Вход в шахту перегораживали толстые железные прутья, но Родриго вытащил один из них и отложил в сторону. От смрада разлагающихся даров моря, которыми была завалена бо́льшая часть решетки, у всех слезились глаза: от того, чтобы соскользнуть в предназначенное отверстие, эту кучу удерживали многие поколения сцепившихся костей и чешуек. Пока остальные пытались счистить с себя эту мерзость, Родриго еще раз осмотрел темный переулок, прежде чем встать на колени и приладить на место железный прут.
Стая бродячих собак, которую напугало их внезапное появление, отступила, рыча на незваных гостей. Прежде чем Гегель успел вышибить мозги ближайшему зверю, Родриго напомнил ему о скрытности и о том, что не в их интересах, чтобы вся стая завыла и залаяла от боли и ярости. Спутники обошли животных стороной, а те вновь принялись пожирать свежие отбросы и кататься в старых. Огня не зажигали, но после подземного тоннеля света ущербной луны было вполне достаточно, а место проводника теперь занял Анджелино.
Старый моряк повел их по лабиринту узких улочек. Временами Гегель чувствовал пристальные взгляды из соседних переулков и черных оконных проемов, но на улице им никто не встретился. Спутники аккуратно перешли несколько мостиков, где стук сапог по деревянному настилу нарушал тишину, которую позволяла сохранять утоптанная земля улиц. Шум моря приближался, и Гроссбартам стало не по себе. Братья избегали городских празднеств так же рьяно, как не соблюдали Великий пост, поэтому их представление о жителях Венеции сводилось к мрачным обитателям грязных улиц и гребцам видавших виды гондол, встречавшихся им во время безуспешных поисков кладбища, до которого не нужно добираться по воде. Грабители могил подозревали, что их за половину дуката продадут с потрохами любые свидетели ночного плавания.
В какой-то момент Анджелино резко остановился и затащил всех за собой в щель между двух подгнивших домов. Вскоре путники услышали приближающиеся шаги, которые затем стихли в соседнем переулке. Даже в этом захудалом квартале над головами нависали постройки и закрывали небо. Вернувшись на основную улицу, они прошли еще несколько кварталов, затем старый моряк нырнул в арку и тихонько постучал в небольшую дверцу.
Изнутри послышался ответный стук, на который Анджелино тихонько свистнул. Дверца распахнулась, и моряк вошел в темное помещение. Следом за ним внутри скрылся Родриго, затем Гегель, а потом и Манфрид, который нервно сжимал одной рукой свою булаву, а другой прижимал к груди сумку с золотом. В черноте кто-то закрыл за ними дверь, и, прежде чем Манфрид успел замахнуться, впереди открылась вторая. Хлынувший из-за нее свет обжег всем глаза.
Маленькая таверна была уставлена столами, сделанными из плавника, а барную стойку соорудили из дюжины связанных вместе весел. За ней восседал скрюченный человечек, смотревший на мир творожно-желтыми слепыми глазами. Настоящий великан закрыл за гостями и вторую дверь. Единственным посетителем оказался низенький черноволосый парень, который что-то пил у самого очага. Анджелино подвел их к своему столу, и хозяин тут же принес пиво; позади него маячил здоровяк. Манфрид тут же обменялся с ним полными ненависти взглядами. Анджелино и низкорослый гость быстро переговорили по-итальянски, а Родриго безуспешно попытался встрять в их разговор.
Как раз когда Манфрид точно решил, что пора предложить этому быку выйти-поговорить, Анджелино повернулся к братьям и обратился к ним по-немецки:
– Священнику, про которого говорил Барусс, можно доверять?
– Больше, чем прочим, но это не так уж и много, – ответил Манфрид, глотнув пива.
– Но он приехал с вами и той тварью, которую вы ему вернули? – напирал Анджелино.
– «Тварью»? – насупился Манфрид.
– Узкоглазой потаскухой, – добавил на ломаном немецком низкорослый гость.
Почувствовав, как напрягается брат, Гегель быстро вмешался:
– Да, священник был с нами почти всю дорогу.
– А ничего неестественного не происходило с вами до или после того, как он к вам присоединился? Связанного с водой: вроде утоплений, наводнений и подобного?
– Ну да, прежде… – начал Гегель и поморщился, когда Манфрид пнул его под столом, но ответил своим пинком и продолжил: – Да, прежде чем он подоспел, один человек Барусса потонул в луже глубиной в туфлю, да и мой брат чуть так же не погиб.
– Я ведь сказал, что просто ходил во сне! – возмутился Манфрид, щеки которого запылали под бородой.
– А после того, как он присоединился к вам? – нахмурился Анджелино.
– Потом ничего такого не помню, кроме… – Манфрид сильно двинул Гегеля под колено. – …кроме того, что мой братец опять чуть не утонул в реке.
Гегель злобно посмотрел на Манфрида.
– А где тогда был этот священник? – уточнил коротышка.
– Его тогда как раз прострелили. Во второй раз, – воззрился на Гегеля Манфрид.
Итальянцы снова стали переругиваться на своем языке, а Гроссбарты затеяли на своем братском диалекте оживленную дискуссию о том, как важно правильно передавать смысл сообщения через физические воздействия. Родриго увидел на дне кружки своего брата и укрепился в решимости хорошенько помолиться за упокой души Эннио. Итальянцы вновь обратились к Гроссбартам, которые тоже достигли консенсуса: на икрах и бедрах обоих набухали синяки и кровоподтеки.
– Как бы я ни был рад снова послужить своему другу и капитану, – проговорил Анджелино, – тварь, которую он у себя держит, добра не принесет никому и никогда, и я ее рядом с собой не потерплю дольше, чем необходимо. Я сейчас вам говорю, как и ему говорил, когда придет пора с ней расстаться, эта тварь полетит за борт, что бы он ни говорил. Вы двое его надоумили от нее избавиться да еще вернуться в земли арабов, так что нам нужно договориться, прежде чем выйдем в море. Я – капитан своего корабля, а не он, и, пока вы на моем судне, и я вас везу туда, куда вам надо, вы исполняете мои приказы, а не его. Договорились?
– Погодите… – возмутился Родриго.
– Не прими мои слова за враждебность, мальчик, – перебил его Анджелино. – Я служил капитану больше лет, чем ты на свете живешь, трудился плечом плечу с твоим покойным папашей и пропавшим дядей. Я был одним из немногих, кто был с ним на лодке, в которой он ее привез, и я – единственный из них, кто до сего дня вдыхает воздух, а не соленую водицу, поэтому знаю, о чем говорю. Есть только одна штука важнее денег – остаться в живых, чтобы награбить еще.
– Мы согласны, – кивнул Гегель.
– А ты? – спросил у Манфрида коротышка.
– Имени твоего не услышал, – протянул тот.
– Джузеппе, – ответил низкорослый итальянец.
– Ладно, Зеппе, – начал Манфрид, и даже Гегель затаил дыхание. – Я склоняюсь к тому, чтобы поддержать своего брата. Мы вас с Анджелино нанимаем, чтобы вы доставили нас в Гипет, и договор такой, что мы все сделаем, что в наших силах, чтобы не сбиться с курса. Поскольку мы в таких делах не сведущи, доверимся вашему опыту, как доверились бы вознице фургона.
И без того крошечные глазки Джузеппе превратились в булавочные головки, но он придержал язык и посмотрел на своего старшего. Анджелино перевел взгляд с одного Гроссбарта на другого, затем просветлел и поднял кружку:
– Здравый договор. Так который из вас Гейгер?
– Он Гегель, – поправил его Манфрид, указывая на брата.
– А он – Манфрид, – сообщил Гегель.
– Добро, добро. А я – Анджелино, как вы уже знаете. За вами стоит Мерли, и он заберет у вас золото.
– Вот уж черта с два, – взорвался Манфрид и вскочил на ноги.
– Гроссбарты, – вмешался Родриго, поднимаясь. – Эти люди скорее украдут у самого Папы, чем у нашего капитана. Отдайте им его собственность.
– Это ничего не значит! – возразил Манфрид. – Он сам только что сказал по-честному, что в живых оставаться важнее всего остального, включая дружбу.
– Если не отдашь сумку, – прорычал Родриго, – не сможешь нести вторую, когда мы вернемся.
– Сдается мне, тут есть проблеск мудрости, – рассудительно проговорил Гегель и положил свою сумку на стол. – Выходит, мы вам это отдаем, чтобы положили в лодку, а сами идем и возвращаемся с капитаном?
– Завтра выходим в море, – твердо объявил Анджелино. – У капитана здесь будущего нет, у меня, наверное, тоже. Но я все равно не хочу привлекать слишком много внимания ночным отплытием. На рассвете моя девочка будет ждать у причала, который находится за этой дверью. – Он указал на запертую на засов дверь, через которую никто не входил. – Я оставлю здесь Мерли, чтобы в любой момент после рассвета вы пришли, и мы тут же отчалили. Она, конечно, малость просторнее Баруссовой, так что придется покрепче прижиматься к берегу – дорога выйдет на несколько дней или недель больше, но я свою жизнь ставлю вместе с вашими на кон. Так что она нам верой и правдой послужит, хоть и будет тесновато. Мы сговорились о том, кто пойдет в рейс, да?
Родриго кивнул:
– Отряд капитана и ты со своими ребятами.
– Добро, добро. Мы погрузим золото и приготовимся к плаванию. Рад знакомству, Гроссбарты.
Анджелино добавил что-то по-итальянски, обращаясь к Родриго, и тот слабо улыбнулся, прежде чем передать свою сумку морякам. Гроссбартам казалось, что они полный сундук трофеев выбрасывают в бездонную пропасть, но выбора не было. Проводив их к задней двери, Анджелино снова обнял Родриго, пожал руки Гроссбартам и выпустил их на улицу.
XXВенецианская трагедия
Соленый ветер холодил им лица, и, хотя на обратном пути идти без груза золота было легче, передвигаться быстрее не получалось, потому что Родриго шарахался от каждой тени и не совсем точно знал дорогу домой. Когда они наконец свернули за угол и увидели решетку, Гегеля посетило знакомое чувство: волоски на загривке встали дыбом, а кишки тревожно сжались. Прежде чем он успел сказать хоть слово, с обеих сторон на них бросилась дюжина фигур.
Нападавшие, однако, не стали их убивать, а принялись кромсать пояса острыми камнями и ржавыми ножами, чтобы отрезать кошельки и оружие. Ни одна из фигур не доходила Родриго до груди, и характерная вонь выдала в них городских беспризорников. Первый подбежавший мальчишк