ннаме, где слишком бездушно, даже когда все жильцы дома.
С подачи Хан Сокчоля она затеяла авантюру с репетиторством, чтобы хоть немного отгородиться от тотального контроля Джеджуна. Чувствует от лучшего друга брата больше поддержки, чем от единственного кровного родственника, который частично еще при своем уме. Седжон не понимает, чем в прошлой жизни провинилась, что ее братом родился Джеджун, а не Сокчоль.
Легкий ветерок доносит запах уличной еды и обдает вечерней прохладой, пропитанной спокойствием и умиротворением. Они идут молча уже десять минут, изредка обмениваясь мимолетными фразами о чудесной погоде. Неприятная неловкость тучей висит над ними и следует по пятам всю прогулку, и это гложет их обоих.
– Ты, наверное, очень любишь кофе, раз работаешь в кафе? – наконец заводит разговор Седжон, как только они сворачивают с шумной улицы в тихий пустой переулок. – Не ради же денег ты там горбатишься?
– Нет, не ради денег, – вздыхает Дохён, пиная камушек носком массивной кроссовки. Тот отлетает куда-то в сторону и с глухим стуком ударяется о высокий забор. – Я вообще-то ненавижу кофе, – усмехается он себе под нос, глядя вниз и пиная очередной камень.
– Правда? – Седжон только сейчас поворачивает на него голову, пытаясь понять логику. – Тогда зачем ты этим занимаешься?
Дохён глубоко вздыхает, наполняя легкие осенью, и, прикрыв веки, вскидывает умиротворенное лицо к небу, которого не видно из-за пурпурных облаков. А через мгновение он уже смотрит на Седжон из-под пшеничной челки.
– Когда не нравится какое-то дело, тебе проще достичь успеха в нем, так как ты делаешь все на автомате. Как по инструкции. В итоге оттачиваешь свое мастерство до совершенства. – Так, как получилось у него с Джуын. Никаких эмоций и привязанности. Лишь четкие инструкции, и вот она уже сама ему написывает каждый день. – Но стоит эмоциям завладеть тобой, как начинаешь тут же привязываться, вкладываешь душу. Буквально дышишь и живешь этим делом. Чем больше чувствуешь, тем больше начинаешь сомневаться. А чем больше сомневаешься, тем больше копаешься в себе. – В свете ночных фонарей глаза Дэна горят зеленым огнем ярче, чем сигналы светофоров. – Как следствие, выходит полное дерьмо.
В этих словах слышится досада и глубокая обида. Седжон не знает, что адресованы они несбыточной мечте Ким Дохёна стать известным музыкантом. До сегодняшнего вечера она вообще не знала об этой его страсти, но чувствует, что-то еще терзает Дэна изнутри.
Его слова находят отклик и в ее душе. Она не понаслышке знает, каково это, заниматься делом, к которому душа не лежит. Имеет впечатляющие успехи в учебе, так что даже помогает другим за соответствующую плату, потому что делает все бездушно – как болванчик, которому дали щелбан, а дальше он уже сам головой кивает. Не испытывает трепетных чувств, не вкладывает ничего от себя, поэтому и преград никаких не видит. Еще ни одной сессии с долгами не закрыла, и ученики ее тоже не жалуются.
– Кажется, я понимаю, о чем ты, – с грустью в голосе соглашается она. – А я люблю кофе, – зачем-то делится она, хотя уверена, что Дохёну плевать.
– Не понимаю я вас, любителей кофе, – фыркает он себе под нос. – Не представляю, как может нравиться терпкий грубый запах, кисловатые нотки, которые до дрожи иногда пробирают все тело. А того хуже – молочная пенка, которая всегда остается на самом дне, и ты выпить ее не можешь. Или это послевкусие мерзкое. – Он ежится, представляя вкус ненавистного напитка.
Седжон задумывается над его словами, но понять их в полной мере не может, ведь все, что он сейчас перечисляет, ей нравится.
– Понятно. – Она не знает, что еще сказать, и тоже пинает камешек носком новеньких мартинсов.
Камешек несколько раз отскакивает, ударяясь об асфальт, и Дохён вдруг понимает, что же не так сегодня в его спутнице: на ней нет высоких каблуков. Он опускает взгляд на ее ноги и внимательно смотрит на черные ботинки с желтой строчкой по периметру подошвы. Обычная обувь, которая чертовски ей идет, – это все, о чем он сейчас может думать, пока Седжон мысленно себя ругает за еще один тупиковый диалог.
И в невыносимо свежем воздухе вечернего Сеула звякают камушки о бордюры и стучат неуклюжие сердца. Дохён уже было подбирает следующий неловкий вопрос для их провального разговора, как звонкий свист разрезает воздух и барабанные перепонки, точно пущенный в спину сюрикен. Седжон ошарашенно вздрагивает, а Дэн резко останавливается. Эхо разносится по пустому переулку, и Дохён оборачивается, прежде чем свист успевает окончательно затихнуть.
– Какие люди, и без охраны, – цедит сквозь зубы коренастый парень и делает ленивый шаг навстречу.
Седжон тоже останавливается и оборачивается на звук скрипучего голоса, слишком высокого для парня, который уже встает в вальяжную позу, запуская руки в карманы черной дутой куртки. Он зажимает фильтр сигареты передними зубами, а губы кривятся в токсичном оскале, будто с них вот-вот капнет яд. Двое его приятелей стоят по обе стороны, и вся эта компания явно не смахивает на студентов престижного Сеульского университета.
– Хан Гесан? – устало выдыхает Дэн, поворачиваясь к тройке всем корпусом.
…Узнал его.
– Дэн, ты же знаешь, что я больше не Хан Гесан. – Незнакомец утомленно закатывает глаза.
Ему не нравится слышать свое имя из уст Ким Дохёна.
– Что ж, Бам, тогда я больше для тебя не Дэн.
Седжон стоит чуть сзади, но даже с этого ракурса может наблюдать, как напрягаются скулы Дохёна. Стоило ей один-единственный раз прогуляться по закоулкам Сеула, как она уже влипла в неприятности. Еще пока не влипла, но от знакомых Дэна не исходит радужной ауры.
– Кажется, вы с дружком позабыли свое место, – шипит Бам, делая еще один шаг навстречу и выпуская через рот клубы густого дыма. – Я, конечно, знал, что крысы вездесущи, но не думал, что мы вот так просто встретимся. – Он разводит руки в стороны, окидывая взглядом переулок.
– А вы с дружками позабыли, что такое сломанные пальцы. – Дохён встает устойчивей: ноги на ширине плеч, а кулаки уже сжаты. – Ваши терки с Фугу меня не касаются. Так что отвалите.
Бам раздраженно проводит языком по нижней десне, скаля зубы, как дворовый пес, и еще раз затягивается.
– Зато я вижу кого-то поинтереснее, чем Фугу. – Он оценивающе смотрит за спину Дэна прямо на Лим Седжон, отчего у нее бегут мурашки по коже.
Она, конечно, подозревала, что в подворотнях можно встретить кого угодно, но чтобы это была шайка головорезов? Такое обычно только в фильмах показывают. Впрочем, не то чтобы Седжон проводила много времени в подворотнях.
Но она не из тех, кто показывает свою слабость. Тем более перед незнакомцем. Тем более перед этим низким парнишкой, который с нее ростом, а значит, по меркам парней, – низкий. Она лишь стоит и смотрит на него своим самым надменным взглядом, который только и есть у нее в запасе. И раздумывает: съязвить, выплескивая всю желчь на этого мерзкого парня, или промолчать.
– Это только между тобой и Фугу. – Дохён сверлит взглядом Бама. Ему не нравятся эти похотливые бесы в его зрачках. Знакомы они с этими парнями с давних времен, но сейчас кажется, будто они призраки из прошлой жизни. – Не надо впутывать в это меня, а тем более ее.
– О нет, Дэн. – Бам нехотя возвращает взгляд на Дохёна. – Не все так просто. – Он противно цокает языком, прежде чем спросить: – Ты хоть знаешь, каково это – сидеть в тюрьме?
Седжон непонимающе смотрит на Дохёна. Она не знает, о чем говорит Бам, но ей это не нравится. Очевидно, что между Дэном, Фугу и этой шайкой пробежала какая-то кошка. Седжон знает, что Дохён и Сонги имеют за плечами темные делишки, но она не предполагала, что там было что-то серьезное. Но, видимо, очень даже, раз Бам не просто угрожает им, а собирается отомстить.
– Нет, – равнодушно отвечает Дохён. – Но вы с дружками, кажется, сейчас поделитесь впечатлениями.
Седжон замечает, что друзья Бама подходят ближе, а их предводитель стоит от Дохёна метрах в четырех, не больше. Бам от злости сильно стискивает зубы и что-то перебирает в кармане. Седжон тут же подмечает это. Надо что-то делать, иначе у них с Дохёном будут проблемы. Под ложечкой начинает неприятно сосать, атмосфера за долю секунды накаляется до предела. И Седжон делает шаг к Дэну, чтобы стоять с ним рядом, но он не позволяет ей сдвинуться с места. Безмолвно преграждает путь рукой, вынуждая ступить не вперед, а за его спину. Сам же не моргая смотрит в бесстыжие глаза Бама, что уже затянуты пеленой ярости. Много обиды и злости сидит в душе этого парня, а один из виновников его страданий стоит прямо перед ним.
Дэн тоже улавливает движение в кармане Бама, но виду не подает.
– О-о-о, – скалится Бам, а его дружки уже стоят по обе стороны от него. – Сейчас ты узнаешь кое-что похуже. – Он задумчиво подносит свободную руку к подбородку и смотрит куда-то в сторону, явно отвлекая внимание Дохёна.
– Надо бежать, – еле слышно шепчет Седжон за спиной Дэна.
Едва заметный кивок выглядит так, словно Дохён лишь участливо кивает неприятному собеседнику, а не передает знак Седжон. Но это точно сигнал, и Седжон готова сорваться с места в любую секунду.
– Например? – Дэну плевать, он специально медлит, чтобы обдумать пути отступления, потому что вступать в драку, когда они вдвоем с Седжон, – не вариант.
Бам смачно сплевывает бычок в сторону, и на его лице появляется диковатая ухмылка. Он чуть поворачивает голову на дружков и усмехается:
– Парни, вы слышали? Мы его заинтересовали. – Парочка прыскает, словно их лидер сказал что-то смешное, а Бам снова поворачивается к Дэну. Никакой насмешки в его глазах больше нет, лишь злость. – Например, то, что люди делают с теми, из-за кого они оказались в этой самой тюрьме…
То, что с людьми делают в тюрьме, Лим Седжон так никогда и не узнает. Напряжение передается ей от Дохёна, стоящего к ней спиной. Но проходит доля секунды, и чья-то рука выдергивает Седжон из омута мыслей. В ушах стоит гул лишь одного слова.