– Идите, – прошептала Флора. – Те, кто спасется, найдите другое задание и не возвращайтесь сюда. Я закончу работу и пойду вместо вас.
Уборщицы склонились перед ней в своих неуклюжих книксенах и побежали на таинство. Флора смотрела, как они бегут, пораженная тем, что они знали ее тайну. Должно быть, это случилось во время Сна Королевы, когда были открыты все антенны. Вот почему они защищали ее запахом своей породы.
Она села на пол. Ей было приказано отправить их на смерть, но она не смогла. Она предала улей – иначе не скажешь. Вибрация Служения усилилась вокруг нее, и она знала, что ей нужно было только пройти чуть дальше по коридору, чтобы получить свою дозу, но она жаждала остаться в тишине.
Воспоминание о яйце снова пробудило перед ней образ чистой красоты в грубой восковой колыбели. Флора обхватила свой пустой живот и заплакала, тоскуя о своем потерянном материнстве, которое было выше любого благословения Королевы. И тут же новая мысль поразила ее.
Колыбель, в тени тех трех массивных коконов, в каждом из которых была нерожденная жрица. Полусформированная, как те, что лежали в куче позади нее; самая крупная.
Она поднялась, чтобы снова взглянуть на них, и закричала в ужасе, заметив движение в этой мертвой массе. Зловоние усилилось, и Флора выставила когти, готовясь дать отпор стае паразитов, но тут раздался натужный рев, и из центра жуткой массы показался весь покрытый слизью Сэр Липа.
– Убей меня, – простонал он, – ибо я лучше умру, чем буду прятаться здесь еще хоть миг. – И он стал счищать с себя отвратительные массы. – В самом конце я струсил. Мне следовало быть вместе с братьями и умереть с ними. – Он упал на колени перед Флорой и открыл свою беззащитную шею. – Я слышал все, что тут творилось.
– Ваше имя называлось, – сказала Флора, отводя от него взгляд. – Вы считались отсутствующим по страсти.
– Страсти облегчиться – я не мог ждать. Когда вернулся, то услышал крики. Сначала я решил, что это осы, а потом, когда увидел, просто не мог поверить… И до сих пор не могу.
– Как и я.
Они помолчали. Вибрации Служения ослабевали. Липа поднял затекшие руки и попытался расправить свои промокшие рюши, но быстро оставил эту затею.
– Я, правда, совсем не удивлен, что вы, наконец, ополчились на нас. Я знаю, мы жили беззаботно, на широкую ногу, и все за счет трудов наших сестер. Мы никогда не принесли ни зернышка пыльцы или капли воды, не говоря уж о нектаре. Мы не притрагивались ни к какой работе, только и знали, что командовать. Почисть мои шпоры, вылижи мне мех. Восхищайся мной, ухаживай за мной и можешь доесть за мной крошки. А сколько пищи мы переводили… Прости меня. – Он опустился на колени и снова оголил шею. – Мне больше нигде нет места, я понимаю. Прошу только об одном: избавь меня от полиции и убей сама.
Флора отвернулась от него.
– Попроси другую сестру. Я уже устала от смертей.
Он поднял на нее глаза:
– Ты способна проявить милосердие?
Флора не могла говорить, так ярко вспыхнул у нее в уме образ яйца. Она подвернула под себя живот и обхватила его, желая ощутить в себе новую жизнь. Пустота вызвала боль.
– Ты плакала, – сказал он. – Я слышал. Ты больна?
– От любви, – призналась Флора.
– А, все вы, сестры, влюбляетесь в цветы, это ваше единственное утешение. И еще обожание Королевы.
– Дело не в цветке и не в Королеве.
Сэр Липа вытер с лица запекшуюся кровь и слегка распушил мех.
– Ты о ком-то из тех, кого я знаю?
– Нет. И его уже нет в живых.
Послышались шаги уборщиц, и Флора отогнала воспоминания. Липа с тревогой взглянул на нее.
– Я вас не видела.
Она пошла к двери встретить своих работниц. Все они излучали силу и красоту после Служения и держались с достоинством.
– Работайте быстро, сестры мои, – велела им Флора. – Покажите, на что вы способны.
Уборщицы кивнули. Они больше не испытывали страха и принялись за работу, приводя в порядок каждый уголок морга, вычищая, выскребая грязь и вынося мертвые тела, пока на полу не осталось ни единого пятнышка, никаких останков. Помещение, наконец, стало пустым и чистым.
Сэра Липу больше никто не видел.
Закончив работу, уборщицы кивнули Флоре и выпустили сильный запах своей породы, чтобы удержать в себе последние следы Служения. Шесть на шесть, они молча вышли на взлетную доску, и Флора направилась за ними.
Выйдя на свет, они задрожали. Открыв дыхальца, пчелы высвободили последнее дыхание Любви Королевы и вдохнули божественный целительный аромат.
– Славьте конец ваших дней, сестры, – сказала им Флора.
Их маленькие лица скривились в улыбках, и они, одна за другой, запустили свои моторы. Когда все были готовы, они одновременно взлетели со взлетной доски.
Их цель была ясна, а сила велика, и, когда они вдавились в паутину, фруктовый сад огласился Священным Созвучием. Флора заставила себя смотреть, как пауки бросились встречать пчел, а когда запах ее породы вспыхнул в воздухе, она закричала. Жрица сказала правду: конец ее сестер был быстрым.
Но она и солгала, ведь Флора была уверена, что масса разлагающихся тел в дальнем конце морга состояла из останков одних жриц, однако жрица без рассуждений отмахнулась от ее сомнений.
Это все казалось совершенно бессмысленным. Уборщицы были крепкими и здоровыми, они должны были когда-то, не скоро, умереть от старости, но их то и дело приносили в жертву. Измученная и опустошенная, Флора вернулась в улей. Она пыталась вспомнить, в какой скрижали Премудрые наделялись властью над жизнью и смертью. Этого не было ни в Катехизисе, ни в молитвенных плитках, да и в Королевской Библиотеке она не видела ничего подобного. И все же это должно было указываться где-то, ведь их слова считались Законом.
Глава 30
В течение двух дней букет запахов улья выровнялся, и казалось, трутней здесь никогда и не было. Когда в Питомнике стало известно, что Королева больше не откладывала трутневые яйца, эта новость быстро облетела улей. Простая пища, подаваемая в каждой столовой, затем замедление в работе полевок, а теперь этот сигнал от Пресвятой Матери – зима была рядом.
Множество домашних пчел умирало во сне каждую ночь, а полевки ежедневно теряли силы и замерзали прямо в воздухе, вдали от дома. Некоторым удавалось сесть на цветок, но взлететь они уже не могли; даже самые лучшие и сильные возвращались на взлетную доску с полупустыми корзинами и почти не заполненными зобами. Приемщицы уже никому не аплодировали.
Чувствуя свою ответственность за подступающий к улью голод, Флора увеличивала дальность своих полетов, прочесывая поля и городские сады ради малейшей порции вязкого нектара. Она обнаружила небольшую свалку, заваленную мусором, где ей посчастливилось найти на насыпи фиолетово-желтые астры. Их лепестки торчали в разные стороны, предлагая грубую пыльцу, и она накинулась на них. К ночи все полевки, которым повезло что-то добыть и хватило сил вернуться домой, добавили пыльцу астр к запасам Сокровищницы и к столу на радость пчелам, однако уже утром уборщицы стаскивали умерших в складские помещения, поскольку морг был переполнен, а суровый ветер не позволял выйти на взлетную доску.
Полевки набились в коридор, поглядывая на серые тучи, плывущие по небу, и слушая, как деревья в саду стонут, раскачиваясь от самых корней. Когда подошла очередь Флоры, она вонзила все свои шесть шпор в воск коридора и выглянула наружу, чтобы увидеть бурю. Листва полоскалась на ветру, а ветви трещали. Со скрытым злорадством она заметила, что паучьи сети пропали.
Позднее, тем же днем, в улье появились разом все Премудрые, вышагивая группами по шесть. Пребывавшие в молитвенном экстазе, повторявшие неизвестную мантру, они казались еще более прекрасными, чем когда-либо прежде. И Флора вместе с множеством других пчел остановилась и смотрела на их процессию через пространства улья. Длинные элегантные крылья Премудрых были расправлены, так что за ними струился сильный запах их породы, и антенны Флоры дернулись, когда она почувствовала некий скрытый код в этом запахе. Жрицы не разговаривали, но, едва они прошли, каждая сестра взглянула себе под ноги с удивлением. Соты перестали передавать сигналы.
Это так взволновало пчел, что они собрались вокруг больших центральных мозаик в каждой прихожей. Они выстукивали ногами всевозможные коды и шикали друг на друга, пытаясь уловить антеннами странные перемены в воздухе, однако рядом не было ни одной жрицы, которая могла бы дать им разъяснения, и эта загадка внушала им страх.
Тем не менее вечер привел сестер в еще большее замешательство. Жрицы появились в столовой и всем подавали еду. Это было совершенно невероятно, и сестры буквально онемели и, забыв про иерархию пород, рассаживались так, чтобы получше видеть происходящее. Премудрые подвернули края своих мантий, открыв изысканные золотистые полоски на брюшках, отполированных до бронзового блеска, их мех был бархатистым и ароматным. Под глазами у них имелась легкая золотистая подводка, так что всякий раз, как они поворачивались к какой-нибудь сестре, обслуживая ее, они излучали почти королевское сияние.
Когда жрица поставила перед Флорой золотистую чашу меда, она подумала, что ей это снится. И все сестры за столом подняли глаза в изумлении, увидев перед собой по такой же чаше, поскольку за всю свою жизнь они не ели ничего подобного. Каждая боялась притронуться к невиданному угощению, опасаясь сделать что-то не так, ведь даже в зале Трутней подобная роскошь казалась бы чрезмерной. Но жрицы были удивительно приветливы и побуждали сестер приступить к еде.
На языках сестер расцветала сладость тысяч цветов, и в воздухе разливалась эйфория, по мере того как они наедались и чувствовали, что к ним возвращаются силы. Мед вызывал у них желание петь от радости и удали: Премудрые были такими добрыми, они заботились о них, они никогда не допустят голода, каждая пчела любила своих сестер, и все они любили улей, ветер мог яриться, мороз мог свирепствовать, но Пресвятая Мать сбережет их, а Премудрые жрицы ее возлюбленные посланницы!