти полностью находилась в его власти – Врит чувствовал, что сможет раскрыть тайны прошлого и высоко поднять знамя Владыки Дрейка.
И еще он понимал: «Судьба королевства неразрывно связана с моей собственной».
С этими мыслями Врит пришпорил коня, спеша к клашанскому кораблю. Увлекая за собой своих спутников, он расталкивал с дороги портовых рабочих, а тех, кто замешкался, безжалостно топтал, возглавляя бросок к поднимающемуся в воздух судну. И все-таки, когда Исповедник добрался до цели, корпус корабля был уже высоко над головой и разворачивался на юг.
– Мы опоздали! – пробормотал подоспевший к нему Лаах.
– Нет! – выплеснул весь своей гнев на архишерифа Врит. – Мы сделаем то, что должны!
Лаах осадил своего коня. Ему было не по себе от того плана, который они обсудили заранее. До последнего мгновения оба надеялись, что этого удастся избежать.
– Если король узнает, что ты позволил могущественному артефакту, обладающему зловредной силой, попасть в руки врагов, – предупредил Исповедник, – ты заплатишь за это головой.
Признав справедливость предостережения Врита, архишериф выпрямился в седле.
– Лучники, вперед! – крикнул он своим людям.
Отделившись от остальных, лучники спешились, держа луки наготове, и выстроились в шеренгу. Вдоль них пробежал факельщик, поджигая промасленные тряпки, примотанные к остриям стрел. Один за другим лучники припали на колено, оттягивая тетиву к уху, направляя пылающее острие в небо.
– Стреляйте! – приказал Лаах, рубанув рукой воздух.
Загудели тетивы, дернулись луки. Горящие стрелы промелькнули в затянутом дымом воздухе. Несколько стрел нашли цель, пробив оболочку и скрывшись внутри. Но факельщик уже опять пробежал вдоль шеренги, и новая дюжина пылающих наконечников поднялась вверх.
– Еще! – заорал архишериф.
Новые стрелы вонзились в пузырь, казалось, также без какого-либо результата. После третьего залпа Лаах оглянулся на Врита. У него на лице виноватое выражение сменилось страхом. К которому, быть может, примешивалось облегчение. Подобными безрассудными действиями можно было разжечь не только воздушный корабль.
И тут Исповедник наконец услышал раздавшийся в вышине глухой взрыв. Всмотревшись ввысь, он ничего не увидел. Корабль продолжал подниматься, увлекаемый газовым пузырем. Вот он уже скрылся в пелене низко нависших туч – которые внезапно ярко вспыхнули, словно озаренные молнией. Оглушительным гулом раскатился гром. Полумрак озарился огненными языками. Освобожденные от пылающего пузыря тросы скользнули вниз, и корабль резко клюнул носом.
– Назад! – крикнул Лаах, вращая над головой рукой. Натянув поводья, он развернул своего жеребца. – Живо!
Легионеры бросились врассыпную, кто верхом, кто пеший. Архишериф проскакал мимо Врита, но тот не трогал своего коня с места, устремив взгляд на огненное зрелище над головой.
«Я должен убедиться наверняка!»
Накренившись, корабль полетел вниз, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Исповедник искал взглядом, не оторвутся ли от корпуса спасательные плоты, на тот случай если кто-то из находящихся на борту попытался бы покинуть гибнущий корабль. Но не было никого. Катастрофа разразилась слишком стремительно.
На глазах у Врита уцелевшие канаты, прикрепленные к корпусу, вытащили из черных туч остатки сгоревшего пузыря. Корабль ускорил свое падение, несясь навстречу неминуемой гибели.
Исповедник готов был поклясться, что слышит слабые крики ужаса, но, вероятно, это лишь обрело голос его сокровенное желание. Врит мысленно проклял вора, который причинил ему столько страданий, заставив прибегнуть к таким безрассудным действиям. Однако не могло было быть и речи о том, чтобы древняя бронзовая тайна попала в цепкие руки клашанских алхимиков. От этого зависела судьба Халендии. Допустить это было нельзя, какими бы ни были последствия.
«Уж пусть лучше таинственное изваяние будет уничтожено здесь!»
Наконец Исповедник развернул своего коня, вонзил шпоры ему в бока и поскакал прочь. Позади раздался оглушительный грохот. Оглянувшись, Врит увидел, как корпус корабля, налетев на скалы, разломился пополам, поднимая облако песка. Домчавшись до гребня, он наконец остановился вместе с остальными.
Песок окатил людей и перевалил за гребень. Повсюду сверху сыпались обломки. Наконец пылающие остатки пузыря плавно опустились, подобно огненному савану накрыв обломки корабля.
Врит не отрывал взгляда от жуткого зрелища, сознавая, что у него осталось еще одно дело.
«Обыскать обломки и найти сокровище, по праву принадлежащее мне!»
Находясь в воздухе на высоте четверти лиги, Райф из окна каюты взирал на огненный кратер, разверзшийся на вершине Эйр-Ригга, где дымились догорающие обломки клашанского корабля. Вместе с Пратиком они наблюдали за огненной атакой, оставаясь в безопасности на борту другого судна с витыми рогами Аглероларпока на знамени.
– Очевидно, предпринятые тобой меры предосторожности, хотя они и показались мне совершенно излишними, в конечном счете оказались мудрыми, – угрюмо заметил чааен.
Райф не услышал в его словах похвалы, да и сам он явно не испытывал удовлетворения – лишь боль в груди, которую тщетно старался растереть кулаком.
– Я никак не ожидал, что моя хитрость приведет к такому огненному концу, к новым загубленным жизням.
Их корабль поднимался все выше и выше в облака, и земля затягивалась пеленой. Райф перевел взгляд на тлеющие развалины Гнойников вдалеке.
«Столько смертей…»
– Я лишь хотел обмануть преследователей, – тряхнул головой он, – заставить их думать, будто мы бежали в Южный Клаш, обратить их взоры в ту сторону, а не на запад. – Райф взглянул на Шийю. Оказавшись в своей каюте, он снял с бронзовой женщины головной убор с вуалью, открывая ее лицо. – Я никак не мог предположить, что они так быстро свяжут со мной твой побег из тюрьмы, – добавил он, обращаясь к Пратику. – Я полагал, на это уйдет день, а то и два.
Райф даже не потрудился объяснить чааену свою хитрость. Он хотел, чтобы все, и Пратик в том числе, считали его целью другой корабль. Этот замысел родился у него несколько дней назад, когда люди Лааха начали отлавливать клашанских купцов. Для того чтобы подкрепить предположение, будто он намеревается бежать в Клаш, Райф решил устроить побег из тюрьмы какого-нибудь чааена, рассудив, что рано или поздно кто-либо сообразит, кто за этим стоял. Особенно если в доме терпимости останутся следы, связывающие его с этим преступлением. Райф хотел, чтобы все думали, будто он уговорил беглого чааена помочь ему подняться на борт клашанского корабля.
«Но я недооценил наших преследователей».
Райф понимал, что огненную атаку нельзя списать на Ллиру хи Марч. У него перед глазами возникло покрытое татуировкой лицо Врита. С воздуха Райф разглядел Исповедника, примчавшегося на Эйр-Ригг в сопровождении Лааха и отряда всадников. После чего полетели огненные стрелы, несомненно, направленные не архишерифом, а проклятым Ифлеленом.
– Будем надеяться, что наши преследователи не скоро сообразят, что нас не было на борту того корабля, – убитым тоном пробормотал Пратик.
На самом деле Райф почти не беспокоился на этот счет.
– Потребуется какое-то время на то, чтобы погасить пожар и изучить обгоревшие обломки, чтобы понять, что бронзового изваяния там нет. Но даже тогда преследователям предстоит гадать – то ли мы вернулись обратно в Наковальню, то ли поднялись на борт одного из двух других кораблей. Будем надеяться, к этому времени мы уже пересечем море и углубимся в земли Аглероларпока.
– Несмотря на трагический исход, в твоем замысле была мудрость, – кивнул чааен.
Вздохнув, Райф оглянулся на багровое зарево, все еще проглядывающее сквозь черные тучи. Он по-прежнему сомневался, стоила ли свобода одного вора стольких загубленных жизней, количество которых продолжало стремительно увеличиваться. Следующие слова Пратика упрочили его в этой мысли.
– Это не останется без последствий, – уверенно произнес чааен. – Нападение на корабль под клашанским стягом, а также страшная смерть в огне многих моих соотечественников будут отомщены. Честь Имри-Ка потребует молниеносного и кровавого возмездия.
Райф сглотнул комок в горле, чувствуя щемящую пустоту в груди. Всем было известно о нарастающей напряженности между королевством Халендия и Южным Клашем. Малейшей искорки было достаточно для того, чтобы разгорелся пожар войны. Райф мысленно представил, как огненные стрелы воспламеняют летучие газы в пузырях других кораблей.
«Неужели это правда? Неужели я действительно разжег войну, которая охватит пол-Венца?»
Райф пал духом, подумав о том, сколько бед и смерти принесет эта война. Сколько горя и кровопролитий. У него перед глазами возникли пылающие города, огромные армии на полях сражений, невинные люди, обреченные на смерть. Ужаснувшись этими образами, он отшатнулся от окна.
Пратик схватил его за руку. Глаза чааена зажглись состраданием. Несомненно, он понял чувства своего спутника.
– Не пускай невинную кровь к себе в сердце. Даже если мои пророчества сбудутся, ты не будешь причиной этого – только поводом. И если бы не ты сегодня, кто-нибудь другой сделал бы это завтра. Вражда между нашими странами назревала еще задолго до нашего с тобой рождения. Она уходит корнями в далекое прошлое, зиждется на давних обидах, столкновении алчных устремлений, даже на различиях в богах. Ты не должен взваливать на свои плечи бремя всей истории.
Райф услышал в этих словах мудрость, которой все равно не удалось проникнуть ему в сердце. Он высвободил свою руку. «Козел отпущения я, или у меня имеется оправдание – все равно моя рука запалила фитиль, а не твоя!»
Пратик шагнул было к нему, намереваясь продолжить уговоры, но тут внезапно вспыхнул яркий свет, быстро достигший режущей ослепительности. Ахнув, чааен прикрыл глаза рукой.
Прищурившись, Райф обернулся к окнам. корабль уже поднялся над черным покрывалом, окутавшим Наковальню. В окна врывался ясный солнечный свет со всей силой и мощью Отца Сверху.
Какое-то мгновение Райф впитывал в себя эту картину. Яркий свет рассеял мрак у него в груди – а может быть, это оставшийся внизу мир превратился в волнующееся черное море, скрывшее под собой огонь и смерть.
И эта перемена подействовала не на него одного.
Движение позади привлекло взгляд Райфа к бронзовой фигуре Шийи. Ее лицо повернулось к сиянию, она подставила солнечным лучам свои ладони. Ее рот приоткрылся, словно пытаясь вдохнуть силу света. Бронзовая женщина сделала неуверенный шаг к окнам, затем другой. Постепенно ее скованные движения переросли в плавную походку. Бронза лица и рук смягчилась, по ней поплыли закрученные красные и медно-оранжевые узоры.
Пратик отпрянул назад. Райф сообразил, что чааен до сих пор видел бронзовое изваяние лишь в приглушенном, полусонном состоянии. Впервые Шийя предстала перед ним во всем своем сияющем величии.
Подойдя к окну, бронзовая женщина положила на него ладонь. Ее глаза – отражая яркий свет или подпитанные им – вспыхнули огнем.
Райф шагнул к ней, осознав две вещи.
Шийя снова повернулась к западу, как это было на протяжении последних дней. И ее взгляд не отрывался от полумесяца, который сиял у самого горизонта, словно маня ее. Выражение ее лица наполнилось мучительной болью.
– Шийя, – спросил Райф, – что стряслось?
Наконец бронзовая женщина обрела способность говорить, хотя голос ее прозвучал едва слышным шепотом, подобным шелесту ветра в ветвях.
– Я должна пойти туда.
– Куда? – прикоснулся к ее руке Райф. – Зачем?
Шийя повернулась к нему. Глаза ее по-прежнему пылали огнем.
– Чтобы спасти всех вас…