– А ты хочешь доказать мою невиновность, вломившись в мой дом и схватив там тех, кого потом сразу назовешь моими гостями? Экое представление, рожденное, быть может, пагубными устремлениями? – выпалил в ответ Барусс, из-за плеча которого Родриго нервно поглядывал на стражников, коих на улице собралось почти в два раза больше, чем было наемников на службе у капитана.
– Обезумел он или нет, но этот человек не выглядит настолько глупым, чтобы обратить против себя весь христианский мир, причинив мне вред, – прошептал Бунюэль в багровое ухо дожа, а затем повернулся к Баруссу и громко сказал: – Не сомневаюсь, что радушный хозяин не откажется принять как гостя и моего спутника, за которого я ручаюсь, – благородного рыцаря Жана?
– Безусловно! А также и самого дожа… нет? – отозвался Барусс и замаскировал еще более широкой улыбкой свое разочарование отказом дожа, который решительно помотал головой. – Ну, как пожелаешь. А теперь, если наш добрый дож даст мне слово, что его люди не попытаются вломиться в мой дом, как только откроют ворота, мы покончим с этим неприятным делом, а я вернусь к утренней трапезе.
– Ну ладно, – скривился дож. – Даю тебе слово. Но если они не вернутся с преступниками в самом скором времени, даю тебе слово: мои люди войдут – откроешь ты ворота или нет.
Барусс презрительно отмахнулся, и ворота распахнулись. Люди капитана, как и солдаты дожа, с явным облегчением восприняли такое разрешение конфликта. Кардинал и рыцарь передали поводья Страфаларии, который тут же пожалел, что не захватил с собой пажа. Ворота снова захлопнулись, и Барусс подмигнул разъяренному дожу, прежде чем провести гостей в дом. Родриго поспешил за угол, к кухонной двери. Он был поражен тем, что сумасшедший план, который успел на ходу прошептать ему на ухо Барусс, сработал как по нотам, но все равно боялся, что Гроссбарты не окажутся там, где капитан рассчитывал их увидеть. Обнаружив братьев в кухне, юноша не был удивлен, но все же испытал облегчение, поскольку уже знал, как они любят обманывать ожидания других.
– К оружию, Гроссбарты! – выдохнул запыхавшийся Родриго. – Враги пришли к нам.
– Это как? – уточнил Манфрид, схватившись одной рукой за булаву, но не выпуская из другой кусок сыра.
– Дож явился, чтобы арестовать вас троих, привел с собой французского рыцаря и кардинала, а также стражу, но капитан их всех перехитрил, и теперь… – Родриго на миг прервался, повернув голову на стук распахнувшейся в зале входной двери. – Теперь он заманил гостей дожа внутрь, и мы должны взять их в плен. Сейчас же! И насильно!
Послышались крики, и Гроссбарты, дожевывая завтрак, поспешили следом за Родриго. Мартин пошел за ними на разумном расстоянии, сжимая в здоровой руке бутылку. Войдя в просторный зал, они увидели четверых людей Барусса, которые держали под прицелом арбалетов двух разодетых гостей – один красовался в кольчуге и блестящих латах, другой кутался в лилейно-белые, угольно-черные и кроваво-красные одеяния. Оба орали на радостно улыбавшегося Барусса, но притихли, когда капитан шагнул вперед и приставил клинок сабли к горлу кардинала.
– Так-то лучше, – кивнул Барусс. – Намного лучше. Позвольте вам представить кардинала Бунюэля и шевалье Жана Госне из Мо. Ваше Преосвященство, сэр рыцарь, это Гегель Гроссбарт и Манфрид Гроссбарт, мои советники. С Родриго вы уже знакомы, а это кто? Ах да, конечно, священник, якобы лишенный сана, отец Мартин.
– Мы с ним уже очень близко знакомы, – фыркнул Мартин и направился прямиком к Бунюэлю. – Но в представлении, капитан, произошла ошибка, ибо этот человек не имеет никакой власти над служителем Божьим. Этот еретик приказал меня пытать! Как смеешь ты носить такое облачение в моем присутствии?! Ныне же отлучаю тебя!
Весьма повеселив Барусса с Гроссбартами и вызвав ужас у всех остальных, Мартин отвесил кардиналу пощечину. Затем монах развернулся и умчался обратно на кухню, чтобы не сотворить большего греха.
– Кощунство, – прохрипел Бунюэль. – Хватай их, Жан, заткни им рты!
Как и многие опытные воины своего века и страны, шевалье Жан несколько раз побывал в плену и был выкуплен, и такое положение вещей находил куда более приемлемым, чем мученическую смерть. Поэтому он вдруг разучился понимать итальянский и даже расстегнул ремешок на шлеме в знак покорности. Поклонившись Бунюэлю, он вновь овладел наречием своих пленителей и повернулся к Баруссу:
– Если назовете мне свои требования, я готов выкрикнуть их дожу и ручаюсь, он поведет себя в этих переговорах честнее обычного.
Рыцарь пожал плечами, глядя на побагровевшего кардинала.
– Скажи ему подождать до вечерни. Тогда я вас отпущу, получив прощение от Церкви и города за печальную необходимость ненадолго вас обоих задержать, – сказал Барусс. – Более того, мои люди и все гости тоже получат подобное прощение, мне будет выплачена компенсация в размере одной тысячи дукатов. Также попрошу вас обоих и дожа дать слово, что это дело, которое вскоре простит Господь, простите и вы лично. Скажи, чтобы этот хорек ждал у себя во дворце прочих требований, которые я пришлю до заката.
– Невежа! – сплюнул кардинал Бунюэль. – Думаешь, можешь пленить нас силой меча, а потом получить все, чего душа пожелает? Нет места на небесах таким негодяям!
– «Пленить»? – ахнул Барусс, изобразив на лице искреннюю обиду и вложив саблю в ножны. – Да что вы?! Вы оба вольны покинуть нас, как только пожелаете! Разумеется, если вы попытаетесь уйти прежде, чем я это позволю, мои люди вас убьют на месте. Но пленить? Нет-нет. Никаких кандалов и клеток, лишь гостеприимство, достойное людей вашего положения.
Гроссбарты уставились на рыцаря: без своего хундсгугеля[32] тот выглядел менее устрашающим. Пухлые щеки шевалье были чисто выбриты, а немногочисленные шрамы едва заметны. Хуже того, дворянин умастил себя духами, что напомнило братьям о зловонной хижине ведьмы.
– Ну так вперед! – бросил Барусс и направился к дверям.
Кардинал же, распознав страх на лицах наемников, обратился к арбалетчикам:
– Направляя на меня оружие, вы губите свои бессмертные души! Лишь пока я жив, вы сможете обрести прощение!
Затем кардинал бросился к выходу. Гегель подсек его древком кирки, так что Бунюэль растянулся на пороге. Гроссбарты схватили его за руки, прелат плевался и брыкался, растеряв от унижения свои обычные спокойные манеры. По кивку капитана братья потащили прелата в кухню, а Барусс, Родриго и арбалетчики проследили за тем, как шевалье Жан передал требования разъяренному, но не удивленному дожу.
Дож оставил своих копейщиков стеречь ворота и ускакал, а Барусс затворил двери и похлопал Родриго по плечу. Уловка сработала даже лучше, чем он смел надеяться, и, вновь извинившись перед шевалье Жаном, он разоружил рыцаря и сопроводил его в столовый зал вместе с тремя арбалетчиками. Поскольку слуг отпустили, Родриго сам побежал за едой и вином для капитана.
Нагрузив в несколько тарелок жалкие остатки холодной грудинки, которую еще не прибрали вечно-голодные Гроссбарты, Родриго спустился в погреб за вином. Ахнув от представшей его взору картины, юноша молнией взлетел вверх по лестнице и громко закричал братьям:
– Что вы сотворили со священниками?!
– Бросили их там, – отозвался Манфрид и швырнул в Родриго коркой. – Сам видел, наверное.
– Дураки! Чокнутый священник убил другого! – взвыл Родриго.
– Черт бы его побрал! – взвился Манфрид. – Я же тебе сказал его связать хорошенько!
– Я связал! – огрызнулся не отстававший от брата Гегель. – Если он такой хилый, что его связанный поп может убить, туда ему и дорога.
Братья скатились по ступеням и увидели висящего на стропилах голого Бунюэля. С ног прелата капали испражнения. Мартин сменил свою поношенную рясу на алое кардинальское облачение и теперь истово молился в углу, не обращая ни малейшего внимания на панику, которую вызвал. Гроссбарты успокоились, осознав, что произошло недоразумение, и Манфрид выругал Родриго.
– Ты бы глаза раскрывал иногда, мальчик, – покачал он головой. – Одежду сменил, я понимаю, но одного взгляда достаточно было, чтобы понять, что все наоборот. Нужно быть внимательным, это тебе жизнь продлит лучше, чем бестолковая беготня и дурацкие вопли.
– Ваш чокнутый приятель это сделал, я так и сказал! Ваш чертов еретик убил кардинала!
Родриго согнулся пополам, и его стошнило.
– Да уж, вонять теперь будет еще хуже, – буркнул Гегель и вытащил из стойки бутылку вина.
– Смотри, – проговорил Манфрид, обращаясь к блюющему Родриго, – тут либо ты прав, либо я, и только Дева Мария знает наверняка, кто. То есть я, конечно, но не в этом суть. Суть вот в чем: либо я прав, и человек, верный воле Пресвятой Девы, и праведный повесил тут еретика, то бишь исполнил свой долг и обязанность, особенно учитывая, что оный еретик глумился над всеми нами, притворяясь благочестивым…
– Но… – начал Родриго и вновь согнулся в приступе сухой рвоты.
– Можем принять и твою версию, – продолжил Манфрид, – и счесть, что именно этот красный и очень даже мертвый кардинал был праведником, а значит, Мартин – еретик и, хуже того, убийца служителя Девы Марии. А поскольку он с нами связан, выходит, мы все его сообщники.
– Должен быть другой выход, – прошептал Родриго, утирая рот.
– Само собой, – продолжил Манфрид, повышая голос. – Сдадим Мартина дожу и объясним, мол, ошибка вышла. Понадеемся, что он человек понимающий. У тебя нет времени сопли по рукаву размазывать, взгляни правде в глаза: мы служим Деве Марии, а этот драный кардинал не просто нам помешал, он кощунствовал, и мы не могли этого потерпеть.
– Выпей лучше, – заботливо предложил Гегель. Когда Родриго поднял голову, он увидел, что Гроссбарт стоит над Мартином.
Сбившись со слов псалма, Мартин открыл глаза и взглянул на Гегеля. Люк наверху одел фигуру Гроссбарта светом, а ноги Бунюэля показались обезумевшему священнику крыльями. Бутылка блеснула алым в руке Гегеля, когда он повторил свое предложение.