-А ты точно ничего не помнишь? – Девушка наклонилась к нему, её лицо оказалось так близко, что он ощутил тепло её дыхания. И смог очень хорошо рассмотреть её очаровательные, карие, милые, но совершенно ледяные глаза. – Или ты хочешь, что б мы так думали?
-Я не очень понимаю. – Павел шагнул на полшага назад, взгляд отвёл, покраснел, в общем, повёл себя так, словно что-то скрывал.
-Понятно. – Она улыбнулась ему, уже не очень дружески, скорее расстроено. – Кем бы ты ни был Паша, я чувствую, что ты хороший человек. Ты мне даже нравишься. – Павел бросил короткий взгляд на её лицо и снова стал смотреть в сторону.
Олег ошибался насчёт этой девушки. Прям очень сильно ошибался. Она далеко не такой невинный одуванчик, как старику хотелось думать.
Впрочем, дочка хорошего друга, оно и не удивительно. Для Олега, эта девушка, всё ещё ребёнок, причём крайне мягкотелый. На деле, однако, это явно не так. Олег видит котёнка там, где давно уже взрослый и готовый к решительным действиям тигр. Или кот. Зависит от того, с чем сравнивать.
-При других обстоятельствах Паша, я бы не прочь провести с тобой пару вечеров в кафе или ресторане. Их тут немного, но приличные есть… - Она снова смотрит в окно и лицо обретает то же печальное выражение. – Знаешь, было бы неплохо. Мы бы хорошо провели время. Не уверена, что подобная беззаботность скоро вернётся в нашу жизнь. Началась война Паша.
-Война?
-В некотором роде. Нам объявила войну сама Природа. – Она отвернулась от окна и двинулась по лестнице. На ходу, повернув голову, девушка добавила. – Надеюсь, когда всё закончится, мы ещё встретимся. Мне жутко любопытно кто же ты такой и какой ты на самом деле.
Она поднималась вверх, а он смотрел ей в спину и чувствовал себя так, словно чудом избежал допроса и следующего за ним военно-полевого суда, с непременным обвинительным приговором за недостаточную политическую благонадёжность.
Только на последней ступеньке лестницы, он обратил внимание на то, на что мужчины в таких случаях, обычно смотрят в первую очередь. Пониже поясницы Алиса была весьма и весьма привлекательным человеком, даже куда более привлекательным, чем её миловидное личико.
Он повернулся к окну и долго стоял там, глядя на пустынную улицу, думал об Алисе, её словах.
Не простой она кадет и не простой человек. Силовая броня…, что это? Впрочем, не важно. Всё это не важно…, а не потому ли ему так не по себе было, что подсознание смутно помнит, кем он был и этот человек из прошлого, не особо-то в ладах с правительственными силами? В таком случае, с Алисой лучше поменьше общаться. А то так восстановится электричество, начнёт мир собирать себя заново из обломков и окажется, что разыскивают его по всей планете, за какой-нибудь нехороший поступок. А он и не помнит ничего. Так и не узнает за что и почему – пустит ему пулю в затылок такая вот условная Алиса, и помрёт он в абсолютном неведении, радостный весь, что мир выжил, а он сам такой хороший человек и выжить миру помогал активно.
Н-да. Перспектива вырисовывается, мягко говоря, не очень.
Пришлось хорошенько тряхнуть головой и напрячься, что б прогнать все эти мысли прочь – так ещё паранойя начнётся, станет всех бояться и подозревать в чём попало.
Павел, некоторое время, оставался на лестнице, прислушивался к звукам. Ждал, что может ещё кто-то выйдет сюда. Спустя минут двадцать, стайка весёлых детишек выскочила из одной квартиры и под присмотром пожилой женщины, детишки исчезли в соседней квартире. Женщина послала ему мрачный, настороженный, немного подозрительный взгляд и вернулась в свою квартиру. Больше никто наружу не вышел. Похоже, жители старались без нужды не выходить из дома и большую часть времени, проводили за закрытыми дверьми.
Вскоре, он спустился вниз и вернулся в квартиру Олега. Закрыв за собой дверь, он несколько минут стоял в коридоре, у самого порога. Из зала тянуло сигаретным дымом и тяжёлым запахом перегара. А ещё слышалась тоскливая, хриплая песня, в которой почти все слова было невозможно разобрать. Иногда песня прерывалась сердитым восклицанием «Пашка, дезертир ты поганый, что б тебя, гадёныш». Спустя минуту, песня, в которой всё-таки удалось разобрать два слова «вертолёты» и «береты», прервалась новой сердитой фразой «и чё ты споришь? Пашка, не прав ты».
Он удивился. Неужели Олег нашёл нового собутыльника? На цыпочках прошёл в квартиру и заглянул в комнату, стараясь остаться незамеченным. Олег сидел за столом, вокруг него на полу валяются бутылки, окурки и над всем этим, стелется густая пелена сигаретного дыма – открыть окно, Олег не посчитал нужным.
Кроме Олега, в квартире никого нет. Он разговаривал со стоящим напротив него стулом, с ним же, видимо, успешным дуэтом, пел неразборчивую песню, про вертолёты и береты.
Павел вернулся к порогу и с полминуты размышлял. Оставаться тут не хотелось, ибо это значило либо участие в продолжении банкета, либо наблюдение за этим банкетом со стороны. Ни то ни другое, Павла сейчас не интересовало от слова совсем. Понятно, почему Олега охотно звали к себе соседи, но решительно никто не желал составить ему компанию в его квартире. Особенно учитывая признание самого Олега в том, что народ нынче пьёт не часто и в целом отрицательно относится к такому времяпровождению. Павел, как оказалось, в этом плане, был солидарен с жильцами дома. Ему понравилось выпивать с Олегом, он узнал что-то новое о мире, но бесконечно пить? Он не понимал, зачем и почему Олег так искренне увлёкся сим занятием.
Он взял свой рюкзак, автомат и вышел прочь. Вряд ли был смысл проситься в другую квартиру, что-то сомневался он, что его пустят погостить. Так что двинулся наверх и вскоре добрался до последнего этажа. Отвесная лестница и люк в крыше, имелись в наличие. Вскоре он выбрался наверх и закрыл за собой небольшую дверцу, выводившую на крышу с чердачной надстройки. Чердак тут особым роскошеством не блистал – там и пробраться в любую сторону можно было только ползком. Крыша плоская, чердак в полметра высотой и, соответственно, с плоским потолком. Зачем здесь вообще было делать чердак, не очень понятно. Возможно, причины для того были, но вряд ли сейчас кто-то сможет вспомнить, какие именно.
На крыше он осмотрелся, прикидывая насколько его хватит оставаться тут и возможно ли это в принципе. Всё-таки, под открытым небом, оставаться не хотелось. Нужно было хоть что-то, где можно было бы укрыться от ветра и дождя. Такое место здесь нашлось.
У самого края, ближе к углу здания, возвышалась надстройка, с дверью и плакатом на ней. Плакат предупреждал, что данное помещение является собственностью компании с не отечественным названием и не предназначено ни для чего иного, кроме распределительного щита городской сети и накопительных батарей. Мелким шрифтом пояснялось, для чего нужны батареи – на случай сбоя городской электростанции. Согласно данным плаката, батареи могли питать всё здание от двух до пяти суток, в зависимости от скорости расхода энергии жильцами здания. Что ж, это жильцам ничем не помогло – батареи так же отключились, как и все электрические приборы города, не защищённые от внешних воздействий. В мире вообще немного оказалось приборов, готовых к произошедшим событиям.
Он открыл дверь – замка на ней не было. Помещение, открывшееся его взгляду, оказалось крошечным, два метра длиной, полтора шириной. Примерно треть занимали метровые батареи толщиной в тридцать-сорок сантиметров. Из чего они состояли и как устроены, он, конечно, не увидел, каждая батарея закрыты металлическим щитом с логотипом той же компании. По стенам тянулись толстые провода. Пол оставался свободен и выглядел достаточно чистым, словно его тут регулярно подметали или даже мыли. Белые панели батарей и серый потолок, да и сами провода, отличались той же чистотой. Впрочем, как и весь этот город.
Он оставил в комнатке рюкзак и автомат, а сам подошёл к краю крыши и стал смотреть вниз. На этой крыше вполне можно провести несколько дней. А там посмотрим. Может быть, тут и дождётся, когда в мир вернётся электричество, и он начнёт собирать себя из руин.
Взгляд, обращённый к городу, погружавшемуся в сумерки, подсказал ему, что это не станет слишком уж большой проблемой для мира. Внизу, там, всё словно остановилось, но грязнее не стало, улицы, в основном, чистые. Дома аккуратные, выглядят новенькими, хотя стоило приглядеться и становилось понятно по деталям архитектуры, что многим постройкам не один десяток лет. Город выглядит спящим, словно все его жители разом поднялись и разошлись по своим домам, да так оттуда и не вышли. О том, что город переживает одну из самых страшных катастроф, что когда-либо обрушивались на человечество, говорили лишь отдельные здания с выбитыми окнами и подъездами, покрытыми бурыми пятнами высохшей крови. Но таких немного. Он пробыл на краю крыши вряд ли больше десяти минут, но уже успел заметить в нескольких окнах фигуры людей. Пару раз шевельнулись занавески. В окне соседнего здания, над подъездом у которого лежали стенки разобранного контейнера, он увидел девушку в одном белье. Она сидела у окна и смотрела куда-то вниз, грустным, усталым взглядом.
Город не спит, город не мёртв – он просто ждёт, когда всё вернётся к прежней спокойной жизни. А может и не спокойной. Он не помнил, какой была жизнь раньше.
-Грёбанная память. – Проворчал он, переместив взгляд туда, где в одну из ночей, видел больше всего освещённых окон. Центр города, теперь не такой далёкий, каким был в начале пути. Центр, в котором так много высоких зданий. С одного из них, только что, взлетел конвертоплан с длинным контейнером, тросами закреплённым под днищем. Мир замер в ожидании, но правительство нет – оно, по мере сил, поддерживает порядок и обеспечивает уцелевших жителей всем необходимым. И работы у них не мало, ибо уцелевших очень много…, только вот надолго ли? Если мир не вернётся в нормальное для себя русло жизни, ещё хотя бы с месяц - чёрная чума и мутагенные вирусы могут нанести ему такой урон, от коего мир уже не оправится.