Неопределенность, которую невозможно решить с помощью правила Лопиталя или разложением в ряд Тейлора, о которых всегда талдычит Седжон. Какой подход найти, чтобы решить это уравнение? В данный момент Дохён не может дать на это ответ. Он даже не может ответить на простецкий вопрос, который задает ему Седжон прямо сейчас, потому что он не слушает ее вовсе. Точнее, слушает, но не слышит. Поэтому очухивается, лишь когда она бьет его по ноге носком ботинка под столом.
– Хватит витать в облаках, у нас полчаса всего осталось, – строго произносит она, поворачивая к нему планшет и повторяя свой вопрос.
Но Дохён снова не вникает в суть занятия. Он лишь неотрывно смотрит на нее, поражаясь, как его угораздило втрескаться, будто школьника. Раньше он не говорил ей о своих чувствах, только безобидно флиртовал. Но это было еще до того, как он сам понял, что влюбился. Что она тогда ему отвечала? Дэн смутно припоминает их первые занятия, ведь прежде его мысли были поглощены совершенно другой девушкой. Если бы он мог вернуться в прошлое на несколько месяцев, то хорошенько бы треснул этой версией себя по башке. Чтобы одумался и не тратил время впустую, желая заполучить девушку, которая совершенно того не стоит.
– Как свидание? – Дохён не отвечает на ее вопрос, потому что его интересует кое-что другое.
…Кое-кто другой.
– Какое? – хмурится она, но взгляда от планшета не отрывает. Поняла уже, что от Дохёна толку мало, поэтому ищет пример, который поможет прояснить вопрос, что так нагло проигнорировал Дэн.
– Ну твое, в эти выходные, – поясняет он, продолжая с любопытством разглядывать Седжон.
– Хорошо, – небрежно бросает она. Ей не хочется делиться откровениями. Тем более о свидании с Фугу. Тем более с Ким Дохёном.
Но он игнорирует нотки раздражения в ее голосе. Для него это не по-настоящему – игра, в которую он сам решил сыграть, а теперь уверовал, что Седжон ему подыгрывает. Потому что невозможно осознать то, что девушка, которая теперь прочно засела в его голове и стала буквально частью его жизни, принадлежит другому. Да Дэну просто крышу сорвет, если он узнает об этом. Поэтому он даже мысли такой не допускает. Но Седжон и так не собирается ему об этом говорить, хотя у нее совсем другие мотивы.
– Чем занимались? – нагло спрашивает он прямо в лицо, потому что ему доставляет удовольствие наблюдать, как она нервно придумывает отговорки. Ведь в его системе координат предельной точкой является их соединение. Дохёна и Седжон, а не Седжон и какого-то мнимого парня.
Дэн действительно не придает значения ее словам о свидании и продолжает глупо лыбиться, с трудом сдерживая уголки рта, которые самопроизвольно ползут наверх. А Седжон вздыхает, продолжая искать пример.
– Гуляли, ели, общались. – Она не понимает, какие еще подробности ему нужны. – Потом он меня проводил, и мы поцеловались. Обычное свидание. – Не найдя нужного примера на развороте, она переворачивает очередную страницу, не поднимая на Дохёна глаз. – Зачем интересуешься?
– Да так просто. – Дэн облизывает уголок губ, чувствуя сладость кока-колы. – Он хороший парень? – В его голосе слышится издевка.
– Да, он очень хороший, – отстраненно отвечает она.
Пауза длится буквально пару секунд.
– Лучше меня? – спрашивает Дохён, и Седжон на миг замирает, смотря куда-то мимо тетради.
Она думала, что уже окончательно смогла переключиться на Сонги. Забыться рядом с ним, принять его чувства и взрастить собственные. Не думать о других, а отдаться лишь эмоциям, позволяя им впервые взять верх над собой.
…Думала, что забыла Ким Дохёна.
Почему тогда сердце сейчас летит с бешеной скоростью куда-то под стол, где она нервно трясет ногой, потому что эти монотонные движения могут хоть немного заземлить ее? Почему к горлу подступает неприятный ком, который хочется запить, а стакан с лавандовым капучино, как назло, уже успел опустеть?
– Мне не с чем сравнивать, – отвечает она, боясь, что голос может предательски дрогнуть.
Седжон начинает шуршать страницами, страшась посмотреть Дохёну в глаза. Он смущает ее, хоть и не должен этого делать. Он заинтересован или ей лишь кажется? Почему она вообще сейчас об этом думает, когда должна была окончательно выбросить его из головы?
– Может, тогда сходим на свидание и ты сравнишь? – Прямолинейность Дэна грозится пробить грудную клетку Седжон. Сердце в одно мгновение взлетает от пяток под самое горло и теперь пульсирует, что есть сил разгоняя кровь по венам.
– А может, ты уже наконец-то выучишь метод замены переменных? – Она разворачивает к нему тетрадь и тычет пальцем в пример, чуть подаваясь вперед.
Дэн отрывает взгляд от ее лица, переводя его на строчки, куда указывает Седжон наманикюренным ногтем. Нет, это не те пальцы, к которым он привык: маникюр потрескался и лак откололся в некоторых местах. Сами ногтевые пластины короткие – не такие, какие были в их первую встречу. Кисть Седжон дрожит, но не похоже, что ей холодно, ведь она одета в толстовку с длинным рукавом.
Лим Седжон не носит толстовки – она носит пиджаки. Когда она так изменилась? В последний раз, когда Дохён видел ее в универе в пятницу, она выглядела как с обложки журнала. Всего два дня прошло, а словно целая вечность. Дэн так желал ее поскорее увидеть, смотрел все занятие влюбленным взглядом, не отрываясь, но только сейчас замечает какие-то детали.
Рукав кофты чуть приподнимается, и из-под него выглядывает тонкое запястье, на котором обычно поблескивает цепочка из белого золота. Вот только нет того холодного блеска, есть лишь неровное зеленеющее пятно, которое приводит Дохёна в ужас. Все мысли о том, что еще минуту назад он собрался с духом и попытался пригласить ее на свидание, улетучиваются. А о решении интеграла вообще речи теперь быть не может.
Дохён тут же выпрямляется, хватая Седжон за ладонь одной рукой, а второй задирает рукав до самого локтя. Целая россыпь сине-зеленых гематом украшает ее предплечье. На фоне бледной кожи они кажутся еще более устрашающими и зловещими. Что с ней могло случиться? Дохён не примет ответа, что Седжон просто зацепилась о косяк. Ее хватали за руки, да с такой силой, что теперь Дэн лицезреет прямое доказательство физического насилия.
– Что ты делаешь? – Она пытается освободить руку, а второй старается натянуть ткань обратно. Скрыть эту позорную картину от посторонних глаз. Сделать вид, что Дохёну все показалось. Вот только ему не показалось.
Дэн ловко перехватывает и вторую руку, открывая себе обзор на последствия вчерашней ссоры Седжон со старшим братом. Он игнорирует ее попытки вырваться, лишь ошарашенно бегает глазами от одного пятна к другому, словно надеется, что ему все это мерещится.
Седжон снова пытается освободиться, но он удерживает ее.
– Что это? Что это, черт возьми, такое?
– Дохён, отпусти. Мне больно, – скулит она, потому что не хочет, чтобы он это видел.
…Чтобы он об этом знал.
Но это не физическая боль – душевная. Тело до сих пор ломит от ударов ремня Джеджуна. Но эта боль – абсолютно ничто по сравнению с тем, как сейчас кровоточит ее сердце. Губы начинают непроизвольно дрожать, а дыхание сбивается. Паника берет верх, и Седжон не знает, куда себя деть.
Только сейчас Дохён видит ее настоящей – так давно этого хотел, а теперь в ступоре от увиденного. Розовые очки сорвало с его лица шквалом порывистого ветра. И, с трудом отрывая взгляд от кровоподтеков, он поднимает глаза на ее лицо.
Кожа бледная, но не фарфоровая, как обычно, а болезненная. Ни капли макияжа, что скрывал бы темные круги под глазами. И это не взгляд, измученный переутомлением. Нет, это взгляд, измученный жизнью. Волосы Седжон больше не струятся по плечам – она остригла их. Но сейчас ее новая прическа не кажется такой роскошной, как в пятницу. Пряди больше не отливают ни шоколадом, ни закатным солнцем. Из них словно выкачали все то тепло, которое так манило. Они как увядающие гниющие осенние листья, из которых исчезли все краски.
Седжон молчит и боится пошевелиться. Будто, если она станет незаметной, Дохён сможет развидеть картину, что перевернула его сознание. Она лишь смотрит в его каре-зеленые глаза, а страх того, что он может прочитать ее мысли, просто уничтожительный.
– Я спрашиваю, что это такое? – Дохён смотрит на нее в ответ, а вокруг серых радужек уже поблескивает предательская влага, превращая ее глаза в ледяное стекло.
Цепенея от незнания того, как лучше поступить – сказать правду или солгать, – Седжон вовсе не шевелится. Она даже не дышит. Ведь одно неловкое движение, и первая капля скатится по ее щеке, оставляя за собой выжигающий душу след. И Дохён замечает это, поэтому чуть сильнее сжимает ее ладонь, но лишь для того, чтобы показать, что ему можно доверять.
– Это не твое дело. – Она наконец освобождается от его хватки, но и Дэн не удерживает ее больше. Он лишь наблюдает за тем, как Седжон поспешно спускает рукава, вновь скрывая под ними следы того, о чем бы хотела навсегда забыть.
– Кто это сделал? – Он еле сдерживается, чтобы не закричать на все кафе. Когда он узнает, кто посмел тронуть ее – кто посмел подумать, что имеет на это хоть какое-то право, – Дохён его просто по стенке размажет! – Если это твой выдуманный парень, то я убью его! – И слова эти полны решимости.
Лучше бы это был ее парень. Лучше бы это был кто угодно, лишь бы не Джеджун – последний родной человек, который у нее остался.
…И остался ли вообще.
– Это мой брат, – еле выдавливает из себя Седжон и больше не может сдержать слез.
Она больше ничего не может сказать. Даже в глаза Дохёну смотреть не может – и так продержалась слишком долго. Она опускает голову, пытаясь скрыться за растрепавшимися волосами, которые неприятно липнут к влажным щекам.
Седжон не хотела, чтобы кто-то узнал. Настолько долго хранила эту тайну в себе, что, кажется, никому вот так в лицо об этом никогда не говорила. Да и знает об этом лишь Сокчоль. Еще Тэмин, но и то лишь частично.