— А что? Зенитка, то скорострельная!
Магда в досаде проурчала:
— Нам так совсем ничего не останется.
Вслед за «Маккавеями» появились новые танкетки, а также несколько «Кромвелей». Причем, судя по облезшей краске, эти машины выкопали из песка. Тоже прут, хотят взять нахрапом. Рыжая Магда пальчиками, девичьей, босой ноженьки поймала паука и бесцеремонно раздавила его:
— Вот тоже самое ждет всех англичан!
Герда горячо одобрила:
— Браво! Так держать!
88‑миллиметровые зенитки продолжали вести прицельный огонь. Их скорострельность была высока, но и меткость не пасовала. Противник огрызался весьма беспорядочно и не мог причинить существенного ущерба. Ну, а волчицы сражать с пехотой, которой прибывало все больше и больше.
Магда, стараясь унять противный зуд царапины, заметила:
— Англичане так неэкономны в использовании людских ресурсов.
Просто удивительно, что им удалось захватить половину мира!
Герда поэтому весьма лестному для немцев поводу высказалась:
— Они мастаки, нас закидывать трупами! Против этого никак не попрешь, ух очень трупы воняют!
Огнезарная Магда тоненько хихикнула:
— Да газовая атака, вещь серьезная.
Английские танки ползли словно черепахи, и вот от «Маккавеев»
вскоре остались лишь груды металла. А вот более шустрой «Матильде»
удалось проскочить, но её волчицы тут же перебили гусеницу, как всегда метко поразив из подствольника.
Герда облизнулась:
— Вот это по–нашему! По эсесовскому!
«Кромвели», вернее их экипажи жутко нервничали, дергали за штурвалы и по ошибке давили собственных солдат. Даже гусеницы, от песка и крови стали грязными и красно–коричневыми. При этом танки подкручивались на месте, а башни пробовали неуклюже вращаться. Герда скалила зубки и пела:
— Где–то растут незабудки. Мама печет пирожки! Рейха в пасти не зубки, а из снарядов клыки!
«Кромвели» весьма глупо продолжали тыркаться, и давили своих же солдат, еще более усиленными темпами. Даже немецкие зенитки смолкли, чтобы не мешать танкам, выполнять «почетную» миссию. Магда свирепо рыкнула:
— Так мы сейчас разойдемся! Может, от бури спасемся!
Но вот несколько «Кромвелей» все же сумело выровняться и рвануть к позициям, что занимали девчата. Но их почти сразу же остановили меткие выстрелы. Видимо волчицы в азарте боя, просто запретили себе промахиваться. Англичане столкнулись с поистине немецкой стойкостью.
Вот одна из танкеток, утратив остатки мужества, повернула назад.
Генерал австралиец что–то скомандовал и, в нее полетели гранаты.
Смертельно раненая машина, запылала, а затем еще и снаряды, стали рваться внутри. Такое вот зрелище.
ГЛАВА? 3
Несколько дней, точнее пару недель их и вот так и водили по кругу.
Затем возвращали назад. Но вычурные сновидения почему–то пропали.
Если что и снилось, то как в обычных сновидениях, сумбурно, запоминаясь лишь отдельными фрагментами, и расплывчато. Близко к жизни, или несколько вычурно, но без прежней реалистичной выпуклости.
Поэтому гитлеровцы видимо разочаровавшись погнали колону в другое место. Покормили умеренно, но дали молока от крымских коров.
Повели снова… Олег явно скучал. Надоело ему эта рутина. Никаких приключений, ничего нового, только шлепаешь уже одубевшими и набившими от горной гальки мозоли босыми подошвами по извилисто спирали дорого. Что бы затем вернуться обратно.
И главное, что обидно они как бы выключены из жизни. Не знаешь даже что в мире делается. Может уже гитлеровцы взяли Москву или наоборот наши в Берлине, а Крым отрезан. Как это все надоело!
Но вот рутина прервалась внезапно, и без всякой радости;
Колонну с девчатами–пленницами остановили, бронетранспортеры затормозили, всадники спешились. Двое эсесовцев волоком протащили от опушки к толстяку–профессору и главному начальнику молодую, лет сестры Олег Галины, девчонка в армейском камуфляже, помятую и покрытую кровью. Наблюдательный Олег заметил, что у девчонки явно перебита правая рука и рассечена голова — кровь всё ещё вяло лилась по длинным светлым волосам. В нескольких местах висели обрывки бронежилета, похожие на лоскуты свитера — тоже перепачканные кровью.
Поверх бронежилета; тоже оборванная и окровавленная — оказалась надета серая накидка с алым гербом: кречетом, распростёршим крылья.
Галина шепнула побледневшими губами:
— Вот изверги!
Замерев и вытянув по швам стиснутые в кулаки руки, Олег наблюдал за происходящим. В сущности, молчали все пленницы, только эсесовцы галдели над своими ранеными. Да ещё раздался резкий голос толстяка–профессора — он стоял, широко расставив ноги и похлопывая плетью по левой ладони, и сейчас что–то резкое сказал пленнице.
Ткнул плетью в кречета на накидке.
Ангелина подсказала пленницам:
— Это крутая партизанка!
Стоявшая перед ним девчонка выпрямился, придерживая правую руку левой. Олег хорошо видел бледное от потери крови и, наверное, страха, лицо с тонкими чертами, очень похожее на лицо Галины. Губы пленницы скривились, она ответила коротко и отвернулась. Нет, понял Олег, не боится партизанка. Фашистам не удастся насладиться страхом юной и красивой жертвы…
Галина шепнула в полголоса:
— Не забудем не простим!
— Ох! Дьяволы! — Невольно, вырвалось у пионера–мальчишки, и его сестра, подавшись к нему, звякнула цепью и крепко прижала лицом к себе. Но Олег всё равно видел — не смог, не успел отвернуться…
Ангелина же наоборот сделала шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть.
Дегенераты–эсесовцы навалились на пленницу и швырнули девушку на колени. Круглые пяточки девчонки почернели о копоти и покрылись волдырями — ей уже во время пытки поджарили изящные, босые ножки на жаровне. Но она не стонала ступая на по обожженные подошвы, а только еще больше бледнела и кривили разбитые и искусанные губы. Во взметнувшейся руке толстяка красиво, чисто сверкнул на солнце меч — длинный, прямой. И, очень легко, играючи, рухнув вниз, отсёк пленнице красивую с русыми по плечи волосами голову. Она с неожиданно громким тупым стуком упала на мокрую обочину под гогот эсесовцев. Тело ещё несколько мгновений стояло на коленях, выбрасывая две густые, очень яркие струйки, потом — рухнуло на бок, перевернулось на спину, отчего приобнажилась полная девичья грудь.
Тело красавицы, явно не желало умирать, как живое и оттолкнулось многострадальными ногами, дёрнулось… наконец: финиш — замерло.
Какая же алая в свете апрельского солнца кровь!
Олег ощутил сильнейший спазм в желудке и головокружение. Быстрота и простота расправы показались ему душным плотным одеялом, которое набросили на плечи и голову, а сверху ещё навалили тяжеленный с камнями мешок. Мальчишка–пионер понял, что теряет сознание от ужаса и отвращения, и никак не мог избавиться от стоящей перед глазами картины: она снова и снова вспыхивала на тёмном фоне наваливающегося обморока — как стоп–кадр из страшного фильма.
Обнаженная грудь, подпаленные от пытки на дыбе ноги, красивое, почти, как у Галины лицо.
Фильм, фильм, фильм, затвердил Олег про себя, стараясь сосредоточиться на ощущении ласковых руки сестры на плечах и спине.
Хочется прямо сейчас устроить бунт Спартака и все на взводе!
Но колонна пошла дальше. И Олег изведал — глюк вне сна. Он увидел у своей ноги, левой — обезглавленное тело, из которого всё ещё вытекала кровь. Лицо валяющейся рядом головы, к счастью, было скрыто светлыми и золотистыми чуть вьющимися как у сестры Галины волосами.
Юный пионер пошатнулся и нарочно наступил зудящей мозолистой пяткой на острие камня. Даже придавил его.
Мимо протрусили два волчьих эскорта. Один из мутантов–волков повернул голову, уставился в глаза Олега.
Словно лазером сверлит зверюга, плод зверский экспериментов СС.
На этот раз мальчишка не отвёл взгляд. Волк приподнял губу, обнажая клыки. Страшновато — ведь клыки в средний палец рослого длиной.
И взгляд говорит: человеческий детеныш, я тебя насквозь ими проткну!
И тогда неожиданно для себя мальчишка–пионер тоже оскалился. Не в шутку, да какие шутки с эсесовским отродьем — всерьёз…
Зверь на пару секунд задержался, шлепнул себя хвостом по бокам.
Догнал товарищей и всей сворой волки прорысили дальше.
К остановке на обед стало совсем тепло, казалось даже, что наступило лето. Впрочем, апрель и давно пора. И та зима суровая и задержалась, что для курортного Крыма не типично!
Да и из глухомани безлюдного трака они вышил:
По дороге то и дело шли обозы, на бронетранспортерах, грузовиках, легких танках, и пешие отряды и, мотоциклы–одиночки. Причем все с оружием. Пару раз снова начинались поля, в которых виднелись деревеньки. А один раз влево свернул короткий отрезок дороги, вымощенной камнем. Около поворота лежали какие–то каменные куски:
вроде бы разбитая статуя. А чуть дальше, на плоском холме — чернели развалины замка. Не такого мощного, как в книжках, но явно замка…
Развалины не производили впечатления древних, вот что отметил Олег, против воли трогая языком изнутри запухшую щёку. Даже скорей в данном случае, похоже, что замок не так давно взяли штурмом…
Значит сражались советские войска в обороне штурмующие немцы. Тем лучше! Он в реальном мире где возможно перемены в лучшую сторону. А не вечное рабство и унижение.
Снова та же каша с молоком. Правда с добавками меда. Немцы их берегут, но и не балуют особо. Впрочем, нашагаешься вот так, и съешь что угодно. А на обочине — склоне, который уже порос травой и прогрелся, стало сидеть легко и приятно. Эсесовцы на этот раз не отдыхали — шныряли вокруг снова и снова, петли и круги нарезали, и Олег старался понять, что ж они так беспокоятся?
Хотя может, чувствуют приближение партизан. Ну, те дадут им прикурить! Да так… Вот только новостей об группировке, что сражается в Керчи давно не слышно.
Мальчишка–пионер вздохнул. Тронул за ободранный локоть Ангелину, кивнул на одного из оборотней–волков и спросил: