– Бежим! – уже на ходу кричит Дохён, хотя Седжон и так со всех ног несется вверх по улице.
Сзади слышны крики шайки Бама, ругательства, угрозы и грохот подошв о холодный асфальт. Седжон видит краем глаза, как Дохён оборачивается, но сама смотрит только вперед, боясь, что если она сейчас хоть чуть-чуть сбавит скорость, то просто кубарем покатится обратно, ведь дорога идет в горку. Если они поднажмут, то потом им будет проще оторваться.
Всего несколько метров отделяют их от вершины.
– Быстрее, они догоняют! – В голосе Дохёна слышатся мольба и тревога.
Холодный ночной воздух заполняет разгоряченные легкие, а дыхание сбивается, но никто из них даже не думает замедляться. Ведь стоит замешкаться – конец. Дорога начинает круто идти вниз. Бежать быстро опасно, но им ничего другого не остается. Несутся со скоростью света по улице, словно в тележке с края обрыва, а затормозить нельзя, потому что нет тормозов.
Адреналин наполняет разгоряченные тела Дохёна и Седжон, которые со всех ног бегут по ночному переулку, держась за руки, а сзади раздаются крики с угрозами и мат. Кожа на руке Седжон мягкая и обжигающая. Такая горячая, что ладонь Дохёна будто плавится от этих прикосновений. Но он лишь сильнее сжимает ее ладонь, словно не боится, что она может прожечь в нем дыру. Это первый раз, когда он дотрагивается до нее, и на долю секунды ему хочется, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось.
Очередные крики долетают до его ушей, приводя мысли в порядок: сейчас не время для романтики, нужно выжить.
– Врассыпную, – командует он, толкая Седжон в узкий проулок между домами.
Отпускает ее руку, а сам бежит вниз по улице до следующего переулка.
Седжон на автопилоте влетает в маленький проход между зданиями, чудом не врезавшись в каменную стену. Спешит вглубь – в темноту – туда, где ее никто не сможет увидеть. Мышцы каменеют, ноги будто залили в бетон. Она прячется за огромным мусорным баком и слышит, как мимо проносятся три человека. По отдаленным голосам понимает, что Дохён свернул направо. Старается перевести дыхание, жадно глотая ртом воздух, и морщится, когда легкие и горло начинает жечь с новой силой, словно весь кислород на Земле закончился в эту самую секунду.
Здесь стоит отвратительный запах мусора и мочи, но Седжон сейчас все равно. Трясущимися руками она достает телефон из сумочки, которую чудом не выронила, и открывает карту района, ведь она понятия не имеет, как выбраться отсюда и как найти Дэна. Она сознает, что опасно, но бросить его одного на растерзание этой омерзительной тройке тоже не может.
Минуты тянутся бесконечно долго: сколько прошло времени, пять минут, десять, Дохён не знает. Он бежит сломя голову по узкому коридору между домами. Единственное, о чем он сейчас молится, – лишь бы впереди не было тупика. Если бы у Бама был пистолет, то он бы уже выстрелил, значит, у него в кармане лишь нож. С ножом Дэну будет проще справиться, но не в узкой подворотне и не одному против троих. Сейчас главное – запутать следы, а потом он найдет Седжон.
Никогда он еще не был так рад холмистой местности Сеула, как в тот момент, когда им удалось скрыться за пригорком прежде, чем ублюдки взобрались на вершину. Они не успели заметить, куда спряталась Седжон, поэтому все трое ломанулись за Дэном – он видел это, когда сворачивал в очередной переулок в пятидесяти метрах от укрытия Седжон.
Узкая дорога петляет словно змея между многоэтажками спального района. Прямо, налево, направо, снова прямо и дважды налево – очередной поворот, и Дохён уже видит впереди широкий проспект. Сейчас главное – выбежать на него и скрыться в толпе, окончательно сбить их со следа. Дэн надеется, что у Седжон хватит ума сделать то же самое. Он знает этот район: переулок, в который Дохён толкнул Седжон, точно выходит на главную дорогу. А по пути много закутков и узких проходов, где она сможет спрятаться, если услышит погоню. И если ей хватит ума. А Седжон точно хватит ума, он в этом уверен.
Если бы они были вдвоем с Фугу, то, конечно, бежать бы не стали, будь там хоть три человека, хоть пять. Но не с Лим Седжон. Рисковать ее жизнью он не станет, тем более зная, что от этих подонков можно ожидать чего угодно.
Не просто так Бам бросался громкими словами, не так просто скалился с пеной у рта. Много времени прошло со старшей школы, и не для всех оно смогло стереть следы былых «подвигов». Не у всех были связи, чтобы очистить свое имя и выйти сухим из воды. У Фугу с Дэном – да, у Бама и остальных – нет.
Не добегая до широкой улицы метров десять, Дохён останавливается, чтобы перевести дух. От сбившегося дыхания содрогается все тело – ноги неистово гудят, а мышцы словно свинцовыми стали. Упирается руками в чуть согнутые колени, наклоняется вперед и громко дышит, не сводя взгляда с того самого поворота, откуда с минуты на минуту покажется неистовая тройка.
Глотает воздух пересохшими губами, словно это вода, а он в пустыне, и морщится оттого, что в легкие будто раскаленное железо вливают. Слышит топот тяжелых кроссовок вдалеке и начинает не спеша отступать спиной назад. Сердце ломает грудную клетку, Дохён делает очередной глубокий вдох и уже собирается снова сорваться с места, как кто-то хватает его за локоть и втаскивает в зазор между домами.
Дэн ошарашенно смотрит, как Лим Седжон прижимает указательный палец к своим губам и тащит его в темный закоулок под лестницей, ведущей к черному ходу какого-то заведения. Свет сюда почти не попадает, а значит, тени не смогут их выдать.
Звуки шагов приближаются, словно вбивая сваи в барабанные перепонки. Но Дохён их не замечает: слышит лишь, как сердце колотится уже где-то под корнем языка. И задерживает дыхание, когда мимо их поворота проносится ненавистная троица. Слышится возня – остановились. Обсуждают, что следует разделиться и бежать в разные стороны.
Скорее всего, они попытаются найти в толпе людей похожую светлую макушку и будут гнаться за несчастным бедолагой, который случайно окажется не в том месте не в то время. Либо вернутся обратно и будут прочесывать все закутки, что маловероятно – так бы сделали Дэн с Фугу, но не шайка Бама. Эти ребята никогда не отличались умом и сообразительностью. Остается надеяться, что за последние несколько лет ничего не изменилось.
Седжон зажмуривает глаза и закрывает себе рот рукой, чтобы не издать лишнего звука и не выдать своего укрытия. Кажется, она тоже перестала дышать. Секунды тянутся мучительно долго, и как только Бам и его приспешники покидают переулок, Седжон убирает руку и с шумом выдыхает. Поднимает глаза на Дэна, который стоит сейчас вплотную к ней и улыбается.
…Она впервые искренне улыбается Ким Дохёну.
А он стоит и смотрит на нее сверху вниз: на каштановые волосы, которые в этом освещении выглядят черными, как нефть, дорогая и бесценная; на светлые глаза, серую радужку которых видно даже в темноте; на раскрасневшиеся щеки и на небольшую ямочку на левой щеке. Дохён еще не до конца осознает, что сейчас произошло и что он еще не начал дышать.
– Как ты догадалась, где я? – на выдохе спрашивает он, не повышая голоса.
– У меня есть телефон с интернетом, – пытаясь отдышаться, отвечает Седжон. – А еще я умею пользоваться картой. Улица, на которую ты меня толкнул, выходит на проспект. Я услышала, как они кричали, что ты побежал направо. Я подумала, что ты побежишь в людное место, чтобы смешаться с толпой. – Она мыслит точно так, как и надеялся Дэн. Слова даются ей с трудом, и Седжон жадно глотает воздух. – Я бежала со всех ног. Думала, что не успею тебя перехватить. А еще хуже – столкнусь нос к носу с этими придурками. Я еле успела тебя поймать. – Она морщится, прижимая ладонь к левому боку, и чуть сгибается, практически утыкаясь шоколадной макушкой в мокрую от пота и растянутую от времени футболку Дохёна.
В нос ударяет запах ее кондиционера для волос. Что это – лен, василек, липа, – он не знает, но ощущает себя не под грязной лестницей, а на цветочном поле. Запах приятный, яркий, но ненавязчивый. Именно такой, какой может быть присущ пчелкам-медоносам. Дохён молчит, полминуты переваривая сказанное только что Седжон и то, что им удалось спастись. А она выпрямляется и смотрит ему в глаза, демонстрируя эту, неизвестную доселе ямочку. Взгляд Седжон с трудом фокусируется на лице напротив – явно перенервничала и не может сосредоточиться на чем-то конкретном. Беспорядочно мечется по медовому лицу Дохёна, будто считает маковые зернышки родинок, хаотично рассыпанные по его лицу. Не замечает, как он отчаянно пытается перехватить взгляд серых глаза своим и хоть на мгновение удержать зрительный контакт.
От Пак Джуын тоже пахло цветами, но они были приторными. Слишком навязчивый запах. Слишком притворный и двуличный. Должен тебя одурманить, но от него только воротит еще больше.
Между ним и Седжон практически нет свободного пространства – лишь запах капучино с лавандой. Точно – это лаванда.
Седжон что-то бормочет про моральный облик хулиганов и совершенно не замечает, как сейчас на нее смотрит Ким Дохён. А он смотрит так, словно впервые видит.
Растрепавшиеся от бега волосы и разгоряченное лицо, широко распахнутые глаза и звук еще не восстановившегося дыхания. Взгляд больше не холодный – она не смотрит с пренебрежением исподлобья, как делает это изо дня в день. Сейчас Лим Седжон не походит на королеву пчелиного улья, от взгляда которой хочется поскорее избавиться. Она кажется маленькой беспомощной букашкой – совершенно безобидной. Словно божья коровка, которую можно заметить в абсолютно неожиданных местах, где ее и вовсе быть не должно. Это вызывает улыбку. Седжон не придает этому значения, но уголки губ Дохёна непроизвольно ползут вверх.
Расстояния между ними так мало, что Дохён буквально слышит, как стучит сердце у Седжон под ребрами, словно чечетку отбивает. Его сердце тоже готово вырваться из груди, и Дэн уже не уверен, что это из-за пробежки или страха.
От Седжон пахнет чем-то сладко-горьким и терпким. Кофейными зернами. И нотками лаванды. Но это не из-за кофе, который он сварил для нее в знак примирения. Похоже, это ее естественный запах. Или спрей для тела. Или кондиционер для волос. Дэн не знает, но это тот аромат, который ей действительно подходит. Так пахло у нее в комнате, когда аджума принесла им травяной чай.