— Я хочу понять почему. Особенно — почему Брут.
Секретарь растерялся:
— И что делать с заседанием сената?
— Я пойду.
— Это безумие! Они вас убьют!
— Возможно. Но я не могу жить, зная, что мой собственный сын считает меня тираном, которого нужно убить.
Цезарь встал и подошёл к окну, откуда был виден Форум.
— Знаешь, что самое печальное? Я действительно хотел встретиться с Кридом. Поговорить с человеком, который понимает бремя власти, цену решений, одиночество правителя.
— Можно отложить встречу...
— Нет. Теперь уже поздно.
Он повернулся к секретарю:
— Передай жене — если завтра что-то случится, пусть не мстит заговорщикам. Рим видел достаточно крови.
— Цезарь...
— И ещё. Отправь гонца в Британию. Пусть передаст Артуру, что Гай Юлий Цезарь восхищался их экспериментом с Круглым Столом.
Секретарь записал поручения дрожащей рукой.
— Это всё?
— Нет. Последнее послание — Криду. Если он действительно отправился в Африку за древними знаниями, передай ему: «Старый римлянин желает удачи в поисках истины. Но помни — самые важные истины находятся не в далёких землях, а в человеческом сердце».
Когда секретарь ушёл, Цезарь остался один. Он вернулся к столу и взял в руки письмо Брута о встрече с Кридом.
«Интересно, — думал он, — что бы посоветовал мне человек, который видел столько предательств за свою долгую жизнь? Наверное, сказал бы, что доверие — роскошь, которую правители не могут себе позволить».
Но Цезарь не мог жить без доверия. Весь его политический метод строился на способности находить общий язык с людьми, верить в их лучшие качества.
«Может быть, это и есть моя главная слабость. Но если нельзя доверять даже сыну, то зачем вообще жить?»
Он провёл остаток дня в размышлениях и подготовке к завтрашнему дню. Писал последние указы, встречался с преданными людьми, давал распоряжения на случай своей смерти.
Ночью ему снился странный сон. Он сидел за огромным круглым столом вместе с Кридом, Артуром и другими правителями, которых не знал. Они обсуждали будущее мира, способы предотвращения войн, методы справедливого управления.
«Видишь, — говорил во сне Крид, — власть не должна принадлежать одному человеку. Слишком большая нагрузка, слишком много искушений».
«Но кто ещё может нести это бремя?» — отвечал Цезарь.
«Те, кто готов разделить его с другими».
Утром 15 марта Цезарь проснулся с ясной головой и твёрдой решимостью. Он оделся в парадную тогу и направился в сенат.
По дороге его несколько раз предупреждали об опасности. Прорицатель кричал: «Берегись мартовских ид!» Жена умоляла не идти. Даже незнакомые люди пытались передать ему записки с предупреждениями.
Но Цезарь продолжал идти.
В сенате его ждали заговорщики. Когда он увидел Брута среди них, в его глазах отразилась не злость, а глубокая печаль.
— И ты, дитя моё? — произнёс он, когда первый кинжал пронзил его тело.
Умирая, Цезарь думал не о боли, не о незавершённых делах, а о том разговоре с Кридом, который теперь никогда не состоится. Два человека, понимавших истинную цену власти, так и не смогли поделиться своим опытом.
«Возможно, — была его последняя мысль, — мир действительно не готов к единоличной власти. Возможно, будущее — за Круглыми Столами, а не за диктаторами».
Брут стоял над телом приёмного отца, сжимая окровавленный кинжал. Он думал, что освобождает Рим от тирании. Не подозревал, что убивает человека, который мог стать мостом между старым миром и новым, между имперскими амбициями и республиканскими идеалами.
В далёкой Британии Артур ещё не знал, что потерял потенциального союзника и мудрого собеседника.
А в африканских пустынях Крид продолжал свой путь, не зная, что человек, который хотел с ним встретиться, уже лежит мёртвым на мраморном полу римского сената.
История потеряла возможность увидеть, как два величайших ума своего времени могли бы изменить судьбы мира, объединив усилия.
Но некоторые встречи не суждены. Некоторые разговоры остаются неоконченными. И мир продолжает свой путь, не зная, каким он мог бы стать.
***
Гай Юлий Цезарь почувствовал, как жизнь покидает его тело с каждой каплей крови, стекающей на мраморный пол сената. Голоса заговорщиков становились всё тише, мир блекнул, но разум оставался ясным до последнего мгновения.
Внезапно холод исчез. Боль утихла. Цезарь открыл глаза и увидел, что стоит в месте, которое невозможно было описать словами живых. Здесь не было ни света, ни тьмы, ни времени, ни пространства в привычном понимании.
Перед ним стояла женщина поразительной, но жутковатой красоты. Половина её лица была прекрасна как утренняя заря, другая половина — иссохшая и мёртвая как древний череп. Её волосы переливались между золотом и пеплом, а глаза... в её глазах отражалась вечность.
— Хель, — произнёс Цезарь, сам удивляясь тому, что знает её имя.
— Гай Юлий Цезарь, — отозвалась богиня смерти голосом, подобным шёпоту осенних листьев. — Диктатор Рима, покоритель Галлии, человек, который изменил ход истории.
— Моё время истекло?
— Твоё время в мире живых истекло, — подтвердила Хель. — Но время вообще... это более сложный вопрос.
Она сделала жест, и вокруг них возникло подобие сада — место для беседы, где мёртвые могли говорить как живые.
— Садись, — предложила она, указывая на каменную скамью. — У нас есть о чём поговорить.
Цезарь сел, чувствуя странное спокойствие. Смерть оказалась не концом, а переходом.
— Ты знаешь Виктора Крида, — сказал он. Это не был вопрос.
Хель улыбнулась — половина её лица светилась радостью, другая половина оставалась неподвижной.
— Конечно знаю. Мы... старые знакомые. Очень старые.
— Он упоминал о встречах с богами. Говорил, что ты направляла его в прошлом.
— Направляла? — рассмеялась Хель. — Крид слишком упрям, чтобы кто-то мог его направлять. Скорее, я предлагала ему возможности. А он выбирал, что с ними делать.
— И что ты думаешь о его нынешнем выборе? О создании Камелота, Круглого Стола?
— Интересный эксперимент, — задумчиво ответила богиня. — Впервые за долгие века он пытается созидать, а не разрушать. Пытается найти искупление через добрые дела.
— Получится у него?
— Не знаю. Даже боги не всё знают о будущем. Но попытка достойна уважения.
Цезарь откинулся на спинку скамьи.
— Я хотел с ним встретиться. Поговорить о власти, об одиночестве правителей, о цене решений.
— Знаю, — кивнула Хель. — Видела твои мысли в момент смерти. Ты сожалел не о несделанных делах, а о неcостоявшемся разговоре.
— Странно, не правда ли? Человек, который завоевал полмира, а в последний момент думает о философской беседе.
— Не странно. Естественно. Чем больше ты знаешь о власти, тем больше вопросов у тебя возникает. И тем меньше людей, с которыми можно эти вопросы обсудить.
Хель встала и прошлась по саду.
— Крид испытывает то же самое. Веками накапливал опыт управления, видел взлёт и падение империй, но не с кем было поделиться выводами.
— А теперь он учит Артура.
— Да. Передаёт знания новому поколению. Это хорошо. Мудрость не должна умирать вместе с её носителем.
Цезарь задумался.
— Что будет с Римом? С империей, которую я создал?
— То же, что происходит со всеми империями, — спокойно ответила Хель. — Она переживёт период хаоса, затем найдёт новую форму, просуществует ещё несколько веков и в конце концов падёт.
— И всё напрасно?
— Ничто не напрасно. Твоя империя даст миру законы, дороги, архитектуру, язык. Идеи переживут институты.
— А Круглый Стол Артура?
— Тоже не вечен. Но идея равенства правителей, справедливости как основы власти — эта идея переживёт столетия.
Хель вернулась к скамье и села рядом с Цезарем.
— Хочешь знать секрет? Все великие правители в конце концов приходят в моё царство. И здесь они наконец могут поговорить друг с другом без политических игр, без необходимости защищать интересы государств.
— Все?
— Все. Александр Македонский, Кир Персидский, царица Семирамида, фараоны Египта. Они ждут в Хельхейме, обсуждают ошибки и достижения, делятся опытом.
— И Крид тоже когда-нибудь придёт?
— Когда-нибудь, — подтвердила Хель. — Его проклятие не вечно. Рано или поздно он найдёт покой и присоединится к нам.
Цезарь почувствовал странное облегчение.
— Значит, тот разговор всё-таки состоится?
— Обязательно. У вас будет вечность, чтобы обсудить все вопросы власти, которые вас волновали при жизни.
— А пока?
— А пока ты можешь наблюдать за миром живых. Видеть, как развиваются события, как твои идеи влияют на будущие поколения.
— Я увижу, что станет с Артуром? С Камелотом?
— Увидишь. И поймёшь, что ваши поиски справедливости были частью одного большого процесса.
Хель встала, давая понять, что беседа подходит к концу.
— Пора идти. Твоё место в Хельхейме готово.
— Подожди, — попросил Цезарь. — Можно ли передать Криду сообщение?
— Что именно?
— Скажи ему, что римлянин, которого он никогда не встречал, восхищается его попыткой найти новый путь. И что рано или поздно мы обязательно поговорим.
— Передам, — пообещала Хель. — Когда он будет готов услышать.
— Что ты имеешь в виду?
— Крид сейчас в Африке, ищет знания, которые могут быть опасны. Он может забыть о светлых целях, увлёкшись поиском силы. Твоё послание напомнит ему о том, ради чего он начал этот путь.
Они направились к выходу из сада. Впереди простирались туманные земли Хельхейма — место, где пребывают души тех, кто умер не в бою.
— Хель, — окликнул её Цезарь. — А что ты думаешь о Моргане? О той, что сейчас плетёт интриги в Камелоте?
Богиня смерти обернулась.
— Моргана... сложная душа. В ней есть потенциал как для великого добра, так и для великого зла. Её выбор повлияет на судьбы многих.
— И что она выберет?