Второй звонок, и Седжон наконец открывает дверь, встречаясь с пронзительным взглядом Фугу, который смотрит на нее из-под волнистой челки.
– Я уже решил, что ты передумала. – Он приподнимает один уголок губ, проходя в квартиру. Фугу ни разу еще не был здесь, но почему-то представлял себе все именно так: светло, сдержанно и лаконично.
Седжон бы назвала квартиру убийственно мрачной, и дело далеко не в освещении, которого хоть отбавляй. Нет ощущения жизни в этих стенах.
– Ты слишком нетерпеливый, – ехидничает она, сбрасывая с ног домашние тапочки.
– Если дело касается тебя, то я готов ждать сколько угодно, – спокойно произносит Сонги, протягивая ей коробку, которую все это время держит в руках. – Уверен, что удобнее обуви у тебя точно нет.
Седжон удивленно смотрит на подарок, а затем переводит взгляд на гостя:
– Это что?
Чувствует в пальцах легкое покалывание. Может, из-за волнения перед тем, что ждет ее, когда она выйдет с Сонги за пределы их жилого комплекса. А может, от слов, что он произносит низким голосом, пробирающимся под самую кожу:
– То, что позволит тебе не стереть сегодня ноги в кровь.
Он сует ей в руки коробку, и Седжон приподнимает крышку, видя внутри новые черные вансы. Она косится на ноги Фугу, на которых красуются точно такие же кеды с фирменными белыми полосками по бокам.
– Ты их сам разнашивал, что ли? – вопросительно приподнимает она бровь, сомневаясь в правдивости его заявления.
Мозоли на пятках еще до конца не зажили, чтобы она могла смело прыгать в очередную новую пару обуви.
…А может, это ноет ее сердце – Дохён растоптал его тем вечером.
– Ну, почти, – смущается Фугу, потупив взгляд.
Он купил парную обувь еще в тот день, когда Седжон отказала ему в первый раз. Не хочет признаваться, что заплатил своей домработнице, чтобы та все это время ходила по дому в кедах, разнашивая их для Седжон.
…Та среда многое изменила не только для Седжон.
– С чего ты взял, что это мой размер? – все еще протестует она, не решаясь принять подарок. – Ты ясновидящий?
– Скорее уж слабовидящий. – Он подносит указательный палец к правому глазу, намекая на контактные линзы. – Просто заметил размер на твоих ботинках, пока мы тогда ехали в лифте.
Чертова среда, когда Седжон опозорилась и ее – босую и хромую – от такси до подъезда провожал Мин Сонги, одолжив гигантские шлепки. Она никогда не забудет тот день.
Услышанное не может не удивить, ведь с чего ему было обращать внимание на такие детали, как размер обуви?
– Примеришь? – с надеждой спрашивает он, кивая на приоткрытую коробку и запуская руки в карманы коричневой дубленки.
Сонги сейчас совсем не похож на того, кто может всыпать любому по первое число за косой взгляд или лишнее слово. Именно такие слухи ходят о нем по университету. Студенты распускают про сына знаменитого адвоката несусветные байки, а Седжон вот так просто впустила его в свой дом.
Сонги стоит и излучает спокойствие и доверие. Высокое горло черной водолазки скрывает татуировку на шее, а больше ничего и не выдает его приближенность к чему-то бунтарскому. Разве что темные джинсы с огромными небрежными дырками на бледных коленях. Правда, такие джинсы уже не первый год в моде – ими сейчас никого не удивить.
Но слухам Седжон верить не спешит: их с подругами тоже частенько обсуждают, особенно если на выходных была очередная тусовка. Седжон так до конца и не понимает, что чувствует к Фугу и что он сам думает на ее счет. Зачем вообще все это и как они дошли от стадии незнакомцев к тем, кто собирается на свидание?
Это ведь свидание? Потому что парная обувь намекает именно на это.
Седжон нерешительно примеряет вансы, которые садятся как влитые, а в голове крутится лишь одно: они идут на свидание.
– Госпожа, – подает голос аджума, появляясь в прихожей. – Кажется, вы вчера обронили в гостиной. – Она протягивает Седжон раскрытую ладонь, в которой поблескивает тонкая цепочка из белого золота.
Седжон машинально проверяет запястье и не обнаруживает там украшения. Несколько звеньев деформированы, и браслет порван чуть левее застежки. Видимо, не выдержал крепкой хватки Джеджуна.
Она тут же вспоминает, что произошло вчера, и чувствует, как во рту рассыпается сухой цемент. Неприятно и больно. Хочется стереть эти воспоминания из памяти, но это невозможно.
Браслет дал трещину, как и их дружба, которая уже давно начала сыпаться, будто карточный домик, но все игнорировали это. Седжон уже давно чувствует, словно находится на картине «Последний день Помпеи» и пытается не обращать внимания на извержение Везувия.
– В понедельник я отнесу его к ювелиру, – заверяет аджума, убирая украшение в небольшой кармашек на белом фартуке.
– Не стоит, – останавливает ее Седжон. – Отнесите его в мою комнату. Только спрячьте сразу в шкатулку, чтобы кот не украл.
На лице женщины читается удивление, но она не возражает. Лишь кивает и говорит, что все сделает, как она скажет. Подает Седжон сумку, провожая их на прогулку.
– Хорошего свидания, – желает аджума, закрывая за Седжон дверь.
Только в этот момент Седжон осознает, что они с Мин Сонги действительно идут на свидание.
Договариваясь о встрече, они так и не обозначили ее мотивы. Сейчас, стоя в лифте в подаренных Фугу кедах, Седжон чувствует, как внутри все замирает от волнения. Словно она опять в средней школе и тот самый симпатичный одноклассник предложил проводить ее до дома.
Из-под черной шапки Фугу торчат отросшие темные пряди, а в каждом ухе по два серебряных кольца. Дохёна она как-то заставила снять все серьги, но это было для Пак Джуын. Седжон же не видит в пирсинге ничего криминального, разве что избавилась бы от дурацкой шапки. Но эти мысли она оставит при себе.
– Это ведь не свидание? – решает уточнить она, пока Сонги придерживает для нее дверь, ведущую на шумную улицу.
Не повел на парковку, где стоят черный «Ягуар» и уже покрывшийся пылью вишневый «Хёндай».
– Наша безобидная прогулка может стать свиданием в любой момент, – ухмыляется он, идя рядом с Седжон. – Но только если ты сама этого захочешь.
Седжон не может понять по его интонации, шутит Сонги или говорит на полном серьезе. Его неоднозначная улыбка сбивает с толку.
– Значит, это просто прогулка, – решает придать ясности она.
– Как скажешь, – пожимает плечами Фугу, опуская взгляд на их одинаковые кеды.
Он чувствует, что не может контролировать мышцы на своем лице, которые расползаются в разные стороны в дебильной улыбке. Что бы Сонги ни говорил друзьям, он всегда знал о существовании своей соседки с пятнадцатого этажа. Еще четыре года назад, когда семья Лим только переехала в их дом, он впервые столкнулся с Седжон в лифте. И та Седжон мало чем отличается от нынешней: такой же слегка надменный взгляд, те же каштановые волосы, рассыпанные по плечам. Только одета она была не в брендовые шмотки, а в бордовую школьную форму частной школы, куда ее отвозил каждое утро личный водитель, пока у Седжон не появились права. Сонги не знал ее имени, не знал, кто ее семья и почему они переехали в Каннам. Знал лишь, что их квартира находится на этаж выше, и если столкнуться с Седжон в подъезде, то она уважительно кивнет и выдавит «добрый день».
Какие-то подробности о ней Сонги начал узнавать лишь тогда, когда по Сеульскому университету разнесся слушок, что на одной из вечеринок некая Лим Седжон вылила на голову президента студсовета коктейль и воткнула в его мелированную челку зонтик. Свидетелей в клубе было много, поэтому уже на следующий день весь универ был осведомлен о том, что Хван Инсу назвал Седжон холодной стервой, которая только строит недотрогу, стараясь набить себе цену. Вместе с этими словами он сунул руку ей под юбку, после чего его крашеная голова и новая рубашка оказались пропитаны виски с колой, а два пальца на руке – вывернуты под неестественным углом.
Сонги припоминает, что примерно с этого момента и началась слава пчелиных королев. Дохён тогда уже был в академическом отпуске, поэтому узнал о знаменитой четверке лишь по возвращении. Зато Фугу наконец-то смог выяснить имя соседки, которая оказалась дерзкой девчонкой, заработавшей репутацию главных стерв для себя и подруг.
И Фугу уяснил, что если он не хочет повторить судьбу Хван Инсу, который прямо с вечеринки отправился в травмпункт вправлять пальцы, вывихнутые Ханной Ван, после инцидента с рукой под юбкой, то не стоит навязываться той, кто в его внимании вовсе не нуждается. Но потом Дэн вернулся в университет и увидел на лужайке кампуса красавицу Джуын. Сонги всегда считал ее самой безобидной из всей четверки. Она казалась ему самой обычной: ей просто повезло удачно устроиться под крылом более авторитетных и сильных подруг.
Если про остальных троих он еще хоть что-то когда-то слышал, то Пак Джуын была для него темной лошадкой. Эта вся аура загадочности и напускной эстетики глубокой творческой личности, которую Джу выпячивает в соцсетях, вызывает лишь отвращение. Люди, которые слишком сильно пытаются казаться кем-то, чаще всего таковыми не являются. И когда Сонги услышал, что Дохён заинтересовался ею, то даже не стал ничего комментировать. Если Дэн вбил себе что-то в голову, то не отступится, пока сам не осознает, в какое дерьмо вляпался. Так было всегда, и с годами ничего не изменилось.
Седжон же, напротив, вызывает интерес. Наблюдая за ней со стороны, Сонги начал замечать, что хочет чаще сталкиваться с ней в лифте. Хочет задавать вопросы, что сбивают ее с толку – рушат образ закрытой и неприступной. Он чувствует внутренний подъем от того, что сейчас она идет рядом и бормочет о том, как быстро пролетает осень.
– Мы прошли остановку, – подмечает Седжон.
– Да, такой был план, – спокойно говорит он, не останавливаясь.
– У тебя был план? – Она сверлит его взглядом, и Фугу это чувствует.
– Он и до сих пор есть. – Он переводит уверенный взгляд на Седжон. – И я буду его придерживаться.