-Не знаю. – Он пожал плечами в ответ. – У меня тоже не всё в порядке с памятью.
-О! – Андрей всплеснул руками и головой сочувственно покивал. – Мне так жаль! Но не переживайте. Это не смертельно. Посмотрите хотя бы на меня! Всё достаточно хорошо…, кстати, а можно я буду называть вас Павел?
Он пожал плечами в ответ – это имя ничем не хуже других. Раз уж своего не помнит, почему бы и нет? Он кивнул и произнёс.
-Павел. – Потом повторил, словно пробуя имя на вкус. В принципе, ему даже понравилось, как оно звучит. Андрей, видя его реакцию, вновь радостно улыбнулся.
-А у вас часом поесть, ничего нет с собой? – Так же радостно поинтересовался он.
-Да, конечно. – Павел открыл рюкзак и протянул ему батончик. Пока Андрей боролся с упаковкой, он задал первый вопрос из множества, какие у него были. – Что с вами случилось?
-Со мной? – Андрей замер, словно в стоп-кадре, потом неуверенно пожал плечами. – Я не помню, так, обрывками. Кажется, но я не уверен, что-то с лекарствами. Они, почему-то, перестали действовать. Кажется, в этом причина. Впрочем, я не вполне уверен…, ох! Как вкусно пахнет!
Андрей прикончил упаковку и с шумом вдохнул. Павел поёжился – вообще-то, эти батончики не пахли вообще ничем и вкус у них отсутствовал. Но насыщали они прекрасно.
-Андрей, я хотел бы ещё…
Он не договорил - Андрей принялся есть подаренный батончик.
-Да? Вы спрашивайте, я, если вспомню, я отвечу. Тут так, знаете ли, одиноко. Я ж только с Лидочкой говорил. А это, право слово, скучно. Она же в ответ только хрипит и всё.
Павел молчал. Челюсть отвисла, он смотрит на живот парня, теперь скрытый футболкой.
Пару секунд назад, Андрей футболку поднял, и складка на груди раздвинулась, обнажив частокол острых зубов, капнула на живот слюна, батончик отправился в пасть на груди и футболку Андрей опустил обратно…, футболка всё ещё шевелится. Наверное, рот на груди, всё ещё жуёт.
-Павел, вы как-то позеленели весь. – Обеспокоенно молвил Андрей. – Я вам сейчас воды принесу. У меня водопроводная, но она хорошая. Сам пью и, как видите, никаких последствий.
Андрей вышел в соседнюю комнату.
Павел икнул, кинул автомат на плечо и, на ходу теряя тапки, ринулся прочь.
Лестницу он преодолел за минуту, а то и меньше, едва не переломав себе ноги - чудом обошлось. Перепрыгнул чёрно-серое пятно, в коем трепыхались куски тела мёртвой девочки, и выскочил на улицу. Там он не остановился – припустил ещё быстрее и бежал, пока не свернул на другую улицу, перебежал её и заскочил в глухой проулок, чистый, словно недавно подметённый, как и большинство, как проулков, так и улиц этого большого, молчаливого города.
Здесь, прислонившись к стене, он попытался перевести дух и отдышался. Сердце стучало так, словно пытаясь выпрыгнуть из груди, а перед глазами всё стояла грудь этого парня – искажённая, с неправильно расположенными рёбрами, с кривой слюнявой пастью, усеянной острыми клыками.
Что стало с этим миром? Что могло привести к тому, что он увидел сегодня?
И почему город молчалив, почему тут так странно тихо и пусто?
Ответов у него не было и знакомство с Андреем, никак на это обстоятельство не повлияло.
Скорее наоборот. Вопросов стало заметно больше.
Он двигался по пустому городу до самого вечера. Изредка заходил в здания, но большей частью в те, где не было белого листка на дверях, в здания, где двери были распахнуты настежь. В основном это оказывались магазины, забегаловки, одно он без проблем определил как ночной клуб – там имелась вывеска, но её он заметил только на выходе. Внутри, сначала, всё показалось странным, крайне непонятным – пока не заметил маленькие сценки, раскиданные по залу и металлические шесты на них. Память ненадолго ожила, выбросив пару смазанных образов. Он даже улыбнулся и ощутил нечто хорошее, что-то, что согревало душу. Однако реальный мир вернулся слишком быстро и пустота этого места, полностью смела всё положительное, что он успел ощутить.
За пару часов до заката, он остановился перед дверью с белым листом на ней и долго стоял там, пытаясь определиться. С одной стороны, ему нужны ответы - получить их можно у других людей. Он уже получил сведения о том, что город далеко не пуст. Возможно, людей осталось немного, учитывая виденное в доме Андрея и множество встреченных им опустевших зданий, но то, что они остались, сомнению не подлежит. Люди здесь, просто они не рискуют покидать своих квартир. В городе опасно. Должно по идеи быть. Однако он прошатался тут весь день и ничего. Тут вообще пусто. Ни тебе прохожих, ни опасностей каких.
Наверное, стоило порадоваться, что опасностей нет, но ему, отчего-то, было не радостно совсем и абсолютно. Не отпускало странное чувство тревоги, чувство, что шататься по городу нельзя, что нужно спрятаться и не высовываться. Но чем больше бродил, тем слабее прислушивался к этому подспудному чувству – чего бояться, если кругом пустыня? В плане людей и не совсем людей, пустыня. Машины по всем дорогам, пару раз даже стоянки видел забитые до отказа. Дома стоят, деревья, где попало растут, баки мусорные, по тротуарам иногда мусор ветром гоняет. Но в городе царит мёртвая тишина. Он словно бы умер, этот город. Или, скорее, он словно бы в агонии и смерть его уже не за горами, только город ещё не знает об этом, ещё не понимает, что, несмотря на свою чистоту, свои здания, машины, несмотря ни на что, он уже стал памятником павшего мира…
В здание он не зашёл, двинулся дальше и краем глаза увидел, как дёрнулась занавеска в одном из домов. Кто-то выглянул в окно, но так быстро исчез, что не удалось разглядеть, что это было. Человек или уже не совсем…, спустя десять минут, он услышал знакомый хриплый вой – та девочка, она такой же издавала. А следом канонада из выстрелов и высокий, глухой звук.
Выстрелы он узнал – огнестрельное что-то. Вой – мертвецы. Глухой высокий звук – хрен бы кто знал, что это такое…, по спине пробежала струйка пота. Он начал медленно считать, укрывшись за углом здания. Стрельба далеко, но всё же, лучше не зевать. На счёте сто восемь, всё стихло.
Где-то в городе, прошёл короткий бой, с кем, понятно без пояснений. Но кто стрелял?
Через полчаса он наткнулся на улицу, не вписывавшуюся в атмосферу этого города.
Машин на улице было немного. За то крови много, частей тел, тоже очень много. А вот машин мало совсем. Ещё много обрывков окровавленной одежды и немного гильз.
И кое-что ещё.
Старательно обходя лужи крови, ещё достаточно свежей, что б прилипать к ботинкам, он подошёл к лежавшему на асфальте предмету. Присел на корточки и попытался разжать пальцы, получилось на удивление легко, хотя рука была на вид крепкой и с виду крепко сжимала рукоять.
Руку он оттолкнул в сторону, вздрогнув от отвращения – почему-то, она успела посинеть, хотя кровь ещё сочилась из неё. Впрочем, может так и происходит с оторванными конечностями…
Оружие стал вертеть в пальцах. Толстая короткая рукоять, ствол не полый, внутри что-то вроде штырька, с наконечником из кристалла. Бока закрыты металлическим корпусом, на котором выбито мелким шрифтом «изолированный, ограниченная партия, номер 36».
Он поднялся на ноги, взял оружие в правую руку и, пожав плечами, направил ствол на ту самую руку, да и вжал курок. Из ствола вырвался тонкий рубиновый луч и, в долю мгновения, разрезал руку надвое. В его руке сейчас покоится настоящий лазерный пистолет…
Волосы встали дыбом, он ощутил сильнейший приступ паники и поспешно отшвырнул оружие от себя. После чего минут пять стоял на месте, посреди улицы, залитой кровью, и заваленной кусками человеческих тел и пытался понять, какого собственно, всё это значит? Может, как раз из-за обилия частей тел, из-за той жестокости, с которой погибли эти люди, он так реагирует? Нет, не в том дело. Он уже успел переварить эту информацию, смириться с увиденным, хотя и непонятно почему так быстро и так легко у него это получилось. Даже почти и не тошнит уже от вида всей этой крови, всех этих кусков тел. Может, всё дело в том, что он это уже видел утром, в доме Андрея. Как говорится «накатило». Секундный приступ паники? Нет, всё же не в том дело.
Он перепугался, потому что держал в руках лазерное оружие. Такое нельзя держать в руках. Он, отчего-то, был абсолютно в этом уверен.
Странно. Лазер это ведь куда лучше, чем автомат. Наверное, просто нервы шалят.
Он подошёл к оружию, взял его вновь и собрался, было, определить в рюкзак, но страх вернулся, струйка пота стекла по спине, испариной покрылся лоб. Нельзя! Ему нельзя это брать! Нельзя и всё тут. Это оружие – смертный приговор, как минимум, сейчас.
Но почему? Чёртова память и чёртов город…
К вечеру, когда солнце начало садиться, а на город опускаться сумерки, он решился всё же войти в здание с людьми. Ночевать на улице не хотелось, особенно после увиденных последствий непонятной резни, или сражения – он не знал, как это охарактеризовать. Было там многовато странностей. Например, несмотря на свежесть частей тел, они успели посинеть, а вены обрести чёрный оттенок. Ладно, посинели – может он просто не помнит и так оно и бывает.
Но чёрные вены?
Ему даже показалось, что некоторые части трепыхаются, словно живые. Бред, конечно, тут ему показалось на сто процентов. Но всё же, всё же. Где вот головы? Он ни одной там не увидел. Где тела нападавших? Впрочем, они могли тоже в куски быть разорваны - так, в порядке бреда. Но почему нет следов ожогов от энергетического оружия или гильз от огнестрельного? Не руками же этих людей рвали на части, в конце концов!
В общем, что бы там ни случилось, самому стать центральной фигурой в такой трагедии ему не улыбалось вообще никак. Поэтому он решительно двинулся в первый попавшийся дом с белым листком на двери. Уже там, у порога подъезда, он услышал сердитое шипение и поднял голову – над улицей, вскоре скрывшись за домами, медленно проплывало нечто, похожее на большой самолёт. Деталей он не разглядел, но на борту этой машины, имелись светящиеся лампочки синего и жёлтого цвета. А под днищем он увидел три длинных, серебристых контейнера.