В доме семьи Лим готовкой занимается аджума, поэтому никаких проблем с поиском еды Седжон никогда не испытывала. А тут вынуждена буквально добывать ее, как пещерный человек.
В шкафу тоже пусто: ни овсяных хлопьев, ни печенья, ничего. Лишь полупустая упаковка риса да засохшие цельнозерновые хлебцы, которые явно уже давно пора выбросить.
– Ты чего расшумелась с самого утра? – Седжон вздрагивает и оборачивается на хриплый заспанный голос. – Ты видела, сколько времени? – Ынгук серьезно недоволен, что его разбудили так рано в выходной день.
Седжон не заметила спящего на диване в горе мусора Ынгука, который сейчас раздраженно морщится, выглядывая из-за подлокотника дивана. Она так сильно проголодалась, что даже не подумала, что в комнате кто-то может находиться.
– Прости, я не думала, что тут кто-то спит, – извиняется она, аккуратно прикрывая дверцу.
– Я тут сплю по твоей милости. – Он нехотя садится на край дивана и жмурится от яркого утреннего солнца, лучи которого освещают гостиную. – Все тело затекло. Если бы не ты, то я бы спал на мягкой кровати Чонсока и горя бы не знал.
– Еще раз извини.
Ынгук протирает заспанные глаза и тянется к журнальному столику за очками. Он все еще стесняется их, но зрение совсем стало его подводить.
– Черт, выглядишь не так, как в универе, – словно прозрев, восклицает он, видя теперь Седжон предельно четко.
Растянутая футболка Дэна, лохматые волосы, которые практически выпали из пучка. Лицо все еще припухшее и без привычного макияжа, который обычно искусно его подчеркивает. Седжон опирается руками о барную стойку и фыркает куда-то в сторону:
– Я сделаю вид, что ты этого не говорил. – Она обиженно отворачивается, доставая единственное, что нашла в шкафу, – чистый стакан.
Радует, что хотя бы кран с фильтрованной водой в этой квартире все-таки есть.
– Не обижайся. – Ынгук поднимается с места и идет в сторону Седжон, которая уже наполняет водой кружку. – Я имел в виду, что ты просто непривычно выглядишь по сравнению с тем, к чему я привык.
– А к чему ты привык? – Она поворачивается к нему, продолжая набирать воду.
– Что к тебе подходить опасно, – пожимает плечами Ынгук и встает в паре метров от нее, опираясь спиной на высокую столешницу барного острова.
– Вот ты подошел и не умер. – Седжон делает глоток и принимает зеркальную позу. – И как ощущения?
– Скажу честно – необычно, – слегка улыбается он, но Седжон смотрит более чем равнодушно, так, как привык Ынгук. – Не думал, что мы когда-то окажемся с тобой один на один. Да еще и в квартире Дэна.
– Почему это для тебя так странно?
– Потому что мы как из разных миров. – Седжон вопросительно смотрит, и он поясняет: – Вы с подружками где-то на вершине. – Он интонацией выделяет последнее слово и добавляет: – А мы – простые букашки.
– Так вот откуда крылья у пчел растут. – Теперь ей понятно, от кого пошли эти идиотские метафоры про королев улья.
На лице Ынгука читается легкое замешательство: не ожидал, что Седжон осведомлена о том, как их с подругами называют за спиной.
– Черт, Дэн проболтался, что ли? – Он даже не пытается отмазаться. Гордится этой метафорой, что уже, будто настоящее жало, въелась под кожу студентов Сеульского университета.
– Я тебе этого не говорила. – Она заговорщически смотрит в ответ, скрывая легкую улыбку за глотком воды.
Если с Сонги ей уже не раз доводилось общаться без участия Дохёна, то вот с его вторым другом она наедине впервые. Для них обоих это очень интересный и непривычный опыт.
– Ты что-то искала? – Ынгук резко решает сменить тему, кивая на холодильник.
– Я есть хочу, но тут ничего нет. – Она с сожалением окидывает взглядом пустые шкафы.
Ынгук лишь ухмыляется и открывает шкафчик, в котором Седжон уже все проверила и ничего съедобного не нашла. Достает оттуда три пачки рамёна и швыряет на столешницу рядом с раковиной. По-хозяйски лезет куда-то в нижний ящик, вынуждая Седжон сдвинуться в сторону, и достает небольшую кастрюлю. Седжон негодующе следит за каждым его движением, и когда Ынгук показывает на плиту, она не выдерживает, перекрывая ему рукой дорогу и не позволяя включить конфорку.
– Вы что, едите это на завтрак?
– Когда больше ничего нет, то да. – Он опирается одной рукой о столешницу, наклоняясь к Седжон неприлично близко.
Ее обдает амбре вчерашнего пива, и Седжон непроизвольно задерживает дыхание, но с места не думает двигаться. Продолжает с вызовом смотреть в ореховые глаза Ынгука, показывая свою непреклонность.
– А гастрита не боитесь? – Из ее уст это звучит не как упрек, а как настоящая угроза.
– Не переживай, от одного раза ничего не будет. – Ынгук не выдерживает первым и отстраняется, наливая воду в кастрюлю.
Лим Седжон, может, и считает рамён едой, не подходящей для первого приема пищи, но желудку, который уже скрутило в три узла, все равно, что в него поместят. Ворчание ее живота вызывает у Ынгука очередную грубоватую ухмылку. Он уже ставит кастрюлю на конфорку, и никто ему больше не препятствует. Гук вскрывает одновременно две упаковки лапши, ожидая кипящих пузырьков.
– Я все три не съем, – сообщает Седжон, изучая состав на последней пачке.
– Это не тебе одной. – Ынгук выхватывает у нее из рук упаковку рамёна и ловко раскрывает. – Тут вообще-то еще я есть.
– А третий зачем? Дохён еще спит. – Она осматривает комнату в поисках хозяина квартиры, убеждаясь, что тот еще не проснулся.
– Один тебе и два мне, – просто поясняет Ынгук, засыпая специи в кастрюлю.
– Не лопнешь? – безразлично хмыкает она, опираясь спиной на барную стойку и скрещивая руки на груди.
– Эй! Нормально же общались, зачем грубить?
– А что тут такого? Ты ведь посчитал нужным прокомментировать мой внешний вид, – небрежно пожимает плечами Седжон, готовая отразить любой выпад в свою сторону.
– Я не имел в виду ничего плохого. – Закончив с распотрошением упаковок, Ынгук поворачивается к ней и принимает зеркальную позу. – Просто ты выглядишь по-другому, непривычно для меня. В этом нет ничего плохого. Так ты смотришься безвредной.
– А обычно я тебе врежу? – вопросительно дергает бровью Седжон.
– Ай, да я не это имел в виду, – обессиленно опускает руки Ынгук. – Просто я не люблю… – осекается он.
– Договаривай, – тяжело вздыхает она, уже предвкушая то, что сейчас услышит.
– Ты обидишься. – Он чуть наклоняет голову вправо, изучая непроницаемое лицо Седжон.
Еще вчера Ынгук имел четкое мнение относительно этой особы. Но сейчас он уже сомневается, подходит ли она под то определение, которое отчего-то не хочется произносить вслух.
Сейчас Лим Седжон выглядит безобидной: в этой огромной футболке, растянутых штанах, одна штанина которых закрывает ее стопу, а вторая оголяет икру. Нелепая прическа и припухлость делают ее лицо похожим на детское. Ынгук не видит следов вчерашних слез, а лишь подмечает, что без макияжа она выглядит намного дружелюбнее, чем в коридорах Сеульского университета.
– Говори, – мягким тоном просит она, не разрывая зрительного контакта.
Когда Седжон так испытующе смотрит, то любой не выдержит напора, а тем более такая ранимая творческая душа, как у Чон Ынгука. Хоть он и всегда прежде старался показаться перед Седжон грубым и незаинтересованным, но это тоже маска. Защитная реакция. Он совсем не такой, просто сначала не одобрял связь Дэна с ней, а теперь и вовсе стесняется Седжон.
– Я не люблю стерв, – все-таки произносит он и слегка прикрывает глаза, словно боится ее реакции.
– Я тоже, – отвечает Седжон. Не удивлена и не обижена. Молча отталкивается от барной стойки и заглядывает за спину Ынгука, который непонимающе смотрит на нее в упор. – Уже можно есть?
Она хотела сбежать подальше из хрустальной тюрьмы, в которой лишь один страж, и он хуже любого палача. Найти безопасное место, которое послужит укрытием от бесконечной тревоги и страха. И получила его в том месте, куда не думала возвращаться.
Утренние лучи солнца ярко освещают комнату, а из приоткрытого окна вместе с прохладным воздухом уже проснувшегося города долетают звуки машин и мимолетные голоса пешеходов. Квартира заметно проветрилась после вчерашних посиделок, и Седжон слегка ежится от сквозняка, который уже ощутимо тянется по полу.
Седжон чувствует умиротворение, наблюдая, как сонный Дохён пытается воровать рамён у Ынгука из-под носа. И вспоминает о Джеджуне впервые за утро, лишь когда в кармане широких мужских штанов вибрирует телефон. Сознание тут же проясняется, а в животе колет знакомое беспокойство.
Она достает мобильник и облегченно вздыхает, когда среди непрочитанных со вчерашнего вечера сообщений не находит ни одного от старшего брата. Пока Дэн жалобно просит Ынгука покормить его и буквально вырывает у друга из рук миску с лапшой, Гук жадно запихивает в рот еду, не желая больше делиться. Парни ругаются на всю кухню, словно это не дешевая лапша, а белые трюфели.
Седжон больше не обращает на них внимания, проверяя непрочитанные сообщения. В общем чате переписка между подругами в самом разгаре: Ханна возвращается из похода после обеда и готова провести остаток выходного в клубе, Миён зовет всех на шопинг за новым нарядом для вечеринки, а Джуын быстро соглашается на это.
Далее следует пересказ от Джуын о вчерашнем свидании с Ким Дохёном, который в этот момент уже нагло ворует лапшу у самой Седжон, пока та сосредоточенно читает эсэмэски, не спеша пережевывая рамён. Не дочитывает переписку до конца, избавляя себя от нежелательных подробностей, и наконец открывает следующее сообщение, которое увидела самым первым, но умышленно оставила напоследок:
Привет, соседка. Есть планы на сегодня?
На часах только десять, а ощущение, что уже за полдень перевалило. Словно именно в это воскресное утро весь город решил встать пораньше.
К чему вопрос?
– тут же отвечает она, игнорируя приветствие, ведь действительно желает знать, что от нее понадобилось Мин Сонги с утра пораньше, да и еще в выходной. Вряд ли же он хочет предложить снова прокатиться на автобусе до университета, где у них сегодня нет занятий.