– Тогда продиктуйте мне ваш номер телефона.
И в тот момент оба поняли, что обмен телефонами им нужен не только для передачи меда. Впрочем, мед Руслан, разумеется, принес – уже на следующий день.
Они начали встречаться, с каждым свиданием все больше узнавая друг о друге. Ходили в кафе, в кино, театры, на концерты и выставки, удивляясь схожести вкусов. Не то чтобы им обоим нравилось в точности одно и то же, у каждого, конечно, имелись свои предпочтения, – но при этом не нашлось ничего такого, в чем у них оказались бы диаметрально противоположные взгляды, как бывает, например, когда кто-то один в восторге от рэпа, футбола или артхаусного кино, а другой этого на дух не переносит.
Конечно, Оля была далеко не первой женщиной в жизни Руслана. Но с ней сразу все получилось как-то иначе. С другими Рус всегда чувствовал, что хоть они и встречаются, но в остальное время он сам по себе, а девушка сама по себе. Они существовали в мире отдельно друг от друга. А с Олей сразу образовалась какая-то общность. Неразделимость.
– «Я» превратилось в «мы», – обозначил Володя, когда Рус рассказывал ему о жене.
– Именно! – обрадовался точной формулировке Рус. – Не подумай чего плохого, но у меня в детстве так с тобой было. Даже когда не вместе, все равно о тебе думал. Как мы куда-нибудь пойдем, во что-нибудь поиграем, что-то затеем… Что ты скажешь, что сделаешь… Понимаешь меня?
– Отлично понимаю. То же самое чувствовал. А с Олей, значит, повторилось?
– Повторилось, – кивнул Руслан. – Мне вообще с ней комфортно было – почти как с тобой. Она такая же понимающая. И совершенно неконфликтная. Но если дело касается принципиальных вопросов, пойдет до конца. Будет упорно гнуть свою линию.
Вскоре Оля познакомила Руслана с мамой, и они понравились друг другу. Глядя на интеллигентную, скромную, уравновешенную Марину Михайловну, Рус вспоминал выражение: хочешь узнать, какой будет с возрастом твоя невеста, – посмотри на будущую тещу. Мама Оли в этом отношении казалась ну очень хорошей гарантией.
Со своей мамой Руслан Олю знакомить не спешил: не сомневался, что и в этот раз будет все то же самое, как уже бывало не раз, – неприятие и антипатия.
Новый год они с Олей встречали вместе – в компании еще институтских друзей Руслана. И хотя Оля никого там не знала, но на удивление хорошо вписалась и всем понравилась, а с бывшей однокурсницей Руса Лейлой даже потом подружилась, и эта дружба сохранилась надолго.
Миновала зима, и с наступлением тепла они стали встречаться чуть не каждый вечер и уж точно каждый выходной. Гуляли по Москве, каждый раз открывая для себя что-то новое и интересное – оригинальный старинный дом, тихий уютный двор, неожиданную архитектурную деталь в давно знакомом, казалось бы, месте. Так они открыли памятник табуретке на Таганке, каскад прудов в Тимирязевском парке, цветущую сакуру около китайского ресторана в здании редакции «Литературной газеты» и еще много чего, сейчас уж и не вспомнить…
И конечно, как только настало лето, Руслан при любой возможности дарил Оле букеты ромашек, которым она неизменно радовалась так, будто это были по меньшей мере бриллианты.
– Оля, – сказал ей как-то Руслан, когда они сидели у нее на кухне и пили чай, который девушка заварила со смородиновым листом. Шел восьмой месяц их знакомства. – Ну, как это говорится-то… В общем… выходи за меня замуж.
Она коротко выдохнула и покраснела. Эта ее забавная особенность – краснеть по любому поводу – всегда умиляла его.
– Я так рада! – сказала она наконец. – Я тоже люблю тебя. Очень-очень люблю!
Это вышло так старомодно и так прекрасно. Они смотрели друг на друга и улыбались, держась за руки. А через недолгое время вернулась с работы Марина Михайловна.
– Мамочка, – смущенно призналась Оля. – Мне Руслан сейчас предложение сделал.
– Ой, – сказала та. – Не успела войти, а тут такая радость. Русланчик, ты уж давно тут как родной… Ну, давайте скорее ужинать, только руки помою. За едой и поговорим.
Вместе решили, что жить они будут пока что здесь, у Оли, хотя у Руслана были мысли насчет съемной квартиры. Собственно, они были у него давно, еще до знакомства с Олей, – зарплата позволяла. Но в то время с этим было потруднее, чем сейчас, а самое главное – Руслан не решался оставить маму. Та с годами стала особенно эмоциональной и несдержанной. Несмотря на пенсионный возраст, Галина Николаевна продолжала работать и скручивать подчиненных в бараний рог. Но дома расслаблялась, часто жаловалась на плохое самочувствие, легко могла заплакать даже из-за пустяка, так что один только намек на разлуку с сыном вызывал у нее рыдания. И до поры до времени Руслан старался ее не расстраивать. Но теперь-то все изменилось…
Рус надеялся, что на маму произведут хорошее впечатление Олины скромность и обаяние, но надежда оказалась напрасной. При первой же встрече Галина Николаевна устроила невесте сына настоящий допрос, спрашивая о таких вещах, о которых Руслан считал просто неудобным говорить даже со знакомыми людьми: «Какая у тебя зарплата?», «Сколько зарабатывает твоя мама?», «А где твой отец?». Игнорировала принесенный Олей зефир в шоколаде и, даже еще не допив чай, практически демонстративно забрала кружку, ушла из кухни в свою комнату и включила телевизор. Конечно, Оля была в недоумении – ничего плохого она не делала, была вежлива, вела себя вполне прилично. Когда она спросила Руса потихоньку, что случилось, он ответил, что у мамы был очень тяжелый день и болит голова. Они наскоро попили чаю, и Оля засобиралась домой. Руслан пошел ее провожать, по дороге извинился и сбивчиво объяснил, что у его мамы не только тяжелый день, но и тяжелый характер.
– Я поняла, – кивнула Оля и заговорила о чем-то другом.
Когда Рус вернулся домой, мама плакала: «Ты хочешь меня бросить!» И все его увещевания, что ему уже скоро тридцать лет и давно пора подумать о собственной семье, что, полюбив Олю, он вовсе не перестал любить маму и что его женитьба вовсе не означает расставание с матерью, ведь он даже жить будет совсем неподалеку, буквально в пяти минутах ходьбы, никакого действия не возымели. Он уговаривал маму как ребенка, а та, как обиженное капризное дитя, ничего не хотела слушать. В итоге Руслан взял отгул, собрал свои вещи и перебрался к Оле тайком, пока мать была на работе.
На свадьбу – тихую, скромную, праздновавшуюся в небольшом кафе – собралось всего десятка полтора человек, что называется, свои да наши: брат Марины Михайловны с женой и детьми да несколько подружек невесты и друзей жениха, с парами и так. Галина Николаевна не пришла, сказала, что заболела, и, положа руку на сердце, Руслан тогда этому даже обрадовался. Пусть лучше остается дома, чем сидит с кислой миной или, упаси господи, разрыдается в самый неподходящий момент.
Тогда казалось, что мамины недомогания, на которые та стала постоянно жаловаться, выдуманы ею, чтобы привлечь его внимание, хоть как-то, хоть каким-то способом, но подольше удержать сына около себя. Руслан бесился, но старался брать себя в руки, часто звонил маме, минимум два раза в неделю старался забегать к ней (хорошо, что хоть жили неподалеку), делал все, о чем она просила. Мама зачастила в поликлинику, сердилась, что там большие очереди, что нет нужных специалистов, а те, которые есть, плохие – грубые, невнимательные, непрофессиональные. Руслан стал давать деньги на частные клиники, там маме вроде нравилось больше, но оплата медицинских услуг влетала в копеечку, да и клиники были далеко, приходилось маму туда возить. В общем, лечилась Галина Николаевна весьма активно, но лучше ей не становилось. Она ныла, постоянно жаловалась, что болит то там, то здесь, и все время требовала заверений, что сын «не бросит ее одну умирать».
И Русу приходилось разрываться между мамой и собственной семьей, что с каждым днем становилось все тяжелее, ведь меньше чем через год после свадьбы Оля узнала, что ждет ребенка. Беременность протекала нелегко, молодой женщине хотелось, чтобы муж был рядом, и Руслану этого хотелось, но и не помогать маме он тоже не мог. Оля была молодцом, не обижалась, старалась поддерживать мужа. А с Галиной Николаевной творилось что-то странное – ей никак не могли поставить диагноз. Все анализы и исследования показывали если не норму, то, по крайней мере, некритичные отклонения от нормы, но маме Руслана тем не менее делалось все хуже. Ни онкологии, ни каких-то других тяжелых и опасных заболеваний врачи не нашли, но Галина Николаевна продолжала таять на глазах. Об Оле она по-прежнему не желала слышать, никогда не спрашивала, будто невестки вовсе не существовало, и, даже узнав, что скоро станет бабушкой, не обрадовалась этому, а вновь завела свою шарманку: «Но ты ведь не бросишь меня?» Руслан весь извелся, не выдерживал, срывался на маму, та плакала. Месяца за два до появления на свет Егора Галина Николаевна слегла и больше уже не вставала. А спустя около года после рождения внука умерла. В медицинском заключении причиной смерти назвали сердечную недостаточность – и это показалось странным, потому что с сердцем у мамы вроде было благополучно, только недавно делали кардиограмму. Но так или иначе после ее кончины Руслан вздохнул с облегчением, хоть и стыдился кому-либо в этом признаться, даже самому себе. Ведь мама была еще далеко не стара – всего-то чуть больше шестидесяти. Но суеверная Марина Михайловна сказала, что таков закон природы: когда в семье кто-то рождается, кто-то примерно в то же время и умирает, это обычное явление.
После смерти мамы Руслан затеял было переезд своей семьи, жены и маленького сына, в мамину квартиру, где по-прежнему был прописан, но Оля вдруг стала категорически возражать. Она не хотела переезжать в квартиру, где жила и умерла Галина Николаевна, не согласилась бы на это даже после замены всей мебели и капитального ремонта – на что у молодой семьи все равно не было средств. Наверное, это была первая их с Олей крупная ссора, так как Руслан настаивал – он предпочел бы жить отдельно от тещи. Не то чтобы он имел что-то против Марины Михайловны, нет, она была хорошей женщиной, доброй, заботливой и тактичной. Очень помогала с Егоркой, давая возможность дочке не бросать работу полностью, а когда у Оли закончился декретный отпуск, безропотно вышла на пенсию и засела дома с внуком. Егор рос активным ребенком, озорным, непоседливым и к тому же невероятно самостоятельным и упрямым. Обычно у детей первыми словами бывают «мама», «папа», «баба» или «дай», а у эт