– Папа, откуда же так много фотографий? – пораженно бормотал Руслан, перебирая снимки.
– Так ведь я же снимал все время на «лейку», – объяснил Борис Васильевич. – А когда мы… когда я уходил, забрал негативы с собой, потом заново распечатал для себя… Но те старые распечатки у Гали остались. У вас дома. Неужели не сохранились?
– Нет, – покачал головой Рус. – Вообще никаких старых снимков не было. Только с тех пор, когда я в школу пошел, ну и когда танцами начал заниматься, конечно. Танцевальных фоток – и с выступлений, и с репетиций – была тьма-тьмущая. А до этого времени – ни одного снимка.
– Видимо, Галя от них избавилась, – заключил отец. – Чтоб ничего не напоминало. Ну что ж… Это на нее похоже. Она всегда максималисткой была, твоя мама. Черно-белой, как эти фотографии. Не признавала полутонов.
– Бать… – тихо спросил Руслан после долгой паузы. – А почему вы разошлись, а?
Отец весь будто потемнел лицом, и Рус даже испугался.
– Слушай, если не хочешь говорить – не надо, – запоздало спохватился он. – Понимаю, тебе ведь неприятно это вспоминать…
– «Неприятно» – не то слово, – согласился Борис Васильевич. – Но рассказать тебе я обязан. Сколько можно эту тему обходить, делать вид, что ее не существует? Конечно, тебе надо все узнать. А мне покаяться. Небо-то ведь близко уже…
– Да ладно тебе, папа, – искренне возмутился Рус. – Что ты такое говоришь! Тебе всего-то слегка за семьдесят. А на дворе двадцать первый век. Сейчас рано умирать просто не принято! Сейчас люди и в сто лет книги пишут, лекции читают, в кино снимаются, на сцене выступают. Так что ты мне такие разговоры брось! Я тебе рано умереть не дам, и не надейся!
На улице давно стемнело, комнату освещала лишь лампа над столом, создавая уютный полусвет-полумрак. В печке потрескивали дрова, а Руслан слушал историю о том, почему вдруг так резко и отчаянно изменилась жизнь его родителей – а вместе с этим и его собственная.
Борис любил свою жену. Любил настолько сильно, что готов был мириться со всеми ее недостатками, в том числе и с тем, насколько она отставала от него по уровню культуры. Первое время он пытался тянуть ее за собой, читал ей книги, водил в театры и музеи, рассказывал, объяснял. Галя слушала – и вроде как даже с интересом. Но после рождения сына на такие вещи у них уже не хватало времени, да и отношение Галины к «просветительским порывам» мужа изменилось, ей теперь куда больше нравилось ходить по магазинам, чем на концерты классической музыки. И Борис оставил ее в покое – пусть отдохнет, ей и так тяжело, а тут еще он пристает со своими интересами. Но себя-то не переделаешь! И его продолжало тянуть к людям близким по духу, с которыми можно было поговорить не только о быте, но и о том, что интересно обоим. Такими людьми в его жизни были Костя и Света Вележевы. Такой же стала и Нина – молодая учительница, пришедшая в их колледж преподавать русский язык и литературу.
Нина была матерью-одиночкой, у нее подрастала дочка Иришка, чуть младше Руслана. И как-то так само собой вышло, что в одно из воскресений Нина и Борис в одно и то же время решили выбраться с детьми в Парк культуры – где случайно встретились. Пока дети играли вместе, качались на качелях и катались на каруселях, взрослые разговорились – и у них нашлось множество точек соприкосновения во взглядах на литературу, кино, музыку, живопись, да и просто на жизнь. К тому же выяснилось, что у каждого из них есть книга, которую давно хотел почитать другой, так что неудивительно, что с той прогулки они начали обмениваться книгами и толстыми журналами, ведь в то время подписаться на популярное издание было целой проблемой.
Рассказывая эту историю, Борис клялся сыну, что между ним и Ниной никогда не было ничего похожего даже на флирт, и у Руслана не было никаких оснований ему не верить. Конечно, Нина прекрасно знала, что у коллеги есть семья, что он любит жену и ничего менять в своей жизни не собирается. Как о женщине, то есть объекте влечения, Борис о ней и не думал даже – видел в Нине просто друга и интересного собеседника. Что до самой Нины, то если ее отношение и было каким-то иным (хотя Борис Васильевич подобной мысли даже не допускал), она никак этого не проявляла и ни разу даже не намекнула. И оба только посмеивались над перешептываниями кумушек в учительской у них за спиной – не представляя, насколько эти перешептывания для них опасны.
Ни для кого не секрет, что обстановка в педагогических коллективах редко бывает приятной и дружеской. Во всяком случае, техникум коммунального хозяйства похвастаться чем-то подобным никак не мог. Коллектив там подобрался как по заказу, все сплошь дамы околопенсионного возраста, одинокие или несчастливые в браке, не любившие ни своих учеников, ни свою профессию, уверенные, что в жизни им не повезло, но обвинявшие в этом кого угодно, кроме самих себя. Борис Васильевич чудом удержался в этом гадюшнике только потому, что был практически единственным мужчиной, если не считать алкоголика-физрука, и очень вежливым, воспитанным и к тому же еще довольно молодым человеком. Так что коллеги относились к нему снисходительно, вроде как даже по-матерински. Даже простили ему женитьбу на бывшей студентке, тем более что Галина была старше остальных сокурсниц (как и самого Бориса). Ее приняли в свой круг, некоторые педагогини даже сошлись с ней поближе. И именно с их стороны Галя начала слышать сначала прозрачные, а потом все более явные намеки, что «твой-то тебе изменяет». То, что математик так много разговаривает и смеется «с этой вертихвосткой русичкой», то, что они так искренне радуются друг другу при встрече, вечно обмениваются какими-то свертками и так часто вместе идут после занятий к метро, ни Борису, ни Нине коллеги простить не могли.
Самое неприятное, что Галя всем этим сплетням верила. Она начала устраивать мужу сцены ревности, повторяя: «Ты хочешь меня бросить!» Муж изо всех сил старался ее вразумить, но скандалы не прекращались. Стремясь сохранить семейный покой, Борис резко сократил общение с Ниной (к чему та отнеслась совсем без восторга, но с пониманием), начал даже подумывать о смене места работы и «забросил удочки» по знакомым, спрашивая, не нужен ли где-то еще преподаватель математики.
Словом, эта «история ни о чем» уже близилась к своему завершению, как вдруг произошла катастрофа. Нина переезжала на новую квартиру, долго готовилась к переезду, и Борис еще давно пообещал, что поможет с этим одинокой женщине. Переиграть все в последнюю минуту он счел неудобным и помогать все же стал, но совершил при этом ужасную ошибку, за которую потом корил себя всю жизнь, – сказал жене неправду.
– Если бы я только объяснил все как есть, – сетовал он, с горечью рассказывая сыну о событиях почти полувековой давности, – если бы признался… Конечно, Галя бы возмутилась, пошумела, скорее всего, никуда бы не пустила меня. Может быть, мы бы даже поссорились – но потом бы наверняка помирились. Однако я… я испугался, сынок. Испугался, что опять будет крик, скандал… И решил сказать, что еду на целый день к другу, помогать ему с постройкой дачи. Я был уверен, что это так называемая «ложь во спасение». Что после того, как Нина и Иришка переедут, я никогда больше не буду обманывать Галю и все у нас наладится. Но судьба, как видишь, распорядилась иначе…
Судьба распорядилась так, что через пару часов после отъезда грузового такси в дверь Нининой новой квартиры позвонили.
– Боря, открой, пожалуйста! – крикнула новоселка, у которой как раз в ту минуту закипал на плите суп для Иришки. И Боря, уверенный, что зашли соседи или вернулись грузчики, чтобы отдать забытую впопыхах пачку книг, соскочил со стула, на который взгромоздился, вешая люстру, и пошел открывать.
На пороге стояла его жена.
Кумушки из техникума не только вывалили на Галю ворох грязных сплетен о ее муже, но даже «заботливо» сообщили новый адрес Нины.
Увидев мужа – босого, растрепанного, в одной майке, – Галина истолковала все по-своему. Она мгновенно убедила себя в том, что ее «подруги» с работы Бориса оказались правы. И даже более чем правы. Муж не просто изменяет ей – он обустраивает дом, в котором собирается жить с разлучницей и ее девчонкой. А может, не только ее девчонкой, но и его? Вон у этой пигалицы глазищи какие большие – как у Бориса. Карие, правда, но это же ничего не значит…
– Но почему же ты ей не объяснил? – Руслан, не выдержав, перебил вопросом отцовское повествование. – Почему не рассказал, как было на самом деле?
– Думаешь, я не пытался? – отец беспомощно развел руками. – Галя не желала ничего слушать. Шарахалась от меня на улице, бросала телефонную трубку, все мои письма, видимо, рвала, даже не читая. С ней ведь и Костя Вележев пытался поговорить, и Света. Даже Нина – и та порывалась… Но всё впустую. Она никому не верила. Ты же знаешь, какой твоя мама могла быть упрямой…
– Да уж, это у нее отлично получалось, – не мог не согласиться Руслан. – Вбить себе что-то в голову и ни в какую, хоть костьми лечь, не дать себя переубедить.
Некоторое время оба сидели молча. Затем Борис Васильевич поднялся, чтобы подбросить в печь еще одно полено. Руслан тоже встал, начал убирать со стола, мыть посуду – ему необходимо было хоть чем-то себя занять.
– И все-таки я не понимаю ее, батя, – признался он после долгой паузы. – Как мама могла так поступить со мной? Ну ладно, ваши разборки – это ваши дела. Но меня-то она за что лишила отца?
– Знаю, как тебе было больно, – кивнул Борис Васильевич. – Поверь, мне тоже было от этого больно. Очень. Но надо понимать, что у каждого есть своя логика и мотивы поступать именно так, а не иначе. Я столько думал об этом, что, наверное, знаю точный ответ. Галя всегда была максималисткой и всегда считала свое видение, свою точку зрения единственно верными. Она просто не в силах была осознать и принять, что может быть как-то по-другому. Она бы иначе не выжила, не выстояла. И, разлучая нас, она, без сомнения, думала, что делает так, как лучше для тебя.