Пчелиный рой — страница 74 из 87

– Нет, просто соскучилась. – Тоже не совсем правда, ведь ходила она туда для того, чтобы попрощаться.

…Теперь уже навсегда.

– Тебе надо было мне сказать. Сходили бы вместе. – Он тянется к прикроватной тумбочке, зацепляя с нее пальцем резинку для волос. – Я бы хотел ему представиться как следует.

Седжон не верит своим ушам. В Корее очень чтут традиции, особенно в отношении ушедших близких. И знать, что Сонги хочет прийти к ее отцу, – дорогого стоит. Ей хочется сказать что-то, но все слова улетучиваются из головы. И она просто безмолвно смотрит, как Фугу сосредоточенно протягивает руки к ее затылку, убирая волосы в низкий хвост, чтобы они больше не лезли ей в лицо.

– Ты чего так смотришь? – Он заправляет напоследок выбившуюся прядь ей за ухо и убирает руки, усаживаясь напротив.

Седжон еще какое-то время так и сидит, неотрывно глядя в ореховые радужки и раздумывая над ответом. На языке уже вертятся слова, но если она произнесет их вслух, то наплюет на все, к чему так долго шла. Произнести это – будет означать, что она разобьет не только сердце Фугу, но и свое собственное. А оно едва начало склеиваться обратно.

– Поцелуй меня. – И просьба эта звучит так жалостливо, словно Сонги может ей отказать.

– Я уже подумал, случилось что-то серьезное, – усмехается он и наклоняется к ней, замирая в паре миллиметров. – Фильм хоть понравился? – дразнит он.

– Целуй уже. – Теперь ее голос звучит более настойчиво, почти требовательно.

Фугу ухмыляется и больше не медлит. Припадает к губам, продолжая улыбаться сквозь поцелуй. Осторожно сминает их своими, периодически посасывая нижнюю. Ведет рукой по согнутой коленке Седжон вверх к бедру, а вторую руку чуть подвигает к ее ладони, сплетая их пальцы.

Когда Сонги такой нежный, то превращается в большого кота. Кажется, что еще немного, и он может замурлыкать. С ней он не тот плохиш с улицы, не сын-раздолбай с судимостью и не Фугу, о котором столько сплетен по Сеульскому университету бродит, что он смело может посоревноваться с Седжон и ее пчелками. С ней он просто Мин Сонги – будущий адвокат, верный друг и любящий парень. В глазах Седжон его не портят ни татуировка, что всегда приковывает к себе взгляды любопытных зевак, ни пирсинг в языке, из-за которого Фугу немного шепелявит. Ни темное прошлое, на которое он не может повлиять, но при этом ежедневно меняет свое будущее.

У всех бывают темные времена, и каждый ищет свет по-своему. Кто-то находит укромный безопасный угол, забиваясь в него, как загнанный зверек, и дрожит от страха. Так боится столкнуться с неизведанным в темноте, что предпочитает адаптироваться к тому, что уже хорошо знакомо. Решает выждать еще немного, все еще уповая на спасение. А кто-то, наоборот, выставляет руки вперед, спотыкается, падает, проливает слезы, а затем поднимается и идет дальше. Потому что для него нет ничего хуже, чем не попытаться изменить хоть что-то.

Седжон уверена – Фугу справится. Да, возможно, он будет злиться на нее и ненавидеть, но он точно справится. Переживет эту боль, выстрадает и пойдет дальше. Встретит хорошую девушку, которая никуда не исчезнет. Которая будет его поддерживать и утешать. Которая не станет осуждать его ошибки, а сможет понять. Которой хватит смелости, чтобы сказать, что она его любит.

…У Седжон смелости на это так и не хватило.

Все, что она сейчас может для него сделать, – сильнее сжать его ладонь и вложить в поцелуй все то, что так и останется недосказанным. У них останутся воспоминания об этих неделях, проведенных вместе, и Седжон надеется, что Сонги – как он всегда это делал – почувствует без слов то, что она ему не сказала.

Звук пришедшего сообщения противно разносится по комнате, круша волшебный и одновременно горький момент. Сонги разрывает поцелуй и достает мобильник из заднего кармана. С серьезным видом пробегает глазами по экрану и почти сразу набирает ответ, не видя, как Седжон смахивает слезу.

– Прости, мне нужно идти, – мотает он головой, все еще глядя в телефон. – Мы с Дэном договорились покидать мяч на площадке.

– С Дэном? – зачем-то переспрашивает она. Он запретил ей себя так называть, но уже плевать. Настоящее имя Ким Дохёна ей дается сложнее.

После произошедшего между ними в прошлый раз Седжон не уверена, что вообще будет правильно произносить его имя. Забавно получается, что последние встречи с парнями, каждый из которых ей по-особому дорог, заканчиваются поцелуем. С Дохёном был первый, а с Сонги – последний. Седжон хочется надеяться, что они никогда не будут это обсуждать. Или пусть обсуждают, но когда она уже сядет в свой самолет. Лишь бы не краснеть от неловкости.

– Да, мы сто лет не играли. – Сонги убирает телефон обратно в карман и спрыгивает с кровати, стаскивая за собой часть покрывала. – Решили вспомнить былые времена. – Он забирает свою кожаную куртку со спинки стула и возвращается обратно к Седжон. – Хорошего вечера. Я позвоню. – Он чмокает ее в лоб и уже спешит к выходу из комнаты, накидывая на плечи косуху. Седжон едва успевает опустить ноги на пол, как он оборачивается, стоя в проеме: – Не провожай, я захлопну дверь.

Он криво улыбается уголком рта, а в следующую секунду уже исчезает в коридоре, оставляя Седжон в гробовой тишине, пока до ее ушей не доносится хлопок, означающий, что Фугу ушел и, скорее всего, навсегда.

Теперь уже можно не сдерживать себя и дать волю эмоциям, что бурлили весь вечер. Седжон откидывается спиной на подушку, закрывая лицо руками. Лежит так и тихо плачет, боясь убрать ладони в сторону, боясь, что после пережитого ее сердце тоже навсегда захлопнется, как входная дверь в эту квартиру.

* * *

Упругий мяч несколько раз ударяется о покрытие на баскетбольной площадке, и гул этот раздается в ушах Дохёна, пока он блокирует бросок Фугу. Шаг, шаг, прыжок – идеальный лэй-ап[13], словно Сонги и по сей день тренируется. Удар, удар, поворот, бросок – мяч точно летит в корзину, а Фугу победно вытирает пот со лба и морщится. Сгибается пополам, упираясь руками в колени, пытаясь отдышаться. Давненько они с Дэном сюда не приходили, но ощущение, что, кроме появившейся одышки у Сонги, больше ничего не изменилось.

Дохён отходит к скамейке, где они кинули куртки, и берет две уже полупустые бутылки. Подходит к Фугу и протягивает ему одну, а сам уже жадно осушает собственную. Фугу нетерпеливо откручивает крышку, делает пару больших глотков, а остатки выливает себе на голову. Трясет отросшими волосами, расплескивая капли, а опустевшую бутылку отдает Дохёну, и тот ловко забрасывает обе в мусорное ведро около скамейки.

– Ты так и не рассказал, что делал на дне рождении Паков, – как можно безразличнее интересуется Дэн, поднимая с земли мяч. Пару раз отчеканивает его и бросает Фугу.

– Я уже говорил, что меня кое-кто пригласил, – увиливает от ответа тот, подхватывая мяч. Тоже бьет им о землю пару раз и перебрасывает Дэну.

– Это была девушка, с которой ты на свиданку ходил? – Дохён возвращает ему мяч, вкладывая в бросок уже чуть больше силы.

Сонги чувствует эту перемену, как и любопытство Дохёна. Он уже догадался, что Дэн влюбился в Седжон. Тот ему лично не признавался, но Фугу не идиот, чтобы не сложить два плюс два. Отстраненность Дохёна и возвращение к музыке – это точно не случайные совпадения. Фугу начинает подозревать, что Дэну тоже о нем кое-что известно. И ему доставит удовольствие водить его за нос столько, сколько это будет возможным.

Сонги задело то, что они с Дэном влюбились в одну девушку. За время их дружбы было столько шансов вляпаться в подобное дерьмо, но раньше такого никогда не происходило. Так почему сейчас?

– Допустим. – Он сдавливает мяч в ладонях, проверяя упругость, а затем уже с большей силой перекидывает его Дохёну, который ловит его со звонким шлепком.

…«Перчатка» брошена, и Фугу самодовольно чуть дергает губами в победном оскале.

– Почему не познакомил? – Дэн проводит языком по деснам и швыряет мяч обратно.

– Потому что вы уже знакомы. – Очередной бросок, и мяч со свистом разрезает воздух, точно долетая до своей цели.

– Почему ты скрывал это от меня? – Дохён медлит, с силой сжимая шершавую резину между ладонями, что аж вены на предплечьях начинают выступать.

– Ты сам сказал, что тебе насрать, кто она, – напоминает Фугу, облизывая уголок губ.

И это сущая правда, ведь Дохён тогда отмахнулся от него. Даже имени не спросил – был слишком увлечен собой и своими желаниями. От этого становится еще обиднее. Истина была на поверхности, а он ее проглядел. Просто проигнорировал, как ничего не значащее. А теперь они стоят здесь, на площадке, где протекала их дружба и где она может сейчас закончиться.

– Ублюдок. – Он со всей силы швыряет мяч Фугу, и тому приходится чуть согнуться, чтобы поймать бросок. – Я же не знал, что это она! – Он делает несколько шагов ему навстречу, сжимая от напряжения правый кулак.

– Теперь знаешь. – Сонги отбрасывает мяч в сторону, сокращая расстояние до одного метра. Грудь Дохёна тяжело вздымается под олимпийкой, застегнутой до подбородка, а изо рта идет пар, ведь на улице заметно похолодало к ночи. – И что будешь делать? – Фугу с вызовом смотрит ему прямо в глаза и напрягает скулы, с силой стискивая зубы. И так знает, что будет дальше.

– Я убью тебя, – выплевывает Дохён, нанося первый удар.

Кулак Дэна пронизывает резкая боль, а Сонги отшатывается, отворачиваясь. Какое-то бесконечно долгое мгновение Дохён сам не понимает, как решился на это. Какая животная сила движет им, раз он сейчас зарядил в челюсть лучшему другу? И пока боль растекается от костяшек к запястью, он видит, как Фугу дотрагивается пальцами до губы. Разбил. Дохён разбил ему губу.

Сонги возвращает на него взгляд, полный ярости, пылающей огненными бликами в его светло-карих радужках. Проводит языком по тому месту, откуда уже сочится алая струя, мгновенно чувствуя привкус металла. А дальше – без предупреждения – четким и уверенным движением бьет Дохёна точно в то же место, куда и он ему попал. Чтобы все по-честному было – симметрично.