– Сволочь, – выплевывает Дэн, хлопая от злости рукой по столу. Не может сдержаться, видя, как их дружба катится с обрыва в бездну. А чего он хотел, когда первым набросился на Фугу с кулаками?
Но в этой встрече есть кое-что весьма приятное: разукрашенная ссадинами и синяками физиономия Фугу смогла хоть немного, но поднять Дохёну настроение. Его кулаки до сих пор заживают, а раны на костяшках покрылись коркой, которая постоянно чешется и трескается, кровоточа и напоминая о случившемся. Но, посмотрев в лицо Сонги, он хотя бы увидел плоды своих трудов. Ни капли не стыдно, ведь они оба это заслужили.
– В субботу. – Голос Сонги вынуждает Дохёна остановиться и обернуться. – В последний раз мы разговаривали в субботу перед баскетболом. – Он все еще сидит, скрестив руки и не глядя на Дэна, но обращается точно к нему. – Она не отвечает на мои сообщения.
Дохён никак не реагирует на это. Лишь молча поворачивается на пятках, стремительно покидая столовую. Неприкаянно бродит по кампусу, ожидая результатов экзамена. Заглядывает во внутренний двор, где Седжон частенько можно было застать с планшетом в руках. Заходит в полупустую библиотеку, где обычно сидят зубрилы, – Седжон иногда уединялась здесь, когда уставала от общения с подругами. Он еще раз пересекается с компанией пчелок во время следующего перерыва, направляясь к лестнице. Ханна сидит на подоконнике, болтая ногами и щебеча о предстоящей поездке к родителям во время каникул. Миён участливо кивает, утыкаясь в телефон – наверняка отвечает очередному ухажеру. Джу увлеченно высовывается в окно, пытаясь поймать лучший кадр, чтобы потом выложить в свой профиль с дурацкой подписью, смысл которой понять никому не дано. Непроизвольная ухмылка появляется на лице Дохёна – как он вообще мог вбить себе в голову, что им с Джу суждено быть вместе?
Девушки бурно обсуждают что-то, но Дохён не вслушивается. Какая ему разница, о чем они треплются, если среди них нет той самой, которую он готов слушать часами? Которая заставляет его сердце трепетать, словно он подросток, впервые получивший поцелуй в щеку от одноклассницы. Которая одним своим взглядом может уничтожить и исцелить. Которая настолько прекрасна, что ей не нужно наносить на себя тонну макияжа, чем иногда злоупотребляют другие. Ей не нужно выкладывать в интернет миллиард фотографий, чтобы потешить эго бессмысленными лайками случайных знакомых. Она не выставляет напоказ всю свою жизнь, сохраняя за собой право на приватность.
В глазах Дохёна она идеальная. Прекрасная, умная и интересная. Без макияжа, без соцсетей, без напыщенного хвастовства и показухи. Он гордится тем, что сумел все это в ней разглядеть, несмотря на бездушные маски, отстраненность и холодность. Распознал драгоценность в неприметном камушке среди грязи. И пусть на пути к этому Дохён много раз падал, в конце концов он все равно поднимался. Поэтому теперь ему хочется верить, что все дерьмо, происходящее с ним в жизни, было лишь дорогой к заветной встрече с Лим Седжон.
Навстречу ему уже спускаются те, с кем он вместе сдавал экзамен: кто-то радостно звонит своему парню, а кто-то зло выбегает на лестничную клетку, задевая плечом массивные двери. Пролет заполняется гулом студентов, которые пережили пытку у Хан Сокчоля. Но каким бы страшным он им ни казался – это не смертельно. Дохён для себя точно уяснил: все, что не может убить, – пустяки. Самое главное – быть целым и невредимым, окруженным любовью и заботой близких. Окруженным людьми, которые будут дорожить тобой, а ты будешь дорожить ими. Экзамен по математике – фигня. Заваленный диплом – тоже. Ссоры с родителями из-за учебы – самая большая фигня.
Давно Дохён не чувствовал себя таким свободным, как в ту самую минуту, когда Хан Сокчоль объявлял ему, что экзамен наконец-то сдан.
Первая мысль – позвонить Седжон. Сообщить, что Дэн, оказывается, не такой бездарь, каким она его считала. Похвастаться успехами, может, даже услышать от нее заветное молодец. Дохён набирает ее номер, но сразу же включается автоответчик.
На несколько секунд он задерживается в пустой аудитории, где больше никого нет, кроме Хан Сокчоля. Снова набирает номер Седжон и уже хочет приложить трубку к уху, как покашливание за спиной наводит его на одну мысль. Он медленно разворачивается к Сокчолю, который заполняет бумаги, сосредоточенно проставляя оценки в ведомости. Насколько Дохёну известно, данный персонаж больше не будет преподавать у него на оставшихся курсах. А это значит, что теперь можно вести себя менее официально, чем прежде. По крайней мере, Дохён надеется, что Сокчоль уже поставил его оценку в бланк и не станет заморачиваться с исправлениями.
– Профессор Хан? – окликает его Дохён, подходя ближе к преподавательскому столу, попутно сбрасывая звонок и убирая телефон в карман. – Вы, случайно, не знаете, где Лим Седжон? – Он начинает аккуратно, пытаясь нащупать почву. Сокчоль все так же увлеченно смотрит в свои листы, словно Дэн сам с собой разговаривает. А Дохён ждет еще пару секунд, решая пояснить свой вопрос: – Она оставила у меня дома свою собаку, не отвечает на сообщения, и никто ее с субботы не видел. – Он встает вплотную к столу Сокчоля, продолжая перечислять все странности, которые окутали Седжон за последние пару дней. – Может, у нее просто нет настроения на болтовню, но я волнуюсь и…
– Дохён. – Сокчоль впервые обращается к Дэну по имени вместо сухого «студент Ким», отчего брови Дохёна удивленно дергаются вверх. – Лучше подумай о выборе профильных предметов на следующий семестр. – Он сосредоточенно начинает собирать оставшиеся бумаги в новую стопку, все так же не глядя на Дохёна. – Самые лучшие курсы расхватывают очень быстро.
От такого резкого перехода на неформальное общение Дохёну не по себе становится. И даже не из-за того, что Сокчоль обращается к нему на «ты», а из-за того, что он говорит с ним так, словно они уже тысячу лет знакомы и он не его преподаватель, а старший брат кого-то из друзей. Словно они не особо близкие друзья, но Сокчолю все сплетни про него уже известны.
– Извините. – Дэн выставляет вперед руку, пытаясь остановить этот поток странных советов. – Вы знаете, где Седжон, или нет?
Сокчоль вздыхает, оставляя экзаменационные листы в покое. Кладет их перед собой и сцепляет руки в замок у подбородка, наконец глядя на ничего не понимающего Дохёна из-за своих изящных очков, которые придают молодому лицу больше статусности.
– Ты думаешь, если она не сказала тебе, то сказала мне? – устало произносит он, чуть ухмыляясь одним уголком рта.
– Черт, да вы знаете, где она, или нет? – не выдерживает Дохён и упирается руками в край столешницы, чуть придвигаясь к лицу Сокчоля.
– Уехала, – как ни в чем не бывало произносит он.
– Куда?
– Я не знаю.
– А кто знает?
Они перекидываются фразами так быстро, точно это не слова, а шарик в пинг-понге.
– Никто, Дохён, – на выдохе отвечает он. – Никто не знает, где она.
– А когда вернется? – Ком подступает к горлу, но Дэн продолжает допрос, пытаясь выяснить хоть что-то, что смогло бы его успокоить.
– Никогда. – Сокчоль убирает руки от лица и аккуратно снимает очки, держа их двумя пальцами за тонкую дужку. Он потирает уголки глаз, словно обдумывает что-то, и снова надевает их. – Поэтому, пожалуйста, отпусти ее. Не стоит поднимать всех на уши. Она этого не хочет.
Дохёну становится неуютно. Почему Сокчоль говорит все эти вещи? Почему он так спокоен и что вообще происходит? Кажется, что разгадка уже близка, а Дэн ходит вокруг да около, но в упор не видит чего-то очевидного. От этого он чувствует себя полным дураком.
– Я понятия не имею, какие вас связывают отношения с Седжон, помимо того, что вы друг ее брата. Но одно я понял точно: она вам доверяет. – Голос Дохёна серьезный и уверенный. Раз он начал этот разговор, то постарается извлечь из него максимальную пользу. – И если у нее был какой-то план сбежать от этого психопата, то вы должны быть в курсе. Поэтому перестаньте делать из меня еще большего идиота, окей? Где Седжон? Место, город, что угодно – я хочу знать.
– Она не хочет, чтобы кто-то знал. – И в глазах Сокчоля Дохён замечает то, что несвойственно молодому профессору, тем более в присутствии своих студентов, – бессилие. Он действительно не знает, где она.
Чоль стал последним, с кем Седжон встретилась в ту роковую субботу. Она села в его машину, включила музыку погромче и лепетала о том, какой Дохён придурок. Как она будет скучать по своей собаке и что Чолю не стоит быть таким строгим к студентам в понедельник на экзамене. Затем он помог ей достать вещи из багажника, а она продолжала болтать, что никогда не может нормально спать в самолетах. Потом они долго обнимались – неприлично долго. Тем более для тех, кто не является ни друзьями, ни любовниками. Но, наверное, они и не должны относить себя ни к одной из этих категорий – они семья. И пусть их не связывают кровные узы, но они выросли вместе: прошли через множество периодов, полных взлетов и падений, но продолжали заботиться друг о друге.
Они молча обнимались на ночной парковке перед зданием аэропорта, пока Чоль не почувствовал, как вздрагивает тело Седжон, пока она пыталась глотать соленые капли, уткнувшись ему в плечо. И это были не слезы, которые резали по сердцу, как битое стекло, когда она тайно звонила ему и говорила, что боится брата. И не те, которые проливала, признаваясь, как больно ей сделал Ким Дохён, написав песню для Джуын. Это было что-то, что не похоже на горечь, обиду или сожаление. Это было очищение: от прошлой боли, от старых обид и оставшихся позади страхов. И как бы сильно Чолю ни хотелось в тот момент уговорить Седжон передумать, он не стал этого делать. Она заслужила право вершить собственную судьбу. Брать все в свои руки и делать свой выбор. И если она посчитала, что единственный способ освободиться – побег, то пусть бежит. Пусть летит на другой край света, пусть оставит все в прошлом, лишь бы это больше ее не тяготило.
И как бы ему ни хотелось защитить ее, как бы ему ни хотелось помочь и каким бы ошибочным он ни считал ее решение – это не имеет значения. Никто не заслуживает, чтобы ему обрубали крылья, оправдывая это те