– запах капучино с лавандой, которым пропитались все его мысли? Слишком философский вопрос, на который Дэн не может дать однозначного ответа.
В какой момент она впервые его зацепила? Наверное, когда согласилась помочь с его идиотским планом понравиться Пак Джуын. Хотя тогда он чувствовал к ней лишь неприязнь. А когда неприязнь исчезла? Может, когда они ходили вместе на шопинг? В тот день Седжон отказалась от покупки берета, который понравился Джу. Да, наверное, тогда он проникся к ней чуть больше. А когда он начал испытывать первое настоящее влечение? Когда она пришла с разборками к нему на работу в среду? Когда они прятались под лестницей? Или когда Дохён сходил на проклятое свидание с Джуын, которое поставило жирнющую точку на его затее?
В тот день он впервые взял гитару. После всего, что случилось, эмоции так переполняли его изнутри, что хотелось выплеснуть их наружу. А лучше способа, чем музыка, Дохён так и не нашел. Но тогда он уже точно знал, что влюбился в Седжон. Тогда уже он ничего контролировать не мог. Да он даже цветы для нее купил, не совсем отдавая отчета в своих действиях. Каждый раз им словно двигала невидимая сила.
…Он вообще когда-то это контролировал?
Флиртовал с Седжон. Упивался, когда удавалось выбить ее из колеи тупыми подколами. И кокетничал, как хренов павлин. Чего он добивался этим? Просто хотел потешить свое эго или поиздеваться и над ней тоже? Один безобидный вопрос смог повлечь за собой еще тысячу.
Пиво предательски быстро заканчивается, но Ынгук достает свои запасы соджу. Гремит рюмками, а потом решает, что нет смысла разливать алкоголь, если они точно не остановятся на одной бутылке. Поэтому он открывает одну и протягивает Дохёну. Берет себе другую, садится за свой обеденно-рабочий стол, а Дэн плюхается на разложенный диван прямо поверх скомканного одеяла.
– Ты говорил с Фугу? – Ынгук ставит соджу рядом с уснувшим ноутбуком.
– Если бы я сейчас пошел к нему, то прибил бы, – тяжело вздыхает Дэн, упираясь локтями в диван. – Поэтому пришел поплакаться тебе.
– Поговори с ним, – серьезно отвечает Гук. – Вы же друзья. Девчонка не может встать между вами.
– Надо подумать. – Он подносит горлышко к губам, пытаясь пить полулежа на спине. – Но если бы я его встретил, когда уходит от нее… Клянусь – врезал бы.
Странно говорить такое в адрес Фугу. Казалось, ничто не сможет пошатнуть их многолетнюю дружбу. А уж тем более – никто. Однако Дэн искренен в своих словах: злость, обида и чувство предательства разрастаются в нем все сильнее, глубже запуская мерзкие корни. Неприятное чувство – Дохёну хочется от него избавиться. Вот только поделать с собой он ничего не может, а идти разговаривать с Сонги сейчас будет ошибкой. Ему стоит переспать с этой мыслью, может, даже пару дней. Свыкнуться с ней, умерить агрессию, подобрать нужные слова. Хотя что тут вообще скажешь? Он сам виноват, что держал все в тайне, что продолжал делать вид, что ему интересна Джу, что не прекратил все это, когда еще были пути отступления. Теперь их нет – все или ничего.
Проблема в том, что Дэн не сможет получить всего: ухватится за Седжон – и потеряет Фугу, отступится от нее – и потеряет себя. Сейчас кажется, что он уже ни в кого так сильно влюбиться не сможет. Что такие сильные чувства могут разгореться лишь раз. А чувствует ли Сонги к ней то же самое и что он вообще чувствует к ней?
…Дохён понятия не имеет.
В ответ Ынгук лишь качает головой – что тут еще скажешь. Ситуация запутанная, а он лишь невольный наблюдатель. Единственное, чем он может помочь друзьям, – это выслушать их, не принимая чью-либо сторону. Поэтому он лишь тяжело вздыхает, елозя пальцем по сенсорной панели на потухшем ноутбуке. Дохён вдруг вскакивает с дивана и подлетает к нему, с грохотом ставя бутылку соджу на стол.
– Это что? – Дохён непонимающе смотрит в монитор, с которого им чуть улыбается виновница сегодняшней бессонной ночи.
– Мы спонтанно устроили небольшую фотоохоту на гору Намсан, – неловко отвечает Ынгук.
– Только не говори, что и ты туда же, – шипит Дохён и уже своевольно водит по экрану мышкой, ища папку с остальными фотографиями.
– Ко мне-то хоть не ревнуй, – закатывает глаза Ынгук. – Ты сам нас познакомил, так что сам и виноват.
Гук ловит на себе испепеляющий взгляд Дэна, который нависает над его головой, как самая хмурая туча, из которой вот-вот пойдет проливной дождь. Ынгук смотрит на него снизу вверх, цокая пересохшим языком:
– Да не нравится она мне! Только не смотри так, умоляю. Мне захотелось пофотографировать, а она согласилась. – Он отворачивается к монитору, отодвигая руку Дохёна с сенсорной панели, быстро находит нужную папку на компьютере и встает с места, уступая его Дохёну. – Наслаждайся. Только не удали ничего.
Ынгук плюхается на диван, заворачиваясь в одеяло по самый подбородок.
– Ты пришлешь мне снимки? – Дэн уже сидит на стуле, с любопытством листая фотографии.
– Завтра дообработаю и пришлю, – бубнит Ынгук, внезапно решая, что пора спать. – Выключи свет над плитой, когда будешь уходить.
24. Истина на поверхности
Stray Kids – Secret
Седжон больше не выходила с Дохёном на связь, и он с ней тоже. Она решила, что им не стоит видеться какое-то время. После того, что произошло несколько дней назад – после того, как он ее поцеловал, – все стало еще труднее.
Если бы невыносимый Ким Дохён признался в своих чувствах раньше, может, это могло что-то изменить. Но уже слишком поздно, чтобы отступать. Седжон все для себя решила: если она не сделает это сейчас, то больше никогда не осмелится. А жить в вечном страхе ей уже совсем невыносимо. И тратить последние дни на то, чтобы пытаться наверстать упущенные возможности, она не собирается, потому что и так слишком много тревог легло на ее плечи. Так зачем угнетать себя еще больше, если можно насладиться тем, что уже имеешь?
Седжон устраивается поудобнее на груди Фугу, пока они досматривают мелодраму, лежа на ее кровати. Он сам предложил посмотреть что-то легкое, и Седжон с радостью согласилась. Приятно знать, что кому-то все равно, чем вы будете заниматься, главное – побыть вместе.
Пес спит на своей лежанке, к которой уже привык, и лишь изредка попискивает во сне. Этого малыша в планах не было, поэтому Седжон еще предстоит решить возникшую проблему и найти песику новый дом. В этом аду она его не оставит.
Джеджун вернется домой только в понедельник, а это значит, что Седжон больше его не увидит. Оно и к лучшему. Она специально все рассчитала, чтобы, когда брат обнаружил ее пропажу, было уже поздно. Только Сокчоль в курсе ее планов, и он проводит в аэропорт сегодня ночью. Ему она всецело доверяет. Домработница взяла отгул на выходные, чтобы съездить к дочери в Тэгу. Она ничего не будет знать, значит, и проболтаться не сможет. С подругами они виделись на этой неделе, но и им Седжон ничего не сказала. Единственное, за что почувствовала укол совести, – Тэмин, который позвал ее в кино на следующей неделе, а ей пришлось согласиться. Ужасно стыдно за это, но если бы он узнал, то мог бы все испортить.
Но за что еще более совестно – за Сонги, который сейчас зарывается носом в ее волосы, нежно целуя в макушку. Гладит каштановые пряди, словно чувствует, что сейчас ей этого очень не хватает. Он всегда как будто чувствует, когда она нуждается в нем. Седжон очень ему за это благодарна: что не отступил сразу, когда она его отшила. Что маленькими шагами пытался добиться ее расположения и доверия. Что помог отвлечься и забыться.
Рядом с ним ей спокойно, потому что поступки Фугу – его слова и присутствие – сами за себя говорят. А Седжон собирается разбить его сердце. Но если скажет ему, то неизвестно, какую реакцию рискует получить. Она же не может сказать ему: «Слушай, я тут решила сбежать на другой континент, потому что у моего брата поехала крыша. И вообще, он меня бьет и контролирует». Придется объясняться в подробностях, а если вспомнить, как отреагировал Дэн, когда узнал об этом, несложно догадаться, что и Сонги будет в ярости.
Лишняя нервотрепка только усугубит ситуацию. Возможно, бегство – не самый благородный путь. Но если он единственный, то благородство может отойти на второй план, уступая место отчаянию. Седжон уже настолько отчаялась, что почти примирилась с неприятной мыслью о том, что скоро оставит всех, кто ей дорог. И да, может, за это она будет гореть в аду, но Джеджун пригреет ей местечко в своем огненном котле. Даже если им обоим уготовано адское пекло, то перед этим Седжон намерена вкусить каплю свободы. Чтобы сердце не рвалось из груди, когда она слышит от горничной «он здесь». Чтобы не бояться возвращаться в собственный дом после свидания. Чтобы не чувствовать себя униженной за то, что она просто есть.
…Ее за это должны любить, а не презирать.
Фильм заканчивается, и на глазах Седжон выступают слезы. Момент расставания неумолимо близится, и тоска начинает свербеть где-то под грудной клеткой. Сонги смог полюбить ее в самый странный период жизни. Когда Седжон чувствовала себя потерянной и опустошенной, он смог заполнить эту пустоту. Теперь даже кажется, что Фугу единственный, кто не успел причинить ей боль. Да и вообще вряд ли он собирался это делать.
…А вот она собирается.
– Ты чего раскисла? – удивляется он, убирая в сторону ноутбук. – Они ведь в итоге счастливы. – Он не подозревает, что плачет Седжон вовсе не из-за девчачьей мелодрамы.
Она садится, не спуская ноги с кровати, и растирает влажные ручейки по бледной коже. Фугу тоже садится, пытаясь убрать ее руки от лица, которое уже начинает краснеть. Бережно – мимолетно – проходится подушечками больших пальцев по заливающимся румянцем щекам, а сам так ласково смотрит, что Седжон не в силах выдержать его взгляд.
– Я сегодня на кладбище была. Навещала отца, – решает немного слукавить она, не желая озвучивать истинной причины.
– Годовщина? – предполагает Сонги. Аккуратно убирает волосы с ее лица, вкладывая в этот жест всю заботу, на которую только способен.