– Слушай! Мы, что могли, сделали для твоего брата, и, если того было мало, это уж так Пресвятая Дева решила! Мы проделали чертовски долгий путь, чтобы вернуть Гусю его собственность, но сделали это. Так что если хочешь в суп свиного дерьма подбросить, подожди, пока нам заплатят. У меня все волосы погорели, в священника насовали больше палок, чем обычно получает миловидная потаскуха, и мы не собираемся тут отчитываться за свои праведные деяния под прицелом драных арбалетов! Придержи своих псов! Охеренная благодарность за то, что мы убили демона, чтобы спасти твоего брата!
– И еще драными врунами нас назвал за то, что мы правду сказали про херового труса, который демона впустил! – добавил Манфрид, кивая брату.
– Собственность… то есть… – медленно проговорил незнакомец. Его алые щеки постепенно стали жемчужно-желтыми, когда он наконец заметил женщину, терпеливо стоявшую позади братьев. – Это она?
– Ясное дело, что она, сапог ты тупорылый, – ответил Гегель. – Думаешь, мы несколько недель на дорогу сюда потратили, чтобы тебя за титьки потягать?
Незнакомец сказал что-то на языке, который даже братья наконец признали за итальянский, пошатнулся, но затем встряхнулся и распрямил плечи. Он постоял так несколько мгновений, вновь взмахнул мечом, и арбалеты опустились, а его люди стали переругиваться между собой. Он развернулся и прошел внутрь через ворота, тяжело опустился на землю. Пока он сидел так, обхватив голову руками, Гроссбарты переговаривались на своем личном диалекте.
– Ну, что скажешь? – спросил Гегель.
– Полное дерьмо.
– Да, но какого сорта?
– Худшего сорта. Этот парень даже похуже понц, чем его братец, – буркнул Манфрид.
– Но не такой, как Аль Понц.
– Не нужно было сюда приходить.
– Ага, ясное дело, у тебя были другие планы на эту торбу.
– Вот точно, такая торба, полная добра, получилась, загляденье. Спасибо, что напомнил, кому пришло в голову сюда идти! – огрызнулся Манфрид и ткнул брата локтем в бок.
– Расчехлись, франт возвращается.
– Сегодня вы заночуете здесь, – сказал брат Эннио. – Вымоетесь и отдохнете, а завтра мы решим, чего именно вы заслужили. Входите со своими пожитками, даму я провожу в ее покои. Я – Родриго и хочу услышать ваши имена, прежде чем вы войдете.
Родриго вновь перевел взгляд на женщину, сплюнул и отдал какой-то приказ одному из не самых грязных стражей. Тот кивнул и побежал куда-то за ворота.
– Манфрид, – сообщил Манфрид.
– Гегель, – признался Гегель.
– Гроссбарт, – сказали братья хором.
– А я – отец Мартин, – добавил священник, который наконец решил, что ситуация достаточно охладилась, чтобы вновь вступить в разговор.
– Аль-Гассур Абу-Ятим Танни ибн Фариз, – проговорил араб, выступая из-за спины Гегеля и закрепленного на спине у Гроссбарта бочонка шнапса, к которому он успел хорошенько приложиться за время спора.
– А ты зачем вернулся, червяк пустынный? – возмутился Родриго, слишком взволнованный, чтобы снова перейти на итальянский. – Когда мы тебя вышвырнули на улицу, а не в канал, очевидным условием было, чтобы следа твоего не осталось!
– Я бы никогда не посмел оскорбить ни тебя, ни твоего господина, и уйду тотчас, как только получу вознаграждение за свои труды, – сказал Аль-Гассур и икнул.
– Вознаграждение? – переспросил Гегель, повернувшись к арабу. – Ты же сказал, что ты – слуга Гуся!
– Я служу ему тем, что привел вас сюда, так же как вы ему сослужили службу тем, что пришли. Если я верно осознаю смысл твоего заявления, почтеннейший Гроссбарт, если ты сам испросишь вознаграждения за свои труды, будет вполне честно и справедливо и мне получить свое?
– Это тебе надо обсуждать с Гусем, а не с нами. Так что не приставай к людям, оказавшимся в таком же положении, как и ты сам, – заметил Манфрид.
– Вон отсюда, араб, пока от твоей вони у меня вино не попросилось обратно, – бросил Родриго, жестом прогоняя Аль-Гассура.
– Разумеется, – проговорил Манфрид, – стать нашим слугой будет довольно просто. Скажем, бутылку в две недели за то, что будешь нам служить?
– Договорились, о наищедрейший из всех хозяев, – тут же выпалил Аль-Гассур, ухмыляясь Родриго.
– Какую игру вы затеяли? – спросил тот, лишь на миг опередив Гегеля, который хотел задать тот же вопрос.
Манфрид пожал плечами:
– Это наше дело.
Если выбор стоял – бесить понца или нищего, Манфрид всегда выбирал понца.
– Он будет спать в свинарнике, – сообщил Родриго. – Остальные встретятся со мной утром. Сейчас – следуйте за ним.
Родриго указал на худого старика, которого привел сторож, прежде отосланный в дом.
– Значит, встреча будет с тобой и с Гусем, – прояснил Гегель ситуацию для Родриго.
– Это дело капитана Барусса, – ответил Родриго. – Я обсужу с ним ситуацию. А теперь всем вам нужна ванна, не считая, конечно, гнусного араба. Он помоется в садовом пруду под наблюдением своего сторожа.
– Не нужен мне сторож, и ванна не нужна! – возразил Аль-Гассур.
– Сторож нужен, чтоб защитить твою зловонную тушу от моих ног, а ванна, чтобы защитить мой нос от твоих. Пока жди здесь, при Марко.
Он указал на внушительного детину с лошадиным лицом.
Братья кивнули и тем самым согласились, что их путь окончен, а затем гордо вошли в ворота. За ними последовал встревоженный Мартин, который, как и Аль-Гассур, понял слова, сказанные Родриго своим людям, которых не поняли Гроссбарты. И, хотя Родриго утверждал, что поговорит с капитаном, прежде чем привести свой план в исполнение, священник и араб равно сомневались, что пресловутый капитан возмутится, если его гостей будут пытать, чтобы узнать правду, как это предложил его человек. В отличие от Аль-Гассура, Мартин твердо верил, что, когда люди Барусса придут за братьями, прольется не только кровь Гроссбартов.
Старик, проводивший их до двери, оставил спутников в обществе дородной пожилой поварихи, которая пропустила их через кухню и передала с рук на руки горничной. Остроносая девица сопроводила гостей по устланному коврами коридору с уймой дверей в большой открытый зал, по другую сторону которого открылся точно такой же коридор. Справа высились массивные парадные двери, а слева лестница поднималась до середины стены, где расходилась на два балкона. Служанка провела их на второй этаж. Все трое упражнялись в арифметике: Манфрид насчитал шесть охранников, Гегель – три дорогих гобелена и еще полдюжины пыльных прямоугольников на местах, где прежде висели такие же, Мартин – ровно пару стройных ножек на лестнице перед собой.
По балкону они пришли к коридору, проходившему точно над тем, по которому они шли внизу. Три не полностью зажженных канделябра освещали дорогу до первых дверей слева и справа. Их горничная распахнула, чтобы Гроссбарты заняли предложенные комнаты. Братья разместились и тут же отослали ее.
– Еды принеси! – крикнул Гегель.
– И выпить! – добавил Манфрид.
– И ванну наполни! – закончил Мартин и тут же сжался под неодобрительными взглядами братьев.
Сначала она принесла выпивку, а когда подоспела с едой, получила приказ принести того же и побольше. После второго обеда у девушки появилась минутка перевести дух, пока гости мылись. Но не раньше, чем она получила распоряжение приготовить третий тур к их возвращению. Тушеный угорь, выпускные яйца и обжаренный карп исчезали в утробе Гроссбартов с той же скоростью, что и крестьянская похлебка, хотя оба согласились – позже, наедине, на своем братском наречии, что, наверное, и короли не едали вкуснее.
В конце коридора над кухней почти всю комнату заполняла огромная железная ванна – больше многих фонтанов. Согревать ее помогал проходивший рядом дымоход от кухонной печи, а сточная вода поступала по крошечному акведуку, уходившему через отверстие куда-то наружу. Первая в жизни братьев горячая ванна понравилась им куда больше купания в реке, и они тут же решили, что, как только обоснуются в Гипте, будут позволять себе такую роскошь дважды в день. Задремывая в воде, Мартин думал, не предупредить ли братьев о том, что их ждет. Гегель прикрыл глаза и представил ванну, наполненную кровью трусов, а Манфрид вдруг сообразил, что напевает мелодию, от которой вода показалась ему ледяной.
Они улеглись спать, но не раньше, чем Мартин раскололся и поведал братьям о намерениях Родриго. Гроссбарты почти ничего не сказали, но обменялись загадочными взглядами, в которых можно было прочесть целые тома смыслов. По крайней мере, Мартин надеялся, что загадочными, а не пьяными, и молился, чтобы эти тома стоило читать, если он сподобится когда-нибудь изучить язык.
XVIIIДве бороды пара
Гроссбарты не стали дежурить по очереди и спали каждый в своей комнате, но несколько раз за ночь просыпались с непривычки в слишком удобной кровати. Мартин за время своих странствий бывал в куда более роскошных монастырях, но последние несколько месяцев он спал в канавах и сараях, так что спалось ему лучше, чем братьям: он ничуть не сомневался, что какая бы судьба их ни ждала, священника наверняка отпустят. Вскочив, чтобы ответить на стук в дверь поутру, священник увидел не горничную, а Гроссбартов, обрядившихся к бою. Гегель держал в одной руке взведенный арбалет, в другой – кирку, которую в случае Манфрида заменяла булава.
– Родриго послал за нами кого-то? – спросил Мартин.
– Нет, мы его сами найдем, – ухмыльнулся Гегель.
– Мудро ли это?
– Мудрее, чем сидеть в котелке и ждать, пока они нас на огонь поставят, – зевнул Манфрид.
– Хочешь, дадим тебе оружие? – предложил Гегель.
– Что?! Нет, разумеется.
– Слушай, ты не видишь, что у него обе руки перевязаны? – отругал брата Манфрид.
В коридоре позади них откашлялся Родриго:
– Хорошо спалось?
Гадая, почему мурашки не побежали по коже, когда Родриго подкрался сзади, Гегель слегка перестарался и ткнул арбалетом прямо в лицо франту. Манфрид занес булаву, а Мартин отскочил обратно в свою комнату и лихим ударом ноги захлопнул за собой дверь. Родриго моргнул и показал пустые руки.