– «Мессер Жан», – возмущенно поправил тот.
– Нам свидетели не нужны, – заявил Барусс. – Рафаэль, перережь ему глотку.
– Постой! – взвизгнул шевалье Жан.
– Постой, – согласился Барусс.
– Поторопитесь, – добавил Гегель по-немецки, глядя на лестницу.
– Хотя наш план до сего часа работал безупречно, – затянул шевалье Жан, – моя смерть может его испортить.
– Это как же? – уточнил Барусс, выхватил саблю и шагнул на звук голоса французского рыцаря.
– Если мое тело найдут здесь или поток вынесет его в каналы, что тогда? Дож поймет, что кто-то сбежал и не погиб в пожаре! – улыбнулся собственной мудрости шевалье Жан. – И если вас обнаружат после того, как мы отсюда выйдем, по-прежнему остается моя баснословная цена в форме выкупа.
– Моей собственной персоне его немножко убить? – спросил по-немецки Рафаэль из-за плеча рыцаря.
– Нет, – решил Барусс, повинуясь минутному капризу. – Мы успеем его прикончить. Не представляю, правда, как мы можем заставить кого-то выплатить этот «баснословный выкуп». Ладно, полезли наверх.
Гегель разогнал собак, которые возились у выхода из тоннеля: с обычным садистским удовольствием проломил одной из них голову киркой. Переулки огласились страшным лаем, но, в отличие от тишины прошлой ночи, сегодня весь город гудел и дрожал. Следующим на улицу выбрался Манфрид и тут же поскользнулся в рыбном болоте прямо перед Родриго. Затем поднялись остальные. Последней выкарабкалась на улицу женщина. Гегель подошел к перекрестку, но не нашел и следа мертвых беспризорников. Прислонившись к стене, он понял, что дорогу им освещает не только заходящее солнце – дом Барусса по-прежнему горел.
В переулках никого не было, кроме нескольких пьяных попрошаек, которых Барусс безжалостно приказал убить. Манфрид и Гегель расхохотались, когда шевалье Жан предложил в этом помощь, а потом с гордостью приняли эту обязанность на себя. Аль-Гассур узнал одну из жертв – своего приятеля-мошенника по имени Шестипалый Пьетро, и нелюбовь араба к Гроссбартам сменилась полноправной ненавистью. Он тут же попытался сбежать от этих мерзавцев, но братья его вернули в строй несколькими меткими пинками. Аль-Гассур проклял себя за то, что под землей снова подвязал ногу. Предсмертные вопли несчастных пьяниц не привлекли ничьего внимания, и маленький отряд без приключений добрался до таверны.
Анджелино впустил их в заднюю комнату, а оттуда в зал, где находился только слепой трактирщик. Отряд рассыпался, затем вновь воссоединился у очага: кто-то подтаскивал стулья, кто-то выжимал одежду. Слепой старик не успел выйти из-за стойки, до того, как на него обрушились Гроссбарты, требуя одну кружку пива за другой. Когда они просто выкатили бочку из-за стойки, старик сник, но протестовать не решился.
Анджелино ухмыльнулся Баруссу:
– Что ты наделал?
– Устроил ему пекло с ясного неба, в которое бы он сам меня бросил, – самодовольно пояснил капитан.
– С ясного неба! Золотой дождь пролился над Венецией, а? Кабы я не знал, что где лежит, сам бы сейчас вместе со всеми пытался отыскать себе пару дукатов.
– А якорь произвел должное впечатление?
– Якорь?
– Якорь прямо на голову Страфаларии, если мои мастера правильно собрали машину.
– Будем надеяться, что так, хотя не могу сказать, попал он в цель или нет.
В этот момент Анджелино заметил женщину и вздрогнул. Она сидела на полу, прижав ухо к стене между пивной бочкой и входной дверью.
– Господи Иисусе.
– Ты – хороший человек, – прошептал Барусс, сжимая плечо Анджелино. – Мы скоро от нее избавимся.
– Скорей бы, – ответил Анджелино и, увидев боль на лице друга, добавил: – Но чему быть, того не миновать.
– А где Зеппе? – вмешался в разговор Гегель.
– На судне, – ответил Анджелино, – как только подойдут остальные ваши люди, отчаливаем.
– Какие остальные люди? – спросил Манфрид.
– Остальная команда, которую вы обещали привести, – сказал Анджелино и резко повернулся к Баруссу. – Ты говорил больше шести, но меньше дюжины, если не считать этой компании?
Барусс печально покачал головой:
– Не думал, что всех моих наемников, кроме одного, растопчут, как спелый виноград.
Анджелино опустил голову:
– Черт побери, Алексий, ты хочешь сказать, что нам плыть через моря с этой братией, и все? Это не скелет даже, просто несколько костей!
– Уже ничего не поделаешь, – пожал плечами Барусс. – Так что пошли.
Анджелино опять покосился на женщину:
– Уверен, что нет другого варианта? Только на борту с нами?
– Анджелино, – проговорил Барусс, – прошу тебя…
– Ничего не поделаешь, слышал, слышал, – перебил Анджелино. – Но Джузеппе это не понравится.
– Джузеппе? – нахмурился Барусс. – Только не он.
– Именно он, – набычился в ответ Анджелино. – Я капитан, и я набираю себе команду. Если не я решаю, кого ты берешь с собой, уж точно не твое собачье дело, кого беру я.
– А кто еще на борту? – спросил Барусс.
– Скоро узнаем, – вмешался Гегель. – Пора уходить. Эй, свинорыл, помог бы мне, что ли!
С трудом оторвав от женщины глаза, Манфрид как следует приладил затычку, затем перевернул бочку и покатил к двери. Остальные столпились у выхода позади Анджелино, при этом Рафаэль не забывал все время стоять за спиной шевалье Жана. Гегель вернулся к стойке и вытащил на свет Аль-Гассура, который заполз в укрытие и притворялся спящим. Отправив араба к другим, Гегель сунул руку в сумку, вытащил золотой слиток и протянул его слепому трактирщику.
– Если ублюдок, которому ты попытаешься это сбыть, скажет, мол, фальшивка, кусай его за лицо, вцепляйся в слиток и ори, пока стража не подоспеет, – посоветовал Гегель.
Трактирщик пробурчал что-то невразумительное, может быть, по-итальянски, но золото со стойки вмиг испарилось. Вновь повернувшись к встревоженным спутникам, Гегель ухмыльнулся и поднял кирку. Капитан протянул руку женщине, и та встала рядом с ним.
– Попрощайтесь с этим городом и пожелайте ему удачи, – объявил Барусс. – Только самые глупые из вас могут надеяться снова его увидеть, ибо теперь преступления наши не сосчитать. Мы должны навеки покинуть его, и, если будет на то милость Божья, нас ждет судьба получше, чем всех здесь живущих. Проклятия их не найдут нас, и суд, который они хотели бы учинить, не свершится.
Родриго закрыл глаза и прошептал слова прощания единственному городу, который знал, городу, где из поколения в поколение жили и умирали его предки. Мартин зевнул, Аль-Гассур тоже, а на глаза французскому рыцарю навернулись слезы, когда он осознал, что его все-таки не спасут. Рафаэлю понравилась мелодраматическая речь капитана, поскольку наемник менее всех прочих представлял, куда они отправляются.
– Наружу, а потом до конца причала, – сообщил Анджелино. – Они засветят фонарь, как только мы откроем дверь, так что не ошибетесь. Но если кого увидите слева или справа, хватайте и убивайте, молодого и старого, мужчину или женщину.
– Ну, вперед, – сказал Манфрид, поднимая заряженный арбалет.
– Благослови нас Дева Мария, – нараспев проговорил Мартин, и Анджелино распахнул дверь.
Ни о какой скрытности на пути к кораблю не было речи. Отряд только что не кричал на бегу. Глухая неудача привела подвыпившую пару к портовой таверне, где можно было бы отпраздновать обретение пяти золотых дукатов, которые свалились в канаву перед ними прямо с неба. Аль-Гассур и Родриго отвели глаза, когда Гроссбарты взялись за дело. Болт Манфрида вонзился в грудь удивленной девушке, и, прежде чем ее череп треснул от удара о мостовую, Гегель вогнал кирку в сердце ее кавалера.
Других свидетелей не оказалось. Гроссбарты быстро сбросили тела с причала, прежде чем вернуться за своей бочкой. Подкатив ее к кораблю, они услышали яростный спор между Джузеппе и Баруссом, но прежде чем братья успели вмешаться, Джузеппе смирился, когда на сторону капитана встал Анджелино. Не торопясь, Гроссбарты вкатили бочку по трапу, и пара молодых крепышей в заляпанных смолой штанах отвязали швартовы. Хотя братьям было очень интересно узнать, как двигается корабль, Барусс прогнал их под палубу, с глаз долой. Спрыгнув с крутой лесенки, Гроссбарты увидели своих товарищей, которые уже расположились в большой пустой комнате. Но только когда матросы спустили вниз бочку с пивом, братья успокоились и уверились, что до Гипта теперь рукой подать – всего-то пересечь море.
– За что вы свой корабль держите? – спросил Гегель у великана по имени Мерли.
– Вы скоро привыкнете к качке, – снисходительно ответил тот.
– Еще раз попробуешь меня мочой напоить, твоя покраснеет, – пригрозил Гегель, раздраженный веселым хрюканьем брата. – Имя какое, парень? Мне говорили, что вы их как-то называете.
– «Поцелуй Горгоны», – ответил Мерли.
– Что ж, – заключил Манфрид, – красивое имя.
XXIIГрехи отца
После многих дней пути Генрих и близнецы приблизились к городку. Генрих настоял, чтобы они дождались темноты, прежде чем отправиться на разведку, но огни не зажглись, вместе с ними по заброшенному поселению гулял только ветер. Почерневшее от огня здание вызвало у Генриха корчи, под мышками пульсировали бубоны, а кровь обжигала артерии. Чувство это исчезло, но только чтобы вернуться, когда они миновали на своем пути выжженный монастырь. Они продолжали идти по дороге, поскольку в этих диких краях все сковала зима. И, хотя мальчики ловили и убивали всякую добычу, какую могли учуять, сам Генрих не видел ничего и никого живого, пока они не спустились с гор.
Интуиция Генриха и нюх мальчишек повели их в нужную сторону, когда дорога раздвоилась в холмах за лесом. Они привыкли идти с заката до начала рассвета, а днем охотились, собирали коренья и спали в густых кустах, венчавших холмы. Они обходили возникавшие тут и там городки и хутора, несмотря на обиженное поскуливание любопытных ребят. Близнецы росли с каждой пойманной добычей и уже доходили Генриху до плеча.
Задремав у ручья после полудня, он проснулся ранним вечером, потому что услышал вой, разнесшийся над оврагом. Обоих мальчишек не было рядом, и Генрих, ощутив, как надежда расцветает в его груди, рванулся через колючки к дороге. Соскользнув по склону оврага на дорогу, он увидел на земле несколько распластавшихся фигур. Еще несколько человек бежали в противоположном направлении: одну группу гнал Магнус, другую – Бреннен.